Галина Вадимовна Погодина
Капер его величества
Место действительно оказалось подходящим, и ещё до нового выхода в море Генри сделал заказ архитектору-португальцу по фамилии Фернандуш, который служил у османского султана и волею судеб оказался в Ла Мамора.
Мэйнуэринг быстро набрал недостающих людей, особенно он был рад тому, что нашёл судового хирурга, которого звали Джереми Питерс. Это был спокойный, ироничный мужчина высокого роста, не только врач, но и боевой офицер, который несколько лет служил во дворце у эмира, но предпочёл снова выйти в море. Кроме него, в составе новой команды оказалось много местных жителей, несколько греков и двое-трое итальянцев. Заново заключая шасс-парти, Мэйнуэринг ещё раз перечислил свои требования, касающиеся дисциплины, и подчеркнул, что несогласным лучше сразу покинуть его корабли.
– Я не хочу брать на свою душу ваши грехи, но совершенно спокойно возьму на себя грех избавления человечества от какого-нибудь мерзавца, если такие окажутся в моей команде. Я вас предупредил, – спокойно заверил он и повторил то же самое по-испански.
Несогласных не нашлось: все подписали условия принятия в команду.
Крейсируя к северу от своей базы, Мэйнуэринг встретил флотилию вооружённых торговых кораблей под испанскими флагами и принял решение атаковать.
– Свистать боевую тревогу! Все наверх, поворот оверштаг – и поднимите сигналы для «Сан-Мартин»!
– Тебя не смущает, что у нас два корабля против восьми, капитан? – поинтересовался Фэтти Джон.
– Ты когда-нибудь встречался со стаей бродячих собак? Здесь то же самое: если не нападём мы, то нападут они, и тогда нам будет намного сложнее перехватить инициативу. Так что шёл бы ты к своим пушкам, приятель.
Фэтти хмыкнул и подчинился, через минуту с артиллерийской палубы раздались его гулкие команды, перемежаемые забористой руганью. Два пиратских корабля совершили манёвр, чтобы атаковать с наветренной стороны. Видя, что противник настроен решительно, пять испанских кораблей откровенно пустились наутёк, но три приняли бой и попытались окружить пиратов. Генри велел передать на «Сан Мартин» приказ идти тем же курсом, а сам снова совершил поворот и заблокировал самый крупный из испанских галеонов, который попытался, в свою очередь, повернуть, но потерял ветер и вынужденно лёг в дрейф; его паруса оглушительно хлопали. Артиллеристы Мэйнуэринга довершили дело успешным залпом по рангоуту: у испанцев оказалась сбита фок-мачта.
– Молодец Фэтти, – прошептал Генри, и тут же завопил:
– Право двадцать! Абдулла, живо брасопить реи, Фокс, гони парней на бакборт!
Абордажники, которые на правом борту готовились к сближению с галеоном, с топотом помчались на левый борт, вахтенный налёг на румпель, флибот накренился и повернул, уворачиваясь от бортового залпа другого испанского корабля, который, пользуясь попутным ветром и дымовой завесой, приблизился на расстояние прямого выстрела. Несмотря на то, что испанские ядра достигли пиратов по касательной, они зацепили верхнюю палубу, ранив несколько человек – по палубе текла кровь, раздавались стоны и ругань. Судовой хирург Питерс бесстрашно ходил под обстрелом, помогая раненым. В следующий момент раздался ответный залп, левый борт пиратского корабля окутался пороховым дымом. Генри приказал повернуть влево, чтобы, в свою очередь, под прикрытием дыма подойти ближе и отработать по мачтам калёными ядрами. Ему это удалось: опасный противник теперь полностью был занят тушением пожаров, практически лишился парусов и беспомощно качался на волнах.
Теперь флибот произвёл правый поворот, намереваясь атаковать флагман.
Генри вертел головой, стараясь понять, что происходит за плотными клубами дыма, затянувшими море. Порыв ветра помог ему в этом: дым начал рассеиваться, и взгляду открылся большой галеон, команда которого сбросила за борт сломанную мачту и теперь использовала вёсла, пыталась увести корабль подальше от простреливаемой зоны, в то время как «Сан-Мартин» и испанский галеот удалялись, обмениваясь артиллерийскими залпами. «Хорн» без труда настиг намеченную жертву. Корабли столкнулись, пираты забрасывали крюки и десятками взбирались на высокий борт испанского флагмана. Их встретили разрозненные выстрелы, но это слабое сопротивление было быстро подавлено.
Капитан наблюдал за атакой с квартердека, когда до него донеслись абсолютно истошные вопли. На галеоне явно происходило что-то помимо грабежа. Мейнуэринг сделал знак Оскару и другим, которые оказались рядом с ним, следовать за собой и поспешно перешёл на палубу призового корабля. Из внутренних помещений доносились крики, звуки выстрелов и звон клинков, но на палубе бой уже заканчивался. Возле грот-мачты лежали несколько мёртвых или умирающих испанцев и двое-трое пиратов. Раненым уже начал оказывать помощь судовой хирург. Капитан с саблей в руке пересёк залитую кровью палубу и спустился по трапу, отмечая, что тут и там его люди методично взламывали двери и выносили добро.
Ужасные крики не прекращались. Генри торопливо прошёл в кают-компанию, где увидел пять или шесть своих моряков с оружием наготове и толпу охваченных ужасом пленников разного возраста. У них под ногами лежал мертвец с отрубленными руками. В спёртом воздухе стоял тошнотворный запах горелого волоса. В середине расступившейся толпы богато одетый мужчина бился в руках коренастого пирата в красном платке – голова пленника была объята пламенем.
– Это было лишнее, Майлс-Кутёжник, – негромко произнёс один из разбойников – совсем молодой парень, взял со стола кувшин и залил водой горящие волосы и бороду несчастного.
Обгоревший человек продолжал громко кричать, тогда Майлс поднял саблю и вонзил её в спину страдальца. Последний вскрик перешёл в угасающий стон.
– А то не слышно ничего за воплями этого болвана, – усмехаясь и вытирая саблю, произнёс пират. – И так будет с каждым, кто промедлит с выдачей своих сокровищ, поняли? Следующий!
Мэйнуэринг раздвинул толпу плечом и вышел вперёд.
– Связать его! – негромко произнёс он.
Майлс с недоумением оглянулся, но пираты, которые пришли с капитаном, бросились на него, связали и поволокли на верхнюю палубу. Мэйнуэринг прошёл вплотную к участникам этого шабаша, запоминая лица.
Теперь стало слышно, что где-то в районе кормы истошно визжала женщина, не оставляя сомнений в том, что с ней происходило. Капитан с саблей в руке побежал на голос и вскоре увидел выломанную дверь, за которой суетились его люди. Посередине каюты стояла роскошная кровать с сорванным балдахином, поперёк которой лежала молодая испанка в разорванном дорогом платье, её держали двое матросов, так что она не могла сопротивляться, а третий – им был командир абордажников Фокс, грубо насиловал её под общий гогот. В углу ещё двое пытались сладить с орущей и брыкающейся служанкой. Генри в холодной ярости оглушил Фокса ударом в ухо.
– Все! Вышли вон отсюда! – рявкнул Мэйнуэринг. Стараясь не смотреть на несчастную девушку, он набросил на неё покрывало и невольно встретился с ней глазами, поразившись абсолютно спокойному выражению ее лица и еще не понимая, что это означает.
– Ты, сопляк!.. – взревел было немного пришедший в себя Фокс, но Генри с насмешкой перевёл взгляд на его спущенные штаны.
– Думаю, что будет справедливым повесить тебя именно в таком виде.
Фокс побагровел и принялся одеваться, и тут сбоку вывернулся молодой матрос-араб, который терзал служанку. Он попытался напасть на капитана с кортиком, но Генри, почти не оглянувшись, небрежным движением сабли отрубил ему кисть. Мёртвые пальцы разжались, выпустив оружие, а матрос принялся завывать, с ужасом глядя на своё увечье и пытаясь остановить кровь. Ещё один замахнулся саблей, но не рассчитал тесноты пространства, так что клинок запутался в портьерах, предоставив Мэйнуэрингу возможность без помех нокаутировать растерянного противника.
– Если ты проклятый евнух, то не смей мешать мужчинам делать своё дело! – зарычал один из тех, кто держал девушку и ждал своей очереди – это был огромный детина со смуглой кожей, весь заросший волосами, и он шагнул вперёд, расставив руки, словно желая придушить своего капитана.
За спиной Генри раздался топот – это очень кстати прибежал Оскар и ещё несколько парней.
–– Разоружить их, связать и отвести в трюм! – отчеканил Мэйнуэринг.
Пока выполнялся этот приказ, капитан краем глаза заметил какое-то движение позади себя и рванулся к испанке – она подняла кортик, выпавший из отрубленной руки пирата, и замахнулась, чтобы вонзить себе в сердце. Генри успел в последнее мгновение схватить оружие за клинок, а второй рукой довольно бесцеремонно толкнул девушку обратно на постель. Даже не пытаясь прикрыть наготу, она уткнулась в подушки и принялась исступленно рыдать. Генри посмотрел на свою ладонь с двумя поперечными порезами и повернулся к служанке. Она вся дрожала, но в целом выглядела спокойнее, чем её хозяйка.
– Э-э-э… Сеньорита, прошу вас, позаботьтесь об этой несчастной девушке и заверьте её, что негодяи, нанёсшие вам оскорбление, завтра же будут повешены, слово капитана Мэйнуэринга.
Генри вышел на палубу и удивился встретившим его испуганным взглядам. Многие только теперь поняли, что требования молодого капитана не были минутной блажью. Больше никаких нарушений дисциплины не возникло, найденные ценности перенесли на борт «Хорна», галеон оставили в покое.
На следующий день, пользуясь спокойной погодой, два пиратских и два призовых корабля пришвартовались бортами и легли в дрейф. Команды построились так, чтобы видеть и слышать своего командира. Мэйнуэринг приказал вывести из трюма одиннадцать провинившихся. Все они были со связанными руками, за исключением матроса с отрубленной кистью: он стоял и тихо подвывал, качая руку, замотанную окровавленной тряпкой.
– Перед выходом в море все мы подписали договор, – начал Генри. – Я обязался найти добычу и сделать вас обеспеченными людьми, а вы согласились соблюдать мои требования, касающиеся дисциплины. Вы все поставили свои подписи под документом, согласно которому нарушители караются в зависимости от тяжести своего преступления: трус лишится доли добычи, лжец будет изгнан с корабля, пьяница – выпорот… Следствием насилия над женщиной или убийства беззащитного человека является смертная казнь.
При гробовом молчании капитан проходил вдоль строя.
– Достоверно известно, что эти пятеро надругались над беззащитными женщинами, и я не собираюсь выяснять, кто насиловал, а кто только собирался, они все подлежат казни. Еще пятеро были свидетелями того, как один из нас замучил до смерти двух пассажиров, и только у одного хватило порядочности этому воспротивиться. Это Лазенби. – Генри указал на молодого пирата, который пытался спасти одного из пленников. – Развязать его!
– Я… я слишком поздно спохватился, капитан, этих парней успели убить… И не прошу о помиловании.
Генри положил руку ему на плечо.
– Нужно много мужества, чтобы противостоять злу, когда оно сильнее. Ты из числа тех, кто не посрамит имени англичанина. Назначаю тебя моим лейтенантом. Те, кто присутствовал при убийствах пассажирах и ничего не предпринял против, приравниваются к трусам и лишаются своей доли добычи. Что касается остальных – вы можете сейчас сказать своё последнее слово, после чего будете повешены.
– Нет, это ты скажи, зачем тебе понадобился этот дерьмовый цирк, капитан. – хрипло заговорил Фокс. – Ты хочешь сидеть одновременно на двух мачтах, но ведь невозможно быть одновременно джентльменом удачи и просто джентльменом, любой дурак это понимает. Да, бывали пираты, которые становились лордами и членами парламента. Но покуда они плавали по морям, творили, что хотели. Твой драгоценный Дрейк участвовал в убийстве четырёхсот стариков, женщин и детей клана Макдоннелл в замке Ратлин, они были перерезаны после того, как все их мужчины погибли с оружием в руках!..
– Я не собираюсь делать из Дрейка невинного ангелочка, но на самом деле он там даже не сходил на берег, потому что занимался морской блокадой замка, мне об этом рассказывал мой дед Томас Мор, вице-адмирал Сассекса. А ещё Дрейк отрубил голову двум своим офицерам за нарушение дисциплины, предварительно продержав их несколько дней привязанными к мачте. Что до меня, то я буду и дальше придерживаться своих планов и убью каждого, кто попытается мне в этом помешать. Есть ещё аргументы?
– Ты не должен защищать проклятых испанцев и испанок – врагов англичан! Это наша законная добыча!
– Мужчины сражаются с равным противником, а не с беззащитными. Только так можно сохранить уважение других народов к своей нации. Эта испанская девушка – чья-то дочь, сестра, невеста, и рядом не оказалось мужчины, чтобы её защитить. У многих из вас есть подруги, жёны, сёстры, а у некоторых и дочери. Вы все, представьте, что такое случится с вашими близкими, и скажите, очень ли это была бы весёлая затея?
– Если бы кто-нибудь так поступил с моей невестой, я бы отрубил такому парню его детородный орган, руки и ноги, и оставил бы его умирать в мучениях, – отчётливо и недобро проговорил Оскар.
Генри склонил голову, признавая справедливость такого решения. Все молчали.
– Преступники будут повешены. Те, кто присутствовал при этом и не воспротивился – лишатся своей доли. В порту они сойдут на берег и больше никогда не вернутся на мои корабли. А теперь – Абдулла! Поставь фока-рей над палубой!
Заскрипели лебёдки, нижняя рея опустилась и повернулась почти параллельно корпусу судна. Только тут многие заметили, что с реи свисают верёвки с петлями на концах.
– Капитана, ты простить меня, я плохо знать испански и англиски, а читать и писать совсем не уметь, я подписаться потому что как все, – закричал однорукий.
Генри свёл брови: такого затруднения он не предвидел.
– Я больше никогда… Никогда… Клянусь небом и землёй, я молодой, мне только двадцать лет… я не думать… теперь я всё понимать!
Он всё тряс своей окровавленной культей и продолжал голосить. Капитан, несколько секунд колебался, но в итоге был побеждён его жалким видом и сделал знак снять петлю с шеи осуждённого. Тот упал на колени и принялся целовать его сапоги, причитая:
– Наджиб стать твой раб навсегда, о мой господин!
Генри поморщился и сделал знак рукой.
Снова заработали лебёдки, и рея закачалась над морем, а под ней – тела казнённых пиратов. Вдруг верёвка, на которой висел Фокс, оборвалась, и он полетел в море. Несколько секунд он бился на поверхности со связанными руками, что-то пытался прокричать, потом исчез и больше не появлялся.
Поздно вечером Мэйнуэринг сидел в своей каюте, кусая губы и устремив хмурый взгляд на фитиль масляной лампы. Всё получилось не так, как он хотел. Он помиловал одного из преступников, причём именно того, который пытался зарезать со спины его самого. Негодяй был так жалок и бледен, что капитан пожалел его вопреки здравому смыслу. Наконец Генри вытащил из-за пазухи серебряный мальтийский крест на кожаном шнурке, долго смотрел на него, а потом сжал реликвию в кулаке и прошептал:
– Пусть рассудит Бог!