Галина Вадимовна Погодина
Капер его величества
Глава 3. Тадефи
После продажи добычи и дележа выручки Генри отпустил экипажи на отдых, а сам вплотную занялся строительством дома. Проект, который предложил португалец, ему понравился: двухэтажный замок на высоком цоколе с традиционным внутренним двориком. Второй этаж и с внешней стороны, и со стороны дворика был обведён галереями с высокими стрельчатыми проёмами, что должно было обеспечить жилым комнатам защиту от дневной жары, ночного холода и песчаных бурь. Крышу архитектор предложил сделать плоской, обрамлённой красивыми зубцами. Теперь Мэйнуэринг стал настолько богат, что сразу закупил в нужном объёме дорогой серый камень, оплатил найм мастеров, и работа закипела.
Одновременно Генри начал учить арабский язык. Заняться этим ему посоветовал его Аль-Аячи, и он же стал его учителем. Скоро они могли, смешивая арабский и испанский, обсуждать достаточно сложные темы. Генри рассказал другу о драме, произошедшей во время последнего рейса.
– Многим трудно устоять, видя красивую женщину в своей полной власти, – задумчиво произнёс марокканец. – Конечно, я поступил бы так же, как ты, друг, но честно признаюсь, что я не смог бы вот так, сразу справиться со своим естеством.
– Ты тоже честолюбив, Мухаммед, и ты меня поймёшь. Я хочу стать знаменитым и вовсе не желаю, чтобы на моей репутации осталась грязь от поступков, к которым я непричастен.
– Это сложная история, – задумчиво продолжал Аль-Аячи. – Я-то полностью тебя поддерживаю, потому что у меня есть Аише, возлюбленная роза моего сердца, и только благодаря ей я познал счастье в этой жизни. Ради неё я поступил бы так же, как и ты. Думается мне, и у тебя есть такая любовь?
– Была. – вздохнул Генри. – Отец выдал её замуж за другого. И признаюсь тебе, что не только честолюбие владело мной, когда я повесил насильников. Я был в ужасе. Я подумал: а если муж моей Энн обращается с ней вот так же?.. Конечно, может быть я и неправ, может, она вполне счастлива, но у меня всегда было очень богатое воображение.
– Тебе надо найти себе подругу сердца и забыть то, что было, – доверительно произнёс Аль-Аячи.
– Боюсь, что в моём сердце было место только для одной женщины, – вздохнул Генри. – Мы отмечали Рождество в дорогой таверне, там были красавицы, которые замечательно танцевали и пели, соблазнительно улыбались, словом, умели завлечь и расслабить, так что мне и делать ничего не пришлось, чтобы заполучить их. Но потом у меня было одно желание – больше никогда не видеть этих женщин, не смотреть в их пустые глаза. Знаешь, я учился в школе, основанной рыцарями-тамплиерами, которые давали обет безбрачия и всю жизнь проводили в сражениях, постах и молитвах. Не могу сказать, что меня привлекала такая перспектива, но сейчас я думаю: неужели это моя судьба?..
Мэйнуэринг направил свои корабли к Канарским островам, где остановил два торговых судна под испанскими флагами, которые следовали в порт Ла Корунья. Трюмы трофеев оказались забиты какао, сахаром и пряностями, пираты забрали груз себе и отпустили испанцев плыть своей дорогой. После этого главарь приказал взять курс на юг, к островам Зелёного мыса. Корабли провели там несколько недель, но попали в шторм и получили ряд повреждений. Из-за этого пришлось прервать крейсирование и вернуться в порт.
Пираты пришвартовались поздно вечером, а на рассвете к сходням «Хорна» явился посетитель с пухлым портфелем под мышкой и принялся умолять часового дать ему возможность увидеться с «адмиралом Мэйнуэрингом». Выглядел он довольно странно. Его камзол был застёгнут не на те пуговицы, воротник завернулся внутрь, парик был растрёпан.
– Смотри куда идёшь, пьянчуга, – недовольно произнёс Оскар, на которого гость налетел на шкафуте.
– Простите меня, сэр, честное слово, я не нарочно…
– Клянусь святым Патриком, кум Энтони! Откуда ты здесь взялся?
Пришелец страшно обрадовался знакомцу и обеими руками вцепился в лацкан его рукава.
– Ах, кум Оскар, какая удача! Не знаешь ли ты, где мне найти мистера капитана Мэйнуэринга?
– Должно быть, ещё не выходил из своей каюты – знаю, что он вчера допоздна работал с документами. А в чём, собственно, дело?
– Понимаешь, он месяца два назад напал на два испанских корабля в районе Тенерифе и так разорил их, так разорил, так ужасно обошёлся с командой…
– Эге, кум, давай-ка без вранья. Команду никто пальцем не тронул.
– Э… Ну да, как бы, ладно, но убыток такой, что слов нет!.. В общем, я живу в Ла Корунье и работаю тамошним агентом от торгового дома «Блейк и К°». Мы ждали два корабля из Гаваны, которые должны были доставить товары, закупленные в Вест-Индии на наши деньги. И вот они пришли пустые, как скорлупа от ореха, а их капитаны доложили, что груз был похищен английским пиратом Мэйнуэрингом. Я на последние деньги нанял корабль, чтобы спешно приплыть сюда и успеть раньше, чем вы распродадите наши товары, две недели ждал вас тут и чуть не умер от беспокойства. Ты должен понять, как я расстроен! Три тысячи фунтов стерлингов пропали, словно их и не было! Хозяин банкрот, а моя карьера уничтожена! Что делать, что делать!
Агент, вне себя от тревоги, стащил с головы парик и принялся его терзать.
– Ладно, кум, не стони – вон идёт капитан.
Оскар с видимым облегчением сдал посетителя на руки Мэйнуэрингу и в двух словах рассказал ему суть проблемы. Тот понимающе кивнул.
– Документы на груз у вас есть? Они оформлены на вашего хозяина?
– Конечно, сэр. Всё в этом портфеле. Владелец груза – мистер Валентайн Блейк из Голуэя. Меня зовут Энтони Линч, я его агент и доверенное лицо в Ла Корунье. И весь груз помечен его печатью.
– Хорошо, сейчас разберёмся. Оскар, попроси кока принести нам кофе и что-нибудь перекусить.
Мэйнуэринг взял агента под локоть и повёл в свою каюту. Через полчаса, разобравшись с документами, оба спустились в трюмы: действительно, мешки и ящики были помечены печатью ирландского купца. Уже к обеду корабли встали борт к борту, чтобы вернуть пиратскую добычу её владельцам. Линч был вне себя от счастья, он то и дело хватал пирата за руки, называл его благодетелем и сбивчиво благодарил.
– Я прошу у вас извинения за причинённое беспокойство, сэр. Мы никогда не нападаем на соотечественников и не причиняем ущерб их имуществу. Вы правильно поступили, что прибыли в Ла Мамора и доверились чести английского офицера, – сказал Мэйнуэринг, кланяясь на прощание.
Однако пираты не были в таком же восторге от поступка своего капитана. Они уже предвкушали делёж и гулянки, как вдруг добыча рассеялась, как дым. Генри отлично понимал их настрой и потому собрал всех на палубе.
– Друзья, я уже объяснял вам мою политику: не трогаем англичан. Я хочу оставить нам всем возможность вернуться на родину и благоденствовать остаток своих дней, не опасаясь, что в дверь постучится констебль с каким-нибудь соседом-купцом, которого мы ограбили десять лет тому назад. Корабли, которые мы с вами выпотрошили, были испанскими, но их груз оказался английским, мало того – ирландским, а ирландцев среди нас хватает. И чтобы с ними в будущем не произошла та неприятность, о которой я уже сказал, я вернул нашу добычу её владельцам. Точно так же я буду поступать и впредь, зато испанцы, португальцы и все прочие по-прежнему будут нашей законной добычей, и я обещаю, что мы быстро наверстаем сегодняшние убытки. И ещё раз повторюсь: кто не согласен с моими условиями, может уйти к другому командиру. А мы через неделю выходим курсом на мыс Спартель.
Если среди экипажа и остались признаки недовольства, то все они улетучились после успешного нападения на семь кораблей испанского Серебряного флота. Бой был скоротечным и принёс роскошные трофеи. За следующие десять месяцев Мэйнуэринг совершил несколько настолько успешных рейсов, что оказался во главе флотилии, состоящей из восемнадцати кораблей. Пять или шесть из них прежде состояли в пиратском братстве и добровольно примкнули к молодому главарю, но большинство были трофеями, взятыми на поле боя.
Ещё до того, как эскадра вошла в гавань, едва ли не все жители городка столпились на берегу, размахивая платками и шляпами, выкрикивая приветствия. После швартовки на борт поднялись приближённые эмира, которым Мэйнуэринг представил отчёты о захваченных ценностях и уплатил портовые сборы. Теперь наступил самый приятный этап пиратской экспедиции, который заключался в продаже добычи и дележе вырученных сумм. Поздними вечерами усталый капитан выпроваживал последнего купца и просил кока принести ужин к нему в каюту.
Когда все получили расчётные суммы, Генри отвёл корабли вверх по реке и поставил там на ремонт и кренгование, а сам на лодке вернулся в город, чтобы наведаться к месту строительства своего дома. Одновременно он отправил курьера к Аль-Аячи с подарками и с приглашением повидаться.
Капитан привстал на стременах и издалека увидел массивные красные башни крепости, принадлежащей Аль-Аячи, а на холме напротив – красивый новый замок из серого камня. Пират ощутил огромное воодушевление при виде воплощения своей мечты и пришпорил коня. Менее чем через полчаса он въезжал в ворота собственного поместья. Тут и там ещё трудились рабочие – сажали цветы и вывозили мусор, но в целом замок был готов.
Фернандуш повёл хозяина смотреть его новое владение. Внешне оно выглядело скорее европейским, чем арабским. Башни, фронтоны, оконные ниши были украшены тонкой резьбой. Глубокий, прохладный подвал предназначался для хранения припасов. В цокольном этаже располагалась кухня, мастерские, помещение для повозок с отдельным выездом, конюшня, хлев и курятник. Восточную часть первого этажа занимали жилые комнаты, которые предназначались для прислуги. В северной части находился большой зал, который Генри сразу определил, как мужскую гостиную: здесь стояли широкие диваны со спинками, массивный стол на резных ножках и несколько сундуков в том же стиле, что и стол. Стены были оформлены тщательно отшлифованными балками из оливы. Из зала можно было выйти на внутреннюю галерею или спуститься по мраморной лестнице в прохладный дворик. Там искрились фонтаны, цвели розы, лилии и жасмин, в огромных вазонах зеленели апельсиновые деревья.
От источника, который бил на этом месте ещё до строительства дома, была отведена труба в кухню, к ёмкостям, предназначенным для хозяйственных нужд. Вторая труба доставляла воду к бане с проточным бассейном в форме полумесяца. Скрытые под настилом каналы обеспечивали работу фонтанов во внутреннем дворике. Удивление Генри возрастало с каждым шагом: пусть он заплатил немалые деньги, но результат превзошёл все его ожидания. Теперь всё это великолепие, весь этот уют принадлежал ему!
Мужчины поднялись в жилые помещения второго этажа. Там их встретила тишина, прохлада и шелест портьер, колеблемых ветром, залетающим в открытые ставни. Комнаты были разделены изящными арочными дверями или роскошными драпировками, в гостиной располагались низкие диванчики перед красивым мозаичным столиком, в нишах стояли вазы и скульптуры, а в спальне оказалась великолепная, очень широкая кровать из резного и полированного дерева. К спальне примыкали две комнаты: одна – рабочий кабинет, вторая была оформлена, как дамский будуар с низкой тахтой, столиком, двумя пуфиками и венецианским зеркалом. И в кабинете, и в будуаре были оборудованы уборные.
– Это для господина и госпожи, – с низким поклоном произнёс архитектор.
Генри холодно кивнул, стараясь скрыть раздражение этим неуместным замечанием, и первым начал подниматься по лестнице, ведущей на плоскую крышу. Его встретило жаркое солнце. На западе сверкали Атласские горы, на востоке между холмами виднелся порт и кусочек синего моря. Пират снял шляпу и тряхнул головой, подставив лицо сухому ветру.
– Благодарю вас, сеньор Фернандуш. Я доволен, вы получите вознаграждение сверх договорных сумм…
Снаружи донёсся стук копыт. Мэйнуэринг выглянул наружу: это был Аль-Аячи, за ним следовал небольшой отряд. Генри сделал архитектору знак подождать и радостно побежал встречать друга.
– Я подумал, что тебе теперь понадобится толковый и преданный управляющий, и нашёл его для тебя, – сообщил Мухаммед. – Этого парня зовут Муниб, он поможет нанять прислугу и будет вести хозяйство.
Аль-Аячи указал на одного из своих сопровождающих – представительного мужчину в белоснежном тюрбане, с невозмутимым лицом, словно вырезанным из тёмного дерева. Тот низко поклонился.
– Я учился в Кайруане, господин, потом много путешествовал, работал старшим лакеем в загородном поместье фамилии Дориа. Умею говорить и писать по-арабски, по-английски и по-итальянски. Также умею считать, знаю правила этикета разных стран, знаю, как вести хозяйство в большом доме…
– Отлично! Мухаммед, благодарю тебя за этого человека. Муниб, я назначаю тебя управляющим, выбери для себя помещение на первом этаже…
Генри вернулся в портовую гостиницу и нанял телегу с возчиками, чтобы привезти своё имущество – четыре больших сундука, набитых дорогой посудой, тканями, одеждой, оружием. Очень кстати в этой же гостинице остановились судовой хирург Джереми Питерс, Оскар, Лазенби и ещё два офицера, которым Генри тут же предложил на время стоянки пожить в его новом доме.
Содержимое одного из сундуков состояло из великолепных образчиков самого разнообразного оружия, и до вечера все вместе увлечённо развешивали по стенам зала трофейные кинжалы, сабли и пистолеты. После ужина к хозяину явился Муниб.
– Не хочет ли господин нанять прислугу? Завтра в Ла Мамора откроется базар, там можно будет найти нужных людей.
На следующее утро Генри вместе с Мунибом сели на лошадей и поехали на в город, чтобы нанять штат слуг и сделать необходимые покупки. Муниб устроил придирчивый опрос среди кандидатов и нашёл конюха, плотника и садовника, а также повара, который умел готовить европейские блюда. Помощников они должны были позднее нанять себе сами. Затем была куплена крытая телега и ослик со сбруей, а повар предложил немедленно приобрести посуду и запас съестного.
Чтобы попасть к продуктовым рядам, нужно было проехать мимо работоргового рынка – большой площади, окружённой бараками, в которых в страшной тесноте жили невольники в ожидании продажи. Площадь была заполнена связанными людьми, одетыми в лохмотья или просто в набедренные повязки. То одного, то другого несчастного заставляли подняться на помост и во всю глотку выкрикивали навыки очередного невольника: этот писец, тот каменщик, ювелир или резчик по дереву. Тут же начинался торг. Генри сморщился и задержал дыхание: ветер доносил со стороны площади нестерпимый смрад.
– А вот лучшие красавицы вселенной, способные удовлетворить знатока любовной игры! – раздался зычный голос очередного зазывалы.
Генри повернулся с невольным любопытством. В женской части невольничьего рынка он увидел группу молодых негритянок и берберок, которых по одной выводили на помост. Начался торг, вокруг помоста столпились мужчины, чтобы с видом знатока пощупать очередной рабыне руки и ноги. Девушек быстро продавали одну за другой. Внезапно пират вздрогнул – на помост потащили белую пленницу, босую, в одной только грязной рубахе, с растрёпанными тёмными волосами. Несмотря на своё ужасное положение, она гордо держала голову. Молодого пирата поразила её изящная красота и то, что она выглядела здесь абсолютно неуместно. Её присутствие в этом страшном месте казалось какой-то ошибкой. Мэйнуэринг остановил лошадь.
Начался торг. Глашатай зычным голосом перечислял достоинства «товара», бесцеремонно поворачивая и хватая девушку для большей наглядности. Над толпой замелькали кошельки и растопыренные пальцы. Рабыня с отрешённым видом смотрела куда-то на вершины далёких гор, словно её не касалось похотливое мельтешение толпы.
– Сто пиастров и ни реалом меньше, – заявил торговец жирному перекупщику с масляным взглядом, известному всему базару.
– Тридцать! И это много за такую тощую девку, которую ещё кормить и кормить!
– Это редкая красотка и в самом лучшем возрасте! Разжиреть ещё успеет… Девяносто два – только из уважения к тебе, почтенный господин.
– Тридцать пять!
– Так и быть: восемьдесят семь!
– Тогда сначала покажи её!
Торговец повелительным жестом приказал девушке раздеться, но она продолжала стоять неподвижно, её лицо исказила презрительная усмешка. Один из надсмотрщиков схватил рабыню за рукав и попытался сорвать с неё рубашку, она вывернулась и оттолкнула мужчину так сильно, что он не удержался на ногах и полетел с помоста вперёд затылком. На несколько секунд все замолчали. Генри понял, что сейчас на его глазах произойдёт расправа. Он спрыгнул с седла, бросил поводья своим людям и начал прокладывать себе путь сквозь толпу. На непокорную рабыню кинулись сразу несколько человек – она пыталась закрыться руками, но её сбили с ног, разорвали рубаху, снова подняли, заломив руки за спиной, и один из мужчин с размаху ударил её кулаком в лицо. Мэйнуэринг, на ходу снимая камзол, распихал плечом особенно плотную группу зевак и поднял руку, привлекая к себе внимание.
– Я согласен на твою цену, торговец, и забираю эту рабыню, – громко заявил пират, как о решённом. Поднявшись на помост, он закутал девушку в свой камзол и, поддерживая, повёл вниз по деревянным ступенькам.
– Нет! Я первый начал торг и ещё не сказал свою цену! Такая смелая сучка будет ого как горяча в любви! – заорал жирный перекупщик.
– Расплатись, Муниб, – пират подал свой кошелёк помощнику, который, сообразив в чём дело, пошёл следом за хозяином.
Девушка двигалась с трудом, шатаясь и хромая, с разбитой губы капала кровь. Генри, недолго думая, подхватил её на руки и понёс к телеге, по пути кивнув продавцу родниковой воды, который с большим интересом наблюдал за торгом.
– Как вы себя чувствуете? Скоро доберёмся до дома, можно будет чем-нибудь перекусить, и там есть врач.
Незнакомка подняла на Генри измученное лицо с набухающим кровоподтёком. Она явно ничего не поняла и только плотнее запахнула на груди слишком большой камзол. Водонос снял с плеча глиняный кувшин, поднял деревянную крышку и налил в пиалу холодную, чистую воду. Рабыня приняла её дрожащими руками и принялась медленно пить, смакуя каждый глоток.
– Грацие, синьоре, – прошептала она, внимательно посмотрев в глаза своему новому хозяину.
Генри почти не говорил по-итальянски, но внезапно ощутил то удивительное чувство счастья, которое охватывало его каждый раз, когда он видел Энн. Он только теперь рассмотрел свою покупку: тонкая талия, гибкая шея, правильные черты лица, большие тёмные глаза. Молодой пират на несколько секунд забыл обо всём, охваченный гаммой сильнейших чувств: состраданием, восхищением, внезапно вспыхнувшей страстью. Однако нужно было соблюсти приличия и познакомиться. Он приподнял шляпу и назвал своё имя.
– Тадефи, – тихо ответила девушка, наклонив голову.
Муниб догнал своего господина, ведя за руку совсем юную негритянку – перепуганную и некрасивую девочку одиннадцати-двенадцати лет.
– Это Имани. Взял на сдачу, господин. Всё равно госпоже понадобится служанка…
Генри только кивнул. Теперь у него не было никакого желания мотаться по базару. Он оставил Мунибу денег с поручением добавить к покупкам женскую одежду, посадил девушку перед собой на седло и поехал домой, осторожно поддерживая её левой рукой. «Куда её устроить? – думал он. – Прямо в мою спальню как-то не очень, ведь мы ещё толком не знакомы… К тому же ей нужна помощь врача. Пусть живёт в будуаре и приходит в себя».
Офицеры сидели на каменных скамьях во дворе, беседовали и курили трубки, когда в арочном проёме появился капитан с девушкой на руках.
– Вот это да! Наш капитан раздобыл себе девчонку, – прокомментировал Оскар.
– Джерри, нужна твоя помощь.
Врач отложил трубку и поднялся с места.
– Минутку, только соберу мой саквояж.
– Кстати, ты же говоришь по-итальянски?
Тот кивнул.
– Девчонка – итальянка?
– Да, и я всю дорогу чувствовал себя, как последний болван, пытаясь завязать с ней разговор на латыни…
Питерс заговорил с девушкой и перевёл:
– Она просит разрешения прежде всего помыться.
– Отлично, пусть оценит купальню. Муниб! Скажи повару, пусть бегом принесёт в мою комнату что-нибудь из еды и напитков…
Пока Тадефи мылась, Генри поднялся в свою спальню и принялся перетряхивать один из сундуков. Выбрал самый новый комплект белья из тонкого полотна и прекрасный шёлковый халат, чёрный с золотым орнаментом, который купил по случаю у португальского купца. Сбежал вниз и просунул одежду между ширмами, так, чтобы девушка её увидала.