Галина Тевкин
Дракон Воздуха
V
Школа?!! Я отправляюсь в Школу[28]!!
Шаги Главного советника давно уже стихли, учитель вынул свиток из моих рук, а я все стоял и думал: «Как это так вдруг в Школу? Там, наверное, очень интересно?! А Госпожа Мать, а Хэ?? Я буду там один?!».
Учитель настойчиво стучал пальцем.
– Господин мой Ван Ли, вы позволите недостойному прочесть Высокий приказ?
– Да, да, конечно!! (Сейчас он мне все объяснит.)
Но в приказе длинными и сложными словами было написано только то, что сказал мне Главный советник – завтра я отправляюсь в школу.
– Но здесь есть еще что-то, – учитель посмотрел в мое растерянное лицо. – Вам, господин мой Ван Ли, разрешено взять с собой личного прислужника.
– Но у меня нет прислужника! Здесь ничего не сказано о прислужнице, – палец учителя еще настойчивее застучал по бывшему когда-то роскошным хвосту птицы.
Когда я решал трудную задачу или разбирал хитрое предложение и был совсем рядом от правильного ответа, он всегда так смотрел на меня – взгляд его подбадривал, говорил: «Ну, ну, еще немного, вы на правильном пути, юный господин Ли», – так и сейчас настойчивый взгляд его говорил: «Думай, думай, это так просто!». А между тем, почтительно свернув свиток, он говорил своим сыпучим, но ставшим мне таким дорогим голосом подобающие слова почтения и пожеланий. И не успел я, глупый, растерянный мальчик, что-либо сообразить, он, привычно пятясь, вышел из комнаты.
– Хэ, – прошептал, – Хэ, – заорал я! Моя добрая нянюшка как будто только и ждала, чтобы я позвал ее.
– Вот! – я протянул ей Важный свиток. – Смотри!
– Я не обучена чтению, юный господин Ли, – она вздохнула. – Госпожа Мать зовет вас. Возьмите его с собой, – она почтительно кивнула в сторону свитка. Я все еще в растерянности держал его в руках.
В комнате Госпожи Матери горели веселые фонарики, из курительниц, установленных по углам, струились веселые бодрые запахи. Но все это не могло скрыть, заглушить то тяжелое, давящее, тревожное чувство, которое охватило меня, как только я переступил порог.
Госпожа Мать сидела одетая в лучшие праздничные одежды, красиво накрашенная и причесанная. Помня, как с трудом возвращалась она с Праздника, я не ожидал увидеть ее такой красивой и нарядной. И только когда я подошел к ней, повинуясь призыву легкой руки, я заметил, что сидит она, поддерживаемая подушками, и голос ее, когда она заговорила, был совсем-совсем слабым и тихим.
– Разверни свиток, любимый господин мой Ли, – попросила она. – Я сама хочу прочесть приказ нашего Господина.
Я неловко повиновался. Хотя я и знал, что Госпожа Мать больна, но было странно больно видеть ее такой слабой и беспомощной. Даже легкий свиток был тяжел для ее прозрачных рук. Она бессильно откинулась на подушки. Хэ поднесла ей какое-то питье. Оглянувшись, я понял, что прислужниц нет в комнате. Мы были втроем – одни. Через несколько минут питье, наверное, подействовало, Госпожа Мать показала знаком, что хочет подняться с подушек. Хэ помогла ей сесть. Госпожа Мать заговорила окрепшим ясным голосом:
– Любимый господин мой Ли, завтра ты отправишься в Школу, как повелевает наш Господин. Хэ будет с тобой, – мы удивленно переглянулись, Хэ протестующе подняла руку.
Глаза Госпожи Матери не позволяли нам говорить.
– В Свитке ничего не сказано о прислужницах, значит, Хэ может отправиться с господином Ли. (Вот чего ждал от меня учитель!)
– Я не могу допустить, чтобы юный господин Ли был совсем один в чужих краях, с чужими людьми.
Она замолчала, набираясь сил. Ни я, ни Хэ не смели произнести ни звука.
– Ты будешь с нашим господином Ли, Хэ. Ты исполнишь свои клятвы. Я смогу обойтись здесь одна, – Госпожа Мать улыбнулась каким-то своим мыслям.
– Ты не должна переживать из-за этого, наша добрая Хэ, не сердись на меня, – Хэ низко, до земли поклонилась и, закрыв лицо руками, отошла в сторону.
– Дорогой мой, – голос Госпожи Матери чуть дрожал, когда она обратилась ко мне, – Хэ будет тебе верным стражем и помощником. Никогда не расставайся с ней. Ты умный, сильный. Духи предков не оставят тебя. Я всегда буду заботиться о тебе, – ей становилось все труднее говорить. Я встал на колени у самого ложа. Легкая рука легла мне на голову. – Да дарует тебе судьба… – шептали ярко накрашенные губы.
– Госпоже надо отдохнуть, – Хэ тихонечко вывела меня из комнаты.
– Хэ, Хэ, – я с ужасом смотрел на няньку, – она (я боялся сказать это слово. Я уже знал, что умирают, но представить, что это может случиться с моей Госпожой Матерью?? О, нет!!!)… Она… она…
– Нет, дорогой господин мой, Госпожа просто очень переволновалась и устала.
– Не обманывай меня! Я видел! видел!
– Да, Госпожа наша очень больна. Но она еще поправится и увидит, каким вы станете взрослым и каким важным вещам выучитесь в Школе.
– Идемте, господин мой Ли. Надо хорошенько отдохнуть. Завтра утром мы отправимся в путь.
Спал ли я этой ночью? Надежды мешались со страхом, радость – с сомнениями. Так никто и не объяснил мне, почему я отправляюсь в Школу, сколько я там пробуду. Госпожа Мать, ее вид, ее слова пугали меня. То я видел себя в праздничных одеждах перед коридором почтительных сановников, то бледное лицо Госпожи Матери с трудом различалось через толщу полученного мной на Празднике нефрита. Какие-то неясные тени наполняли мой тревожный сон. Я пытался, мне очень важно было понять там, во сне, что это, плохие ли это, хорошие ли духи, как они относятся ко мне, что они несут мне, что они хотят от меня. Но я никак не мог разобраться…
Что-то мешало мне в этом неясном, сумрачном море чувств. Эти тени не были ни плохими, ни хорошими – все зависело от того, каким буду я, куда я поведу их.
Хэ разбудила меня рано утром. В двух маленьких узелках она увязала все наши немногочисленные пожитки. Нас никто не провожал. Я понимал, что вчера вечером простился с Госпожой Матерью, а больше ни о ком здесь не будет вспоминать мое сердце. Мы шли полутемными пустыми переходами – ни стражника, ни прислужника. В одном месте мне показалось, что из мрака стены за мной наблюдают внимательные глаза. Я тихонько позвал шедшую впереди Хэ и вместе с ней начал рассматривать стену. Глаза исчезли – никто не следил за нами.
– Идемте быстрее, любимый господин, – заторопилась Хэ.
– Нет, постой! Ты мне не веришь?! Я видел глаза!
– Верю, конечно, верю! Мы идем мимо покоев Главной жены. Мы с Госпожой думали… Я теперь совершенно уверена, что это ее рук дело… – Хэ почти бежала, увлекая меня за собой. Я сразу понял, что она имела в виду.
Это Главная жена, по ее желанию меня разлучают с Госпожой Матерью, отправляют в Школу! Я резко остановился.
– А если я не поеду?!!
– И думать не смейте, – Хэ оглядывалась по сторонам, – это опасно для всех нас. Мы не можем задерживаться, нас ждут, – Хэ показала стражнику кусочек яшмы, мне показалось, что это тот же, который я видел у Госпожи Матери, и он разрешил нам выйти через небольшой, закрывающийся крепкой дверью проход. Мы благополучно миновали заслон перед выходом[29], и вот она – колесница, запряженная парой прекрасных коней с резными значками[30].
Никогда еще я не покидал Дворца, никогда еще не видел колесницы, лошадей – только на картинках в свитках учителя, а уж проехаться на колеснице!! От нетерпения я не мог спокойно стоять!
– Ну вот! Наконец! – Хэ обменялась несколькими негромкими словами с человеком, державшим вожжи, и я быстро, а она – кряхтя и цепляясь за что попало, взобрались в колесницу. Я устроился на удобной скамеечке чуть позади возницы, Хэ уселась на пол под прикрытие щита[31].
Где-то на востоке все ярче и ярче розовел восход, из-за ограды Дворца слышался птичий пересвист – разгорался ясный весенний день. Первый раз в жизни ехал я по городу, по извилистым, спускающимся к главной стене города улицам. Но ничто не привлекало моего внимания – только колесница, кони, возница! Как он ловко управляется с вожжами, как кони подчиняются его почти незаметным движениям! Вот мы уже проехали и под башней[32] на изогнутой стене, окружающей главные ворота города. И простор, необъятные глазом пространства земли и неба открылись моему восхищенному, изумленному взору. У меня, выросшего в тесных стенах маленького дворцового садика, закружилась голова, перехватило дыхание. Мне пришлось покрепче ухватиться за сидение своей скамеечки.
Не сводившая с меня глаз Хэ что-то крикнула вознице. Он придержал коней. Удивленно обернулся ко мне.
– Постоим немного. Я хочу осмотреть окрестности.
Возница подчинился. Его бесстрастное лицо ничего не выражало, но он, наверное, удивлялся: на что я собираюсь здесь смотреть? Мне же нужно было время, хотя бы несколько недолгих минут, чтобы привыкнуть, освоиться в этом без стен и загородок мире.
И вот колесница вновь тронулась. Я приказал вознице не очень спешить, и лошади весело и легко катили колесницу сначала по дорогам, проложенным через большие поля и участки невозделанной, ждущей своей очереди земли, а потом, свернув на дорогу похуже, мы покатили под кроной светлой рощи. Все, мимо чего мы проезжали, что мы видели, будь то склоненные спины работающих крестьян, длинноногая птица, вдруг стремительно взлетевшая с покрытого водой поля, молодые светло-зеленые листья деревьев, вызывало мое удивленное восхищение. Все это было так незнакомо-знакомо, все так не похоже-похоже на рисунки и рассказы учителя. Я искал, находил и узнавал все, о чем он мне рассказывал. Все было так и совсем не так – гораздо, гораздо лучше! Все было живое!!
Я был настолько увлечен новыми непривычными впечатлениями, так поглощен всем, что видел, обонял, чувствовал, что совсем забыл и об оставшейся во Дворце Госпоже Матери, и о Школе, к которой мы неумолимо приближались. На исходе этого длинного, быстрого дня мы только раз остановились у чистого родника, чтобы напоить коней и отдохнуть самим, мы подъехали к высокому частоколу забора и остановились у больших деревянных ворот, увенчанных деревянной же сторожевой башней. В свете выдвинутых на шестах больших фонарей нас внимательно осмотрели, и тяжелые створки ворот беззвучно пропустили колесницу.
Человек в простых одеждах со спокойным достоинством поклонился. Я протянул ему футляр с приказом Господина. Я стоял на колеснице, и для того чтобы взять футляр, человеку пришлось бы принять позу полного подчинения. Он же, выпрямившись после поклона, смотрел прямо перед собой и как бы не мог видеть моего движения. Хэ быстро спустилась на землю и, подставив плечо, помогла мне с достоинством выйти из колесницы. Человек еще раз поклонился и подчеркнуто почтительно принял футляр.
– Мы приветствуем молодого господина. Вас проводят во временные покои.
Несколько неброско одетых молодых людей с фонарями на шестах повели нас в темноту весенней ночи, освещая дорогу и вежливыми возгласами предупреждая о препятствиях. Нас привели в маленькую, почти пустую комнату. Я и так уже был разочарован и озадачен совсем не торжественным приемом (как быстро я привык к почестям!), и вид скромной комнаты с единственным маленьким светильником на полу – даже не фонарик! – окончательно расстроил меня. Весь день в непрерывной смене прекрасных видов и впечатлений на свежем весеннем воздухе – и так закончился!! Слезы брызнули у меня из глаз. Где моя добрая Госпожа Мать? Где наши большие красивые покои?? Хэ уже суетилась, устраивая мне ложе.
– Возьмите, мой молодой господин Ли, – она протянула мне сладкую лепешку, – поешьте, вы такие любите.
Что я, маленький? Она думает, что какая-то лепешка успокоит меня?! Но, медленно жуя чуть зачерствевшую, но от этого не ставшую менее вкусной лепешку, я незаметно для себя успокоился. И засыпая на наспех сооруженном Хэ ложе, в волнах быстро охватившего меня сна видел гордые изгибы лошадиных шей, плавный полет их грациозных тел через прекрасные поля, горящие зеленым золотом деревья в сияющую высоту бездонного неба.
Утро началось с привычного голоса Хэ. Сидя на пороге, она напевала свою любимую простую песенку. Как только я пошевелился, она поспешила ко мне. Ну, конечно, она считает, что без нее я и одеться как следует не сумею!! Но нет.
– Господин мой, вас пришел приветствовать Главный учитель. Он ждет вашего пробуждения.
В мгновение ока я был готов. Шапочка с нефритом гордо покоилась на моей голове. Маленький старичок в роскошной одежде медленно поднялся мне навстречу. Он ждал меня, сидя на большом камне прямо напротив дверей моей комнаты. Я как можно почтительней поклонился ему.
– Мы счастливы получить приказ нашего Сиятельного Господина. Мы исполним все желания нашего Великого Господина, – Главный учитель, это был он, почтительно поклонился мне.
Как он похож на моего учителя, интересно, умеет ли он стучать пальцем? Я заставил себя побыстрее отогнать эту мысль – она вызывала неуместную улыбку на моем лице. Я снова поклонился – что можно было ответить на эти положенные слова? Все тем же почтительным голосом Главный учитель продолжал говорить о том, что никогда не было у них ученика, который занимал бы такое высокое положение, как – и он почтительно поклонился мне, и они горды оказанной им честью, что они приложат все усилия, и Сиятельный Господин, и я – молодой господин Ван Ли – останемся довольны.
Мерный песок его речи убаюкивал, и я не заметил, когда он начал говорить об устройстве моей жизни и учебы: «Они не могут настаивать, но они рекомендуют и надеются, что я соглашусь с ними, что остальным ученикам не обязательно знать о моем высоком положении, и поэтому звать меня будут, как и остальных учеников, только по имени – Ли, и жить и учиться я буду точно в таких же условиях, как остальные ученики». В заключение он почтительно пожелал мне, глубокоуважаемому господину Ван Ли, здоровья и успехов, и после нижайшего поклона медленно удалился, как бы невзначай посоветовав мне подальше спрятать мою шапочку с нефритом. Я обескураженно пытался понять, что же все-таки я сейчас слышал. А Хэ чуть слышно, как только она умела, хихикала:
– Не зря его называют Старым Лисом…
Мне отвели не очень большую, но светлую комнату в деревянном домике. Сопровождавшие нас служители сказали, что есть еще несколько таких же домиков и в каждом из них живет по трое, четверо учеников. Хэ едва разложила наши нехитрые пожитки.
– Все очень удобно устроено, – похвалила она, как после тихого стука в дверь в комнату вошел человек.
– Вэнь Чан, – он поклонился мне, – я буду вашим наставником, господин Ван Ли.
Я во все глаза смотрел на этого человека – не высокий и не низкий, одетый в простые одежды, ничем не примечательное лицо, но… я никогда не видел такого человека. Было в нем что-то… что-то сильное и доброе, открытое и надежное… что-то, к чему потянулось мое сердце. Я всегда мечтал о таком друге.
– Я рад приветствовать вас, господин Наставник, – низко поклонился я, – пожалуйста, зовите меня просто Ли.
Вэнь Чан склонил голову:
– Ли, здесь, в школе, ученики обращаются друг к другу, добавляя к имени «господин», наставники же обращаются к ученикам только по имени. Познакомь меня со своим прислужником, Ли. Мне важно знать, кто живет с тобой.
Хэ вышла из своего уголка.
– О, да это прислужница, – он долго всматривался в лицо Хэ, – она была твоей нянькой?
Хэ низко, почтительно поклонилась. Вэнь Чан снова обратился ко мне:
– Я не стану сейчас долго говорить и объяснять, как устроена школа, чему и как здесь учат. Постепенно ты сам в этом разберешься. Главное, что ты должен знать, что здесь учатся мальчики разных возрастов и в школе поддерживается строгая дисциплина. Тебе принесут общую одежду, и, когда прозвучат два удара гонга, я отведу тебя на площадку для упражнений.
Он поклонился и вышел. Почти сразу служитель принес мне одежду. Она ничем не отличалась от одежды самого служителя или Наставника. Как же они различают друг друга? И зачем бьют в гонг? Я недоуменно посмотрел на Хэ.
– Вэнь Чан сказал, что нужно время, – она напомнила мне слова Наставника. – Утром, ты еще спал и не слышал, тоже били в гонг, – добавила Хэ.
Тут послышались два громких, звучным эхом разнесшихся удара, и сразу же Вэнь Чан резко раскрыл дверь:
– Ли, ты готов, идем.
И мы побежали. Я старался держаться рядом с Наставником и бежать в одном с ним темпе. Мне это удавалось с трудом. Ведь я никогда еще по-настоящему не бегал. И когда, очень скоро, мы прибежали на площадку для упражнений, мне потребовалось некоторое время, чтобы отдышаться. Мы остановились перед группой мальчиков – повыше, пониже, одетых в такую же, как и я, одежду, мне было трудно сразу отличить одного от другого, они, кто весело, кто насмешливо, кто серьезно, кто доброжелательно, смотрели на меня.
– Ли – ваш новый товарищ, – представил меня Вэнь Чан.
Я постарался поклониться с достоинством, очень уж меня смущали прямые взгляды учеников. В это время в не приятной для меня тишине прозвучал негромкий хлопок в ладоши. Все мгновенно отвернулись от меня. В просветах между затылками и спинами я увидел худого, по пояс голого мужчину. Ученики церемонно поклонились ему.
– Постарайся выполнять упражнения вместе со всеми, – тихо сказал мне Вэнь Чан.
Я очень старался, но, конечно, не мог повторить и сотой доли того, что делали остальные ученики. Снова раздался хлопок в ладоши. Я без сил опустился на утрамбованную землю, но тут же заставил себя подняться. Ученики разговаривали между собой, разрушив строгий порядок, в котором выполняли упражнения, а несколько – трое – подошли ко мне. Высокий стройный мальчик с красивым надменным лицом поклонился мне.
– Приветствуем тебя, Господин Ли. Мы стараемся сохранить и не уронить даже здесь свое достоинство. Желаю тебе успехов и достойных друзей.
Чуть обернувшись, он представил двух остальных мальчиков – Господин Хао, Господин Цинь. Каждый из них вежливо поклонился мне. Высокий мальчик держался и говорил, как настоящий господин.
– Мое имя – Тан, – он еще раз поклонился. Пока он говорил, я успел восстановить дыхание и вспомнил приличествующие слова, которые вбивал в мою голову учитель.
– Я постараюсь запомнить твое славное имя, господин Тан, – сказал я с подобающей случаю серьезностью.
На лице Тана сохранилось все то же невозмутимое выражение. Хао и Цинь удивленно посмотрели на меня. Цинь, он явно был самым младшим из них, даже в удивлении приоткрыл рот. Хао насмешливо блеснул глазами.
– Еще поговорим, – бросил он мне, убегая и увлекая за собой остальных.
Ученики построились парами, я пристроился в самом конце колонны, и мы подошли к большому навесу, где, разобравшись на группы, ученики расположились за простыми столами.
Я не знал, к какой группе присоединиться, и стоял в стороне, злясь и не зная, что делать. Вэнь Чан, который как-то исчез там, на площадке для упражнений, подошел ко мне.
– Мы немного поговорим с тобой, Ли, – он указал мне на маленький столик, – сейчас здесь учат счет. Надо определить, к какой группе ты можешь присоединиться.
Я, хоть все еще сердился на Вэнь Чана, что он оставил меня, почувствовал себя гораздо увереннее. Я хорошо знал счет – там, в уже далеких Восточных покоях, учитель много времени наших занятий уделял счету, и мне это нравилось.
– И вот еще что, – Вэнь Чан заглянул мне в глаза, – привыкай быть один и самостоятельно принимать решения.
Мне приятно было внимание Наставника, понятны его слова. Настроение мое совсем улучшилось, и я четко и легко отвечал на сначала совсем простые, а потом все более хитрые вопросы Вэнь Чана. Я думаю, что Наставник остался доволен моими знаниями. Он, правда, прямо не похвалил меня, но сказал, что я смогу продолжать занятия в одной из средних групп, и он подвел меня к столику, где среди сидящих вокруг него учеников я увидел и насмешника Хао.
Мне было не очень приятно встречаться с ним глазами, и я сделал вид, что не узнаю его. Но, когда я очутился за учебным столом и, как нарочно, рядом с ним, он исподтишка тихонечко толкнул меня и улыбнулся такой доброй, лукавой улыбкой, что я не мог сдержаться, и ответная улыбка сама растянула мои губы.
Учитель, сидящий во главе стола, постучал маленькой палочкой, призывая нас к серьезности и порядку. Этот час, когда я мог не стыдиться, мог показать, что и я что-то знаю и умею, помог мне более-менее смириться с тем, что произошло на площадке упражнений. Я почувствовал себя свободней и уверенней, и в перерыве, не стесняясь, знакомился с мальчиками, учившими счет вместе со мной.
Маленький колокольчик возвестил об окончании перерыва, и мальчики вновь расселись за столами. Но всего несколько мальчиков из моей группы остались вместе.
Все снова перепуталось, и я не знал, за каким столом, в какой группе занять место. Вэнь Чан снова, как он это называл, экзаменовал меня. Мои успехи в письме были похуже – мне никогда не хватало терпения красиво выводить знаки, и не раз прыгающий палец учителя стучал по моим небрежным каракулям.
В этой группе мне придется корпеть над буквами вместе с малышами вроде Циня. Его несмелый взгляд исподтишка я поймал, когда усаживался за низенький столик. Сидевший через несколько столов от меня весельчак Хао подмигнул мне: «Ничего, мол, бывает!». Я дал себе слово, что ненадолго останусь с этой малышней – им было, наверное, по восемь-десять лет! Я умею писать то, что они сейчас только учат, просто делаю это я очень небрежно. И я с удвоенным рвением принялся за упражнения.
Во время следующего перерыва малыши, сидевшие со мной за столом, наперебой начали расспрашивать меня и рассказывать о себе. Они, конечно, были совсем плохо воспитаны, но так непосредственны и естественны, что я невольно втянулся в перескакивающий с предмета на предмет разговор, и не успел подойти к Хао – он подзывал меня знаками, как перерыв окончился.
Все снова разделились на группы. Но в этот раз я уже мог лучше различать учеников и заметил, что мои младшие собеседники, их было всего четверо, все вместе уселись у одного столика. Интересно, что будут учить сейчас?
Мне совсем не хотелось снова попасть с ними за один столик – я понял, что это самая слабая группа. Но в этот раз я мог даже немного гордиться – после экзамена Вэнь Чан подвел меня к столику, за которым занимался господин Тан. В отличие от Хао, он встретил меня не очень приветливо: «Посмотрим, посмотрим», – говорил его насмешливый взгляд. Но что я уж точно хорошо знал, так это правила поведения! Мой учитель во Дворце наверняка считал Правила поведения самым главным предметом. Большую часть времени, которая отводилась на занятия, я заучивал и заучивал эти противные правила. Я знал, как надо вставать и садиться, поворачиваться и идти, как приветствовать старших и как приказывать младшим, я знал и умел кланяться всеми положенными поклонами и… еще я знал столько, что мог безбоязненно смотреть и на господина Тана, и на любого другого господина!
После этого урока ученики вновь разбились на пары и ушли куда-то. А я, очень довольный собой, остался с Вэнь Чаном.
– Нравится тебе школа, Ли? Что ты думаешь об учениках? – спрашивал он меня, пока мы медленно шли, как я понял, к моей комнате. – Сегодня твой первый день здесь. Первый день без семьи, на новом месте.
– Ты не участвовал во всех занятиях – мы сочли, что для первого дня это слишком утомительно. В тех уроках, в которых ты принимал участие, ты проявил совсем неплохие знания – учителя довольны тобой. Ты оказался менее подготовлен в физических упражнениях, чем можно было бы ожидать. Но это поправимо. Подумай обо всем, что я сказал.
Мы уже подошли к моему домику. Завидев нас, сидевшая на пороге Хэ быстро спряталась за дверь.
– И вот еще что, – как будто поразмыслив, сказал Вэнь Чан, – я приду завтра утром до гонга – тебе надо научиться бегать, господин мой Ли.
Хэ ждала меня у полуприкрытой двери.
– Дорогой мой господин Ли, ты голоден и устал. Я смогла приготовить твою любимую еду и лепешки. Они, правда, сказали, что это в последний раз и вы будете есть то, что и все, но мы еще посмотрим. Вас никто не обидел? И как прошел день? И что вы делали?
Никогда я не слышал, чтобы наша скупая на слова Хэ столько говорила, но я никогда и не разлучался с ней на целый день.
– Успокойся, добрая Хэ, успокойся, все было хорошо. И меня никто не обидел, и я с удовольствием поем, – мне с трудом удалось вклиниться между ее нескончаемыми вопросами.
Нянька окончательно успокоилась, только когда я поел, и ей удалось уговорить меня переменить одежду.
Прав был Вэнь Чан – это был мой первый в жизни почти самостоятельный день, день, полный разных неожиданностей. Мне надо подумать, подумать о многом. Ведь мне понравилось здесь, в школе. Во всяком случае, понравилось то, что было сегодня, и учителя, и ученики. И, конечно, мне понравился, очень понравился мой наставник Вэнь Чан. Да, мне хочется учиться здесь. Я хочу быть хорошим учеником!
