Паблито сопровождал Феликса до самого дома. Подойдя к двери подъезда, мужчина будто споткнулся и остановился. Вопросительно задрав клюв, ворон потоптался вокруг его блестящих новизной черных туфель. Птичьи когти, казалось, невыносимо громко цокали по асфальту. Всякий, даже незначительный, звук мучительно, раздражающе действовал на обострившийся слух вампира. Глядя снизу вверх, Паблито обеспокоенно рассматривал оцепеневшего мужчину – он походил на неоконченную скульптуру. Словно некий мастер вдохновенно вырезал все эти точные линии и забросил свое творение, оставив его стоять посреди шумного города.
– Феликс! – хрипло прозвучал птичий голос. – Отомри!
С видимым усилием мужчина опустил голову и посмотрел под ноги.
– Так ты идешь домой или не идешь?
– Иду.
– А чем займешься? Как украсишь свой досуг? – Ворон продолжал болтать, словно боялся, что замолчи он хоть на секунду – Феликс снова замрет.
– Не знаю, – ровным голосом ответил Феликс, почти не размыкая губ. – Телевизор посмотрю, почитаю что-нибудь…
Он уже начал ощущать подступающую болезненную дрожь. Еще немного, и ее острые коготки вцепятся изнутри, заставляя содрогаться всем телом.
– Нет у тебя телевизора, и все ты давно уже прочитал. Плохо тебе? Чем помочь?
– Ничем. Сам справлюсь.
– Уверен?
– Да. Увидимся завтра.
Вспорхнув с асфальта, ворон описал дугу над головой мужчины и скрылся за домами. Феликс проводил его взглядом, после открыл дверь подъезда и вошел в вестибюль. Призраком он проскользнул мимо стеклянной конторки охраны так, что его не заметил дежуривший в эти сутки Геннадий. Сидя за столом перед мониторами камер наблюдений, охранник читал книгу и даже не поднял головы, когда мимо промелькнула черная тень.
Феликс нажал на кнопку вызова лифта. Открылись-закрылись двери кабины, охранник выглянул на звук из конторки, но вестибюль с лифтовым холлом оставались пустыми.
Войдя в кабину, Феликс оказался посреди залитого ярким светом зеркального пространства, в котором отражалась лишь его одежда. Мужчина поднял руку, глядя, как в зеркалах сам собой движется пустой рукав пиджака.
– Человек-невидимка, – вслух произнес Феликс. И улыбнулся. Затем расхохотался.
Лифт остановился на двенадцатом этаже, и Феликс еле выбрался из кабины на площадку. Согнувшись пополам, на слабых ногах, держась рукой за стену, мужчина побрел к двери своей квартиры. Смех накатывал и накатывал безобразными неуправляемыми приступами, он смеялся и не мог остановиться. Из квартиры напротив выскочила маленькая растрепанная старушка в криво застегнутом халате и всплеснула руками:
– Феликс Эдуардович! Что с вами?! Что случилось?
– А-а-а-а… – только и смог выдавить Феликс, пытаясь попасть ключом в замочную скважину.
– Да что ж стряслось, святые угодники! – старушка юркнула куда-то ему под мышку, стараясь поддержать, чтобы не упал. – Побили вас? Ранили? Милицейских позвать?
Ключи выпали из непослушных пальцев и звякнули о мраморный пол.
– Ааааа… отойдите от меня! – из последних сил Феликс оттолкнул ее. – Отойдите! Не! Трогайте! Меня!
Поднять ключи с пола он уже не мог – боялся упасть. Старушка сделала это за него. Схватив ключи, она открыла замок и опять попыталась поддержать соседа, помочь зайти в квартиру. Но Феликс снова оттолкнул женщину, ввалился в прихожую и с грохотом захлопнул дверь.
– Святые угодники… – соседка припала к двери и прислушалась, готовясь позвать на помощь хоть охрану, хоть полицию, но за дверью царила полнейшая тишина: ни шагов, ни упавшего на пол тела. Покачав головой, старушка пошла домой, что-то бормоча себе под нос.
Добравшись до кухни, Феликс распахнул дверцу холодильника и схватил с полки бутылку крови. Ослабев от смеха, он натыкался на столы и кресла, пока добирался через комнаты к кладовой – маленькой комнатушке, где должны были храниться ведра, швабры, какая-нибудь рухлядь, которая когда-нибудь непременно понадобится. В пустом, полностью звукоизолированном помещении стоял манекен. Пугающе похожая на живого человека восковая скульптура в рваной, перепачканной засохшей кровью одежде изображала высокого молодого мужчину с лицом и телом древнеримского божества. Ухватившись за плечо куклы, чтобы не упасть, с надсадным животным хрипом Феликс вонзил клыки в искусанное восковое горло. Тело беспрерывно сотрясала сильнейшая дрожь, на лбу выступила испарина розоватого цвета. С остервенением он впивался все глубже, словно ожесточенно пытался прокусить манекена насквозь. На миг оторвавшись, Феликс воткнул горлышко бутылки с кровью себе в рот и жадно, захлебываясь, стал пить. После снова вцепился в куклу и долго терзал восковое горло, пока не почувствовал облегчение.
Отвалившись от манекена, мужчина ударился спиной о стену, вытер лоб рукавом пиджака и, пошатываясь, как во хмелю, вышел из кладовой, захлопывая за собой дверь.
Пройдя в гардеробную, Феликс полностью разделся, сложил одежду в пакет, тщательно, будто пиджак с рубашкой могли выпрыгнуть, завязал пакет и выставил за дверь. После снял с ближайшей вешалки костюм, рубашку, оторвал ценники, взял с полки белье, носки, туфли и пошел в ванную.
Переживать заново лифт, зеркала и охранника ему не хотелось. Проведя ладонью по гладко зачесанным, собранным в хвост еще влажным волосам, Феликс вышел на балкон и посмотрел на мутное от городских огней небо. До утра еще оставалось достаточно времени. Перешагнув через перила, мужчина, словно черная ящерица, скользнул по стене дома, спрыгнул на асфальт и пошел на парковку. Сняв пиджак, Феликс положил его на заднее сидение и сел за руль. Выезжая со стоянки, он не обратил внимания на двух птиц, увязавшихся за машиной. Пара кречетов – крупные соколы с бело-серой рябью на крыльях – взяли дистанцию в десяток метров и полетели следом.
Только отдалившись от городского шума, Феликс заметил этот звук – свист птичьих крыльев.
– Ты надоел мне, Паблито! – процедил он, оборачиваясь. Но не увидел никого и ничего, кроме пустого шоссе и березового леса.
Феликс потер пальцами лоб, решив, что это может быть последствием незавершенного убийства. Галлюцинации слуховые, зрительные, осязательные… такие мучительно реальные галлюцинации являлись частым бонусом ко всему, что он переживал после неубийства человека, в очередной раз изменяя своей природе.
Шоссе летело под колеса, мелькали указатели, но Феликс так хорошо знал эту дорогу, что не особо и следил за ней. Он постепенно увеличивал скорость, пытаясь войти в быстроту движения и отвлечься от случившегося. Но мешал навязчивый свист крыльев. Так долго галлюцинации не длились. Феликс сбросил скорость, съехал на обочину, остановил машину и вышел. Свист тут же прекратился. Выйдя на середину дороги, мужчина огляделся. Взгляд его, способный проникать на дальние расстояния и подмечать мельчайшие детали, невидимые простому глазу, скользнул по округе, но ничего живого или неживого, способного производить подобный звук, он не увидел. Времени до рассвета оставалось все меньше, следовало торопиться. Феликс вернулся в машину и поехал дальше.
Не доезжая до указателя «Троицкое-1», он свернул с шоссе на проселочную дорогу и направил авто к выкрашенному зеленой краской деревянному дому, окруженному невысоким забором. Заглушив двигатель, Феликс вышел из машины и направился к калитке. Просунув руку сквозь металлические прутья, он откинул засов и вошел во двор – небольшой, ухоженный, со старой яблоней и недавно вскопанным огородом. Феликс задержал взгляд на молодых ростках, бодро торчащих из сырой земли, поднялся на крыльцо и негромко постучал в дверь. Пришлось подождать, пока послышались шаркающие шаги.
– Кто там?
– Это я, Василий Федорович.
– Ох, Феликс, приехал…
Загремели отпираемые замки, дверь приоткрылась. На пороге стоял худощавый сутулый мужчина лет семидесяти в майке и кальсонах, с заспанным морщинистым лицом и всклокоченными серо-седыми волосами.
– Прошу прощения, что в такое время, раньше никак не мог.
– Что ты, что ты, проходи!
Старик посторонился, пропуская гостя в дом. На шум вышла и хозяйка в наспех застегнутом халате – невысокая пожилая полная женщина с белыми волосами, заплетенными в растрепавшуюся косу.
– Феликс, сынок! – Лицо ее, в чертах которого еще можно было рассмотреть красоту молодости, расцвело искренней радостью. – Хорошо, что заехал!
Она протянула к нему руки, обняла и чмокнула в щеку.
– Поздно получилось вырваться с работы, разбудил вас, Мария Семеновна, – ответил Феликс с теплотой в голосе.
– Да что ты, милый, всегда тебя ждем! Девчонок пойду подниму, они обрадуются…
– Нет-нет, – остановил Феликс, – не надо. Сейчас экзамены идут, им надо хорошенько отдыхать и высыпаться. Я буквально на минуту.
– Хорошо, сынок, как скажешь.
Все вместе они прошли в кухню, и Феликс прикрыл дверь, чтобы девочек не разбудили разговоры. Сняв пиджак, мужчина повесил его на спинку стула и присел за стол, накрытый цветастой скатертью.
– Чаю сейчас согрею. Покушаешь что-нибудь? – засуетилась хозяйка.
– Ничего не надо. – Феликс расстегнул верхние пуговицы рубашки и положил руки на стол, сцепив пальцы в замок. – Присядьте, пожалуйста, надо поговорить, у меня правда мало времени.
Старики послушно, как дети, уселись напротив. Феликс смотрел на них, думая, как сильно они постарели в последнее время, особенно Василий Федорович сдал…
– Вы решили что-нибудь насчет завещания? – спросил Феликс. – Как хотите составить, что в него вписать?
Мария Семеновна тяжело вздохнула, а Василий Федорович молча поднялся из-за стола и пошаркал к подоконнику, где за занавеской стояла жестяная банка, приспособленная под пепельницу, и лежала неизменная пачка «Беломора». Открыв окно, он закурил. Феликс глянул на старика вполоборота.
– Неужели нельзя наконец нормальную пепельницу купить? И сигареты? Разве можно травить себя подобной дрянью в вашем возрасте?
– Привычка, – усмехнулся старик, – куда от нее, проклятой, денешься.
– Еще огород этот, – продолжал Феликс. – Сколько можно вас просить не ворошить землю? Скажите, что надо, я все привезу в любых количествах: фрукты, овощи, зелень – все, что вам требуется. Картошки этой вашей, лука… Ну сколько вы за зиму съедаете? Мешков двадцать вам хватит?
– Феликс, Феликс, сыночек, – женщина накрыла его ледяные пальцы теплыми ладонями, – не сердись на стариков. Всю жизнь мы на земле, срослись с ней. Землица здоровье-то не отнимает, силу она нам дает. Тут покопаемся, там повозимся, прополем, подвяжем, польем и вот – радостно нам. Огородик живет, и мы вместе с ним.
– Как знаете. – Феликс мягко высвободил руки из ее ладоней. – Так что насчет завещания?
– Да не знаем мы, чего писать. – Старик затушил окурок в банке и вернулся за стол. – Как сам ведаешь, так и напиши.
– Видимо, так и придется сделать. Основной пункт – мое опекунство над девочками – в силе, не передумали?
– Что ж тут передумывать, – ответил старик. – Нас похоронят, и все – голые сироты. Никому не нужны, никто не заступится. На кого нам еще-то надеяться?
– Хорошо. Мне надо было знать, что вы не передумали. – Феликс обернулся, из внутреннего кармана пиджака, висящего на спинке стула, достал плотный конверт и положил на стол.
– Куда ж так много! – всплеснула ладонями Мария Семеновна. – На прошлой неделе ведь привозил! Не надо, сынок, от себя, небось, отрываешь! А нам ни в жизнь столько не потратить!
– У девочек выпускной скоро, купите что надо.
– Так на будущий год этот выпускной.
– Ну да, говорю же, скоро. Чтобы в последний момент не суетиться. Купите заранее, платье там, туфли… все, что положено.
– Хорошо, купим. – Мария Семеновна вдруг опустила глаза и принялась теребить оборку халата на груди.
– Что такое? – Феликс подпер кулаком подбородок. – Говорите.
– Про заграницу эту… – нехотя произнесла женщина. – Зачем их туда отправлять? У нас тут, что ли, университетов нету?
– Девочкам не помешает хорошее образование и широкий взгляд на мир. И я могу им это обеспечить. Я бы вас всех вместе отправил в теплые края, куда-нибудь на берег моря-океана, если бы вы так упорно не держались за свой огород. Но насильно не могу заставить, поэтому поедут только девочки.
– Да куда ж нам ехать, Феликс? – Старик снова встал из-за стола и пошаркал к подоконнику. – Дом наш тут. Здесь и помереть хотим. Пущай девочки езжают, мир посмотрят, что им тут сидеть да на нас глядеть. Верно ты решил.
Мария Семеновна прикрыла ладонью лицо, смахивая слезы. Наручные часы Феликса издали короткий сигнал, предупреждающий о времени за полчаса до наступления рассвета.
– Мне пора, – Феликс поднялся, прихватывая со стула пиджак. – Если получится, заеду через неделю, постараюсь вырваться пораньше, чтобы девочек увидеть.
Старики заторопились к двери, провожая его.
– Береги себя, сынок! Всегда тебя ждем!
Выйдя со двора, Феликс сел в машину и резко тронулся с места. Выбравшись на шоссе, он проехал с полкилометра, заметил подходящую просеку, свернул в лес и там остановился. Открыв бардачок, Феликс выдвинул вспомогательную панель и нажал на одну из кнопок. С глухим гудением стали подниматься вторые, тонированные стекла, превращая салон машины в светонепроницаемый бункер. Затем мужчина перебрался на заднее сиденье и поискал глазами наилучшую для наблюдения точку. Приличное расстояние, стена деревьев не являлись для него преградой. Взгляд мигом нашел сотни просветов в кронах и отыскал зеленый дом с невысоким забором. Крошечной картинкой он отразился на поверхности каменно-черных глаз. Затем глазницы стали расширяться, с этим увеличилась и картинка. Теперь дом виделся так близко, словно Феликс стоял в паре метров от забора.
Посветлевшее небо разлилось огненным рассветом, ожило шоссе, замелькали машины. Удерживая наилучшую точку обзора, Феликс продолжал наблюдать за домом. Так он просидел без малого почти три часа. В половине восьмого на крыльцо вышли девочки – худенькие, ладно сложенные, черноволосые, прелестные в своей еще не раскрывшейся красоте. Поправляя ремешки сумок на плечах, они поцеловали вышедших следом бабушку с дедушкой и пошли в школу. Старики вернулись в дом. И тут Феликс наконец-то увидел этих птиц. Пара кречетов сидела на верхних ветках яблони. Когда закрылась дверь, птицы слетели вниз, на миг пропали из вида, и во дворе вдруг оказалось двое мужчин в одинаковой одежде: серые брюки свободного кроя, серые рубашки. Один за другим они поднялись на крыльцо и постучали в дверь.
Заслышав стук, Мария Семеновна открыла, даже не спросив, кто там. На крыльце стояла пара молодых людей, как показалось – близнецы: высокие, широкоплечие, русоволосые, коротко стриженные, с приятными загорелыми лицами и светло-серыми глазами. Увидев их, Мария Семеновна потерла веки тыльной стороной ладони, пытаясь избавиться от муторной дремы после беспокойной ночи, и спросила, что им надо.
– Маша, кто там? – выглянул из комнаты старик.
– Не знаю, – развела руками женщина.
– Мы от Феликса Эдуардовича, – ответил один из парней и открыто, белозубо улыбнулся. – Он попросил нас заехать и завезти вам предварительный вариант завещания. Я Петр, он – Павел. Можно войти?
– Конечно, проходите.
И Мария Семеновна отступила в глубь коридора.
Гости вошли, и их проводили на кухню – единственное просторное помещение в доме, служившее заодно и столовой. Молодые люди скользнули беглыми взглядами по обстановке: протертый линолеум, нехитрая мебелишка, светло-желтые обои в мелкий цветочек, полочка с иконками в углу, белые занавески, деревянные часы «кукушечий домик». Рядом на стене четыре фотографии в рамках под стеклом: старики в молодости с плохо отретушированными лицами и три современных снимка. На одном улыбающаяся пара – мужчина и женщина лет двадцати пяти с маленькими детьми. На втором – две девочки с цветами в руках и бантами в косичках на школьной линейке. На третьем фото они же, но уже лет пятнадцати.
Мария Семеновна предложила чаю, гости не отказались. Они присели за стол, и Петр вынул из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок. Расправив, он протянул бумагу Василию Федоровичу.
– Погодьте, за очками схожу.
Старик вышел из кухни, а хозяйка принялась выставлять на стол чашки и блюдца.
– Феликс Эдуардович просил, чтобы мы помогли вам хорошенько разобраться с завещанием, – сказал Павел. – Если непонятно что-то, спрашивайте, задавайте вопросы, мы все объясним.
– Хорошо, спросим, чего не спросить. А вы что же, вместе работаете? Тоже адвокаты?
Вода вскипела. Женщина насыпала заварки в фарфоровый чайничек, залила кипятком и накрыла крышкой.
– Нет, мы юристы, помощники адвокатов. А давно вы с Феликсом Эдуардовичем знакомы?
– Да почитай двенадцать годов уже.
– Ого! – заулыбались парни. – Да вы уже, наверное, как родные!
– Каждый день за него святых молим, золото, а не человек. Господь его нам послал, а то и не знаю, что бы делали, как жили.
Вернулся Василий Федорович с очками. Павел привстал, снова протягивая ему листок с текстом. Пока старик читал, гости продолжали разговор с Марией Семеновной. Слово за слово, и в неторопливой беседе выяснилось следующее.
Двенадцать лет назад погибли в автоаварии сын Миша с женой Леной. Дочки-погодки Вера и Катя тоже находились в машине, но они не пострадали. Родители насмерть, а на девочках ни царапины. Старики помешались бы от горя, не явись следом за бедой Феликс Эдуардович. Миша никогда о нем не рассказывал, но оказалось, у сына был такой товарищ-адвокат, и Миша просил его присмотреть за отцом-матерью и дочками, если с ним что-то случится. Как чувствовал. Вот Феликс Эдуардович и взялся последнюю волю покойного исполнять. Да не в тягость это ему, а видно, что от души. А иначе забрали бы внучек в детдом. У Лены никого из родни не осталось, чтобы хоть как-то помогли. Как старикам поднимать двух малышек с грошовыми пенсиями? А так Феликс все уладил, все устроил…
За чаем разговорился и старик, беседа плавно перетекла на их собственную семью – по словам Петра и Павла, это требовалось для правильного составления завещания. Есть ли у них еще где-то какие-то родственники, другое имущество? Родственников не оказалось, из имущества – только этот дом.
Вскоре гости стали прощаться. Перед уходом Петр подошел к стене и произнес, кивнув на фото пятнадцатилетних сестер:
– Просто южные красавицы. Откуда же такая редкость в российской глубинке?
– Это моя бабка в них проявилась, – заулыбалась Мария Семеновна. – Итальянкой она была, певицей. Самому царю пела. Дед мой, офицер, с ней и закрутил. Родила она мою мать, да только офицер тот женатый был, а ей в содержанки идти гордость не позволила. Она девочку ему оставила да на родину уехала, больше о ней не слыхали. Дед малышку не бросил, в своей семье воспитал как родную, супружница его, хоть и не рада была, но стерпела. Вот во внучках моих бабка о себе-то и напомнила.
Гости с интересом выслушали, сказали, что девочкам повезло иметь такую любопытную родовую историю, распрощались и направились к выходу. Старики проводили их до калитки, и молодые люди пошли к шоссе.
Феликс наблюдал, как они показались из-за деревьев и встали на обочине дороги. Стояли парни молча, не переговариваясь друг с другом, и словно чего-то ждали. Потом он понял, чего именно – паузы в движении машин. Дорога ненадолго опустела, и молодые люди стали подпрыгивать, словно спортсмены на разминке. Они прыгали все выше и выше, пока вдруг один за другим в воздухе не появились легкие белесые облачка и из дымки выпорхнула пара кречетов. Взмыв к верхушкам деревьев, птицы полетели назад, к городу.
Феликс немедля перебрался за руль, завел мотор и поехал следом. Он не беспокоился, что может потерять из виду птиц, без труда отслеживая дальнюю траекторию их полета.
Въехав в город, Феликс повел авто с максимальными предосторожностями: малейшая авария, нарушение, встреча со стражами порядка, требование опустить стекло, выйти из машины могли стать фатальными.
Кречеты привели его к трехэтажному желто-белому особняку почти в центре. Металлическая табличка на двери гласила: «Представительство компании “Гнозис”». Одно окно третьего этажа было приоткрыто, в него и залетели птицы. Пришлось постараться, прежде чем нашлось место для парковки, откуда здание просматривалось целиком. Выключив зажигание, Феликс нашел новостную радиостанцию, откинул спинку кресла, вытянул ноги и стал наблюдать.
За весь день, до самого вечера, никто не вошел и не вышел из здания, ни в одном окне даже занавеска не шелохнулась. Дождавшись захода солнца, Феликс опустил тонированные стекла, вышел из салона и направился к особняку. Он осмотрел здание с боков, с торца, но только одно окно на третьем этаже по-прежнему оставалось открытым. Феликс помедлил, озираясь. Прохожих, лиц в окнах соседних офисных зданий не наблюдалось – рабочий день закончился, все разошлись по домам. Смерив взглядом расстояние и возможные препятствия, он легкой черной ящерицей взбежал по стене, едва касаясь поверхности носками ботинок и ладонями. Бесшумно перемахнув через подоконник, Феликс приоткрыл занавеску. В просторном помещении со светло-зелеными стенами не было ничего, за исключением старомодного письменного стола и пары стульев. Предметы стояли так, словно мебель передвигали, а на место поставить забыли. Пахло пылью и сырой бумагой – запах брошенных домов. В комнате находились те самые молодые люди в серой одежде. В расслабленных позах они сидели по краям стола, отрешенно глядя в пространство. На появление Феликса пара отреагировала более чем спокойно, поприветствовав его по имени-отчеству.
– Вы кто такие? – без лишних предисловий начал Феликс. Он понимал, что это не люди, но не мог с ходу определить, что за существа: обычно оборотни не обращались в птиц. На первый взгляд они казались близнецами, но сидящий справа был постарше.
– Я Петр, он – Павел, – ответил тот, что старше.
– Очень смешно. А на самом деле?
– Пускай так остается, хорошо? Вас ведь тоже устраивает ваше имя. И навряд ли вы будете настаивать, чтобы мы обращались к вам – Эрнандо.
– Допустим. – Феликс встал в паре шагов напротив и скрестил руки на груди. – Что вам надо?
– Боюсь, в данный момент мы не можем поделиться с вами этой информацией, – голос Петра звучал ровно, вежливо, можно сказать, дружелюбно. – Но поверьте, совсем скоро вы все узнаете.
– Зачем вы полезли к моей семье?
– К вашей семье… – повторил Павел, и на его губах заиграла улыбка. – Как чудно звучит. Вы завели себе семью, пускай суррогатную, но все-таки семью. Довольно необычный поступок для вампира.
– Вам-то что за дело?
– Уверяем вас, это отнюдь не праздное любопытство. Скоро вы все узнаете.
– Нет, я узнаю прямо сейчас.
– Искренне жаль, но в данный момент это невозможно.
Голос Петра звучал все так же дружелюбно, но по интонации Феликс понял, что сейчас действительно ничего добиться не получится.
– Хоть у девочек примесь не испанской, а итальянской крови, малышки напоминают ваших сестер, верно? – произнес Павел. – Ракель и Леокадию. Вы поэтому решили завести себе именно эту семью?
Феликс молчал, вперив тяжелый взгляд в их похожие лица. Затем проговорил:
– Если с ними что-нибудь случится… если вы хоть коснетесь этих людей, я доберусь и до вас, и до ваших главарей. У меня полно времени, мне нечем его занять, поэтому я займусь вами – вы станете моим хобби. Я найду того, чьи указания вы выполняете, и буду медленно выедать ему душу, пока он, она или оно самостоятельно, по доброй воле, не упадет на меч. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Понимаем, – кивнул Петр. – И не сомневаемся, что именно так вы и поступите. Но прошу вас поверить пока что на слово: мы не враги. Не враги ни вам, ни вашей семье и не причиним им никакого вреда. Можно узнать, как вы их на самом деле нашли? История с адвокатом годится для стариков, но нам хотелось бы знать правду.
Феликс молчал, продолжая смотреть на них каменным взглядом.
– Мы не призываем вас откровенничать, – сказал Павел, – просто, если можно, в общих чертах. Это важно.
Немного помедлив, Феликс произнес:
– Я стал случайным свидетелем автоаварии. Женщина погибла сразу, мужчина какое-то время еще был жив, просил о помощи, но помочь уже было нельзя. Я вытащил из машины детей, потом нашел в салоне документы, узнал место жительства, познакомился со стариками. Да, девочки на самом деле напомнили мне моих сестер.
– Это все?
– Все.
– Что ж, вполне достаточно. Извините нас, Феликс Эдуардович, но сейчас вам придется уйти. Обещаем, что дадим о себе знать в самое ближайшее время. И скорее всего, сможем вас приятно удивить.