Монотонный дождь лил уже вторую неделю. Земля раскисла непролазной грязью. Насквозь промокшие деревья недовольно ворчали, стосковавшись без солнца. Лесные обитатели сидели по домам, предпочитая наслаждаться музыкой дождевых капель под крышей, а ещё лучше – под одеялом. И надо же было львам именно в это время задумать праздник в честь Молодого Принца…
Уно потер рукавом запотевшую оконную пленку, на ней остались разводы. Эти плотные, прочные пленки снимали с огромных округлых листьев водяных растений, в изобилии росших у озер и водопадов. Из них же делали и зеркала, срезая плёнку вместе с листом. Протерев окно насухо, Уно посмотрел на медленно плывущие угрюмые тучи. Никаких праздников в такую погоду не хотелось, да и кому там будет весело, кроме самих львов? Очередная никчемная идея скучающего Высокого Дома.
Замерзнув на холодном полу, Уно забрался обратно в кровать и закутался в теплый плед. Спать не хотелось, бодрствовать было невыносимо скучно, он никак не мог придумать, чем себя занять. Уже привычно Уно поискал взглядом потеки сырости на стенах, потолке. Дом Уно, как и остальные жилища поселения, был сделан из легкого ноздреватого камня, в котором попадалось множество причудливых ракушек. В стенах своего дома Уно знал, пожалуй, все ракушки наперечет, особо большие и красивые даже выкрасил разными цветами.
Вдруг скрипнула входная дверь, раздалось покашливание, и Уно понял, что в гости заглянул бобер Тори.
– Ноги вытирай, Тори, – проговорил Уно из-под пледа. – И не размахивай мокрым зонтом, прошу тебя! Умру скоро от этой сырости.
– Не беспокойся, не размахиваю, – снова кашлянул Тори. – А ты где? Я тебя не вижу.
– Здесь я. – Всклокоченный, хмурый, Уно приподнялся и сел. – Как дела, Тори?
– Какие могут быть дела? – Бобер аккуратно закрыл свой зонт и поставил в уголок у порога. – Дождь не дает жить. Я снова простудился, слышишь, какой кашель? А от травяных отваров моей Миры у меня постоянная изжога, расстройство желудка и…
– Тори, избавь меня, пожалуйста, от подробностей. Лучше скажи, что слышно про сегодняшний праздник?
– Странная идея, правда? – Тори устроился поудобнее на низенькой скамеечке. – Ума не приложу, зачем львам это понадобилось? Кому захочется веселиться в такую мокрость? Все лежат в кроватях с грелками, половина болеет простудой, другая половина притворяется.
– А приглашения уже рассылали?
– Не будет никаких приглашений, все должны сами прийти.
– Вот как… – Уно поплотнее закутался в плед. – Замечательно, значит можно пропустить это событие.
– Это ты зря, как раз тебе там надо быть непременно. Не надо портить отношения. И кто знает, может, не такая и скверная идея немного развлечь своих подданных в затянувшийся дождь. Кстати, знаешь, что ещё они придумали?
– Что?
– Решили деревьям давать знаки отличия, что-то вроде «Заслуженный Дуб Леса». Только никак не могут придумать, чем именно должно отличиться дерево, чтобы этот знак получить. А ещё хотят разбить какой-то грандиозный цветник, чтобы раза в три больше, чем в соседнем королевстве, и Вечный Грот перекрасить.
– Снаружи?
– К счастью, только изнутри, но зато в красный цвет. Львица говорит, что этот цвет самый модный в этом сезоне.
– Ну и пускай красят, жалко что ли?
– Конечно, не жалко, если бы краску и саму работу они бы сделали сами, но этим же придется заниматься нам, их благодарным подданным. Ты во что нарядишься на праздник?
– Не знаю. А праздновать будем под открытым небом или в помещении?
– Если у наших дорогих правителей еще не отсырели головы, то соберемся в Вечном Гроте.
– В Грот все не поместятся.
– Кто не поместится, будет развлекаться под дождем, так что лучше прийти пораньше и занять места, хотя тебя и так пропустят. Да, кстати, Уно, извини за вопрос, но так ничего и не выяснилось?
– Насчет чего? – Уно выбрался из кровати и принялся неторопливо застилать ее пледом.
– Кто же ты все-таки такой?
– Пока ничего не известно. – Серебряная кожа Уно стала приобретать синеватый оттенок, что означало грусть.
– Ну вот, я тебя расстроил! – огорчился Тори.
– Да ничего страшного, рано или поздно это должно выясниться. Не так уж меня и волнует собственное происхождение, чтобы потерять покой и сон.
Но Тори знал, что это не совсем так.
– Кеола сегодня не заходила? – Бобер решил перевести разговор на другую тему.
– Нет, но должна придти с минуты на минуту. – Синеватый цвет исчез, кожа Уно снова стала серебряной.
– Хоть и есть у меня небольшое предубеждение против пантер, но Кеола, должен тебе сказать, великолепна. Какая грация, какая пластика! У вас серьезно? Скажи честно? Я никому не растреплю, уверяю.
– Во-первых, Тори, ты не то что растреплешь, ты раструбишь, как слон Мираб, а во-вторых, я не обсуждаю своих друзей даже со своими друзьями.
– Зануда ты, Уно.
– Я просто не люблю сплетен.
– Все любят, и все сплетничают, – возразил Тори, – на том мир и держится.
– Значит, скоро рухнет. Обо мне все сплетничают с самого рождения, так что мне хорошо известно, как это противно.
Тори пожал плечами и промолчал. Они хоть и частенько спорили, но все равно оставались лучшими друзьями.
– Пожалуй, пойду. – Тори слез со скамейки и вразвалку направился к двери, чуть не забыв зонт. – Надо еще решить, что же надеть на праздник. Что думаешь насчет синенькой жилетки?
– Уже боюсь советовать, – усмехнулся Уно. – Помнишь, как в прошлый раз возмущалась Мира? Но я ведь честное слово не знал, что это была ее шляпа, тем более тебе она очень шла.
– Я тоже не знал, – хмыкнул Тори. – Она хотела мне сюрприз сделать своей обновкой, и когда увидала ее на мне, решила, что я издеваюсь. А шляпа мне действительно шла. Ладно, придумаю что-нибудь, до встречи на празднике.
– До встречи.
Уно проводил Тори и закрыл за ним дверь. Несколько секунд он стоял и смотрел на быстро идущий по тропинке черный зонт, а потом пошел одеваться. Осторожно, старясь не зацепить крылья, он надел черный вязаный свитер и черные брюки. Вещи казались отсыревшими и противными. Немного подумав, Уно достал из коробочки серебряную цепочку с медальоном в виде трех красивых букв «У», «Н» и «О» и надел на шею. По сравнению с его серебряной кожей серебро казалось тусклым.
В двери тихонько постучали чьи-то коготки.
– Заходи, Кеола!
Грациозная пантера мягкой тенью скользнула в дом. Ее сильное красивое тело затягивала искрящаяся ткань черного комбинезона, на шее переливалось тонкое золотое украшение.
– Привет, дорогуша, – промурлыкала она.
– Привет, – улыбнулся Уно. – Выглядишь грандиозно.
– Я старалась. Вижу, надел мой подарок?
Уно потрогал медальон и снова улыбнулся. Улыбка вышла такой теплой, что Уно словно сам согрелся изнутри, да и одежда будто вмиг просохла и перестала казаться такой отвратительно сырой. Всякий раз, когда он видел Кеолу, в груди Уно расцветало нечто неуловимо тонкое, необъяснимо прекрасное, отчего хотелось плакать и смеяться одновременно.
– Ты чем-то расстроен, Уно? – Пантера запрыгнула на большое плетеное кресло.
– Разве я посинел?
– Тебе не обязательно синеть от грусти, чтобы я понимала твое настроение. Ты расстроен. Что случилось?
– Ничего не случилось, все как обычно. – Он подошел к зеркалу и долгим взглядом посмотрел на свое отражение. – Как ты думаешь, Кеола, я урод?
– Что за ерунда! – фыркнула она. – Ты просто не такой, как все, и в этом есть своя прелесть. Ты лучше всех, Уно, и красивее всех.
– Ты говоришь так, потому что любишь меня.
– Я говорю так потому, что я так думаю. Я никому не вру, даже тебе. Да, кстати, этот мокролапый бобер уже приходил?
– Да, рассуждал про сегодняшний праздник. Не хочется мне идти.
– Почему?
– Дождь вгоняет в хандру и сонливость, кажется, могу спать сутки напролет.
– Я тоже, – Кеола зевнула, сверкнув белоснежными клыками. – Но идти придется, наше отсутствие трудно не заметить.
– Хочешь что-нибудь вкусного? – Уно кивнул на дверь в маленькую столовую.
– Нет, отяжелею и засну на ходу. – Кеола потянулась, и ее мускулы заиграли под тонкой тканью комбинезона. – Пожалуй, пора.
Уно уныло посмотрел в залитое дождем окно. Вечерело. Ливень стих в мелкий монотонно моросящий дождь.
– Надо, надо. – Кеола спрыгнула с кресла.
– Сейчас возьмем зонт и пойдем, вот сейчас, сейчас…
– Уно!
– Идем, уже идем.
Вечер был теплым, душным и влажным. Земля дышала туманом, от мелких капель волновалась давным-давно отмытая до блеска листва, лежали примятые ливнями травы, со склонов текли мутные ручейки. Рядом с домом дремал старый клен Хэмал. Уно поприветствовал его, и клен прогудел в ответ из глубины ствола:
– Здроо-о-овья тебе, Уно. Как твои дела?
– Какие могут быть дела в этот бесконечный дождь.
– А куда это ты собрался?
– У львов сегодня праздник.
– Праздник? – недоверчиво уточнил Хэмал.
– Да. Видишь, Кеола, даже клен удивляется. Идем домой, а?
– Если будешь разговаривать со всеми деревьями на нашем пути, мы точно опоздаем! – отрезала пантера.
– Ладно, пока, Хэмал.
– Веселого праздника, Уно.
У Вечного Грота царило оживление. Кеола с Уно пробрались сквозь толпу к входу и заглянули внутрь. В Гроте было сухо и душно, горели многочисленные светильники, на скамейках вдоль стен расселись счастливчики, успевшие занять места поближе к пирамиде львов.
– Уно! Кеола! Сюда! – Расфранченный Тори замахал им лапой. – Мы заняли вам места!
– Как заботливы твои друзья, – фыркнула в усы Кеола.
– Почему ты не любишь Тори?
– Я не дружу с крысами, даже если они очень большие.
– Тори не крыса.
– Еще какая!
Они стряхнули с себя дождевые капли, прошли к своим местам и расположились рядом с Тори и Мирой. В паре шагов высилась каменная пирамида. На вершине, на пестрых покрывалах возлежали мудрые львы: мудрый Дорос и мудрая Тесса. Ступенькой ниже, на алых покрывалах расположились могущественные львы – могущественный Мортон с могущественной Ниварой, еще ниже, на голубых подушках разлегся молодой принц Гиней. За последнее время принц здорово подрос, его лапы то и дело свешивались с подушек и он подтягивал их обратно. Перед пирамидой тремя полукружьями выстроились столы на низких ножках, уставленные подносами со всевозможными угощениями.
– Клан пантер тоже неплохо смотрелся бы на этой пирамиде, – словно невзначай обронила Кеола, вдоволь насмотревшись на величественные позы львов.
– Кеола! Что ты говоришь! – прошептала Мира.
– Да я просто так, – зевнула она, – размышляю…
Леопард Милош вышел на середину Грота, призывая к тишине.
– Уважаемые! – произнес он, когда шум стих. – Мы собрались здесь в честь молодого принца Гинея! Пусть небо дарует ему и его великим родителям долгих, счастливых лет жизни и справедливого правления!
– Да будет так! – отозвались подданные, и праздник начался. Не любящий толкотню Уно наполнил пару плошек, отнес друзьям и сам принялся за еду.
– Что мне больше всего нравится в таких собраниях, – сказал Тори, выбирая кусочек тростника посочнее, – так это атмосфера – и друзья и недруги едят все вместе, в одно время. По-моему, это очень сближает.
– Вот именно это я терпеть не могу больше всего! – проворчала Кеола. – Некоторые любят есть в одиночестве, без мелькающих перед глазами недругов, которых как раз таки и съел бы с удовольствием!
– Уно, а ты как любишь есть? – поинтересовалась Мира.
– В спокойной обстановке, когда рядом никто не ссорится и не спорит.
Праздник завершился далеко за полночь. Когда леопард Милош объявил об окончании торжества и гости стали расходиться, могущественный Мортон подозвал к себе Уно.
– Рад что зашел, Уно, – произнес он, окидывая его внимательным взглядом золотисто-коричневых глаз.
Уно почтительно поклонился.
– Есть небольшой разговор, ступай за мной.
Мортон мягко спрыгнул с пирамиды и обогнул ее, уходя в глубину Грота. Уно еще ни разу не был там, никто не заходил в личное владение львов, кроме них самих и леопарда Милоша. За пирамидой оказался лишь толстый красный ковер на полу, небольшой каменный стол и больше ничего.
– На столе лежит картинка, – произнес Мортон, помахивая хвостом, – возьми, посмотри.
Уно взял темную дощечку с резным изображением.
– Не дает мне покоя мысль о твоем происхождении. – Мортон присел на ковер, не спуская взгляда с Уно. – Может, твои родственники Безумные Таггеры?
– А в чем сходство? – Уно рассматривал изображение, чувствуя, как начинает злиться. Уродливое существо с вывороченными клыками и перепончатыми крыльями могло быть родственником кого угодно, но только не его.
– У них есть крылья на похожем туловище.
– У птиц они тоже есть, – кожа Уно начала приобретать красноватый оттенок. – И туловище при желании тоже можно назвать похожим.
– Не сердись, Уно. Как и все я желаю тебе помочь. Всем известно, как тебе важно выяснить, кто же ты такой.
– Ваше могущество, – Уно сделал над собой усилие и краснота стала пропадать, – я очень благодарен за доброту, но признаюсь, что мне не настолько важно выяснить, кто же я такой, как всем остальным. Я со всеми живу в мире, никому никогда не причинил зла, разве не всё равно, кто я такой?
– В целом ты прав, – кивнул лев. – Тебя все любят, это большая редкость. Но ты должен понять – всех, с кем ты живешь бок о бок, всегда будет волновать этот вопрос, они хотят знать всё о своем соседе, о его характере и привычках.
– Все и так всё знают о моем характере и привычках, – угрюмо произнес он.
– Уно…
– Да я понимаю, что вы хотите сказать. Но неужели вы считаете, что обществу станет легче, если я окажусь родственником Безумных Таггеров?
Лев помолчал, задумчиво глядя на него, затем сказал:
– Ладно, оставим эту тему. Хочу попросить тебя кое о чём. Слетай в Соединенную Империю, спроси, что они решили насчет зимовки? Будут ли менять теплые вещи или провизию, как обычно?
– У нас проблемы с провизией? – удивился Уно.
– Нет, скорее с одеждой. Уверен, нашим дамам непременно захочется обновить гардероб к холодам.
«Ага, – подумал Уно, – значит, могущественной Ниваре снова нечего надеть». А вслух произнес:
– Хорошо, слетаю, когда нужно?
– Дождь тебе не помеха?
– Нет, я могу летать и под дождем.
– Тогда завтра утром, ладно?
– Хорошо. Я пойду?
– Иди. Да, и еще, Уно, я рад, что ты живешь именно в нашем Королевстве.
– Почему? Вам лишняя забота, жителям смущение.
– Лучшей заботы невозможно желать. Ступай, Уно, доброй тебе ночи.
Но Уно плохо спал в эту ночь. Неясная тревога, какая-то тяжелая беспричинная тоска заставляли ворочаться, накручивая на себя плед. Измучившись, Уно встал с кровати и подошел к окну. Золотистая, с зеленоватыми пятнами луна, похожая на редкий озерный камень, проглядывала сквозь прорехи в тучах, а дождь звучал уже так привычно, что казалось можно сразу оглохнуть, если он вдруг прекратится. Уно всматривался в ночь, вслушивался в свою тревогу, пытался понять ее причину, но ничего не получалось. Он так и не заснул до самого утра.
С рассветом он оделся, наспех перекусил и вышел из дома. Дождь падал редкими теплыми каплями, будто вот-вот прекратится совсем. Деревья еще спали. Уно тихонько прошел мимо клена Хэмала, чтобы не разбудить его, и направился к ближайшей поляне. Глубочайшую тишину нарушало лишь щелканье капель. Переполненный запахами воды, земли и зелени воздух целебным нектаром наполнил Уно целиком, отчего неудержимо захотелось взмахнуть крыльями и оторваться от земли. Он поправил воротник, чтобы капли не затекали за шиворот, расправил кожистые крылья, взмахнул ими пару раз, словно пробуя на прочность, сделал круг надо поляной, затем поднялся к вершинам древесных крон и полетел к Соединенной Империи. Путь предстоял неблизкий, но Уно был уверен в своих крыльях.
Ближе к Пограничной Территории поднялся ветер, дождь принялся хлестать так, что лететь приходилось почти вслепую. Уно сильно замерз, даже подумывал сделать передышку в каком-нибудь укрытии, но не рискнул садиться в Пограничной, там можно было найти себе ненужных приключений.
К полудню показалась Соединенная Империя, и к Уно устремилась пограничные орлы.
– Это я! – крикнул Уно. – К вашему правителю!
– Это Уно! Уно! – перекликнулись орлы. – Пролетай, Уно!
Сменив курс, он полетел к Императорской Горе, в недрах которой обитала семья Императора – черного льва Фалка. Ходили слухи, что в правящей семье он приемный и взяли его исключительно из-за редчайшего цвета шерсти. Когда Уно доводилось слышать эти пересуды, он интересовался, какое это имеет значение, если Фалка один из лучших правителей за всю историю Соединенной Империи? Обычно ему ничего толкового не отвечали.
Императорскую Гору окружали высоченные ели с голубыми, как вечернее небо иглами. Приземляясь, Уно поскользнулся на размокшей земле, упал на спину и подъехал прямиком к колючим лапам. Ели дружно расхохотались. Уно поднялся, отряхнулся и прикрикнул:
– Хватит уже!
– Извини, Уно, – загудели деревья. – Но это правда было очень смешно!
– Рад, что повеселил! Император у себя?
– Да, где же ему быть в такую погоду. – И ели стали приподнимать свои игольчатые лапы, пропуская его.
Стараясь снова не растянуться на потеху елкам, Уно направился к Горе. Полукруглый вход украшала искусная каменная резьба – предмет зависти правителей соседних королевств. Уно заглянул в пещеру. Черный лев возлежал на горе подушек и дремал, покашливая во сне.
– Император Фалка, – тихонько окликнул Уно, зная, как опасно внезапное пробуждение льва. – Император Фалка! – повторил он, на всякий случай отступая на пару шагов.
– Я занят! – проворчал император, не открывая глаз. – Не мешайте мне!
С мокрой одежды Уно лилась вода, зубы стучали от холода, вся спина была в грязи, а лев никак не желал просыпаться.
– Император Фалка! – прикрикнул он в отчаянии. – Да проснитесь же вы, наконец!
– Что такое?! – зарычал лев, приоткрывая глаза. – Кто посмел… А, это ты, Уно… – Черный лев потянулся, зевая. – Зачем ты здесь?
– Могущественный Мортон прислал разузнать насчет зимовки. Будет ли обмен продовольствием и вещами, как обычно?
– А что ему нужно больше?
– Одежда.
– Ах, старина Морти! Опять его супруга желает новый гардероб. – Лев поднялся и прошелся по пещере, разминаясь. – Что же ты стоишь, проходи. О, какой ты мокрый! О, какой ты грязный!
– Погода никак не поправится.
– Хоть бы и ты не заболел. Сейчас принесут тебе сухую одежду.
– Буду признателен.
Уно присел на каменную скамью, накрытую циновкой из высушенных золотистых стеблей.
– Ну, рассказывай, – Фалка снова улегся на подушки и подпер морду лапой. – Как у вас дела, как здоровье Морти и остальных?
– Всё в порядке, единственная неприятность – дождь. Многие простудились.
– Да, дождь и нас замучил, даже я кашлять начал. Если скоро не прекратится, может не уродиться зерно, ты же знаешь, у нас тут одни низины. Так что в этом году одежду будем менять на зерно, у вас его всегда в избытке… Ты чего трясешься?
– Холодно, ваша милость.
– Ах, да, одежда. Мурок! – крикнул лев, и в пещеру сразу заглянул почтенный гепард, словно он держался где-то при входе, дожидаясь зова. – Мурок, распорядись, чтобы Уно переодели и привели в порядок.
– Слушаюсь, ваша милость. Идем, Уно.
Дрожа от холода, он поспешил за гепардом. Потребовался почти час, чтобы подобрать что-либо подходящее, переодеться и вернуться к императору. К тому времени лев снова заснул. Уно тихонько присел на скамью, приоткрыл крылья, чтобы поскорее просохли и стал рассматривать стены с потолком. Фалка рыкнул во сне, дернул лапами, резко проснулся и сказал бодро, словно и не думал засыпать:
– Вот теперь гораздо лучше! И смотреть на тебя приятнее.
– Да, мне так тоже больше нравится, – благодарно улыбнулся Уно.
– Когда думаешь возвращаться?
– Не знаю, наверное, сегодня. Вы только скажите, сколько одежды обменяете на зерно, и я полечу.
– Нет, так не пойдет. Погости у нас до завтра, а утром вернешься. Зачем лететь в темноте?
Уно и самому не хотелось лететь в темноте. Он устал от утреннего перелета и не успел отдохнуть, поэтому не заставил себя долго упрашивать. Фалка обрадовался его согласию остаться, и за разговорами, за ужином незаметно пролетело время.
К полуночи Фалка начал зевать чаще, его одолевала дрема.
– Похоже, я все-таки простудился, – львиные глаза так и норовили закрыться сами собой, – слабость и всё время хочется спать.
– Тогда вам лучше хорошенько отдохнуть, – Уно поднялся со скамьи. Крылья давно уже высохли, сам он согрелся и расслабился, а общество Фалка как всегда было приятным и интересным. – Я тоже не прочь отправиться в кровать.
– Мурок всё устроит, приходи к завтраку, Уно.
– Добрых снов.
Мурок встретил его на выходе и проводил в свое жилище неподалеку от Императорской Горы. Поселив гостя в небольшой уютной комнате с широкой кроватью на низких ножках и убедившись, что для отдыха есть всё необходимое, леопард ушел, словно тень ступая на мягких лапах. Уно разделся и забрался под покрывало. Постель оказалась сухой, без намека на сырость, он даже застонал от удовольствия, предвкушая как славно выспится. Уно закрыл глаза, покачиваясь на теплых волнах дремы, погружаясь всё глубже, к желанному забвению, но дрема вдруг брала и выталкивала его снова на поверхность. Сон не приходил. Хуже того, снова вернулось тянущее холодом под сердцем ощущение тревоги. Глядя в потолок, Уно думал о Прорыве, о том что сейчас бы он пригодился для понимания причины этой непонятной, физически ощутимой тревоги.
Уно не знал, что такое Прорыв, он сам придумал ему название. Впервые это случилось с ним в детстве. Вот точно так же он лежал и смотрел в потолок, как в миг картинка дрогнула и распалась на многочисленные радужные волокна. И возникло ярко синее небо с дорогой, словно вымощенной облаками, вела она к самому Солнцу. Там, где дорога соприкасалась со светилом, полыхал огонь высоченным белым пламенем. Вдруг в небе появилась орлица Мана и полетела прямо в огонь, к Солнцу. «Ты сгоришь, Мана!» – закричал Уно, и всё исчезло. А утром он узнал, что орлица разбилась, разбилась о скалы, так бывает, когда в полете у птиц останавливается сердце…
Усталость все-таки взяла своё. Ближе к рассвету Уно заснул и ему приснилась мощеная облаками дорога к Солнцу.
Разбудил его Мурок, сообщив, что Фалка с завтраком уже заждались и главная новость – закончился дождь.
– Правда? – от радости Уно мигом проснулся. – Совсем прекратился или моросит?
– Совсем! – заулыбался Мурок. – Не падает ни капельки! Посевы спасены! Прошу тебя, поторапливайся, Фалка не завтракает в одиночестве.
– Иду, уже иду.
Уно быстро оделся и поспешил в императорские покои. Фалка возлежал за низким позолоченным столом и вяло ковырялся когтем в тарелке. Увидев Уно, он заметно оживился.
– Рад тебя видеть, Уно. Свежо выглядишь, хорошо выспался?
– Превосходно, – он не стал вдаваться в подробности. – Неужели дождь закончился?
– Да! Это ты принес хорошую погоду! Сожалею, что тебе надо улетать.
– Надеюсь, от этого дождь снова не начнется, – рассмеялся Уно.
Позавтракав, лев сам вышел проводить его. Солнце тысячами огней сверкало в траве и ветвях деревьев, словно всё вокруг расцветилось крошечными огоньками. Отмытым до блеска, ярким и радостным явилось это утро.
Ели хором поприветствовали императора с гостем, дружно подняли колючие лапы, пропуская их, и солнечный ливень обрушился на Уно с Фалка. Встряхнувшись, они рассмеялись.
Народ Соединенной Империи выбирался из своих домов, радуясь окончанию дождя. Лес наполнялся звуками, шумом, движением, и Уно неудержимо захотелось домой, разделить праздник этого долгожданного дня со своими друзьями.
– Доброй дороги тебе, Уно. Надеюсь, скоро снова навестишь меня, – сказал Фалка. – Всегда заходи, если будешь поблизости.
– Непременно, – улыбнулся он, расправляя крылья. – Спасибо.
Уно взмыл к прозрачному, спокойному, как утренняя озерная вода небу. Воздух, напоенный ушедшим дождем и долгожданным солнцем, кружил голову и переполнял грудь восторгом. «Жаль, Кеола не может летать, – думал он. – Всё это не рассказать, не описать, можно только самому испытать, чтобы понять, прочувствовать…»
Вскоре показались леса Высокого Королевства. Радость скорого свидания с домом и друзьями захлестнула Уно, утопило с головой. Сделав круг над поляной, он стал снижаться. Лес встретил еще мокрой травой, щелчками редких капель, падающих с листьев и тишиной. Полнейшим безмолвием. Такая тишина вместо ликования под солнечными лучами насторожила и напугала Уно. Озираясь по сторонам, он направился к своему дому. Старый клен Хэмал приветствовал его шумом листвы.
– Уно, – прошептал он, – как ты спасся?
– Спасся? – Уно подошел ближе и увидал изломанные ветви и кровоточащий ствол. – Что произошло?
– Так ты ничего не знаешь? Где же ты был?
– В Соединенной Империи. Скорее расскажи, что случилось?!
– Как же я рад, что ты жив!
– Прошу тебя, Хэмал! – Уно охватил такой страх, что кожа побелела.
– Безумные Таггеры напали на нас, всё произошло очень быстро.
Оглушенный Уно смотрел на покалеченный кленовый ствол и не мог пошевелиться, словно мигом оцепенел.
– Как они это сделали, чем? Это же не следы зубов или когтей.
– Кроме зубов и когтей у них были орудия, широкие острые лезвия, похожие на полумесяцы на длинных палках.
– Я сейчас.
И Уно бросился домой. Там всё было разгромлено. Зачем-то аккуратно переступая через разбитую посуду, разорванные вещи, Уно прошелся из комнаты в комнату. В спальне, у перевернутой кровати, нашлась цепочка с медальоном, он поднял ее и надел на шею.
– Уно! – ветка Хэмала постучала в уцелевший оконный осколок. – Как ты?
– Нормально, – Уно вышел из дома. – Что с остальными, где они?
– Мне отсюда мало что видно.
Не оглядываясь, Уно быстро пошел по петляющей меж деревьев тропинке. Деревья молча провожали его печальными вздохами. Уно направлялся к центральной поляне, служившей населению Высокого Королевства местом собраний и праздников. Все дома были разрушены, то тут, то там виднелись неподвижные тела, а возле изрубленной в щепки старой ели он нашел Тори и Миру. Даже издалека Уно видел, что ничем не сможет им помочь.
С огнем в голове метался он по округе, как диковинное белоснежное существо, потерявшееся в незнакомом месте. Весь уцелевший лес замер, глядя на обезумевшего Уно. Никого живого, никого…
– Ааааа! – раздался вдруг чей-то слабый хриплый стон, и Уно бросился на звук.
– Где ты! Отзовитесь!
– Тут я! – Крик доносился из помойной ямы. – Спасите! Помираю!
– Я здесь! – Встав на краю, Уно заглянул в яму. Среди отбросов что-то копошилось. – Держись, сейчас достану!
Он взлетел и стал спускаться в яму, стараясь не касаться крыльями осклизлых стен. Дотянувшись до копошащегося бедолаги, Уно схватил его и вынес на поверхность. Отряхнув страдальца от отбросов, Уно, наконец, рассмотрел, кто это такой. Уцелевшим оказался попугай Брамс.
– Уно! – заголосил он. – Уночка-а-а! Родной! Спаситель!
– Погоди, Брамс, ты цел? Дай-ка я тебя осмотрю.
Уно неоднократно приходилось лечить, приводить в порядок всё, что только могли повредить себе его собратья.
– Да вроде цел я, только крыло вывихнулось… Ой! Как больно!
– Крепись, Брамс. – Уно присел на траву рядом с птицей, ощупывая поврежденное крыло. – Всё сделаю аккуратно, я много раз вправлял крылья и лапы.
– Ты вправлял не мои крылья! Не мои лапы!
– Хорошо, оставайся как есть, мне некогда с тобой возиться. Может еще кто-нибудь уцелел.
– Ладно, я согласен, вправляй.
– Кажется, понимаю, Брамс, почему от тебя все три жены ушли.
– Не три, а две, от третьей я сам сбежал. Ну, давай, я жду! Я жду своей невыносимой боли! Всё, вправляешь? – Попугай зажмурился и надрывно застонал.
– Еще нет, так что замолчи. – Уно еще раз осмотрел крыло и одним точным движением поставил его на место. Попугай громко хрюкнул и вытаращил круглые желтые глаза, ожидая «невыносимой боли».
– Теперь можешь падать в обморок, – сказал Уно, выпрямляясь.
– Всё кончилось? – Брамс осторожно, недоверчиво пошевелил крылом. – Так быстро?
– Как видишь. Теперь подожди меня вот у этого пня, я скоро вернусь.
– Нет, не уходи! – мигом запаниковал попугай. – Не оставляй меня одного!
– Я должен поискать живых, а с тобой ничего не случится, всё плохое уже случилось, поэтому сиди у пня и никуда не уходи.
– Смотри, ты обещал! Держи слово! – И попугай заковылял к пню, на ходу избавляясь от остатков помойки. А Уно отправился дальше.
Картины ужасали. Хотелось закрыть глаза, вмиг забыть всё увиденное или наоборот – открыть и проснуться… Когда под рухнувшим древесным стволом Уно увидел Кеолу, ему показалось, что в груди взорвалось сердце и его осколки медленно, очень медленно полетели в пропасть. Пантера еще дышала. Уно бросился к ней, упал рядом, тихонько погладил по голове.
– Кеола, милая, ты жива! Я пришел, я рядом!
Она с трудом приоткрыла мутные глаза.
– Уно… – едва слышно произнесла пантера.
– Тише, молчи, я вытащу тебя сейчас.
Собравшись с силами, она произнесла громче:
– Не надо, не умножай моих мучений. Мои кости превратились в обломки и песок.
– Я помогу!
– Не трогай, умоляю, не трогай, – Кеола закашлялась и на траву стекла струйка крови. – Безумные Таггерры… они появились внезапно, их было много, очень много, они уничтожили всё. У них были острые орудия и что-то еще страшное, чем они взорвали Вечный Грот, под обломками остался весь клан львов… Хоть кто-то выжил?
– Пока нашел только попугая Брамса, – еле смог произнести потрясенный Уно.
– Значит, все погибли, – прохрипела Кеола. – Уходи Уно, беги как можно дальше, Таггерры вернутся, теперь это их земля. Они не остановятся, мы беззащитны против них, будут захватывать новые земли, новые королевства… спаси себя, Уно, прощай.
– Нет, Кеола, не бросай меня! Доверься, все будет хорошо!
– Я знаю… – глаза Кеолы остекленели.
– Нет! Нет! Нет! – Уно схватился за древесный ствол, пытаясь его приподнять. – Кеола, не уходи!
– Она не вернется уже, – прошелестело деревце неподалеку. – Подумай о тех, кто быть может еще жив и нуждается в тебе.
Уно молча погладил поникшую голову пантеры и пошатываясь, словно в забытьи, пошел прочь. Повсюду была одна и та же мрачная картина – неподвижные тела и разрушенные дома. Глаза застилала туманная пелена, он почти ничего не видел перед собой. Наконец, без сил привалившись к какому-то дереву, Уно закричал:
– Есть кто живой?! Живые, отзовитесь!
Тишина, шелестящая листвою тишина была ему ответом. Он долго прислушивался к тишине, и вдруг услышал чей-то тихий плач. Уно замер, стараясь понять, откуда доносится звук. Кто-то плакал в глубине полуразрушенного дома.
– Всё в порядке! – крикнул Уно, бросаясь к дому. – Я здесь! Всё хорошо!
Он принялся разгребать доски и солому.
– Где ты? – Уно отбросил в сторону обломки стола. – Кто ты?
– Я здесь, – всхлипнул некто. – Это я, Конти.