Г. Ю. Любарский
Образование будущего. Университетский миф и структура мнений об образовании XXI века
Как сказано, образование – это одинаковость знаний у разных людей, делающая возможным и предсказуемым общение. Это социальная характеристика. Нельзя быть индивидуально-образованным. Можно очень много знать, иметь системные знания и т. п., но это не образование, если некому пользоваться указанной предсказуемостью. Понятие образование похоже на понятие температуры – как нельзя говорить о температуре атома, так нельзя говорить об образовании отдельного человека. В обществе необразованных бессмысленно понятие индивидуальной образованности (хотя могут быть индивидуальные познания). В отсутствие социальных институтов образования нельзя иметь образование – оно не работает и потому не проявляется.
Поэтому в наличной ситуации необразованного общества люди с любым «бывшим» образованием – необразованные (пусть и много знающие или ещё иным образом «хорошие»). То есть образование можно получать «индивидуально», прикладывая личные усилия – когда есть социальный институт образования и принятый стандарт знаний. Тогда этот стандарт можно выучить в одиночку. Если принятого стандарта нет, понятие индивидуального образования становится бессмысленным. И тогда люди с разными знаниями, большими и маленькими, оказываются в равной степени без образования, без языка взаимного общения. Когда нет общего языка, нет смысла говорить, кто тут не знает язык (общий для всех). Его все не знают.
Получается, сейчас образования нет ни у кого. А образование – это не предмет спеси и претензий, а важная социальная характеристика устойчивости общества. Полвека назад можно было сказать, что у нас «общество десятиклассников»: у всех (почти) имелась общая основа знаний на уровне средней школы, дальше начинались специализация, разнобой и непонимание. Ситуация сильно изменилась: очень многое из весьма обычного набора знаний берётся вне школы, берётся многое различное. Пожалуй, за общие для всех классы школы поручиться уже нельзя. В «общих для всех классах образования» можно измерять степень взаимопонимания в обществе. Сколько их осталось? 8? 6? 4?
Пожалуй, если говорить в этой шкале: общей осталась начальная школа. Там учат начальным интеллектуальным умениям. После этого младшего школьного возраста человек учится понимать мир. Кто его учит? Школа?
Медиа как источник картины мира: вместо университета и школы
Начальная школа и некие фрагменты средней всё ещё работают в качестве института, создающего часть общей картины мира. Потом эту картину мира используют множество раз: люди общаются друг с другом, сближаются, работают, подчиняются правительству, ходят на выборы и прочее – благодаря общей картине мира. Что за социальный институт её производит, если школа это делает в не слишком значительной степени?
Лжи нет, поскольку нет правды
Прежде авторитетную картину мира, на которую ориентировались люди, давал Университет. Так можно назвать социальный институт, овеществляющий познавательную и образовательную функцию науки. Ученые выясняли, как устроен мир, и в популярных лекциях рассказывали об этом устройстве дивящимся обывателям. Сейчас социальный мир стал иным, и обыватели получают картину мира не от ученых и не из университета.
Картину мира школьникам, а затем и взрослым дают масс-медиа.
Мы живем в мире медиа. У нас дети получают образование из медиа, там получают картину мира, картину социальной реальности, узнают, как всё устроено, как всё работает и каковы люди – из мира медиа. Это новая социальная реальность. Сотню лет назад мир был другим, а ещё пару сотен – ещё другим. В мире медиа у знаний, у информации довольно специфическое устройство.
Что такое медиа? Иногда, по старинке, думают, что это прежде всего газеты. Ну да, ещё телевидение. На деле медиа – в смысле форматов – включает газеты и книги, телевидение, радио, интернет (и поэтому сетевые медиа), кино, видеоролики, а также многие мелкие жанры. К медиа тяготеют многие сопутствующие продукты мира развлечений – произошедшие от аниме, от манги, от компьютерных игр, и многие другие продукты и службы. Мир медиа очень обширен, и он продолжает порождать дочерние жанры в плотной среде других социальных институтов. Например, в науке представлено много продуктов медиа. Они входят в состав грантов, они являются презентациями, они включаются в отчёты, они – это популярные статьи и книги о науке и открытиях, и они же – представленные в сети сообщения о научной деятельности. И, разумеется – не только наука: в бизнесе, в правовой и государственной деятельности, а уж среди развлечений – там всё пронизано медийными импульсами.
В мире медиа суждения об истинности сообщения неадекватны, не означены. Суждения об истинности сообщения в мире медиа не относятся к вещам, которые можно знать. То есть неверно думать, что в мире медиа много лжи – это не так. В мире медиа нет правды. Вообще. Поэтому в этом мире нет лжи. Поэтому там бессмысленно спрашивать, правда ли «это». Причина: не существует средства узнать это. Понятие правды не означено, поскольку понятия «правда» в мире медиа нет, а если определить правду какими-то немедийными средствами, выяснится, что не существует способа убедиться в том, правда ли это. Мир медиа – это совсем другой мир по сравнению с миром истины.
Надо понимать, до каких границ простирается мир медиа, кто полностью погружен в мир медиа. С одной стороны, границей мира медиа являются некоторые (небольшие) фрагменты личного практического опыта. Другой берег мира медиа – достоверное научное знание. И важно не путать: если вы являетесь учёным, граница вашего мира медиа проходит (может проходить в лучшем случае, если вам повезло с наукой и если вы лично очень талантливы) примерно по границам вашей узкой специальности, в несколько другой области вы на тех же правах, что все остальные в мире медиа. И насчет авторитетов. Президенты, главы разведок и т. н. осведомлённые люди (эксперты) полностью погружены в мир медиа. То есть ни президент страны, ни глава разведки, ни «осведомлённое лицо» ровно ничего важного не могут знать из т. н. «мира на самом деле». Любые суждения экспертов и отчёты разведок – крайне податливая штука, регулируемая в пользу невнятных целей. Не только мелкий журналист не знает, как на самом деле обстоят дела с тем, о чём он пишет – самый влиятельный президент знает немногим больше. Причём не по лени какой – он не может, у него попросту нет средств.
Это не значит, что нельзя поставить никакой фильтр и нельзя решительно ничего знать о достоверности источника. Понятно, что местное издание, удалённое от места, где происходят события, не имеет корреспондентов в центре действия и перепечатывает чужие новости. В этом смысле издание центральное «авторитетнее» местного, издание, имеющее корреспондентов, авторитетнее прочих. Но в любом случае существует информационная политика, она формируется очень непрозрачным образом, и на каждом шаге там рассматриваются совершенно иные соображения, никак не о «близости к правде». Изучая обстоятельства сообщения в медиа, можно узнать много занятного и неожиданного. Узнать строение групп влияния, разных интересов вокруг данной новости, соотношение выгод, которое завязано на данном новостном сообщении. Но нельзя узнать, было ли событие и как оно происходило. Нет средств. Причём тем, кто определяет информационную политику, истинное положение дел неведомо точно так же, как и удалённому читателю. Ни один из властных людей, определяющих информационную политику, не только не знает – ни при каких усилиях не может узнать, что произошло на самом деле. Нет средств.
Фундаментальные причины такого положения дел: 1) у нас сложное общество, 2) у нас такие медиа. Сложное – значит, редуцированное то по причинам, то по следствиям. Многие причины могут иметь одно и то же следствие (экви-финальность). Многие разные следствия могут иметь одну причину. Общество не состоит из однородных элементов. Это сложная сеть гетерогенных механизмов, разного размера, разного устройства и возраста. Никакие «в общем случае» и «при прочих равных» не работают.
И в этом сложном обществе действуют медиа очень специального устройства. Такие медиа образовались, когда в новостном формате была сделана ставка на сенсационность (которую доброжелатели считали ставкой на срочность, а наделе – на «впечатляемость»). Другой раз это было сделано, когда в новостной формат перешли практически все медиа. Ещё раз это произошло, когда в социальном механизме медиа заняли место механизма с положительной обратной связью, который усиливает любой сигнал. Такая ситуация ведёт к взрыву, и медиа в социальном устройстве современного общества изолированы от всех серьёзных механизмов принятия решений (чтоб не рвануло) и присоединены ко всему, что требует накачки «энергией». Ситуация, в которой медиа стали образовательным инструментом, формирующим картину мира, сложилась «случайно», творцы мира медиа этого не планировали, так получилось. Но теперь это работает.
В связи с таким устройством нашего социального мира одним из важнейших умений является вовсе не фильтрация новостей соответственно их правдивости. Когда на входе много информации из источников, которые все не имеют отношения к правде, никакой фильтр не сработает. Тут нужно другое умение: воздержание от суждения. Это не просто и вовсе не банально – это мало кто умеет. Потому что мычать «не знаю» просто, на всё говорить «фигня» просто – и это совсем не то. Воздержание от суждения: сохранение вопроса в агрессивной среде не имеющих отношения к истине ответов.
Как жить в мире медиа? Можно ли получать хоть какие-то ответы о чём-то? Да, разумеется. Во-первых, существует доказательное знание в науке. В науке много также и бездоказательного знания, и это вовсе не всегда гипотезы, но иногда даже общепринятые теории, и внутри науки очень много влияний из мира медиа. Более того, по мере цифровизации науки и перехода её на «полностью количественный» формат роль мира медиа в науке будет расти. Причина: утрата рациональности. Цифровизация науки – это утрата её рациональности. Это вовсе не парадокс, а рекламируемое свойство: каждый скажет, что дигита-лизация, опора на количественные показатели происходит из экономии (мышления), чтобы вместо долгих и мутных, трудных и неясных разборок быстро прийти к чёткому знанию. Это знание быстрое, точное и нерациональное.
Фундаментальные понятия науки имеют «качественное» устройство, потому что созданы для понимания. По мере утраты навыков рациональности будут появляться понятия, сделанные по лекалам мира медиа, тем самым знание будет в самом деле точным, количественным и бессмысленным. Оно будет не нужно и не приложимо ни для каких задач, кроме весьма искусственно выстроенных внутри таким образом сделанного медиа-знания. В принципе похожую эволюцию обессмысливания уже прошла схоластика, там много отличий, но некоторые черты общего развития можно различить. Так что наука вовсе не железная стена, ограничивающая мир медиа, а растворимая масса, всё быстрее подающаяся. Это важные оговорки, во многих областях рациональной науки уже почти нет, во многих её доля быстро падает, но пока ещё доказательное знание существует. Это не «истинное» знание, это только доказательное знание. Вот про него можно строить суждения о вероятности того или иного варианта, можно фильтровать источники по степени надежности. Для мира достоверного научного знания эти операции означены, для мира медиа – нет.
Во-вторых, не в том дело, что в современном мире не найти истины, просто её нет в мире медиа. Новые факты и значимые знания можно выделять из мира медиа, если у вас имеется собственная картина мира. Вы её сделали, вы за неё отвечаете. Кто называет свою картину «научной» или ещё каким-то образом пытается подчеркнуть её сверх-авторитетность (религиозная, из откровения, из предания и т. п.) – ошибается или обманывает. Никакой «общей научной картины мира» нет, хотя многие крупные творцы науки потратили много сил, выстраивая личные картины мира на основе данных науки. С этими картинами приятно ознакомиться, на них можно учиться. Если вы на основе собственного опыта, собственных размышлений и привлекая доказательное знание, выстроите собственную картину мира, вам станет яснее, как именно искажается реальность на том или ином участке мира медиа. Этот мир неоднороден – если вы узнали некую закономерность искажения, ни из чего не следует, что на другом фрагменте будет действовать тот же закон искажения. Неверно, что все воруют, неверно, что все негодяи и т. п. Каждый раз, если хочется что-то понять, надо разбираться заново. И очень важно помнить, что результат является правдой только если принимать вашу картину мира. Другой человек, имеющий другую картину, не примет ваших доказательств – они для него не доказательны. Он не примет ваших данных опыта – не поймёт или имеет другой опыт.
Поэтому в социальном мире довольно бессмысленны операции, коренящиеся в мире достоверного знания. Нет смысла не верить, если нет пруфов. Нет смысла требовать доказательств. Нет смысла ждать экспериментов. Это всё может быть проделано, и вы останетесь на руках с явной ложью, которую вы из-за ошибок вашей системы примете за правду. Люди, которые в интернет-дискуссии вдруг с видом победителя возглашают «бремя доказательств на том, кто говорит» и пр. – это просто люди невежественные, решившие смеяться на похоронах. Все эти правила работают только внутри научного сообщества и совершенно бессмысленны в иных социальных средах. Они не помогают и не смогут помочь отыскать правду. Сколько бы вы не совершали плавательные движения на песке, на песке вы будете двигаться с помощью этих движений крайне плохо. Они просто не для этой среды. Вы можете иметь представление о верном устройстве мира. У вас нет средств сделать его интерсубъективным. Представление о верной картине мира с необходимостью включает в себя устройство наблюдателя, наблюдатель с иным устройством увидит иную картину. В этом смысле картина мира и истинные знания не могут быть даны вне некоторых черт организации познающего. Человек с иным идейным устройством может быть воспитан к истине, но ему нельзя представить доказательств. Это было бы слишком хорошо; достаточно уже того, что каждый человек сам не отрезан от истины и может её отыскать. Найти её в социальном мире и легко транслировать через социальный мир другому человеку не удастся.
Единственное (и на самом деле весьма важное), что можно найти в мире медиа – это истинно наличные в нём мнения. Важно знать, как делают новости, как устроены механизмы мира медиа (и тем самым мира публичной политики), и не менее важно – каковы существующие мнения. Причём мнения конкретных людей лучше мнений корпоративных. В мнениях издательств, экспертных комиссий и пр. обычно нет ни логики, ни рациональности. Это просто мешанина. В личных мнениях можно отыскать существующие точки зрения, картины мира и способы построения рациональных суждений. Зная эти составляющие, можно понять нечто о социальном мире – о том, каков он. Мир медиа ничего не сообщает об истинном положении дел или о «настоящей правде», настолько ничего, что даже неверно называть его сообщения ложными. Но он может свидетельствовать о себе самом. Через него можно увидеть людей. Больше мир медиа низачем не нужен.
Из этого, между прочим, следует, что в мире медиа скрывается социальное будущее. Поскольку и насколько будущее конструируется и проектно достигается, оно создаётся в мире мнений. В соответствии со своими представлениями об устройстве мира и своими ценностями, мечтами, люди стараются строить будущее – и иногда у них что-то получается. Обращаясь к миру «на самом деле», мы можем отыскать лишь возможности, и больше ничего. А силы, вслед за которыми возможности осуществляются, истекают из мира мнений. Нет смысла погружаться в мир мнений и читать чьи-то надежды и мечты, если интересно, что было и что есть на самом деле. Но если интересно, что будет – обязательно придётся войти в этот странный мир.
Мир медиа отделен непроницаемой стеной тумана от «мира, где есть нечто на самом деле». Зато в нём можно видеть на самом деле существующие мотивы, ценности, способы рассуждения, то, что люди допускают как возможное, на что они собираются так-то реагировать, что они считают невозможным, то, о чём они не думают, потому что не умеют – это мир белых пятен, куда мысли людей не заходят, и чёрных мешков, куда мысли сваливаются, мир вершин, которых достигают и мир бескрайних однообразных равнин тиражируемых мнений. Люди ведь существуют на самом деле, и их устройство верно (хоть и с искажениями) отображается в мире мнений. Как говорится – какая разница, что ты лжёшь, ведь лжёшь именно ты.
Медиа: плата за недоверие
Средства массовой информации возникали для распространения сообщений. Очень быстро медиа приобрели политическую значимость. Правительство сообщало официальную точку зрения населению. С другой стороны, масс-медиа должны были стать мощной просветительной силой, особым элементом культуры, соответствующим времени массового общества. Все прежние каналы распространения информации были элитарны, и об успехах наук могли знать лишь верхние слои общества. С появлением масс-медиа стало возможно транслировать научную картину мира в самые широкие слои населения.
Итак, медиа сообщают «всем» о произошедших событиях и разносят информацию об успехах культуры – о достижениях наук, открытиях и пр. Почему же медиа так не нравятся? Обычные обвинения в адрес СМИ: они-де скандалисты, публикуют грязные материалы, оказывают деструктивное влияние на культуру, и далее по списку: «чернуха», аморализм, нигилизм, нагнетание психоза… И врут, врут, врут.
Можно присмотреться, как же именно работают медиа, какова механика их обращения с информационным сигналом. Будем смотреть не на внутреннее устройство того или иного органа медиа, а на то, как этот чёрный ящик взаимодействует с общественным окружением. Получается интересная картина: практически на все общественные институты, с которыми медиа связаны, они воздействуют так, что усиливают «возмущения», усиливают сигнал. В теории систем это называется «положительной обратной связью».
СМИ усиливают воздействие общественного мнения; влияют на власть и на избирателей, артикулируя и усиливая имеющиеся тенденции и разногласия; формируют и усиливают политическую жизнь; благодаря СМИ власть может сильнее влиять на народ; СМИ тиражируют и навязывают всему обществу интересы малых групп; раздувают скандалы; изменяют сам народ, подчеркивая и формируя его ценности, культуру, воспитывая и направляя, провоцируя социальные протесты…
Тем самым оказывается, что СМИ есть универсальный усилитель сигналов и действий в обществе. Что же это означает для общества? О свободной печати когда-то говорилось, что она должна в демократическом обществе выполнять функцию отрицательной обратной связи, сообщая «верхам» о тех процессах, которые идут «внизу», и позволяя разумно регулировать управляющие воздействия в целях сохранения устойчивости системы. Известно, что отрицательная обратная связь называется также регулирующей. При отрицательной обратной связи «перегрев» какого-то блока схемы вызывает ответную реакцию, снижающую его температуру до нормальной (термостат, холодильник). Отрицательная обратная связь – механизм устойчивости системы.
Но масс-медиа выполняют совсем иную работу – работу усилителя. А что такое положительная обратная связь? Это, попросту говоря, взрыв. Медиа связаны со всеми блоками общества, и на каждом цикле работы системы подают на каждый блок сигнал, усиливающий любое появившееся отклонение от устойчивого состояния. Любая ошибка разрастается, раздувается, «перегрев» усиливается до тех пор, пока систему не разорвёт в клочья.
Не удивительно, что в целом деятельность медиа оценивается как негативная, что позитивом считается "нейтральность" СМИ. В качестве усилителя СМИ безответственны, их интересует только усиление передаваемого воздействия, а не его суть и роль. Медиа – катализатор, «разгоняющий» процессы в обществе до критического предела.
Отсюда становится ясным, как должны реагировать на действия масс-медиа общественные институты (и ответственные граждане). Если в системе имеется постоянно действующий усилитель, увеличивающий рассогласование частей и усиливающий все ошибки, надо его «тормозить». Специального тормоза для СМИ в системе демократического общества не предусмотрено (цензура отсутствует, по крайней мере в теории). Значит, тормозить приходится всем блокам вместе, причём неспецифическим образом – кто как умеет. Отсюда с необходимостью следует, что, спасая общество, все общественные институты как один тормозят действия медиа, как могут, и (со своей точки зрения) выполняют этим чрезвычайно важную функцию – увеличивают устойчивость общества. Чтобы общество, в котором существуют такие СМИ, могло существовать, от СМИ надо утаивать информацию, если просочилась – опровергать, сотрудников СМИ – ругать и выгонять, откуда можно, и посылать, куда нельзя – в общем, противодействовать всеми способами. А то взорвёмся.
Так выглядит ситуация, если просмотреть мнения различных людей, выражающих недовольство СМИ. Если принять, что всё так на самом деле и есть, возникает вопрос – отчего же не изменить медиа, чтобы они были не скандальные, а сообразно реагирующие, позитивные, культурно-просветительные и обществу полезные? В чём причина столь вредного для общества характера медиа? Как же получилось, что замысленная отрицательная обратная связь была перестроена на положительную и вместо стабилизирующего эффекта «четвёртая власть» работает на взрыв окружающего социума?
Можно подумать, что причина – плохое качество людей, работающих в медиа. По корыстным причинам плохие журналисты и редакторы изменяют сообщения зловредным образом, делая их скандальными, раздражающими, воспаляя общественную ткань. Однако, немного подумав, можно сообразить, что плохих людей среди журналистов ровно тот же процент, что и среди других групп населения. Особое внимание к «жареным» фактам, стремление «раздувать» истории и «подмачивать» репутации входит в число профессиональных требований, предъявляемых к журналистам. Коп должен быть настойчив и иметь хватку бульдога, а журналист – нахален и пролазлив, как комар. Работа такая. От журналиста требуется давать «горячие» материалы, сенсации, новости. За это идёт конкуренция профессионалов, этого требуют издатели и редакторы, считающие (не без оснований), что этого хотят читатели и зрители.
Редакторы и издатели тоже не годятся в «плохиши» – они, как и журналисты, стремятся соответствовать профессиональным требованиям, конкурируют за новости с другими изданиями. Любой конкретный человек из масс-медиа – журналист, редактор или издатель – начни он действовать не так, как принято в этом профессиональном поле, сразу окажется «плохим профессионалом» и будет вытеснен успешными конкурентами, умеющими подбросить читающей публике свеженький скандал. Медиа устроены так, что положение в структуре взаимосвязанных функций выбрасывает из системы любого «реформатора».
Так что же, дело в «устройстве» медиа? Например, ясно, что и меньшинство людей, предпочитающее культурные и научно-популярные программы, и огромное большинство, ждущее футбол с сериалом, – все ждут от медиа новостей. Новости – это основа всех масс-медиа, любой направленности. А у новостей своя технология, и она определяет лицо СМИ. Новость должна быть значимой, привлекать внимание – и медиа гоняются за сенсациями. Новость должна быть свежей – и у медиа нет времени проверять информацию. Конкуренция за новости заставляет метать публике самые свежие, горячие новости – и многие из них оказываются ложью. Ложь и неточность – плата за скорость подачи новостей.
Публика ориентируется на новизну, и этим в значительной степени определяется положение медиа, которые этот спрос на новизну горячат, поддерживают, раздувают… Пресса – это предприятие, торгующее новостями, и даже более того: сейчас масс-медиа – это механизм, производящий новости, назначающий, чему быть новостями, какого масштаба, в каком числе… Новость – это то, что сделано в медиа как новость и объявлено новостью.
Значит, виновата публика? Получается, что народ своими неуместными желаниями, интересом к новостям, скандалам, клубничке и чернушке – разрушает систему общественных институтов, поощряя СМИ в их дезорганизующей работе? Что здесь сказать… Народ в качестве читающей публики не представляет единства. Большинству нравятся жареные факты, меньшинству – взвешенный и вдумчивый культурный разговор. Естественно, большинство изданий ориентируется на большинство подписчиков.
В поисках виноватого мы добрались аж до самого народа, выше некуда. Но если последним виновником чернухи в эфире оказался известный человеческий интерес к новостям, если трупы, убийства и изнасилования на экране – это издержки ударного производства новостей… Тогда все попытки решить ситуацию будут паллиативами.
В механизм медиа можно встроить внешний тормоз – цензуру – но принципиально ничего не изменится, только греться наш социальный механизм будет сильнее да пахнуть будет палёным – от трения «всеобщего усилителя» о тормозные колодки. Может, попробовать снизить значимость медиа, уменьшить силу четвертой власти? В принципе, хорошее решение, многие его предлагают: пусть они усиливают и взрывают, но, знаете, так слабо-слабо, чтобы не заметно. Идея эта напрашивается: раз медиа усиливают колебания общества и норовят пустить его вразнос, такую деталь из механизма общества правильно было бы удалить. Но почему же этого не делают? Роль медиа в обществе, напротив, возрастает. Неужели никто ничего не видит и не догадывается? Или у медиа есть какие-то ещё функции?
Попробуем разобраться в устройстве «машины медиа». СМИ – усилитель и ускоритель процессов в обществе, и поэтому воздействия медиа по большей части разрушительны. Зачем людям и обществу нужны «легкоусваиваемые горячие новости», которые ведут к социальному краху? Нет, конечно, можно демпфировать воздействие медиа. Можно выстроить общество так, чтобы разрушительные воздействия по возможности не задевали важные управляющие узлы.
Общество управляется тем, что не зависит от медиа (или зависит минимально), и напротив – то, что от медиа зависит в крайней степени (например, общественное мнение) оказывает незначительное влияние на управление обществом. То есть общество в значительной степени устроено недемократическим образом, и именно это обстоятельство тормозит разрушительное влияние медиа. Но зачем же делать такой сложный механизм? Чтобы разобраться в этом, нам надо сначала взглянуть на то, на чем строятся социальные отношения.
Основу ткани, на которой держатся социальные отношения, составляет доверие — к тому, что обязательства будут выполняться, что отмеченные ранее регулярности продолжат своё существование, что люди в большинстве своем те, за кого они себя выдают – словом, уверенность, что завтра все будет идти примерно так, как сегодня. Основой общественного бытия является антиконспирология. На самом простом уровне моё доверие подсказывает мне, что если я пойду в булочную, то найду там хлеб, а если в аптеку – лекарства (90-е годы намекнули, что бывает и иначе). Работа человека – в любой должности и статусе – проникнута огромным количеством актов доверия к окружающим – что они сделают то или это, без чего никакая работа невозможна. Доверие к вещам и людям – это чувство, обращенное в будущее, и каждое наше действие в социальном мире приобретает силы в этом безотчётном доверии. Все наши действия, планы и надежды – даже самые деловые и неромантичные – основаны на доверии к миру и людям. Самый недоверчивый человек живет с помощью доверия, иначе он не смог бы начать ни единого дела, потеряв уверенность в его продолжении.
Причина проста – мы живем не поодиночке, а совместно, а совместная жизнь невозможна без какого-то минимума договорённостей, уверенности – т. е. доверия. Но современный мир устроен совершенно не способствующим доверию образом. Он очень быстро изменяется, причём самым непредсказуемым образом. Это одна из самохарактеристик современности, обычно подаваемая со знаком «плюс» – то, что современность лабильна, гибка, изменчива… А обратная сторона этой «гибкости» – истончение социальной ткани, дефицит доверия к людям и к миру, на котором стоит общество. Дело, разумеется, не только в быстроте изменений, но кого сейчас надо убеждать в том, что социальный мир становится все неприветливее к человеку и доверять ему всё труднее… Новизна есть характеристика, обратная по отношению к устойчивости. То, что в современном обществе возникает много нового, есть другая формулировка того факта, что общество теряет устойчивость, предсказуемость, а члены общества не могут доверять существующим социальным формам.
Вернемся к СМИ, к аппарату производства новостей. Новость – это форма, накладываемая на материал обыденности. Это является прямым следствием из положения о том, что новость есть то, что создают медиа. Нет самих по себе новостей, которые медиа «находят», как грибы. Ситуация иная: есть течение обыденности, в котором медиа выделяют определенные фрагменты, оформляя их в качестве новостей. В результате оформления, наложения рамки, выделяющей новость, и образуется собственно новость – которая тиражируется, рекламируется, целенаправленно преподносится определённой аудитории читателей. После этого в социальном мире образуется нечто новое.
В первую очередь «новым» является, конечно, сама «новость» – но не только она. Кусок меди, подвергнутый обработке скульптором, приобретает форму и получается медная статуя – нечто новое, не существовавшее в исходном куске меди. Так и в результате присвоения формы – создания новости – образуется и новый фон, подразумеваемый этой новостью – фон обыденности. Это уже новая обыденность, не та, что была раньше – изменённая внесением новой формы. В результате наложения рамки выделения события образуется не только новость, но и фон. Само производство новости, которое в простейшем случае заключается в выделении куска обыденности рамкой с подписанным на рамке заголовком «новое» – это выделение кусочка реальности тем же самым актом выделения нового создаёт и фон – которого прежде не было.
То, что не попало внутрь рамки новости, считается известной всем обыденностью. Это воспринимается как «неновая» обыденность – в ней подчёркнуто то качество, что она не новая. И этим подчёркивается, что всё, что не сказано в новостях, есть не новое и потому известно зрителю. Гражданин сам выполняет работу, начатую медиа. Он рассматривает обыденную повседневность, своё окружение через фильтр новостной ленты, выделяя сообщённое ему «новое» и наделяя всё, ему не сообщённое, качеством «привычная обыденность». Так образуется с помощью масс-медиа суррогат обыденного мира: он соткан из представления о реальности, имеющихся у каждого человека, и обработан новостями.
