С минуту неподвижная внутренность леса озарялась ровным светом. Потом чаща золотистого подлеска действительно заколыхалась и из неё показалась другая человеческая фигура. Ибо с той минуты как он въехал в лес, женщина, тщательно окутанная платком до неузнаваемости, не спускала с него изумленного, восхищенного взора, следила за ним шаг за шагом, по мере того, как он подвигался вперед; когда же он останавливался, то и она, затаив дыхание и прячась в папоротнике, смотрела на него слегка раздвигая листья, чтобы лучше видеть. Когда он поворотил лошадь, она бегом побежала на запад, продолжая кутаться в платок и пряча лицо, чтобы еще хоть раз посмотреть на удалявшегося всадника. Потом, испустив протяжный вздох, она снова углубилась в чащу и скрылась в лесу.
Минут через двадцать мистер Гэмлин придержал коня. В глубине тенистой тропинки, пересекавшей дорогу, он заметил колыхание двух быстро удаляющихся светлых кисейных платьев. Не теряя ни минуты, он свернул с большой дороги и погнал лошадь вслед за этими двумя фигурами.
Подъехав к ним довольно близко, он увидел, что это две очень молодые, стройные девушки, шедшие под руку и все время толкавшие друг друга с зеленой муравы на пыльную дорожку; они до того углубились в эту невинную забаву, что не слыхали, как он подъехал. Обе испускали легкий визг и то та, то другая обиженным тоном восклицали: – Синти, какая-же ты! – Ну, полно, Юнайс, перестань! – Это, наконец, нехорошо с твоей стороны! и т. д. Придержав лошадь и заставив ее легкою рысью проехать как можно ближе в изгороди, Джек обогнал девушек и с озабоченным, солидным выражением лица приподнял перед ними шляпу. Но даже и мельком взглянув на них при этом, он успел рассмотреть, что обе хорошенькая и у одной верхняя губка такая же коротенькая, как у его юного проводника. Проехав еще сотню шагов, он приостановился, как-бы в нерешимости посмотрел вдаль и, поворотив лошадь, поехал обратно. Лицо его выражало самое невинное, почти детское недоумение. Девушки, между тем прижавшись друг к другу, очевидно, обменивались восторженными замечаниями по поводу только-что промелькнувшего блестящего видения и возвращение его застало их врасплох. Видя, что он приближается, девушка с короткой губкой спрятала эту интересную особенность, равно как и остальное розовое личико за плечо своей товарки, а эта последняя приняла горделивую осанку, выпрямилась и с очаровательной, хотя, быть может, не совсем искренней строгостью, взглянула на красивого молодца. Очевидно, она была старше «коротенькой губки».
Джек умел быть безгранично дерзок с мужчинами; но относительно женщин он понимал, что ему выгоднее принимать тон смиренный и молящий, ибо иначе ему не простят его исключительной и поражающей наружности. Одни некрасивые и обыкновенные мужчины могут безнаказанно проявлять свою самоуверенность в присутствии женщин. А потому наш лицемер опустил свои черные ресницы и проговорил не только с смущенным, но почти с печальным видом:
– Простите меня, я кажется сбился с дороги. Мне бы нужно проехать к Зеленым Ключам.
– Куда бы вы ни ехали, ваша дорога не тут пролегает, – сказала молодая особа, решившаяся по-видимому рассматривать каждую из прелестей Джека, как особую для себя обиду. – Во всяком случае, это не большая дорога, а частная.
– Простите пожалуйста, – кротко сказал Джек: – Я уж вижу, что нечаянно попал в ваши владения. Чрезвычайно сожалею. Благодарю, что вы сказали мне. Не то я, может быть, проехал бы еще две мили и очутился бы у самого вашего дома, – прибавил он невинно.
– Две мили! Да вы сию минуту могли как раз упереться в наши ворота, – живо подхватила девушка с короткой губкой. Старшая толкнула ее локтем и заставила снова юркнуть за свое плечо, где она и пребывала в ожидании, покуда её покровительница сразит дерзкого пришельца новым строгим замечанием.
Но увы! Не всегда найдешь готовый ответ. Девушка молчала, а Джек выражал на своей физиономии полнейшее отчаяние. Однако он воспользовался наступившею паузой и сказал:
– С моей стороны это было непростительной глупостью, тем более, что ваш брат – (он взглянул при этом на «короткую губку») – очень обстоятельно объяснял мне, как проехать.
Девушки быстро переглянулись. – О, Боб! – сказала старшая, – еще-бы, что он понимает!
– Он даже очень понимает, – возразил Джек спокойно, – и дал мне много полезных указаний. Так, например, только благодаря ему я получил возможность посетить тот знаменитый лес, с подлеском из папоротника, что мили за две отсюда. Вы знаете, тот лес, о котором еще стихи написаны?
Он попал в цель. Короткая губка прыснула со смеху, вымазала ряд жемчужных зубов и невольно ухватила свою товарку за плечи. Старшая нахмурила красивые брови и сказала:
– Юнайс, что с тобой? Перестань!
Но Гэмлину показалось, что она слегка побледнела.
– Ну, конечно, вы знаете, – заговорил он поспешно, – об этом стихотворении теперь все говорят. Как, бишь, там сказано, дай Бог память… ах, да, вспомнил! – И красавец, озабоченно сморщив брови, стал также мелодично декламировать стихи, как он в лесу пел их.
«Короткая-Губка» решительно не могла долее скрывать своего радостного возбуждения. Какое неожиданное, невероятное происшествие! Она заранее наслаждалась мыслью о том, как станет рассказывать про это у себя дома: как они шли по дороге и вдруг встречают молодого человека, самого красивого, какого только можно себе представить! И этот молодой человек, совершенно им незнакомый, остановился среди дороги и, как ни в чем не бывало, начал с ними разговаривать, да еще стихи декламировал её сестре! Ну разве это не роман? И даже гораздо лучше, чем в романах пишут. А Синтия всем этим как будто недовольна. Ну не глупо ли?…
Все это Джек подметил и сообразил. Он успел таки собрать довольно много сведений для первого раза и порешил, что покамест достаточно и того. Он подобрал уздечку.
– Чрезвычайно благодарен вам, мисс Синтия, и вашему брату также, – сказал он, скромно опустив глаза; но потом вдруг озарил девушек прощальным взглядом и улыбкой, и прибавив: – Только не сказывайте Бобу, что я прозевал поворот! – он ускакал прочь.
Чрез полчаса он подъехал к гостинице Зеленых. Ключей. В воротах станционного двора он увидел только-что прибывшую почтовую карету: задержанная в горах дурною дорогой, почта, очевидно, запоздала. Джек вспомнил про Боба и, вглядевшись в толпу, собравшуюся на подъезде станции, убедился что его тут нет. За то минуту спустя он его заметил у входа в почтовую контору и тотчас же последовал за ним. Войдя в почтовое отделение, Гэмлин увидел, как Боб подошел к одному из занумерованных шкапиков у окна, отпер его своим ключом и вытащил оттуда письмо и маленькую посылку. Нескольких секунд было достаточно, чтобы разобрать, что на конверте стоял печатный адрес редакции Сборника «Эксцельсиор». Счастие продолжало благоприятствовать мистеру Гэмлину: теперь он узнал почти все, что ему было нужно. В глазах его сверкнул недобрый огонек, но он постарался придать своему лицу самое безмятежное выражение и пошел вслед за мальчиком, который тем временем разорвал обложку посылки, заглянул в нее, поспешно спрятал сверток в карман и бросился в выходу. Когда он выскочил на улицу, мистер Гэмлин незаметно приблизился к нему и хлопнул его по плечу. Мальчик быстро обернулся и взглянул ему в лицо. Но физиономия мистера Гэмлина ничего не выражала, кроме ленивой веселости.
– Здорово, Боб. Куда Бог несет?
Мальчик удивился, что незнакомец назвал его по имени и, недоверчиво помолчав, отрезал: – Домой!
– Ага, туда значит? – сказал мистер Гэмлин, небрежным жестом указав в ту сторону. – Что ж, я так и быть провожу вас до перекрестка.
Мальчик украдкой взглянул на боковую тропинку, которая вилась мимо кузницы за несколько шагов подальше Мистер Гэмлин понял, что Боб намеревается дать тягу и потому, небрежно взяв его под руку, немедленно приступил к решительным переговорам.
– Боб, – начал он торжественно, – когда мы с вами встретились сегодня утром, ведь я не знал, что имею честь разговаривать с поэтом, то есть с самим знаменитым автором стихотворения «Подлесок».
Мальчик отскочил в сторону и попытался вырвать свою руку, но мистер Гэмлин держал ее крепко, хотя и смотрел все также спокойно.
– Видите ли, в чем дело, – продолжал он: – редактор-то мне приятель, и он побоялся, как бы его посылка не попала в чужие руки; потому что ведь вы своего имени не объявили; вот он и просил меня съездить сюда посмотреть, ладно ли это обойдется. И так как вы еще очень молоды, даром что такой талантливый писатель, я думаю проводить вас до дому и взять с ваших родных расписку в получении. Ладно, ведь так хорошо будет?
Мальчик до того испугался и казался таким несчастным, что мистер Гэмлин с удивлением приостановил его и, глядя ему в глаза, протяжно свистнул.
– Кто вам сказал, что это мое? Что вы такое говорите? Пустите меня, пустите! – говорил мальчик прерывающимся голосом, задыхаясь от страха и ярости.
– Боб, – молвил мистер Гэмлин также спокойно, но совсем другим тоном, – это что ж такое ты затеял?
Мальчик опустил голову и упорно молчал.
– Ну! Говори сейчас. Сказывай, кого надуваешь?
– Не ваше дело. Это все промеж нас, по семейному. До вас не касается! – сказал мальчик, отчаянно вырываясь из его рук и прибегая, как ему казалось, к неопровержимому аргументу.
– Промеж вас, по семейному? Значит, для Белой Фиалки и прочей компании? Но она-то ведь тут не при чем?
Боб молчал.
– Подай сюда посылку. Я тебе сейчас отдам ее обратно.
Мальчик беспрекословно вытащил и отдал мистеру Гэмлину все, что было в кармане. Гэмлин прочел письмо и развернув сверток увидел, что там всего одна золотая монета в двадцать долларов. С надменной улыбкой он подумал, как ничтожно оплачивается литературный труд и как немного нужно, чтобы довести ребенка до преступления! С этой минуты все дело представилось ему и не столь привлекательным, и не таким серьезным с точки зрения моральных усложнений.
– И так Белая Фиалка, то есть значит твоя сестра Синтия, из-за этого хлопотала? – сказал мистер Гэмлин, задумчиво глядя на монету, которую держал между двумя пальцами. – А ты задумал прибрать эти деньги в свою пользу?
Боб быстро и проницательно взглянул на него, но мистер Гэмлин приписал этот взгляд естественному удивлению, с которым мальчик убедился, что посторонний человек так хорошо знает его сестру. Но Боб не замедлил отвечать очень решительно:
– Нет, она не из-за этого хлопотала! И ей совсем, не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал про нее. Только я один и хлопотал, и писал тоже я. У нас никто даже не знает, что за стихи платят деньгами. А мне один человек сказал про это, научил. Вот я и написал. Я не хочу, чтобы все деньги доставались одному этому скряге, редактору!
– И надумали взять их себе? – сказал Гэмлин опят прежним задушевным тоном. – Ну, Джордж, то бишь Боб! Действие ваше похвально, хотя намерения были и не совсем чисты. Однако не много ли вам будет двадцати-то долларов за труды? По моему, пяти с вас за глаза довольно. А, как вы полагаете? – С этими словами он вручил изумленному мальчику пять долларов!
– Ну-с, Джордж Вашингтон, – продолжал он, вынимая из кармана еще четыре монеты по двадцати долларов и тщательно завертывая их в бумажку вместе с прежде присланною, – я доставлю вам случай вновь заслужить вашу прежнюю блестящую репутацию. Вот вам сверток, передайте его Белой Фиалке и скажите, что вы нашли его, как есть, в своем почтовом ящике. Письмо я оставлю себе, потому что если у вас дома увидят его, то пожалуй еще историю подымут и вы не оберетесь хлопот. А с редактором я сам все улажу. Но так как он поручил мне непременно повидать лично Белую Фиалку и наверное узнать от неё, точно ли она получила что следовало, то ваше дело устроить мне с нею свидание. Остальное я беру на себя, а вас на выдам, не бойтесь. Ступайте, обделайте дела и потом возвращайтесь в гостинницу доложить мне, как все обошлось. И еще вот что, Джордж, – заключил мистер Гэмлин, поймав наконец сконфуженный взгляд своего собеседника и глядя на него значительно, – зарубите себе на носу, что я теперь знаю каждый уголок в здешних местах; что я уж побывал в той трущобе, про которую вы мне давеча говорили, и проехал через нее насквозь; потому что лошадь у меня такая, что пройдет всюду, где вы сами можете пролезть, с той только разницей, что она гораздо скорее вас бегает!
– Хорошо, я отдам посылку Белой Фиалке, – сказал мальчик угрюмо.
– И придете назад в гостиницу!
Мальчик запнулся, но потом сказал: – Да, и приду назад.
– Ну ладно. До свидания, генерал.
Боб шмыгнул через перекресток и мигом исчез из вида, а мистер Гэмлин воротился в гостиницу.
– Какой бойкий мальчик! – сказал он буфетчику, подойдя к стойке.
– Вострый! – подхватил буфетчик, который признал мистера Гемлина и был в восторге, что ему доведется побеседовать с джентльменом, пользующимся репутацией такого опасного человека. – Только он маленько одичал с той поры, как помер старый Делятур; небось у вдовы-то немало хлопот с четырьмя дочерьми, да еще все хозяйство у ней на плечах; она сама заправляет хутором, что ей старик оставил. Только плохи её дела, едва сводит концы с концами. А надо всех обуть, одеть, прокормить; где уж тут усмотреть за таким резвым мальчишкой как Боб!
– И девочки тоже, кажется, бойкие. Одна-то литературой занимается, в журналы что-то пишет… Ее зовут Синтия, неправда ли? – прибавил мистер Гэмлин небрежно.
Но об этом буфетчик, очевидно, не имел никакого понятия.
– Не знаю, – сказал он, – очень может быть, что и так. Отец был человек образованный, да и вдова Делятур тоже, говорят, образованная, но только странная какая-то. Господи, мистер Гэмлин, да вы-то разве не помните старого Делятура? Из Опелувы, в Луизиане, неужто позабыли? Такой осанистый, важный; на француза был похож, щеголь; рубашки носил с брыжами; и какой тароватый! До страсти любил играть в фараон. Да не дальше как два года тому назад, в Сан-Хозэ, он вам проиграл кучу денег. Как же вы не помните!
Легкая краска пробежала по лицу мистера Гэмлина, осененного широкополою шляпой, но тотчас опять сошла. Он живо припомнил вдруг старого кутилу Делятура и сильно пожалел, что еще не удвоил гонорара, посланного за стихи его бедной дочери. Но буфетчику он ответил только: – Нет! – И, хладнокровно устремив на него свои дерзкие глаза и бледное лицо, он продолжал самым ленивым голосом и с самой обидной интонацией:
– Нет; я тут стою и все время размышляю, отчего у вас так воняет газом? Верно, где нибудь лопнула труба. И еще, нет ли у вас в буфете чего нибудь, кроме изящных разговоров? Когда придет этот господин, заведующий питейной частью, будьте так любезны, скажите ему, чтобы прислал в гостиную бутылку виски мистера Джека Гэмлина. А сифон с содовой водой можете убрать. Мне этой бурды не нужно.
Установив таким образом свое нарушенное равновесие, мистер Гэмлин грациозной походкой направился через сени в гостиную. Когда он вошел в нее, сидевший на кресле молодой человек, очень тоненький и смуглый, поднялся с места с недовольным видом и мрачною улыбкой и, протянув руку, промолвил:
– Джек!
– Фред!
Молодые люди уставились друг на друга, не зная, что им делать, сердиться или смеяться. Мистер Гэмлин прервал молчание.
– Вот не ожидал, что ты будешь иметь глупость пуститься в такое предприятие! – сказал он полушутя.
– Я затем ведь и пустился, чтобы помешать тебе сделать двойную глупость, – отвечал редактор злорадно. – Вот прочти-ка. Я получил это письмо через час после того, как ты ушел от меня.
И редактор с ехидным торжеством подал Джеку второе письмо Белой Фиалки.
Мистер Гэмлин невозмутимо пробежал его глазами и, положив обе руки на плечи редактора, произнес наставительно:
– Да, дружок мой, а ты присел к столу и написал ей премиленький ответ, с приложением двадцати долларов… Нечего сказать, хорош гонорар! Но, впрочем, я тебя не виню; ведь это должно быть твой патрон скаредничает.
– Ах, Боже мой, совсем не в этом дело, Джек. Я только спрашиваю тебя, неужели ты еще можешь серьезно интересоваться женщиной, способной написать подобное письмо?
– И не знаю, – отвечал Джек весело: – пожалуй что вышло бы еще занятнее, если-бы именно она могла его написать.
– То-есть, ты хочешь сказать, что не она его писала?
– Вот именно.
– Но кто-же, однако?
– её братишка, Боб.
Полюбовавшись с минуту озадаченной физиономией своего друга, мистер Гэмлин в кратких чертах поведал ему все свои приключения, с той минуты, как он встретил Боба у черного ручья и до того момента, когда буфетчик занимал его приятным разговором.