Федор Лопатин
Роковое наследство
В следующее мгновение он увидел большую комнату, наполненную едким дымом, словно здесь не переставая жгли дрова, как в огромной печи. Вместо стен был красно-черный туман, который «стоял» на месте и распределялся четко по периметру квадратного пола. Под ногами навалены черные комья земли, будто, слежавшиеся куски спрессованной копоти. Эта обугленная земля, вырастая высоким холмом у одной стены, неровно сползала куда-то вниз, скрываясь за красноватым туманом.
В тяжелой голове мелькнула маленькая красная молния. В ту же секунду, обнаруженное вдруг, потаенное знание, добытое ещё Адамом и Евой, и переданное с кровью каждому человеку, потихоньку открывало Климу глаза. Теперь он точно знал, что это была лишь одна из многих миллиардов комнат, и она приготовлена только для него. Здесь не будет ни собеседников, ни защитников – её наполнят лишь судьи и палачи: память, совесть, грехи, ангел-хранитель с вечной своей записной книжечкой злых и добрых дел. Словом – это место короткого суда и бесконечной казни, где предстоит испытать все муки. Пока эта комната пуста, как и его душа, которая так же сейчас растеряна, как и его сознание, и не понимает, куда попала, но чувствует, что ничем хорошим это не кончится. Скоро сюда придут, громыхая тяжёлым железом вечной каторги, шелестя бумагами, с написанными в них признаниями, которые совесть делала с самого дня его рождения. И первым признанием была первая же ложь, когда Клим разбил чашку, а свалил всё на кошку. В те годы кошка была виноватее всех на свете, но и она уже получила свою награду… А таких разбитых «чашек» у Клима накопилась целая гора, которую нельзя обойти и за несколько праведных жизней.
Таково ближайшее будущее, промелькнувшее в сознании яркой упавшей звездой: она унеслась далеко в небесные просторы, и оставила след в памяти о том, что событие свершилось, дело сделано, ничего нельзя вернуть назад, ежели только милость Божия всё не изменит…
Клим сел на черную землю и закрыл глаза. Под полом слышалось мерное гудение, словно там был огромный пчелиный рой. Как только в голову пришло это сравнение, гул быстро превратился в комариный писк. Так звук менялся от гула до писка и наоборот, пока Клим не потерял сознание.
Когда он очнулся и с трудом открыл тяжелые веки, то увидел, что сидит он сейчас на деревянном полу, на тех самых досках, где в детстве строил в длинные шеренги своих оловянных солдатиков с погнутыми ружьями и помятыми головами. Он оглянулся по сторонам: ну да, знакомые бревенчатые стены. Похоже, и впрямь, бабкин дом. Свеча горит, круг белеет в центре комнаты. «Господи, что я сделал? Или, может, еще не успел сделать?» – тут же подумалось ему.
Неизвестно сколько времени прошло с того момента, когда его нога переступила порог этого дома. «Бегом отсюда», – шепнуло Климу на ухо. Он вскочил, побежал к двери, толкнул ее всем телом. Она открылась необычайно легко – в другую комнату, с полом, напоминавшим… обугленные комья земли. А на стене, что была из красно-черного дыма, белыми буквами сияло: «Не всякий, говорящий: «Господи, Господи», – войдет в царствие небесное».
