Федор Галич
Бандитский Екатеринбург
Глава 7
Приземлившись в ненавистной северной части Америки, «Бледный», спустившись по трапу на землю, первым делом перекрестился и, блеванув прямо на взлётно-посадочную полосу, произнёс:
– Прости меня, Господи! За вылетающие на эту святую землю из моих уст обидные слова и непереваренную пищу. Я не вправе судить здешний народ и его традиции, дабы не быть осуждённым этим же народом за свои убеждения. Я лишь воспользовался обещанной местными законами свободой слова и позволил своим острым словцам выпорхнуть из моего грешного рта. Я благодарен этой стране за «хлеб насущный», за «насущное масло» и за «колбасу насущную». А то, что из меня время от времени выплёскивается недовольство, сопровождаемое геополитической изжогой, так это оттого, что я зажрался сытым американизмом и напился русской водки.
– Дорогой, ну хватит юродствовать и в «колодец плеваться». Ты ведёшь себя как свинья. Где жрёшь, там и срёшь, – устало попросила Таня, придерживая руками пошатывающегося из стороны в сторону «Бледного». – Не дай Бог нас застукают здесь папарацци. Представляю фотографию на первых полосах жёлтой прессы и заголовок: «РУССКАЯ МАТРЁШКА ПРИКАТИЛАСЬ В НЬЮ-ЙОРК В КОМПАНИИ СВОЕГО МЕДВЕЖОНКА И ПЬЯНОГО ПРОДЮСЕРА, ПОХОЖЕГО НА РЫГАЮЩЕГО ПОРОСЁНКА».
– Может быть, меня просто укачало в самолёте? Фотография в газете ведь не может дышать на читателя перегаром? Как они поймут, что я был пьян, а не болен? – предъявил альтернативную версию своего расшатанного состояния «Бледный» и, икнув, попытался сосредоточиться и взять себя в руки.
Подъехавшее через минуту специальное тонированное такси для особых клиентов подхватило побледневшего от алкогольного опьянения «Бледного», покрасневшую от стыда Таню и равнодушного ко всему происходящему медвежонка в свой комфортабельный салон и, скрипя покрышками об идеально гладкую асфальтированную поверхность аэродрома, рвануло в сторону Брайтон-Бич.
На следующий день Таня внимательно штудировала жёлтую прессу на предмет обнаружения в ней своего изображения и изображения согнутого пополам «Бледного» извергающего из себя огненную жидкость. Просмотрев несколько наиболее популярных изданий, она облегчённо выдохнула и, упав в диванное кресло, воскликнула:
– ФУ-У-У… КАЖЕТСЯ ПРОНЕСЛО-О-О. Как хорошо, что мы прилетели не ночью, а днём, когда Нью-Йорк спит. Иначе эти фотоохотники, последователи своего итальянского киноколлеги Папараццо, «расстреляли» бы нас своими фотовспышками ещё на трапе самолёта.
– Звезда моя. Ты становишься параноиком. Неужели вместе со славой и успехом к тебе пришла мания преследования и, выжив из твоего сердца самоуверенность и бесстрашие, отметила в нём новоселье? Смотри, как бы она не выжила из твоего сердца и любовь ко мне, – предостерёг Таню «Бледный» и, закинув в больную с похмелья голову пару таблеток анальгина, протолкнул их вовнутрь водой.
– Никакая мания не способна разрушить магию твоих чар и прогнать тебя из моего сердца, – уверенно заявила Таня и, прыгнув в постель к любимому, в доказательство своих слов, нежно поцеловала «Бледного».
– Тьфу-тьфу-тьфу. Постучи по дереву, чтобы не сглазить, – посоветовал «Бледный», пытаясь вяло уклоняться от обрушившихся на него страстных поцелуев.
ТУК-ТУК-ТУК раздались три отчётливых глухих удара по дереву.
– Ты это чем постучала? – удивлённо поинтересовался «Бледный», ощущая на своём лице прохладные ладошки Тани.
– Это не я, – отрицательно замотала головой Таня и, перестав целоваться, посмотрела на входную дверь.
ТУК-ТУК-ТУК повторно просигнализировала о чьём-то визите дверь.
– Я открою. А ты иди пока завари нам кофе. Я хочу, чтобы ты взбодрился, побрился, умылся и лёг обратно в постель. Твои самолётные воспоминания об Антарктиде не на шутку возбудили меня и пробудили во мне игривое настроение, – эротично прошептала Таня и, накинув поверх пижамы халат, направилась к двери.
«Бледный», словно больной, умирающий от старости, удав, медленно выполз из постели и, машинально передвигая конечностями, переполз на кухню.
Вынув из шкафа вместе с пачкой колумбийского кофе свежие неприятные колумбийские ассоциации, «Бледный» поморщился и с отвращением положил кофейную пачку обратно в шкаф. Пошарив на другой полке среди круп, макаронных изделий, приправ и специй, он наткнулся на пачку листового индийского чая и, широко улыбнувшись, начал готовить «чайную церемонию».
– Малыш, беги скорей сюда! К нам прилетел твой «Карлсон» из России, – послышался ехидный голос Тани из прихожей.
Выйдя из кухни в цветастом фартуке с заварочным чайником в руках, «Бледный» оказался как раз между двух «огней». Причём, от влетевшего в квартиру ослепительно яркого «огня» ему зажгло сердце, а от «огня», пылающего гневом за спиной, сильно жгло задницу.
– АНЯ? – с трудом выдавил из себя «Бледный» и, выпучив глаза на прилетевшую из России землячку, стал с нескрываемым наслаждением осматривать родной силуэт с ног до головы.
Крышечка чайника начала предательски побрякивать в его трясущихся от возбуждения руках.
– «Малыш», – капризным голосом передразнила Аня, пыхтевшую от ревности, Таню. – Я, конечно, чуток потолще твоей глисты, но уж точно не КАРЛСОН.
– БЛИ-И-ИН! Какой облом, – разочарованно произнесла, Таня. – Я-то надеялась, что это моя фанатка, а это оказывается ТВОЯ. Неужели, это и есть та самая ночная Фея, превратившая своего авторитетного мужа в рогатого «оленя»? Я-то думала, что ты скомандовал своей белой и пушистой сучке «Хатико» смирно «сидеть» в России и терпеливо ждать нашего с тобой расставания. А «кобель», оказывается, перестраховался и заранее приманил в Америку своей «колбаской» эту голодную «буксующую» суку? – строго спросила Таня, заглядывая в бесстыжие и бегающие от страха глаза «Бледного».
– Зря ты «сверлишь» его мозг. «Кобель» тут не причём. Я прилетела без приглашения и не думаю, что он этому рад. А вот я рада, что ты узнала меня. Мне лестно быть популярной у такой всемирно известной звезды как ты. Я действительно та самая Фея, превратившая мужа в «оленя», хотя до этого он был редким «козлом». Правда, я не смогла бы «наколдовать» ему рога без волшебной «палочки» этого сударя, которой он щедро и позволил мне воспользоваться, – подтвердила Танины догадки Аня, указывая рукой на пах «Бледного». – А тебя, звонко квакающую на болоте «жабу» он, вероятно, тоже расколдовал своей «волшебной палочкой»?
– Девочки, не ссорьтесь. Давайте попьём чайку и спокойно всё обсудим? – остановил словесную перепалку о его «палке» «Бледный» и помахал между ними той самой «палкой», словно гаишник, останавливающий нарушителей.
Спустя час, выпив не по одной кружечке чая и привезённого из Колумбии сувенирного «Coca-Coffee», а также пропустив через себя несколько бокалов красного вина, горноуральцы сидели на нью-йоркской кухне уже в обнимку, весело смеялись, и признавались друг другу в любви.
Постепенно шумное застолье переехало из кухни в спальню и закончилось бурной оргией.
Неожиданно для всех участников вечеринки, утро оказалось действительно мудренее вечера. Ведь проснувшись утром в одной постели, никто не испытывал чувство стыда и неловкости, а наоборот, все без исключения почувствовали силу искренней любви, счастья и физического удовлетворения.
Аня больше не казалась Тане тупой блондинкой и «овцой» наставляющей всем рога. Её внутренний мир оказался невероятно богат знаниями, а сердце переполнено тем самым светлым чувством к «Бледному», ради которого она и помчалась на край света.
В свою очередь Аня увидела в Тане не только талантливую чопорно расхаживающую по «красной дорожке» поп-диву с красивой попой и грудью дивной, но и душевную заботливую хозяйку, не брезгующую милому и носки постирать и вкусный обед приготовить.
Ну, а «Бледный», просто находился на «седьмом небе» от счастья. Его мечта о равностороннем любовном треугольнике сбылась. «Эммануэль», «Ромео» и «Джульетта» наконец-то были вместе.
Он восхищался тем, что геометрия их голых тел
Теперь прочертит в жизни путь единый.
И самым крепким будет их союз -
Любвеобильным, верным и непоколебимым!
Глава 8
Спрятав Наташу на конспиративной квартире, используемой для «защиты свидетелей», капитан Щеглов лично стал опекать своего агента, дабы не произошло утечки информации, которая бы быстро «дотекла» по «ржавым коррупционным трубам» до ушей разъярённого «Антигриппина».
Капитан Щеглов так старательно заботился о своей подопечной, что не заметил того, как его телохранительные функции вышли за рамки дозволенных, и он начал охранять её тело ещё и по ночам, заслоняя его своим.
А через месяц, когда опасность миновала и «Антигриппин», подзабыв о своём мимолётном увлечении, прекратил активные поиски, капитан Щеглов предложил Наташе ещё одну авантюру, но на этот раз – не «умереть красивой смертью», а «жить с ним счастливой семейной жизнью».
Предложение он традиционно сделал в общепитовском месте, но не в Чебуречной, как в первый раз, а в дорогом итальянском ресторане, под романтические звуки мандолин смуглых и подкаченных усатых «гондольеров».
Наташа, после недавнего героического поступка отважного капитана, тоже испытывала к своему спасителю симпатию, потому, с удовольствием согласилась на его предложение.
Вскоре, счастливый стоматолог Наталья Семёновна Киберман, «запломбировав» болезненный «кариес» своей прошлой жизни, официально вступила в брак и, став Наташей Щегловой, переехала с конспиративной квартиры на квартиру своего мужа.
Глава 9
Заокеанские Купидоны, поразившие прошлой ночью сердца трёх влюблённых, тоже решили не испытывать временем чувства своих прекрасных «жертв» и прямо с утра начали перемещать Анины вещи в апартаменты «Бледного» и Тани.
Поблагодарив доброжелательную соседку Анжелу, успевшую стать для неё лучшей подругой, за тёплый приём, горячую еду, мягкую постель и крепкую дружбу, Аня переселилась в дом своей любви, чтобы начать новую американскую жизнь плечом к плечу, попой к попе, с близкими ей людьми.
Дух свободы исходящий из Статуи Свободы и разносящийся по всей Америке постепенно пропитал собой и Аню. Со временем она перестала себя ощущать третьей лишней в этом райском «шалаше» любви, ревновать «Бледного» к Тане и считать её соперницей. А прожив под одной крышей и проспав под одним одеялом три месяца, влюблённое трио решило пожениться.
Зарегистрировав тройной брак в Лас-Вегасе, и получив официальное свидетельство о том, что отныне они считаются мужем, женой и ещё одной женой, «Бледный», Аня «Бледная» и Таня «Бледная» отправились в свадебное путешествие в Голливуд, чтобы там провести свой «медовый» месяц, а заодно и встретить всей вновь созданной семьёй Рождество.
Однако счастливая семейная жизнь, географическая смена обстановки и климата, не способствовала выздоровлению «Бледного» от патологической ненависти к Америке и кинематографический воздух Лос-Анджелеса не заразил его «звёздной болезнью», а лишь усугубил нервозное состояние, вызвав острую стадию «бомондной аллергии». Он задыхался от их надутого величия, его распирало от их брезгливого и холодного равнодушия, он чесался после рукопожатий с ними и беспрестанно чихал при виде их светящихся в лучах славы лукавых глаз.
Во время приступов аллергического чиханья его зелёные сопли смачно вылетали на красную ковровую дорожку, портя всей голливудской тусовке их меланхоличный чванливый имидж.
Американский бомонд, устав смотреть на то, как на него плюют, чихают и блюют, брезгливо отвернулся от русского продюсера, а заодно и от его протеже. Пресса перестала писать о «Матрёшке», телевидение перестало показывать её выступления, на радио перестали крутить её песни. В одно мгновение поп-звезда «Матрёшка» упала со звёздного Олимпа, также молниеносно, как и взлетела на него.
– Ничего не поделаешь. Америка быстро забывает своих кумиров, – с сожалением констатировал «Бледный» факт падения популярности Тани, и громко чихнув в подтверждение своих слов, принялся собирать чемоданы в дорогу.
– Куда мы едем? – апатично поинтересовалась Таня.
– Вернёмся в Екатеринбург, на границу Европы и Азии. Это и будет нашей отправной точкой, той золотой серединой, откуда мы и начнём твоё триумфальное возвращение сразу по двум направлениям – на европейские и азиатские вершины хит-парадов, – оптимистично ответил «Бледный» и, на секунду задумавшись, объективно заметил: – Хотя, в Европе к тебе интерес и не пропадал, а в Азии у тебя всегда была бешеная популярность.
– Дорогой, а может, мы завяжем с музыкой и начнём вязать тёплые свитеры? Уедем жить в Антарктиду, будем разводить пингвинов, есть рыбу, и светиться от счастья и фосфора? – неожиданно предложила Таня и, с азартом взглянув на Аню, заинтригованно добавила: – Между прочим, некоторые члены нашей семьи ещё незнакомы с этим «островком любви»… Да и я очень соскучилась по его холодному климату, согревающему сердца, будоражащему кровь, и разжигающему страсть.
– А тебе не жаль нашего медвежонка? Он постоянно там хочет спать и сосать лапу, – привёл ещё один увесистый аргумент против Антарктиды, «Бледный».
– И что в этом плохого? – недоумевая, пожала плечами Таня. – Я тоже там постоянно хочу с тобой спать и сосать твою «лапу». А за медвежонка не переживай. Смотри, какой он у нас компанейский. Он обязательно подружиться с белым медвежонком «Умкой» с соседней метеостанции и ему будет не до сна. Вот увидишь. А возвращаться без противогаза в Екатеринбург, в город гигантских торчащих из земли выхлопных заводских труб, я не хочу.Да и слякотная погода, разбавленная унылыми лицами горожан, нагоняет на меня тоску и вгоняет меня в депрессию. Хоть в народе и говорят, что у природы нет плохой погоды, но я уверенна, что есть. И сконцентрирована она вся на Урале,– уверенно заявила Таня.
– «Бледный», я поддерживаю Таню и считаю, что она права, – поддержала «первую» жену, Аня. – Я, конечно, не уверенна, что в холодной Антарктиде мне понравится больше, чем в жарком Египте, но соскучиться по серому Екатеринбургу, я точно ещё не успела.
– Та-а-ак, – протянул «Бледный», сурово нахмурив брови. – Это что? Бунт на корабле? Тогда для тех, кто забыл, я напомню, что Екатеринбург – это моя родная гавань. Капитан «Бледный» согласен плавать со своей «командой» в Антарктиду, в Египет, в Америку, хоть каждый месяц. Но возвращаться мы всегда будем домой. На родной Урал. И это не обсуждается, – строго сказал, как отрезал, «Бледный» и продолжил упаковывать чемоданы.
– Фи, как грубо, – хмыкнула Таня. – И почему тебя прозвали «Бледный», а не «Скверный»?
– Потому, что прозвища образуются от части фамилии или по внешним данным, а не по черте характера, – парировал на иронию Тани, «Бледный».
– Ну, тогда, если судить по твоим тёмным волосам и смуглому лицу, смею предположить, что твоё прозвище сложилось непосредственно из фамилии. Я права? – продолжала настойчиво лезть в тайну имени «Бледного», Таня.
– История моего прозвища не имеет с моей фамилией ничего общего. Меня стали называть «БЛЕДНЫМ» после несчастного случая, произошедшего со мной в детстве. В то уральское холодное лето мы с друзьями играли во дворе в индейцев. Я решил спрятаться на чердаке соседского сарая и начал карабкаться вверх по деревянной лестнице. Вдруг, лестница надломилась, и я стал падать. Пытаясь удержаться, я начал машинально хвататься за всё подряд и выдернув с полки полиэтиленовый мешок с белым порошком, рухнул на сено. Двухкилограммовый пакет, свалившись сверху на мою голову, глухо лопнул и осыпал меня содержимым с головы до ног. Сначала я подумал, что это мука. Но когда я попробовал порошок на вкус и ко мне прилетел, вдруг, «волшебник в голубом вертолёте и бесплатно показал мне короткометражное мультипликационное кино», я понял, что это не мука, а что-то другое. Прибежавшие на шум «индейцы» из дворового племени, начали надо мной громко смеяться и, тыкая в меня пальцем кричать: «БЛЕДНОЛИЦЫЙ»! С тех пор меня стали звать «БЛЕДНЫМ», а соседских хозяев сарая, я с того дня во дворе больше не видел.
– Дорогой, но мы же с Аней не индейцы, чтобы звать тебя «Бледным». Мы твои жёны и вправе знать твоё настоящее имя. Почему ты от нас его до сих пор скрываешь? Пойми, в некоторые моменты половой жизни, нам хочется ласково назвать тебя по имени. Согласись, будет звучать не очень романтично, если в экстазе я или Аня прошепчем тебе: ««БЛЕДНЕНЬКИЙ», ТЫ СЕГОДНЯ ТАКОЙ СТРАСТНЫЙ!» Или ««БЛЕДНЕНЬКИЙ», ТЫ САМЫЙ ЯРКИЙ ЛЮБОВНИК ВО ВСЁМ МИРЕ!»
– Согласен. Подобные изречения не похожи на «комплиментарную» лесть и действительно звучат иронично. Я и впрямь не подумал про постельные «телячьи нежности», чем и поставил вас в неудобное положение. Это моё упущение и я готов это исправить немедленно, – признал свою ошибку Бледный» и, взяв жён за руки, торжественно произнёс: – Разрешите представиться, меня зовут Саша.
– «САША БЛЕДНЫЙ»? – хором воскликнули девушки, еле сдерживая смех.
– Нет-нет-нет. Саша Головкин, – спокойно уточнил «Бледный» и исподлобья посмотрел на Таню с Аней.
– Хорошо, что мы поженились не в России, а в Лас-Вегасе, где для регистрации брака было достаточно только наших имён и твоего псевдонима. Да и в детстве тебе повезло, что тебе дали прозвище не по фамилии, – засмеялись довольные девчонки и бросились обнимать и целовать своего любимого Сашеньку и его головку.
Глава 10
Неудачная попытка покушения на «Антигриппина» и после свадьбы не давала покоя капитану Щеглову. Она была той самой «занозой в заднице», которая, время от времени, больно колола его самолюбие, и той горькой «ложкой дёгтя в бочке медового месяца», портящей весь вкус его сладкой супружеской жизни.
Будучи наслышанным о своём бывшем соратнике и коллеге «Мусорщике» и об успешной деятельности его антикоррупционного отряда «Неадекватные мстители», капитан Щеглов пригласил опального милиционера в «Чебуречную» и предложил ему наступать на преступное «царство» Екатеринбурга единым фронтом, объединив официальные регулярные правоохранительные подразделения МВД и партизанские отряды «Неадекватных мстителей» в одно войско.
«Мусорщик» поддержал идею капитана Щеглова: с двух сторон сомкнуть кольцо окружения «тёмных сил» и совместно затянуть петлю на шее головы преступного мира. Радостно потирая ладошки, он заказал всем по пиву и по сочному горячему чебуреку, чтобы отпраздновать этот мудрый сговор.
Днём масштабного наступления, а точнее, НОЧЬЮ масштабного наступления, была выбрана новогодняя ночь с 31 декабря на 1 января. Главным критерием выбора именно этой даты было то, что расслабленная и пьяная «организованная преступность» не сможет в новогоднюю ночь быстро организоваться и оказать хоть какое-нибудь сопротивление.
Чтобы не вызывать к себе подозрения в праздничный день и отличать штатных бойцов от внештатных ополченцев, было решено нарядить оперативных сотрудников «Дедами-Морозами», а «Неадекватных мстителей» в костюмы «Снегурочек». А саму операцию назвать «КАРНАВАЛЬНАЯ НОЧЬ».
Вооружённый пачкой подписанных прокурором незаполненных ордеров, капитан Щеглов со своими «Дедами-Морозами» должен был отрезать «Антигриппину» возможные пути отступления: арестовать его счета в банках; захватить подшефные предприятия (включая конфетную фабрику брата «ГематоГены»); перекрыть железнодорожное сообщение; аэропорт; и блокировать все выезды из города, подключив к этому процессу «Дедов-Морозов» с полосатыми «посохами» из ГАИ. А задачей «Неадекватных Снегурочек» было взятие в праздничный «хоровод» самого «Антигриппина», который вёл себя очень плохого не только весь прошедший год, а как минимум, последние двадцать лет. И, заткнув ему рот морковкой от Снеговика, чтобы не слышать его сказки о невиновности, отправить его на такой же срок в прохладные и отдалённые места валить «сказочный» лес.
Когда всё было готово, самая праздничная, костюмированная, весёлая и массовая в истории операция по выведению преступных элементов на «чистую воду», началась.
Проводы Старого года – водкой… Встреча Нового года – шампанским… Фильм «Ирония судьбы»… Праздничное выступление Президента… Бой курантов… Крики «ура»… Телепередача «Голубой огонёк»… Снова водка… Оливье… Маскарад… Хоровод… Снегурочки… Деды-Морозы… «Подарки»… Допросы… «Обезьянник».., – это всё, чем запомнилась «Антигриппину» та волшебная новогодняя ночь, закружившаяся в его голове праздничной метелью в «ШТАБ-КВАРТИРЕ «ЧЁРНАЯ БЛОШКА», а утихшая лишь в кабинете, украшенным портретом Дзержинского.
– Где я? – спросил «Антигриппин» и, с трудом приоткрыв опухшие с похмелья веки, осмотрелся по сторонам.
Строгая обстановка и зловещая тишина кабинета не предвещала ничего хорошего и только сидящие перед ним за столом Дед-Мороз со Снегурочкой, напоминали «Антигриппину» о наступившем празднике.
– Ну, что, «ВИЙ»? Очнулся? – спросил «Дед-Мороз» и закурил папиросу.
– Чтобы очнуться, ему нужно принять холодную ва-а-анну и выпить чашечку ко-о-офе, – ехидным басом предположила «Снегурочка» и, сняв с себя кокошник с париком, с ненавистью посмотрела на «Антигриппина».
– «МУСОРЩИК»? – прохрипел «Антигриппин» и пальцами оттянул в стороны веки, чтобы убедиться в этом.
– Да я это, я! Не корячься! А то вырвешь себе случайно свои бесстыжие глаза и лишишь меня удовольствия увидеть в них страх.
– Дедушка Мороз! Клянусь, я вёл себя хорошо! Поэтому, умоляю тебя! Выполни моё единственное желание – спаси меня от этого «рождественского оленя»! – упав на колени перед столом, завопил «Антигриппин» с надеждой всматриваясь мутным взглядом в добрые глаза «Деда-Мороза». – А я, если хочешь, письмо тебе с этой просьбой прямо сейчас напишу.
– Да я тоже ненастоящий, – с сожалением признался капитан Щеглов и, чтобы развеять все сомнения арестованного, снял с себя новогодний костюм.
Показавшийся из-под красной шубы синий милицейский мундир капитана, подействовал на «Антигриппина», как красная тряпка на разъярённого быка. Пыхтя от злости и бессилия «Антигриппин» резко прикрыл глаза ладонями и, не вставая с коленей, подобно драматическому актёру, начал свою исповедь:
Всё, мне конец! Не на того я жизнь свою поставил!
Из-за чего моя душа сейчас умчится в ад.
Мне нужно было в Бога верить,
А я всё время верил в Дед-Мороза, как дурак…
И что теперь? А то, что дальше жить мне без чудес нет смысла.
Давайте оборотни, облачайтесь в палачей!
И рушьте меч свой на наивного балбеса.
И отрубайте голову мне, как «Миледи», поскорей…
Закончив свой поэтический реквием, «Антигриппин», демонстративно склонил голову, прямо перед блюстителями закона, на стол и, гордо выкрикнув: «Рубите «мусора» мою башку, хоть и пустую от мозгов, но не покорную закону!», крепко зажмурил глаза.
– Слушай, а ведь он реально верил в Деда-Мороза, – прошептал «Мусорщик» в ухо капитану Щеглову и кивнул в сторону «Антигриппина». – Смотри, он ведь не претворяется. Похоже, у него от суровой правды по-настоящему «кукуха съехала».
– И что ты предлагаешь? Вернуть ему веру в Деда-Мороза? Облачиться обратно в костюмы и, выслушав ещё какой-нибудь трогательный стишок, погладить его по голове, да отпустить на все четыре стороны? – также тихо спросил у «Мусорщика», капитан Щеглов.
– Я не знаю, но делать из него убогого мученика, героически страдающего за светлое будущее тёмной преступности, точно не стоит. Его революционный дух и криминальный авторитет нужно утопить в дерьме. Причём сделать это нужно так, чтобы он при всех обосрался, – негромко размышлял «Мусорщик», потирая при этом сморщенный лоб. Затем, почесав затылок, он на секунду застыл и, хлопнув капитана Щеглова по плечу, сдавленным от радости голосом произнёс: – «Кажется, у меня есть идея!»
Подняв со стола «Антигриппина» и поставив его на ноги, «Мусорщик» легонечко потряс арестованного, пытаясь привести его в чувство.
– Я бы тебе не советовал, моя смелая «Миледи», разбрасываться своей головой. Тем более что ты не «Змей-Горыныч» и у тебя их не три, а всего одна. Я тебе хочу предложить нечто другое и более пафосное, чем отлетевшая в мусорную корзину лысая башка. Помнишь, как ты навещал меня в дурдоме? Я ещё тогда вызвал тебя на дуэль, бросив в тебя боксёрской перчаткой? Так вот… Ты так растрогал нас с коллегой своей верой в чудо, что мы решили поступить благородно и позволить судьбе решить наш с тобой спор. Пусть дуэль определит, кто из нас с тобой говнюк, а кто настоящий герой. А люди, простые жители нашего города, пусть станут свидетелями этого честного правосудия. Ты принимаешь мой вызов? – спросил «Мусорщик» и энергично побоксировал по воображаемой груше.
– Я принимаю твой вызов и согласен на дуэль, – заикаясь, промямлил заплетающимся от алкоголя языком, «Антигриппин», испуганно следя за продолжающим перед его носом «бить воздух», «Мусорщиком».
Целую неделю организаторы дуэли, в качестве которых выступил отдел по борьбе с организованной преступностью и в частности её ответственный «церемониймейстер» капитан Щеглов, активно готовились к предстоящему мероприятию, широко анонсируя его в средствах массовой информации.
Специально для дуэли были изготовлены: два эксклюзивных пейнтбольных дробовика стреляющих не дробью, а шариками с жидким птичьим помётом; бутафорские фанерные декорации; и сшиты специальные костюмы.
С учётом январских холодов стреляться на улице было неудобно, неуютно, холодно и скользко. Поэтому, местом для джентльменских разборок была выбрана арена цирка. Она была удобна тем, что за дуэлянтами могли в комфортной и уютной обстановке наблюдать две с половиной тысячи зрителей, купивших в кассах Цирка дорогие билеты.
Приурочив неожиданное для жителей города и области событие к Рождеству, 7 января, в прямом эфире одного популярного местного екатеринбургского телеканала, после вечерних новостей, началась долгожданная трансляция из Цирка.
Под громкие звуки традиционных фанфар, выхваченный двумя лучами ярких прожекторов, на арену Цирка, в парадном милицейском мундире, вышел капитан Щеглов.
Половина зрительного зала, состоящая в основном из представителей силовых структур, отреагировала на появление своего коллеги бурными овациями. А вот вторая, подозрительная часть зрителей, пришедшая поддержать «Антигриппина», встретила ведущего неодобрительным гулом и улюлюканьем.
Поприветствовав пришедших в Цирк зрителей, а также телезрителей собравшихся у своих голубых экранов, капитан Щеглов, вкратце, напомнил всем присутствующим суть предстоящего мероприятия. Он объяснил, что блестящая клетка, установленная в центре манежа, не имеет никакого отношения к кровожадным полосатым тиграм, но имеет отношение к страшному кровожадному злодею в полосатом костюме. Что арена Цирка, переделанная под зал для судебных заседаний, тоже неспроста. Ведь сегодня, здесь, у всех на глазах, будет вершиться «ПРАВОСУДИЕ», которое решит спор между добром и злом, между их непримиримыми представителями, посредством честного поединка. А зрители, станут не только пассивными свидетелями этой дуэли, но и присяжными заседателями данного «вершилища».
После официального экскурса ведущего в «либретто» предстоящего «спектакля», на арене появились секунданты дуэлянтов в костюмированных образах «прокурора» и «адвоката». А следом за ними, поочерёдно, под музыку, как в профессиональном боксе, вышли и сами дуэлянты. «Мусорщик» в чёрной судейской мантии, с конфедераткой (четырёхугольной шапочкой с кисточкой) на голове, под героическую музыку из фильма «Супермен» опустился сверху из-под купола Цирка прямо за судейскую стойку. А «Антигриппина», в полосатом костюме арестанта, под мелодию песни «Мурка» вывел суровый конвой и препроводил его в блестящую клетку, стоящую в пяти метрах от судейской стойки.
«Секунданты» вынули из своих кофров пейнтбольные дробовики, собственноручно вставили в них специальные заряды и торжественно вручили их дуэлянтам.
Музыка постепенно стихла. В зале воцарилась полнейшая тишина.
Под барабанную дробь, по команде «секундантов», дуэлянты медленно начали наводить друг на друга пейнтбольные дробовики. Как только в своих прицелах каждый из них увидел мерзкую рожу оппонента, одновременно раздались два смачных глухих выстрела.
Капитан Щеглов был уверен в том, что «Мусорщик» попадёт в своего врага, даже с закрытыми глазами. А вот в целкости старого, трясущегося от страха, бандита сильно сомневался. В этом и заключалось их коварство. Но после того как рассеялся пиротехнический дым от залпа, перед зрителями и перед телезрителями предстали слегка контуженные от хлопка, и сильно сконфуженные от «взрывной волны», дуэлянты.
«Мусорщик» и «Антигриппин» стояли напротив друг друга облитые с ног до головы бело-серой жидкостью медленно стекающей со свирепых лиц дуэлянтов на забрызганную тем же содержимым одежду.
Секунданты, телеоператоры, журналисты, фотографы, телекомментатор эфира, и ведущий вечера, брезгливо морщились. А те, кто был поблизости, ещё и воротили в сторону носы.
Именно в этот «миг между прошлым и будущим», «Антигриппин» с «Мусорщиком» поняли, что с этой минуты и до самой смерти носить им теперь этот несмываемый позор на своих глупых физиономиях. Что они прилюдно просто обосрали друг друга и, опозорившись на весь мир, вошли в историю как непримиримые засранцы.
