Федор Федорович Метлицкий
Последнее путешествие. Повесть
Дима неизвестно как материализовался внутри поселка. Там бессильно валялись на пыльной земле, отдыхая от долбления медными зубилами и ворочения многотонных глыб, выбиваемых из скал, без выходных, полуголые строители с сизыми натруженными руками, сбитыми в кровь. Ели, доставая длинными тонкими пальцами пищу из гляняных горшков. Они приняли Диму за своего, может быть, он оброс древней одеждой, и вообще мог быть строителем пирамиды.
Смуглый старик сорока лет в шапке густых волос и подкрашенными черным подглазьями снизу предложил поесть. Дима страшно удивился – рабы на древней стройке, и так едят! На грязной тряпке были разложены хлеб, кувшины с пивом, мясо овец и коз, свинина, а также рыба, фасоль, чечевица, лук и другая зелень. Мясо крупного рогатого скота – это только для высших чиновников, жрецов и фараонов. Как он знал, строители умирали рано от таскания многотонных каменных блоков, им нужно было усиленное питание.
Он выбрал свинину, вызвав презрительные взгляды. Как потом понял, дешевую свинину ели только бедные люди за стеной.
– Что вы строите? – наивно спросил Дима.
Они удивились (подозрений, что враг подсматривает, тогда еще не было). Может быть, пришелец из враждебной Нубии? Лохматый прохрипел:
– Строим наше спасение.
В них, истощенных пожизненным тяжким трудом, не было отчаяния древнего человека, как думал Дима из своей вершины цивилизации, хотя они умирали рано от непосильной работы в запертом навечно поселке, чтобы никто не разгласил тайны захоронения фараона. Они радостно ждали билета в загробный мир. Их бедные судьбы полностью застила жажда быть послушными и праведными, не совершать дурных поступков. После смерти душа должна совершить путешествие и преодолеть испытания. После успешного преодоления всех опасностей, не съеденная полчищами демонов, душа попадает в поля иалу (рай).
Иллюзия делала их счастливыми. Пирамида была надеждой на спасение в бессмертии. Это было не в воображении, а в реальности – в бессмертие попадут все, вслед за богом-фараоном. А там блаженная страна, камышовый рай под сенью бога Осириса, испускающий благоухание, где цветут деревья, лотосы, у прохладной великой реки, поют птицы, там счастливое вечное изобилие прекрасной одежды, еды с фигами и маисовым пивом, танцы и пение, любовные игры в зеленых тростниках…
Так это же мы – под большевиками! Верили в коммунистическое будущее, с энтузиазмом и песнями продирались туда сквозь труд и страдания. И страшились, что будет, когда бессмертный вождь, то бишь фараон, умрет.
Кстати, праведники, добродетельные люди и герои, павшие на полях сражений, почитались даже в самой глубине веков, и никогда не было голого эгоизма, не признающего почитания добродетели, моральных правил, как это появилось с Нового времени. Осталось только почитание героев, да и то в патриотических целях. Люди стали жить не сердцем, как древние египтяне, а желудком.
По природе человек стремится уйти в иллюзию, как в реальность, способен принимать сон за реальность, до такой степени, что пробуждение считается страшным злом и наказывается бичами и усекновением головы. Если бы в этот поселок строителей пирамид пришел наш атеист с научными выкладками, что их иллюзии не существует, его сразу признали бы преступником и обезглавили.
Откуда-то проявились приятели Димы.
– Как же человечеству заср… мозги! – поморщился политолог Игорь, оглядывая изможденных строителей-оптимистов.
– Они все в будущем, – возразил Нелепин. – Иллюзия бессмертия в вере – единственное Спасение от бреда смертности.
Так вот что такое величественные пирамиды! Вот почему так интересно восстанавливать по черепкам жизнь тех изможденных людей в черных шапках волос, устремленных в бессмертие.
5
Жизнь незаметно вошла в механистический мир цифровой виртуальности, когда живое человеческое мясо и чувства еще трепещут, напарываясь на абстракцию.
Как предсказывали создатели мета-вселенной, мир изменился, стал наполовину голограммой. Стали привычными совещания на платформах типа Zoom, когда за секунду можно очутиться в виртуальном зале совещаний и слышать разом всех, со всех концов Земли, сидящих в одном зале. Или заходить в виртуальный офис «Мои документы» и общаться с голограммами чиновников. Больше того, сами чиновники в своих интересах, чтобы отстали просители, стали притворяться голограммой, прикрываясь ею от несущихся в лицо обид и ругани.
Посетитель в реальной кофейне надевает очки дополненной реальности, одним взмахом руки развертывает перед собой рабочие мониторы и приглашает в реальном пространстве партнера, который видит эти мониторы. Само собой разумелось, что одинокий человек, явно не сбежавший из сумасшедшего дома, сидит в очках и говорит, что-то показывая руками. Или идет по улице в беспроводных наушниках и разговаривает сам с собой.
Человек стал как-то незаметно заменять в своем организме больные или отработанные детали искусственными или выращенными, используя стволовые клетки, постепенно продвигаясь к бессмертию. Беспризорное биологическое существование человека стало опасным.
Исполнялась мечта гениев виртуальных цифровых технологий, обеспечивших себя бессмертием благодаря своим технологиям. Они уверились, что ловко обошли сансару путем виртуализации конфликтов в мире. Видели будущую жизнь в матрице, где очипированные люди действуют вроде бы по своей воле, а на самом деле по воле цифрового центра, управляемого собственниками виртуальных технологий – олигархами. Ибо самостоятельное биологическое существование опасно!
Их метавселенная – создание интеллекта, чуждого безрассудной эмпатии. Кто владеет цифровыми технологиями, тот и создает цивилизацию: или для всякого, кому ни попадя, или для создателя виртуального мира. Их метавселенная – создание интеллекта, не берущего в расчет немотивированный гуманизм.
Но метавселенная всячески ограничивалась государством ввиду непредсказуемой угрозы для его существования, путем выпуска очередных запрещающих законов парламента.
– Цифровая цивилизация – наше будущее, – упрямо говорил Паша Домашнев. – Галушки сами в рот будут сыпаться.
Он повторял то, о чем талдычил цифровой экран телевизора.
____
Во время глобальной пандемии коронавируса стала ясно, что все надстройки, в том числе нравственные, рушатся. Побеждает только самое необходимое человеку для существования – еда, вещи первой необходимости и медицина, а остальное, обслуживающее, развлекающее и совершенствующее личность, на время отмирает. Богатеют только владельцы фармацевтических компаний и информационных технологий, протянувшие виртульные щупальца по всему миру. Антиваксеры прозревали, что под видом прививки граждан чипировали, таким образом прослеживая каждый их шаг.
Государству не хватало средств для поддержки бизнеса в непроизводственной сфере, оно только драло налоги – больше половины кровных, заработанных изобретательной энергией Димы. В молодости у него была непризнь к бездушию государства, видевшего своих подданных единицами, как среднюю температуру по больнице. Он не участвовал в протестах, но всегда был на стороне оппозиции. Хотя думал, что политика – это глупость человечества, считающего себя молодым и бессмертным. Он никого не винил в своих несчастьях – не было идиосинкразии ни к социальному строю, ни к власти. Считал, что ему самому не хватает ума и сил, чтобы раскрутить свой бизнес. И соратников умнее его.
В угнетающее время глобальной пандемии, когда стало невозможно выходить на улицу компанией больше пяти человек, работающий пенсионер Дима, сидя дома «на удаленке», оказался без работы, поскольку заказчикам стало не до оценки качества их продукции. Он лишь сдавал в налоговую пустые отчеты. Так было почти со всеми его партнерами, занятыми в непроизводственной сфере.
Иногда заказчики возникали, и ему было страшно и стыдно, что почти умершая организация выдает сертификаты, чтобы выручить хоть какие-то средства для поддержания штанов.
6
Уйдя на пенсию, Дима вдруг открыл новый хрупкий мир, о котором и не думал в вечной беготне здорового человека: мир пожилых людей, сидящих на скамеечках во дворе, и среди соседей по лестничной клетке. Как, например, незаметная Катя, тихо прячущаяся в своей квартирке и постоянно закрывающая общую дверь на лестницу, потому что у нее, якобы, постоянно крали то ее копейки, то рваные простыни. Она жила так словно виноватая, и когда заходил пышущий здоровьем сын и ругал ее за глупость и деменцию, она совсем замирала.
Катя постоянно, как на работу, выходила во двор с кульком зерен, и ее окружала туча воробьев, – горстями рассыпала зерна, и птички у ее ног дрались за добычу.
Новый мир Дима заметил и в тех одногодках, кого встречал ежедневно, они вдруг обнаружились стариками. Не заметил, как оказался в их положении.
Вот и он перешел в «возраст дожития»!
Иногда бывшие друзья-партнеры заходили к нему.
– Как ты постарел! – ахали они, глядя усталыми глазами на изможденных лицах.
И заговаривали о своих грандиозных проектах, так, словно только вчера обсуждали планы их продвижения.
____
Друзья постепенно отдалились, замкнувшись на самоизоляции. Однажды Дима позвонил в офис к Паше Домашневу. Там кто-то трагическим голосом сказал:
– Нашего президента не стало.
И помолчали.
– Не знаем, что делать. Весь бизнес был на нем, а теперь все обрушилось.
Дима тихо положил трубку.
Коля Караваев целиком ушел в создание консорциума по Всемирному чистому земледелию, витал где-то в будущем, и там пропал. Во всяком случае, дозвониться до него Дима не мог. А общий друг Нелепин вообще закрылся в своем кабинете, видимо, разрабатывая свою философию времени.
Политолог Игорь, которого объявили иностранным агентом, уехал за границу. Говорили, он где-то в Бостоне, но найти его Дима не смог.
____
В молодости у Димы было много соблазнов, но теперь осталась только одна привязанность – его жена. Она одна жалела его и заботилась о здоровье.
Внутри у него все взбрыкивало от радости близости с ней.
– Ты куда? – спрашивал он, не желая, чтобы она уходила.
– В аптеку.
– Не уходи! – просил ее, как мальчик, не желавший, чтобы мама уходила.
Неожиданно случилось что-то немыслимое: жена заразилась ковидом, и после мучительных процедур на апарате искусственной вентиляции легких умерла. Когда жены не стало, Дима ничего не понимал, только старался ощутить за спиной что-то грандиозное, которое было опорой всегда. Но пришел домой, окинул взглядом пустые комнаты, где недавно обитал дух жены, где лежал на кровати, и она перед сном приходила целовать его лицо теплыми губами. Жизнь отшуршала, как платье твое.
Куда-то провалилось надежное плато, которое всегда оставалось, что бы в его жизни ни обрушилось. За пределами бесконечной близости жены у него никого не стало – все чужое, бездушное.
Он вдруг ощутил, что жизнь кончилась, как будто оторвали от всего, чем была наполнена жизнь, и упавшее мощное дерево обнажило свои страшные оголенные корни. Осталась только холодная неприязнь к бытию, губящему зазря жизнь. Оказалось, Дима всю жизнь подчинялся, плыл по течению, и только теперь осознал, что исцеляться уже поздно, не только где-то в вольной ощупи сознания, но и просто физически.
Иногда звонили знакомые по работе, откуда-то из бодрого далека спрашивали:
– Дима, ну как ты? Держись.
