bannerbannerbanner
полная версияПризрачный мир

Евгений Семенов
Призрачный мир

Дома ее ждал не приятный сюрприз.

– Подружка моя умерла, – со слезами рассказала бабаушка, – Таня. Горе какое!

Лина обняла трясущуюся в рыданиях бабулю.

– Тише, тише, – пытаясь успокоить, говорила она, – так уж сложилось.

После рыданий Лине удалось выведать, что же с ней произошло. Татьяна Васильевна умерла от болезни верхних дыхательных путей. Девушка вспомнила, как сущность впивается длинными зубами в шею соседки и ее передергивает от воспоминаний.

– В ее квартире есть кто?

– Таню увезли. Но к ней дочь приехала. Порядок наводит.

Дверь оказалась не запертой. Неосвещенная прихожая обдала непривычными запахами. Лина не была тут давно.

– Добрый день, – крикнула она внутрь квартиры.

Послышался скрип кресла, шаги и к ней вышла женщина с красными, заплаканными глазами.

– Здравствуйте. Я соседка. Я знала бабу Таню. Хотела выразить вам соболезнования и…

– Спасибо, – тихо ответила женщина.

– …и спросить, не нужна ли вам помощь?

Женщина помотала головой.

– А хотя, если не сложно перенесем стол к стене. Нужно место для тела приготовить.

Все, что сейчас хотелось Лине, это увидеть сущность. Была вероятность, что она проследовала со старушкой с морг, но если рассуждать здраво… Хотя можно ли рассуждать здраво о прозрачных сущностях, убивающих старушек. Но все-таки, если рассуждать здраво, то мертвое тело сущности не нужно, поэтому оно должно было остаться тут или удалиться.

Сущность была там. Ее крылья развернулись и окрепли. Три ассиметричных крыла разные по форме и размеру теперь аккуратно сложились за спиной. Она не была больше прозрачной. Ее тело наполнял темно серая материя, которая казалась настолько же невесомой как если бы сущность оставалась прозрачной.

Лина застыла в дверях, боясь проходить. Женщина подошла к столу, повернулась и оказалась в метре от острых зубов.

Она удивленно посмотрела на застывшую в дверях девушку.

– Что-то не так?

– Вы ничего не чувствуете?

Женщина принюхалась, огляделась. Ее взгляд прошелся по сущности, но не остановился на ней.

– Ничего! А что ты чувствуешь?

– Не знаю. Тут стало пусто без бабы Тани.

***

Дорога на работу в этот день не была похожа ни на один из предыдущих. Сущность из комнаты бабы Тани никак не выходил из головы. Она рассматривала Лину так, словно домашнее животное смотрит на гостя, появившегося в его доме. Во взгляде не было ни намека на желание напасть, вцепиться длинными острыми зубами и вонзить когти. Просто котенок, несмотря на устрашающий внешний вид.

– То, что оно сделало со старушкой, было ужасно, но так ли это? – размышляла Лина, – Кошка убивает крысу, паук ест мух. Это заложено природой и, винить их за это ни у кого не возникает желания. Возможно, оттого, что муха и крыса, по большому счету, ненавистны большей части людей. Если собака загрызла котенка, который по глупости забрел на охраняемую ей территорию, в этом случае для многих этот поступок покажется ужасным. Во-первых, котенок еще не взрослая особь, во – вторых он опять же милый.

Неожиданным в этой поездке на работу оказался ее новый взгляд на окружающих. Многие были не одни. Толстого мужчину за горло душило нечто похожее на змею. Бледное эластичное ее тело выходило из его шеи и, обвиваясь вокруг нее, ритмично пульсировало. Кондуктор автобуса была полностью обвешана сущностями, очень сильно напоминающими клещей размером с кулак Лины, если бы их рисовал пятилетний ребенок. На спине каждого красовались по три – четыре глаза.

Огромное коровье вымя на спине идущего по тротуару мужчины, свисающие до земли руки младенца, которого мать пыталась уложить в коляску, заканчивались волчьими головами и непрерывно кусали ее же за ноги. Нечто похожее на сущность из квартиры соседки кралось за стариком с палкой.

Сущности, увиденные Линой, были странными и достаточно уродливыми, но по отношению к ней не проявляли агрессии. Их поведение напоминало обычные рефлексы хищника. Они делали то, для чего были предназначены.

Возможно это предвестники болезней, а может и сами болезни. Эта мысль показалась Лине здравой. То, что она может их видеть, может быть, и не было проклятием? Может быть это дар? Она имела возможность помочь людям, предупредив о болезни, если еще не поздно.

***

В комнате медперсонала стояла тишина. Лина пришла, как уже привыкла, за полчаса до начала смены. У нее было время спокойно переодеться, пока не появятся дневные работники. Лина открыла дверь шкафчика, как обычно не с первого раза. Сняла в плечиков халат и накинула на них куртку.

Чувство, что что-то не то объяло ее не сразу. Она осмотрелась. Ничего нового вокруг, все на своих местах.

Понимание, того, что произошло, наступило еще до того, как Лина посмотрела в шкаф. Парика не было на верхней полке. Вспоминая вчерашний вечер и утро сегодняшнего дня, девушка не припоминала, что забирала его. Кто-то роется в ее вещах?

– Привет, – задорно поздоровалась с ней коллега Катя.

– При… веет.

Лина смотрела на девушку с ужасом. Две крупные крысы остервенело грызли груди Кати. Оторванные куски плоти разлетались в разные стороны, белый халат заливала кровь. Лина подошла поближе.

– Катя, – она помедлила, – у тебя нет болезни груди?

Девушка изменилась в лице. Лина подумала, что попала в точку, но…

– Пошла ты, – выкрикнула Катя, – что вы к ней прикопались? И что? Что у меня маленькая грудь!

В раздевалку вошли еще коллеги.

– Парни смеются, и ты еще! – на глазах Кати выступили слезы.

– Я не это имела в виду, я… – крысы выгрызли уже довольно большие ямы и начали погружаться в грудную клетку.

– Пошли отсюда! – закричала, не выдержав, Лина и начала смахивать крыс с груди Кати, – сволочи, паразиты.

Коллеги растащили девушек. Лина выглядела испуганной и потерянной.

– Я сорвалась, – билось у нее в голове.

– Линка, ты как? Что случилось? – пышнотелая Алевтина присела перед девушкой, – все норм?

Лина уставилась на нее. Парик покрывал рыжие локоны. Смотрелся он нелепо, но больше пугали черные пряди, ввинтившиеся в щеки, глаза, шею коллеги.

– Ты надела парик? – произнесла Лина, – Тот. Из моего шкафчика.

***

Теперь она понимала, почему больные никуда не торопятся. Лекарство замедляло восприятие мира. Не было необходимости торопиться. Неторопливое брожение по общему залу оказалось весьма интересным занятием. А ночные наблюдения вообще неописуемая штука.

Пол – года назад умерла Алевтина от внутримозгового излияния.

За год под присмотром Лина научилась определять сущности и болезни, что они видят. Она могла бы помочь многим, но кто будет слушать шизофреничку. Может записать в тетрадь, все что знает? Сделать иллюстрации? Иосиф Бродский из второй палаты неплохо рисует, и видят с Линой они одни и те же сущности.

Хаха. Новая версия «Записок сумасшедшего».

Вспоминая жизнь по другую сторону лечебницы, Лина не могла понять, почему она считала, что пациенты все время молчат. Как оказалось это совсем не так. Она могла прочитать мысли любого, с кем встретилась в коридоре, и очевидно они могли сделать то же самое.

Со временем Лина научилась читать мысли медсестер. Это было несколько сложнее, но все – же возможно. Только почему-то они никогда не могли считать ее посылы. Как бы она ни передавала мысли на расстоянии.

Этот новый мир оказался наполнен сущностями, но они не проявляли агрессию. Она умела читать мысли, ее кормили тем, что она просила, ее белое одеяние было даже удобнее, чем халат медсестры, волшебные таблетки замедляли мир и ее старение.

Однажды проснувшись, Лина окончательно поняла, по какую сторону лечебницы находятся врачи, а по какую пациенты и кто тут на самом деле душевнобольные.

Притча «Бог для Бога»

Когда Бог ещё был совсем молодым, когда еще не задумывался о чём-то великом, когда он даже не осознавал себя Богом, а просто жил и не использовал свои всемогущественные способности по назначению. Но он был всесильным и мог делать что угодно, поэтому начал задумываться, а что же ему сделать? Ему же никто не подсказал: «Вот давай, приступай к работе, сделай землю, сделай людей, сделать животных. Нет! Ничего подобного не было. Он сам придумал, чем заняться, отдыхая в своих небесных чертогах на облачных матрасах.

Для начала Бог начал создавать хоть что-нибудь. Он даже не знал, что могло получиться. Первым делом получилось солнце. Создатель всего-навсего захотел осмотреться вокруг. Задумал сделать свет, хотя сам не понимал, что это свет, просто возжелал увидеть всё вокруг, и по его желанию появилось солнце. Солнцем он остался доволен, и решил создать что-то еще, что-то идеальное. А что может быть идеальнее сферы? Так получилась первая планета. Она господу понравилась, доволен остался, и, чтобы закрепить удачу, ещё несколько планет сделал. Но наскучило однообразие и, тогда Бог решает, что необходимо создать что-то более сложное, живой организм. Такой, чтобы можно было наблюдать за ними, общаться, учить его. Выбрал он планету и, понеслась. Ну как, понеслась? Нога за ногу через пень колоду, методом проб и ошибок.

Чего только не создавал Бог. Количество перевалило уже за пару сотен вариантов существ, это без учета «бракованных», – не все с первого раза получившихся. Только всё получались существа, живущие на инстинктах: кушать, какать, спать. И всё. Скучно.

Поставил создатель себе новую задачу, задался идеей создать человека. Опять же, он не называл его «человек», просто следующий объект, следующее создание, но, имеющее интеллект. Не с первого раза, но что-то получилось.

Шло время, люди стали развиваться. Вот только говорить с ними не получалось, когда создатель пытался с ними заговорить, то они не воспринимали его; с ума сходили, изгоями становились в обществе. Перестал это делать создатель. А вот наблюдать не перестал.

Очень интересно ему было наблюдать за тем, как люди пытались объяснить смысл и саму историю своего происхождения. Эта мысль пришла людям не сразу, сначала они были дикими, и не вели бесед, приводящих к рассуждениям, о вариантах своего происхождения. Сначала они всего боялись: грома, наводнений, любых проявлений природы, а всё, потому что просто не могли объяснить. Да, поначалу просто и не пытались, но позже, когда сознание рода человеческого созрело до вопроса о происхождении, вот здесь создатель узнал, что у его созданий весьма неплохая фантазия.

 

Бога очень забавляла версия некоего Дарвина о происхождение людского рода от обезьяны. Сам-то он знал, откуда люди появились. Инопланетное происхождение вообще вызвало у него негодование. Сам он не создавал никаких инопланетян, так что откуда им взяться, а уж тем более заселить планету.

И, конечно, была версия божественного происхождения. Но в сознании человека она приняла настолько гротескной, насколько это было возможным. Люди выдумали каких-то ангелов, демонов, различных его помощников. Да и самого создателя наделили внешним видом похожим на людей. Якобы он и их создал по образу и подобию своему, только вот проблема, он не обладал телом. И его внешний вид? Он был всего лишь сгустком энергии, бестелесным созданием. Могучим, сильным, но не похожим, ни на одного из людей. А сколько же версий этих людей он загубил в попытках создать идеальный организм? Сколько же прошло времени, пока ему удалось создать идеально функционирующий вариант человеческого создания, и пока удалось довести возраст существования до ста и более лет. Первые экземпляры, бывало, не проживали и дня. Оцарапается о ветку или о камень, кровь вытечет и всё. Свертываемость крови чуть позже создателем была придумана. Упадёт, бывало, образец вниз головой, застрянет и, от внутреннего давления скончается. Да, чего только не было за эти несколько тысячелетий.

Особенно не понравилось господу возведение его самого в идеал. Хвалебные оды, воспеваемые в его честь, привели сначала в ступор, а потом и в неистовство. В тот момент человечество висело на волоске, желание было стереть всех в порошок, но сдержался, успокоился создатель.

А здания, которые возводили в его честь? А жертвоприношения? А рабство, под покровительством церкви? Все это было ему ни к чему. Неужели, человек, который вырастил колонию муравьев, ждет, что они построят в его честь замок и будут восхвалять его. Ждете ли Вы, от созданной вами табуретки, или сваренного борща того, что кто-то из них будет вами восхищаться? Вам это не нужно. Так и Богу не нужно было этого. В конце концов, он воспринял монастыри и церкви просто как творчество, а жертвоприношения, особенно людские в его честь, с ними он смириться не мог. Почему не наказал? Решил не уподобляться, не стать тем же тираном.

И вот несколько тысячелетий он провел, наблюдая за попытками человечества понять историю своего появления, смеясь над предположениями о том, что гром и дождь это его творения. Какая же невежественность!

Но пришел момент, когда господь вдруг сам задумался, о своем происхождении. Проходили тысячелетия, он творил, но ему не приходила мысль в голову, откуда он сам взялся? Он не нашел ответа. Даже самая нелепая, с точки зрения Бога, людская теория о происхождение по Дарвину имела обоснованную и логическую цепочку, и все остальные варианты были получены индуктивным методом; у людей было что анализировать и рассматривать. А он в начале своего осознания был один, и вокруг не было ничего. А так как вокруг не было ничего, то никаких выводов правильных и неправильных было сделать нельзя. Размышления на эту тему привели создателя в ступор, полный и многовековой. Он пустил жизнь на Земле на самотёк, а сам погрузился в глубокие размышления.

И знаете что?

Ничего!

Кроме божественной версии своего происхождения он ничего не придумал. Всё что он смог принять для себя, это существование какого-то… Бога?

Бога Бога? Его создателя. Бога создавшего другого Бога? Других версий не было. И тогда, прикрывая свою величайшую неграмотность, он оставил эту версию как основную, но не стал допускать ошибок человечества. Всё-таки он осознавал разницу между поклонением и благодарностью к создателю. И это разные вещи.

Родитель, тренер, учитель будут рады, если ты примешь их труды и будешь благодарить за всё, что они для тебя сделали, но они не приемлют, если ты будешь обивать лоб и колени каждый раз при их виде.

И, в конце концов, стала Богу не так уж и смешна версия Дарвина. Был всё-таки какой-то смысл в ней, а вот в его версии происхождения его самого смысла не было. И найти его не представлялось возможным.

Бес в церкви (из цикла «Мистические истории, подслушанные в парной»)

– Ну, за здравие, – грубым басом произнес Дядюшка, выходя из парной.

Послышался кашель и характерный мат. Николай, принимавший в целях, дабы его дверь в детство не закрылась, поперхнулся, и горькая встала в горле.

– Под руку, не ховори, – прохрипел он.

Фельдмаршал явно был расстроен.

– Наливай еще, – он протянул стопку Роману.

– Ничо, себе. Батенька, вы пить, что ли сюда пришли. Вон из бани…

Стекло звякнуло по стеклу, и Николай, подняв руку в знаке, произнес:

– Все молчим.

Коллектив наблюдал за отработанной тактикой Фельдмаршала.

– Ну, все, – он вытер губы, – я готов услышать историю.

Дядюшка выбросил в приоткрытую дверь длинную спичку, что до сих пор крутил в руках и произнес.

– Наверное, мой рассказ будет не таким длинным, как у Математика, чья кривая вероятности повествования выпала раньше, но это та история, которая наиболее повлияла на мою веру.

Я расскажу, когда и как я пришел к своей вере, к той ее ступени, на которой я нахожусь.

Он пошевелил тазовой костью, устраиваясь удобнее на скамье.

***

Считаю ли я себя верующим? Несомненно, да. Но, как и большинство истинно верующих не считаю, что падать ниц и целовать ноги батюшке, даже если он самого высшего сана по иерархии, необходимо. Верить в то, что священник, это посланник всевышнего на земле, я тоже не собираюсь. И, несмотря на то, что я не придерживаюсь всех заповедей, не посещаю церковь по всем праздникам, могу утверждать, не кривя душой перед собственными взглядами, верю истинно и однозначно.

Наверное, нам всем, родившимся в союзе, воспитанным на коммунистических учебниках истории, где Ленин был нашим всем, а партия нашей надеждой и опорой, непросто было впитать веру родителей. А родителям непросто привить нам осознание самого бога. Нас же не водили в церковь, которой, кстати, и не было. Само здание, конечно, было, постройки начала 19 века, да ни колоколов ни крестов на нем. Его, если не ошибаюсь, под склад использовали. Не самый богохульный вариант, я вам скажу. В соседней деревне снесли купол с колоннадой и под деревенский клуб переделали. Так что склад – это еще терпимо.

А вот бабушка меня постоянно крестила, перед тем как гулять отпустить, и «иди с богом» всегда в след произносила. Так что подсознательно все мы могли к вере придти. Может только каждый к своему варианту.

Наиболее запоминающимся из праздников, связанных с церковью, скорее всего, была пасха. Может только из-за процесса, в котором мы все принимали участие. Во-первых, в гости пойти и каждому встречному «Иисус воскрес» говорить, а в ответ слышать «Воистину воскрес». Во-вторых, битвы на крашенных.

Ухххх. Ни с чем, скажу вам, не сравнимые ощущения.

Праздник он в детстве воспринимается всегда с радостью и подробности его происхождения не важны.

Как бы то ни было, предпосылки уверовать были у всех нас, несмотря на воспитание коммунизмом. Но в детстве мало кто задумывается глобально над истинностью своего отношения к богу или его отсутствию.

Первый раз я задумался по другому, по особому, когда мне было лет двадцать, может двадцать два. В этот период жизни мне довелось жить и работать, или правильно сказать обучаться ремеслу в монастыре. Резьбой по дереву я рано увлекся и имел хороший опыт, как я тогда считал. Сейчас по истечению времени я понимаю, что он был небольшим. Я умел пользоваться инструментом и не боялся долгой кропотливой и напряженной работы.

Помню первую беседу с настоятелем монастыря. Он выведывал, что же привело меня к ним. И мой ответ, о желании стать хорошим мастером своего дела, как мне тогда показалось, не совсем его устроил. Мы долго беседовали. Я не сразу понял, чего он от меня добивался. Как он считал, не было необходимости ехать в Англию чтобы выучить английский, так и научиться резать иконостасы с их сложными и витиеватыми узорами можно было в другом месте. У меня не сложилось впечатления от той первой беседы, что настоятель отговаривает меня или против моего проживания на территории вместе с монахами, скорее наоборот. Он был рад. Ну, во всяком случае, мне тогда так казалось. Я всегда рад новым знакомствам, и если человек при первом общении не нравится, я все равно дам ему шанс, а уже потом если что перестану с ним общаться. Вообще, я и тогда и сейчас считаю, что монастырь должен помогать нуждающимся. Обеспечить кровом и едой в обмен на труд. Позже я понял, что настоятель хотел увидеть мое отношение к вере в том самом разговоре. Я сам тогда еще не рассматривал своего отношения, не было предпосылок. Я не от чего не сбегал, не хотел найти успокоение блуждающей души. Я рассматривал монастырь, как опыт в моей профессиональной деятельности. И все. А вот уже там, проживая среди монахов, я нашел для себя много новых вопросов, которые ранее не приходили ко мне. Чем дольше я жил там, тем более глубокими они становились.

Первыми вопросами, как бы сейчас не соврать вам, пришли такие.

Да простят меня все присутствющие.

– Насколько сами монахи верят?

– Почему грешник, хотя я не называл так тогда людей, который пришел в церковь сделать подношения и таким образом избавиться от груза грехов, вообще может переступить порог святого места. Если оно действительно таким является, и неужели бог не видит причины посещения. Или если все-таки человек еще сам сомневается, помогут ли его действия избавить себя, а бог до последнего верит, что подносящий прозреет и возможно даже в самой церкви.

Вопросы начались позже и чем дальше, тем больше, а в тот момент в беседе с настоятелем он ждал, что я все же помимо творческого развития, пусть даже подсознательно жажду духовного развитии. Узрел он это или нет, не знаю. Я уже потом, анализируя наш разговор, понял, чего тот хотел. Я был открыт всему новому, и привлечь несформировавшуюся душу к истинной вере, многого стоит.

Это сейчас я могу так выразиться. Тогда я жаждал научиться.

Поселили меня в келье. Спартанские условия, скажу вам. Северный Диоген. Вместо кровати матрас набитый не то сеном, не то ветками. Одеяло драповое.

Дядюшка прекратил речь и осмотрел всех. Вопросов по драповому одеялу не возникло. Хотя он сам не был уверен, что одеяло именно такое, просто к слову пришлось. И продолжил.

– Даже не было подушки. Из стены под совсем маленьким оконцем, по-другому его не назвать, выступает широкий камень. Это столик. На нем свеча и спички. Я еще помню, подумал, почему не огниво? Но все же год уже был двухтысячный или около того. Короче спички. Ширина не превышала двух метров, а длина, наверное, два с половиной. Но, несомненно, мне понравилось.

Что именно?

Атмосфера.

Нахождение в келье было сродни, как бы выразиться? Знаете, в детстве, когда выключали свет, а в печке горел огонь, я стаскивал в кровати толстое одеяло, ложился в метре от печи и наблюдал через отверстия за игрой огня. Одеяло создавало чувство полной защищенности от всего, а бегающие огоньки добавляли сказочности из старинных легенд.

Серые каменные стены, тусклый свет и оглушительная тишина. Я будто остановился во времени. Там время не играет роли. Ты перестаешь торопиться. Мы же торопимся в опаске, что чего-то не успеем. Там я понял, что успею все, что суждено. Успокоение, вот что делает келья.

Я увлекся.

Главное же в моем рассказе, как я пришел к той вере, что имею сейчас. Повествование идет к этому.

Люду в монастыре было много, но не разговорчивые. Там пустая болтовня не приветствуется. Я поначалу к кому поговорить в свободное время, а они кратко и однозначно отвечают, без фанатизма. Красиво, правда. На работу бывает, выходишь, а тебе:

– Сегодня бы накинули обувку другую. Пасмурно. Дождь пойдет, ноги промочите.

Или.

– Пост завтра начинается. Первый раз его соблюдать тяжело. Но к господу обратись. Он и поможет.

Работа у меня рано начиналась. Что называется с первыми петухами. На самом деле так и было. В келье их не слышно, но привыкаешь быстро. Они, монахи почти бесшумно ходят, будто обидеть кого боятся. Но разум ли, а может что и другое, но вовремя я стал просыпаться.

На возвышении, недалеко от стен монастыря церковь расположилась. Небольшая. Старая. Рядом несколько домиков. В них жили церковнослужители. Сторож, звонарь, свечница. Она и свечи ставила и батюшке на служениях помогала. Еще были души, да кто чем занимается, я не все понял. Работал я в плотницкой мастерской при церкви. Был у меня и наставник. Из монастырских. Дед. Имя у него интересное. Василий Ионович. Он мне много чего передал из опыта своего. Рассказал о том, где и что можно поменять в резьбе иконной, а чего ни в коем случае нельзя. Почти год я с ним отучился. За это время немало наших совместных работ по другим церквям разошлись. И вот почти весь этот год своего батюшки то в церкви и не было. Все говорили, что вот-вот приедет новый, постоянный. Ждали, а то как это без него? Не порядок. На праздники, на отпевания, венчания приезжали временные, а своего все не было.

 

С Василием Ионовичем мы в монастыре не общались почти. Да там никто и не общается практически друг с другом. А вот в процессе работы беседы вели. Не знаю, сам ли он интересовался или настоятель разузнать прашивал, но завел он как-то разговор о моем отношении к вере. Я к тому времени уже проникся жизнью с монахами, хотя не посещал все их мероприятия. На служения не ходил. Молитвы не читал. Я же, как ученик там был, а не монах. Но разговор зашел, и нужно было держать ответ.

Скрывать мне было нечего, а в беседе всегда можно найти что-то новое и если что не понимал, то пойму, думал я тогда. Рассказал, что готов к принятию веры, и не противлюсь ей, но не видел и не встречался с тем, что меня на этот путь наставило бы. Тогда мне и предложил мой наставник по работе посещать общие молебны. Я и не был против. Как раз в тот период и священник новый был прислан. Постоянный. Отец Михаил. Он тут же при церкви в домике и жить стал.

И к тому уровню веры, что я сейчас испытываю, меня привел именно отец Михаил. Могу сказать ему спасибо за это. Не настоятель монастыря, а именно священник. Не имея такого желания, не имея надобности и цели, он добился этого. Я сейчас думаю, что он к вере привел тогда не только меня, а большую часть прихожан и монахов. Возможно, не привел к самой вере, так как если человек уже отдал свою жизнь работе и жизни при монастыре или работе в церкви, то он уже был на этом пути. Отец Михаил укрепил в наших душах осознание самой веры, и привел своим примером, во всяком случае, для меня, само существование бога. Не самым скажу я вам стандартным, но, несомненно, действенным поступком.

Я даже думаю, что и сам он, кем бы он ни был до того момента, удостоверился в существовании всевышнего, ведь в существование всенижнего и его приспешников священник нашего прихода отец Михаил не сомневался.

Итак, я начал посещать при наличии возможности все приходские мероприятия, и первый раз попал на отпевание. Скажу, это меня впечатлило до глубины души. Что именно? Я постараюсь передать все мои эмоции и чувства, свои размышления того самого первого отпевания. Я был очень поражен и запомнил в деталях все произошедшее.

Под высоким арочным потолком низкий и сильный голос священника звучал величественно и не побоюсь этого слова божественно. Я не был среди родственников умершего и не стоял в непосредственной близости от батюшки и аккомпанирующей ему женщины помощницы, а скрылся в тени, недалеко от входа, чтобы не привлекать внимание родственников. Мне был интересен сам процесс. Насколько возможно я отдавался атмосфере отпевания. Пение священника настолько слилось с обстановкой церкви, что вызвало у меня в тот момент наисильнейшее чувство веры. Голоса переплетались и дополняли друг друга. Хотя точнее будет сказать, что женский певучий голос дополнял или акцентировал внимание присутствующих на низком мужском голосе.

Разобрать слов я не мог. Нет, может отдельные слова: раба твоего, господи, во веки веков. Но общего смысла не расслышал. Скажу, что и позднее я этого не смог сделать. Принципиально не хотелось читать это в литературе. Хотел услышать. Даже появилась дикая мысль, что услышу только в тот момент, когда истинно уверую. До сих пор не слышу, хотя верю. Но ведь это была моя догадка, и кто сказал, что так оно и есть?

Я рассматривал убранство церкви под звуки отпевания и, в моей голове возникла тогда еще одна мысль. А насколько вообще представляют ценность эти самые иконы? Я говорю не о цене, за которую их можно продать, а именно ценность для прихожан, для церкви. Понятно, что финансовую стоимость определить невозможно. Она зависит, если вообще можно в этом случае разговаривать о цене, от сохранности, от ее истории, если она имеется, и, наверное, от ее возраста. Да и все равно это будет субъективная оценка стоимости. Икона, как историческая ценность, определенно тоже складывается из возраста и той же истории самой иконы. Но вопрос состоял в том, какую ценность имеет икона с точки зрения самой веры. Нарисуй икону современный иконописец по всем канонам и, соблюдая все правила и особенности ее рисунка, станет ли она настоящей? Не думаю. Хотя прихожанин, не поймет. Красиво и красиво. Нарисован святой. И спасибо на этом. То есть получается, что и не так она важна, а важнее внутренняя вера молящегося. Но повиси эта икона много лет в церкви, выслушай сотни молитв, прими от каждого прихожанина крупицу его сомнений и уверенности в своей молитве, и тогда, только тогда она сможет называться именно иконной, и сможет, если такое вообще возможно, помогать людям. Об этом я размышлял неоднократно и позднее и мое мнение только утвердилось.

То, первое свое посещение процедуры отпевания, я запомнил в подробностях. И, несмотря на то, что я сказал чуть ранее, якобы ощутил сильнейшее чувство веры, это так, но я всегда его ставил под сомнение. Чудесное пение священника? Это реальность и оно не обязательно имеет божественное значение. Просто сильный голос и тренировки. Чудес я не видел, и вера обязана была подвергаться сомнениям.

И все же описать свое первое присутствие на том отпевании абсолютно неизвестного мне человека я бы описал только самыми красивыми эпитетами.

Божественная атмосфера.

Чарующее слух звучание.

Эмоциональный подъем.

В тот вечер, уже после работы я расположился на лежаке в своей келье и проигрывал события того дня, а именно все что происходило в церкви, и принял для себя понимание того, что есть границы веры, которые для меня не открыты и я желаю заглянуть за них.

В дальнейшем я начал при любой возможности присутствовать на служениях, но дальнейшее посещение, к моему удивлению, стало опровергать первые эмоции. Я не видел божественного вмешательства в весь этот процесс. Скажу больше, я стал отдаляться даже от той границы моего познания веры. Я поясню. Мне хотелось поговорить с кем-то на эту тему и желательно, чтобы это был человек разбирающийся в ней. Своими вопросами я не боялся показаться глупым и несведущим, каким я конечно и был, а скорее боялся обидеть собеседника, поэтому, если доводилось с кем-либо вести диалог на эту тему, то заходил издалека. И тут меня снова посетила неудача в выбранном направлении. Складывалось впечатление, что большая часть монахов не интересуется этим вопросом, и даже не потому, что уже все познали и теперь чувствуют себя счастливыми в своем превосходстве. Совсем нет. Я стал утверждаться в мысли, что их присутствие тут, за стенами монастыря обусловлено в большей степени жизненной ситуацией, а не желанием познать бога.

Мой наставник на поприще работ вообще был наемным рабочим. А мои вопросы чаще всего приводили к одному ответу.

– С батюшкой поговори. Он в этом должен разбираться.

Должен разбираться!!!???

Он людей отпевает! К нему за советом ходят! В конце концов, а как же его посредничество между венчающимися и богом? Пойдете ли вы к врачу, который вроде знает, как лечить? Не думаю! И более того, если священник не имеет «прямого выхода» на создателя, то как поверить в отпущение грехов? Если рассчитывать, что бог сам все видит, то тогда зачем для этого процесса священник? Я могу исповедаться кому угодно, и создатель узрит это! Эти вопросы меня тогда порядком расстроили, если не разозлили, и захотелось пообщаться непосредственно с нашим священником отцом Михаилом. Просто завалиться к нему в дом и попросить аудиенции, я не мог, поэтому стал искать удобного момента. К слову на тот момент меня уже не удерживала в монастыре работа. Я получил достаточный опыт, который меня вполне устраивал и понимание того, что большего в развитии своих возможностей тут я не получу, позволяло в любой момент покинуть стены монастыря. Но желание укрепить или распрощаться с верой на тот момент заставило меня остаться. Хотя, я тогда понимал, что распрощаться с верой у меня, как и у любого другого человека уже имеющего какие-то понятия о ней, невозможно. Что может привести к этому? Я не знал. И сейчас не представляю. Можно подтвердить наличие чего угодно, увидев это, но если вы это не видите, то не значит, что его нет. Просто не видите.

Рейтинг@Mail.ru