Евгений Семенов
Призрачный мир
Меня дрожь бить начинает. Вижу, как руки в темноте трясутся. Холодно в комнате, словно дверь в дом нараспашку. Девица смотрит. Молча смотрит. Ни слова не произносит. Я и спросить хочу, кто она, и страх оковывает, не дает этого сделать. Так долго сидел. Уже дрова в печке прогорели, и комната во мрак погрузилась. От девицы только контур слабым светом угольев виднеется.
Она с места не сходила, только голову наклоняла, рассматривала меня, словно прислушивалась. За стенами еще шаги послышались. Руку она ко мне протянула, то ли прощаясь, толи другое что этот взмах означал, и растворилась.
Заснул я. Не сразу. После такого сразу не уснешь. Ворочался долго, спрашивал себя, приснилось мне или наяву ко мне приходило. Что или кто это? Знать не знаю. Сон меня только к утру сморил.
Я поверить попытаюсь, что приснилось это мне, да ожег на руке убеждает в обратном. С внешней стороны кисти, где кожа помягче, ее как раскаленным ножом сняло. Сильный ожог, такой от огня не получить. Если уголь раскаченный прижать. Подсохла рана местами, местами кровицей прозрачной покрылась. Сгибать больно до жути. Я мох примотал зеленый и мокрый, чтобы размягчить и обезвредить рану. Много легче не стало, но терпеть можно.
Сегодня не сплю. Ожидаю.
Дождался видимо.
Сквозь ночные звуки осеннего леса расслышал шаги за стеной. За окном тьма кромешная. Небо черное. Ни единой звезды. Печь заранее поярче растопил и дверцу закрывать не стал. В дополнение свечей несколько зажег, и по разным местам комнаты расставил.
Шаги уже не с улицы раздаются. Тут они. Прямо в комнате. Только не вижу никого. Вокруг поменялось что-то. Чувствую, присутствие в комнате помимо меня. Тело страх с головы до кончиков пальцев объял. Холодно, губ не чувствую, подрагивать непроизвольно начинаю.
Свеча дальняя, что в самом углу на тумбе перекошенной стояла, колыхнулась и погасла. Пламя встрепенулось, словно задули ее. А угол этот сразу во тьму погрузился. Там значит таятся. Чего только? Я ж видел их. Вторая свеча, что ближе, на столе, упала ни с того ни с сего, вместе со стаканом, в котором находилась. Воск расплавленный стек и затушил пламя. Бежать хочется, а некуда. В темноте дорогу не найду. Я пошелохнуться боюсь. Была днем мысль на тракторе-колеснике уехать, и не возвращаться, так убедил себя, что все приснилось. Идиот старый.
Оставшиеся три свечи одновременно погасли и задымили копотью. Теперь только пламя из печи пляшет, отбрасывая тени на стенах и темных фигурах. Девица снова своими формами красуется. Не стесняет ее нагота. А во мне страх и желание прикоснуться к девице начали дикий танец. Она недалеко. В паре метров. Слегка покачивается, голову склоняет, рассматривая меня. Волосы с лица черной рукой откинула. Дьяволица. В глазах огонь бегает, пламя отражается, его языки беснуются, завораживают. Губы приоткрыты, искривлены в улыбающемся оскале. За ангельским лицом легко распознается хищник и я его жертва. Только она не торопится. Знает, что некуда мне деться. Начинаю вспоминать молитвы, да откуда же мне их вспомнить, коли никогда в церкви не был, в бога не верил и презирал батюшек к своему стыду. Виню сам себя, не рассчитываю на благосклонность, но к богу обращаюсь.
– Услышь меня господи, не дай погибнуть спаситель, каюсь во всех грехах своих, спаси, сохрани меня. Если слышишь. Если можно. Каюсь во всем. Понимаю, что не заслуживаю…
Стыдно становится за слабость свою. Что ж обращаться, коли не почитал ранее господа, что ж теперь просить за жизнь свою? Замолкаю. Тем более, что молюсь, а сам глаз не могу от прелестницы отвести. Грудь у нее слегка колышется в такт ее движениям, губа нижняя дрожит, словно у кобеля перед случкой, рукой она низ живота разглаживает. Какое тут прощение от господа может быть, если в мыслях я уже овладеваю ею.
Нынче не одна она. Старухи. Дряхлые, но сильные. Под руки деда полуголого поддерживают. Тело его волосами длинными покрыто до самых колен. Борода словно репей в разные стороны топорщится.
А глаза светятся. Красным огнем.
Девица пропускает его, немного в сторону отошла. Неторопливо. Руку от живота не убирает. Смотрит на меня как на красавца молодого с вожделением, а я уже за шестой десяток возрастом перевалил, да и не был я никогда красавцем, из-за которого девки из трусов выскакивали.
Деда старухи подвели ко мне. Он на колени упал. Смотрит на меня. Долго смотрит. Жуть от его глаз по моему телу липкий страх погнала. По глазам понять не могу, чего он от меня хочет. Не просто так пришли. В этим не поспоришь. Может и не нужна им моя жизнь. Старухи деда за плечи поддерживают.
– Благодарствуем, спаситель.
Голос я услышал и понял, что старик это произнес. Губы его почти не шевелятся. Только репей немного колышется. Я молчу. Не понимаю. Спросить бы, да язык отнялся, словно заледенел. А старик тоже молчит. Ожидает чего-то от меня. Склоняет голову.
– За икону спасибо. Вечная тебе благодарность.
– Икона, – бьется у меня в голове, – как он узнал.
Икона действительно есть. Я нашел ее в одном из разрушенных домов. Старую. Почти истертую от времени. На ее фасаде только очертания образа остались, да местами тусклая краска. На оборотной стороне символы вырезаны. Замысловатые, да не мастером. Линии не симметричные, то глубокие, то едва различимые. Словно торопился резчик. Я и думал, что за реликвию можно выручить лишних денег.
Сам дом с иконой в полу больше остальных показался, только не придал я значения этому факту. Теперь понимаю, не церковь ли это разрушенная оказалась.
– Икону вернуть нужно? – спрашиваю в надежде, что это все, что им от меня нужно, – она здесь, под кроватью спрятана.
Голос мой едва слышен. Старик усмехается. Глаза его ярче разгораются.
– Оставь. Может самому еще пригодится. Смотря, чего ты желаешь.
Он смотрит на старух.
– Помогите мне, сестры. Мы уходим. Я не увидел в нем того, что могу исполнить, и вы, как я понимаю, тоже.
С их помощью он приподнимается, и они медленно пятятся. Немного неуклюже и неестественно. Сливаются с тенями на стене.
Девица теперь одна. Улыбка на ее лице больше походит на оскал. Он нее пахнет женщиной и страхом. Не ее страхом. Моим. Такого страха я не испытывал с далекого детства. Страх животный, страх неизвестности, страх своих фантазий, в которые с возрастом перестаешь верить. Страх вселяющий спрятавшийся во мраке монстр, страх змей и пауков, страх остаться ночью в лесу одному. Все оттенки детских страхов переплелись с другим, не менее сильным чувством. Влечение к этой особе ярко дополняло страхи.
Девица уже рядом со мной. На расстоянии вытянутой руки. Она медленно приближается. Я отчетливо вижу гладкую кожу груди, точеную шею, плоский живот. От нее исходит сладкий запах женщины, которого я не чувствовал уже давно, но и запах тлена тоже присутствует. Волны жгучего воздуха накатывают на меня.
– Кто вы? – спрашиваю дрожащим от вожделения голосом.
Она оскаливается, крутит головой, будто разминая затекшую шею.
– Считай, что мы те, кто исполняет заветные людские желания. Как бы это не звучало, но зачастую они оказываются последними желаниями.
Ее голос действует завораживающе. На меня нападает настолько сильное возбуждение, что все тело начинает дрожать и гореть. Голос настолько тихий и мелодичный, насколько хищный и грубый.
– Я могу попросить все, что угодно?
Во мне борется желание овладеть ею с возможностью вырваться из этого леса, стать моложе, получить деньги и жить на полную.
– Ты уже попросил. Только одно желание мы исполняем для человека. И его не нужно произносить. Ты ничего не просил у матушки Ионы. Она могла тебе дать возможность стать мудрее, разумнее. Матушка Инида могла подарить тебе богатство и власть, но она не услышала от тебя ничего из этого. Отец Артес имеет возможность награждать человека бессмертием, но и он не услышал от тебя этой просьбы.
– Я хочу деньги, и уехать отсюда подальше, чтобы никогда не возвращаться, – захлебываясь от эмоций, закричал я.
Она прислушалась, по театральному, словно актриса.
– Нет. Совершенно не слышу. Мы читаем желания. То, что говорит человек, чаще не является правдой. Он говорит то, что ему нужно говорить. Ему ничего не стоит обмануть, если этот обман в его интересах. Настоящее желание оно здесь.
Она прикасается к моему виску. Запах горелой плоти тут же доносится до меня. Больно невыносимо.
– С иконой-то что? – через боль спрашиваю я.
– С иконой? – она смеется. Смех этот отдаленно напоминает рычание, – икона нас запирала в подвале старой церкви. Долго запирала. Нас заперли, потому, что мы не такие, потому что мы знали все людские желания и мерзости, которые вы хотите скрыть. Мы не удобны. Поэтому нас на долгие десятилетия заперли в подвале церкви.
– Я вас освободил?
– Несомненно, это так. И я тебя отблагодарю. Я исполню твое желание.
Гладкая кожа груди упирается мне в лицо. Руки обвивают мою шею. Я не сдерживаюсь и жадно обхватываю ее за талию, опускаю ладони вниз. Жар охватывает меня повсюду, где только девица касается меня. Мои глаза не выдерживают, лопаются и вытекают. Ее ладони словно прожигают меня насквозь. Своих рук я уже не чувствую.
Длилось это долго. Показалось, что вечность. Меня больше никто не трогает, не обжигает. И боли почти нет, только обожженная кисть под слоем мха дергает, видимо снова приснилось нечто. Слишком реалистичный сон. Лежу и вспоминаю, не нашел ли я вчера запас водки, что мне до сих пор глаза не открыть.
Вдалеке слышен шум двигателя «шишиги». Раненая лосиха скулит, но движется по разбитой дороге. Топот ног на пороге. Скрип двери.
– Что за вонь, – возмущается вошедший.
Слышны другие голоса. Я узнаю мужиков, но не могу открыть глаза.
– Где Степан? Он что мясо тут пережарил?
– А это что?
Я чувствую, как ко мне прикасаются.
– Пепел? На кровати? Че за хреновина?
– Стееепааан, – кто-то кричит на улице, видимо в поисках меня.
– Там следов медвежьих нет? – спросил голос, – может его медведь задрал.
Последнее что я чувствую, как меня выносят на улицу на старом одеяле и стряхивают в ноябрьское утро.
Это я чувствую, а вижу я обнаженное тело девицы передо мной в темной комнате, исполняющую мое последнее желание.
Гибель шестой версии при 58 обнулении
От этого человеку веяло таинственностью, и он явно нуждался в помощи. То, что он не от мира сего стало ясно еще до момента, когда его щуплое, одетое не по сезону тело, только приближалось к моему костру. Выпавший днем ранее первый снег он разгонял легкими летними мокасинами. Даже если предположить, что кожа, из которой они были сшиты, защищает ноги от влаги, то их высота никак не соответствовала глубине снежного покрова, отчего при каждом шаге рыхлые хлопья осыпались внутрь. Тонкий плащ из неизвестной мне ткани не казался хорошей защитой от вечерних заморозков. Человек не шел целенаправленно к костру. Его походка походила на прогулку. Постоянно оглядываясь по сторонам, незнакомец неторопливо приближался. Рассмотреть не вооруженным взглядом в кромешной темноте что-либо было невозможно, но он осматривал окрестности. Остановился на границе леса, всматриваясь в пустошь из которой он появился. Сам я не собирался пересекать ее в ночное время, поэтому остался на ночлег под гигантской елью. Выкурил еще до наступления темноты филина из дупла, чтобы иметь какое-никакое укрытие на ночь. Несмотря на свои размеры, в половину моего двухметрового роста и с клювом, больше предплечья человека нормального телосложения лесной филин безобиден. Я не слышал ни одного случая, когда этот лесной гигант напал бы на человека. Одичавшие кошколисы, скальпированные псы оборотни, крысеныши. Это его основной рацион. Все эти мутанты обитали в окрестностях и тех же самых крысенышей, достигающих пяти ладоней в длину и до трех в холке мне нужно было опасаться намного сильнее, чем филина. В дупло он не вернется пока не выветриться мой запах. Так что его опасаться не приходилось.
Было интересно, что рассматривает незнакомец в пустоши. Старый армейский «слепец» – прибор ночного виденья из заплечного мешка перебрался мне на голову. Тьму рассеяли лучи Гауссова излучения, но пустошь не выдала ни единого движении. Белое одеяло снега, торчащие, словно надгробия пни выжженного кислотой леса во время финального истребления, если верить рассказам старожилов, произошедшего полторы сотни лет назад. Живность старалась не забираться в источающие ядовитые испарения земли. Еще лет двадцать назад полчаса в пустоши превращали все живое в неодушевленный труп, ослепший и бесцельно бродящий, пока мышцы не начинали отваливаться от костей. Но природа брала свое и испарения уже не были настолько опасными, да к тому ж заморозки сдерживали их.
Я дождался момента, когда незнакомец подошел к огню. Было бы нелепо, если бы на его пути повстречался разумный человек, а он прошел мимо, да еще в такой близости, хотя по дальнейшему общению я понял, что попутчики ему не интересны. Сам я за две недели пути встретил из относительно разумных только автономных охотников, человекоподобных трехметровых роботов, что в нелепом с точки зрения логики порыве собрались в одном месте. Их задачей еще до финального истребления и до сих пор, так как ее никто так и не отменил, оставалось уничтожение человечества. Любого его подвида. Любого возраста и пола. Но они просто проводили меня взглядом. Что это было? Нарушение программы или все-таки развитие их разума? Искусственного интеллекта, который благодаря ли короткому замыканию или все же заложенной возможности саморазвития посчитал, что задача не имеет смысла. Для чего их титановые тела, укомплектованные биосинтетическим источником энергии, собрались вместе, как люди, что в поисках общения или создания группы для более эффективного выживания образуют союзы?
– Вас не затруднит предложить мне дать возможность составить вам команду этой ночью у открытого огня?
Мой мозг не сразу понял, что именно просит незнакомец. Его чистый ровный голос ввел в еще большее замешательство, чем постановка вопроса. Такого голоса я не слышал раньше. Даже младенцы, наконец-то произносившие первое слово, имели проблемы с горлом в этой атмосфере. Разобрать, что говорит двадцатилетний мужчина, уже было сложно. Большая часть звуков заменялись хрипами, а тут. Хотя, может просто давно не слышал человеческую речь? Три последних года я ухаживал за своей тридцатилетней матерью, которой довелось стать старожилом. Мне двенадцать. Я чуть выше двух метров ростом, пару лет, как перестал бриться и отпустил бороду. И жить осталось, даст бог, год – два. Среди таких как я мутантов, которые проживают пять лет за год, которым повезло оставить возможность думать и размножаться, мужчины не живут более двадцати лет, а мне по косвенным признакам осталось не более двух лет.
Поэтому такой чистый голос вызвал большее удивление, нежели странная постановка вопроса.
– Не вижу ничего, что могло бы помешать сделать тебе это, незнакомец.
Он сел на согнутые колени и протянул руки к огню.
– Ты как то по-особому переносишь холод, незнакомец? – я сделал акцент на последнее слово.
– Ах, где затерялись мои манеры! Я Зальд. Как ваше имя.
Я усмехнулся. Его речь меня веселила.
– Исузу. Так как насчет холода? Ты не окоченел в своем наряде?
– Какое интересное имя. Ты знаешь, что оно означает? И я не окоченел. Я неплохо ощущаю холодное время года.
Недалеко от бомбоубежища, где проживала наша община, зарастало кладбище автомобилей. На одном из них отец и нашел табличку с моим будущим именем и прикрепил в изголовье кроватки.
– Долгая история. Не хочу вспоминать.
– Как считаешь нужным. Я тут до утра подожду. Во тьме я плохо различаю направление. Ты не воспротивишься?
– Несомненно, я буду только рад собеседнику, даже если он так странно говорит как ты.
– Хорошо. Введи меня в состояние, в котором я понимаю, почему я говорю странно.
– Непривычно, – грустно сказал я, – может просто я не слышал такой речи раньше.
– Хорошо. Мне понятен твой ответ.
Повисла пауза. Несомненно, мне хотелось узнать, кем был мой собеседник и куда он направлялся, но я решил выдержать паузу, узнать, таким образом, насколько он сам заинтересован в разговоре. С долей сожаления мне пришлось констатировать, что продолжения разговора не будет. Собеседник уставился в точку чуть выше моей головы и не планировал инициировать беседу. Его ладони протянутые к огню не шевелились. Прислушавшись, я различил легкое сопение, ничуть не напоминающее мне звуки, которые доводилось слышать ранее от спящих людей. Слишком тихое и невесомое по сравнению с хрипами и стонами во сне моих уже усопших друзей и родственников.
Время шло. На пустошь начали опускаться первые предвестники наступающего снегопада, но под гигантской елью опасаться быть засыпанным не приходилось. Где то в темноте чащи ухнул филин. Тот ли, которого мне пришлось изгнать из его убежища, не знаю, но он напомнил, что разместится вдвоем в дупле, не получится. Оставить Зальда одного у костра? Это было бы выше моей человечности, несмотря на то, что он мне совершенно не знаком. Провести ночь, опершись спиной на ствол дерева, не составит для меня труда. Сплю я чутко, и расставленные по периметру звуковые ловушки не дадут мутантам появиться неожиданно. Перед тем как погрузится в полусон, я подкинул толстых сырых веток в огонь и накинул на глаза «слепыша», чтобы сразу быть зрячим в случае нападения.
Сны в полудреме всегда более живые и насыщенные, чем в полноценном состоянии сна, и на этот раз они не заставили себя ждать. Что бы ни формировало их в моем сознании, но оно явно было пессимистично настроено. Черное небо. Пробивающиеся в нескольких местах жидкие солнечные лучи освещали жалкую картину умирающего мира. Глухие раскаты вдалеке больше напоминали обрушения скальных пород, чем гром, о котором я почему-то изначально подумал. Шорохи и возня в темноте ближайших деревьев напомнило о мутантах.
Я вздрогнул.
Я не сплю.
Открыв глаза, я выругался на себя за свою самонадеянность. Пять крысенышей атаковали Зальда. Я не мог поверить, что им удалось обойти звуковые лучи, или, что я не услышал сигнал.
Пятеро!!!
Эти твари слишком «лидеры», чтобы собираться в стаи более чем парой. Или их менталитет начал развиваться в направлении разумности?
Обрез, выпав из рукава, лег в руку. Два патрона. Я прицелился в ближайшего мутанта, и громкий хлопок выстрела сопроводил фейерверк из кусочков черепной коробки, шерсти и мозгов. Участь второго повторилась с разницей в полторы – две секунды. Что-что, а стреляю я метко. Шум немного озадачил оскалившихся мутантов. Между мной и оставшейся троицей всего пара метров. Они быстрые. Их трое. Пара крысенышей сильней невооруженного человека, по одному они не нападают. Это в теории. У меня был шанс, и я его реализовал. Сколько раз я отрывал ногти и оставлял ужасные кровоподтеки на пальцах рук, отрабатывая перезарядку в секунду, прежде чем мама позволила мне одному отправиться на охоту, уже не сосчитать, но спасибо этому опыту, два патрона оказались на месте раньше, чем устремившиеся ко мне твари совершили прыжок. Выстрел дуплетом по двум мишеням был больше мальчишеским бахвальством на охоте, но сейчас именно это мне удалось. Жаль никто не видел. Изувеченные тела крысенышей, мелко подергиваясь, упали передо мной.
Последний мутант остановился в нерешительности, увидев, что еще двое из его стаи рухнули замертво. Я неторопливо перезарядил ружье. Медленно наведя на него ствол, я негромко выплюнул:
– Ппу…
Он не побежал сломя голову и поджав хвост. Чувство гордости у этого подвида присутствовало. Неторопливо, трусцой его мускулистое крысиное тело исчезло в темноте. Слишком быстро для его неторопливого бега. Я навел взгляд «слепца» в темноту и увидел нору. Значит, я не проспал. Система работает. Они делали подкоп, поэтому я не расслышал сигнал.
Пора было помочь Зальду. Он старался приподняться, но это не удавалось.
– Не торопись дружище. Я сейчас.
Клыки мутантов не пожалели его. Через одежду было не рассмотреть, и, несмотря на ночной холод, мне пришлось стащить с него одеяния. Видимо нападение началось со спины, так как на ней отпечаталось по меньшей мере двенадцать рваных укусов.
– Как там? Мне удалось пережить встречу с недругами?
Я не ответил. Неловко улыбнувшись его фразе, продолжил осмотр. Кровоподтеков, которые обязаны были сопровождать такие раны, не наблюдалось. Свертываемости такого уровня мог позавидовать любой. Несмотря на то, что с момента нападения прошло не более нескольких минут, поверхности ран уже покрылись бурой корочкой. Или тут что-то нечисто?
– Ты как чувствуешь себя? – спросил я, помогая Зальду встать.
– Достаточно уверенно, Исузу. Спасибо за твое беспокойство.
Правая рука, за которую я помогал ему подняться, неестественно вывернулась, и я ослабил усилие.
– Стой, стой. Аккуратнее.
Он невозмутимо посмотрел на свою руку, и моему взору предстало, что большая часть левой щеки вместе с глазом отвалившись, висит на лоскутке кожи.
– Руку придется ампутировать, – первая фраза, которая не резала слух по своему построению, но по смыслу…
– Уверен? – я не мог оторвать взгляд от цвета кости под оторванной щекой. Темно бурая, оттенка болотной тины. Мне доводилось видеть скелеты и людей и животных. Все они были белые.
– Я справлюсь, мне не требуется помощь, – прокомментировал Зальд и, ухватив здоровой рукой себя за локоть поврежденной, с силой потянул в сторону. Мышцы, которые не успели разорвать крысеныши натянулись и несколько по сопротивлявшись, с характерным звуком отрывающегося мяса отделились от плеча.
Меня могло бы, наверное, и вывернуть, если бы не сформировавшаяся минутой ранее мысль.
– Ты не человек!?
Зальд откинул ненужную более руку и наклонился за плащом.
– Я Копия. Копия люда. Сам не люд. Ты прав. Если это что-то может поменять в разрешении остаться у костра, то я готов услышать.
– Люд?
– Это ты. И те, кто как ты. Развились на планете.
Удивился ли я тому, что передо мной не человек? Меньше чем тому, что он называет меня людом. Киборги, роботы, человекоподобные машины. Все это было в историях, что мне довелось услышать, но что-то в Зальде было другим. Не взгляд, не внешность, хотя… все же внешность. Учитывая, что встретив его прошлым вечером, я не усомнился, в его человеческом начале, несмотря на странность поведения и речи, можно сделать определенные выводы о моем представлении о киборгах. Его взгляд не отражал никаких эмоций. У нас в общине жила старая собака. Одна из тех, что были приручены человеком и не одичали после финального истребления. Так вот ее взгляд был более живым, чем у Копии. Что помешало мне рассмотреть этот взгляд раньше. Темнота или отсутствие желания искать повод для сомнения в незнакомце. Он снова присел к костру, словно ничего не произошло, словно крысеныши не лишили его руки и части лица, хотя, лоскут он уже обратно приложил, а тот и прирасти успел. Я вспомнил про быструю свертываемость. Значит и регенерация вполне может быть на уровне.
Подкидывая остатки веток, припасенных вчера в затухающий огонь, я спросил:
– Рука не отрастет?
– Нет. Это не преднамеренно, – немного подумав, – Не предусмотрено.
– Чой так? – с некоторым сарказмом произношу в ответ.
– Это означает «почему»?
Я киваю.
– Скелет не имеет биологической составляющей. Сплав смол и песчаной породы породы. По своей прочности и хрупкости приближен к вашему. Процесс роста, в отличие от людного, ему не присущ.
Зальд снова молчит. Я вспомнил, что хотел дождаться инициации разговора вчера вечером им, но ахах… ждать бы пришлось долго. Он все еще протягивает руку к огню, но мне непонятно для чего. Машина не восприимчива к холоду. Над пустошью становится светлей. Скоро рассвет и мне предстоит продолжить свой путь. С ним или без него.
– Ты куда вообще направлялся?
Особой чертой его речи, отличающей от людной (Черт, я начинаю говорить как он!) было то, что Зальд не брал времени на размышления, ни секунды. Сразу после услышанного вопроса начинал отвечать.
– Не куда, а зачем. Я направлялся зачем. Для того, чтобы. Мне нужна информация, что я встречаю. В мои задачи входит сохранять в общий источник информационный. Информации источник. На хранение.
Зальд запнулся. Мне стало не просто интересно. Мне стало ужасно необходимо узнать все. Я жил в своей общине пока все не поумирали. Последний человек отправился в путь почти год назад. Моя мама не могла идти, и я остался. Но эта Копия жила в каком-то ином мире. Может быть, там было что-то другое, то чего я никогда не видел. Может там есть возможность и мне прожить не пару лет, а полноценную жизнь.
– Я так понимаю, что даже не представляю, кто ты, кто тебя создал, но уж шибко интересно все то, о чем ты говоришь. Как сформулировать вопрос так, чтобы ты рассказал все, что знаешь?
– Это не возможно. Размеры отсылаемой копиями информации не может быть переданы тебе. Это не возможно. В тебе нет встроенного адаптера.
Я раздраженно вздохнул. Хотя, что в нем могло меня раздражать? Его уверенность в том, что он делает? У него была цель. У меня надежда на то, что в конце пути за пустошью я найду кого-то из себе подобных. Не мясоедов, не человекоподобных мутантов рептилий. Обычных людей.
– Встроенный адаптер, – я указал на свои уши.
– Нелепо. Но ты прав Исузу.
На лице Зальда отразилось нечто отдаленно похожее на улыбку.
– Итого. Задавай вопросы, – неожиданно произнес он, – так будет возможность мне передать ту информацию, которая тебе требуется.
– Ну ладно, – я устроился поудобнее, – с чего начать? Кто тебя создал?
– Они называют себя Кхар Венту. Если по людному, то Созидатели вечности. Они создатели. Они создают планеты. Эти планеты, что мы сейчас на одной находимся, опробуются в течение, пока сами не разрушаются, а в следующий раз исправить ошибки уже можно. Что после созидатели и исправляют.
По взгляду Задьда определить, что он не бредит, было не возможно. Может ли вообще робот бредить? Но и мне на голову эта информация свалилась настолько неожиданно, что поверить сразу, я не мог. В далеком младенчестве древний житель общины часто собирал вместе будущих властителей земли, как он нас называл и долго рассказывал все, что мог вспомнить. Говорил, что пока мы будем помнить, мы будем жить. Все его истории, будь то сказания об огромных городах, с множеством жителей, или о полетах на другие планеты, воспринимались мной в большей степени как сказочные выдумки, как то, чего никогда не было и не могло быть. Поверить в историю Зальда, было сродни поверить, что железный корабль может летать.
– Кхар Венту боги? – вырвалось у меня.
– Вера в богов присуща вам. Созидатели не имеют тех сил, что вы придавали своим богам. Нет. Они Кхар Венту. Вы создавали корабли, жилища. Они создают планеты.
– Откуда они появились?
– Они не знают. Так же как и вы не знаете, откуда произошел люд.
– Созидатели имеют телесную оболочку?
– Это вероятно так. Нет. Вероятно это так. Нет. Это так.
– То есть ты не знаешь, как они выглядят? Ты их не видел?
– Совершенно верно. Мой взгляд активизировался тут. На планете. Я знал, что мне предназначено. Я начал выполнять задачу.
– Тогда как, скажи мне, ты знаешь, кто они, и что именно они создали землю?
– Зальды информационные разведчики. Нас много. И мы подключены к инфоканалу. К любой его части. А он имеет всю информацию, которая собрана Кхар Венту.
Еще вчера вечером я жил в своем мире, который был не очень гостеприимным, был жестоким и если можно так сказать, животным. Человечество дичало и вырождалось. Остались ли на земле вообще еще разумные особи человеческого рода, или остались только мутанты – дегенераты? А сейчас, вдруг, я узнаю, что землю создали не вселенские силы, не божественное вмешательство, а телесные существа.
Я оглянулся. Если верить времени суток, то должно было рассвести, но полумрак ночи, лишь немного рассеялся. Из темноты неба над пустошью сыпали огромные снежные хлопья.
– Рассвета не будет, – как – то слишком просто, для такого рода информации произнес Зальд, хотя эмоций в нем я и раньше не наблюдал.
– Сегодня?
– Больше.
– Поясни.
– Ни одна планета не переживала 58-го обнуления. Созидатели вечно бьются над этим вопросом, но тут какая-то неприятность происходит. Не одна, конечно. Они собираются воедино, чтобы позже одна или несколько вывели из строя планету.
– Как конец света?
– Это для вас конец света. И не кажется тебе, что как то это странно звучит. Свет, в той мере, что вы этим наименованием называете, никуда не исчезнет. Созидатели вечности снимут с орбиты очередной шар и запустят новый, уже применив на нем исправления.
– Как это?
– Стандартная процедура. Как ты меняешь патроны в своем оружии. Тебя же не интересует, что будет с отходами, что ты просто выбрасываешь?
– Гильзы что ли?
– Эти самые, что по две штуки заряжаешь, а потом выбрасываешь.
– Ну нет! Задьд, – меня сильно так передернуло, – как вывести планету с орбиты? Она огромная.
– Нет. Система, в которой находится планета, что вы назвали земля всего лишь сложный по своему устройству и взаимодействию в процессе движения с другими планетами организм в лаборатории Созидателей вечности.
– Мы ничтожно малы?
– Все относительно. Знаю, что вы тоже пытались постичь вселенную своих частиц. И добились не малых успехов. Почему же сами не являетесь частицами чьей-то вселенной?
Чтобы переварить услышанное, я отвлекся от разговора и посмотрел по сторонам. Белый снег, что заполнил пространство пустоши, окрасился в серый оттенок.
– У нас нет времени, – поторопил меня Зальд, – разрушение планеты произойдет в ближайшие минуты. Если твои вопросы на исходе, то я тоже имею вопрос тебе задать.
Он меня огорошил. Каково это даже представить, что тебе говорят, что сейчас мы все умрем. Не завтра, не через месяц. Сейчас.
– Есть еще вопросы. От чего умирают планеты, и что такое это обнуление?
– Планеты болеют. Так тебе будет понятнее. Как люд. Смешивание внутренних жидкостей, опухоли, выход наружу того, что должно быть внутри, в конце концов, омертвление сознания.
– Они живые? – перебил я Задьда.
– Несомненно. Разумные. Разве ваши ученые не предполагали этого? Доказать не смогли, но версии строили.
– А обнуление?
– Цикл жизни созидателей.
– Год?
– Что-то похожее. Ваш год привязан к вращению вокруг светила, а у них…
Послышался громкий треск вдалеке и земля задрожала.
– Земля разорвется? – спросил я.
– Нет, но выходящая внутренняя жидкость сожжет все и окутает облаком пепла. Можно я задам свой вопрос уже?
– Нет. Я не закончил.
– Тогда торопись.
– А как же мы? Человечество создало величайшие технологии. Мы добились высот в науке и искусстве, в социальных, математических, кибер науках, психологии на худой конец. Квар Венту не могут нам помочь?
