Евгений Николаевич Гусляров
Царевич Алексей. Гибель последнего русского
Известия голландского резидента де-Биэ. С. 323-324
…Несчастный Царевич, убоясь, чтоб новое изследование дел его не открыло утаённаго им в первом, подал на письме новую повинную, извиняясь, что он многое пропустил забвением; главнйшее-же было следующее: 1) что он имел надежду на духовенство, и чрез них на народ, помощию коих уповал легко учиниться владетелем; 2) что имел он крайнее отвращение от родителя и от дел, а паче воинских; для чего и притворял себя часто больным, принимая без причины лекарства, и прочее. Но к несносному родительскому огорчению по следствию открылось, что Царевич и в сём признании своём не открыл ещё весьма важнаго, как-то: 1) утаил, что он во время скрытия своего получал из России письма; 2) укрыл многих из участвовавших в его советах и в побеге; 3) показал ложно, что будто писаны были от него к Сенаторам и Архиереям письма по принуждению Цесарскаго Вице-Канцелера Графа Шонбурна; но сей Шонбурн, по настоянию Его Величества Резидента Веселовскаго в Вене, пред всем Министерством быв о том допрашиван, показал, что от него и от Секретаря его никогда не было предлагаемо Царевичу о написании каких-либо писем, но что помянутыя письма присланы от Царевича к нему для пересылки оных в Россию, которых, однако, он без воли Государя своего отправить не посмел, и объявил оныя, как были, запечатанными; 4) о сих письмах прежде показал Царевич, что писаны оныя были набело, и чёрных у него не осталось; но помянутою наложницею его Ефросиньею представлены с оных его руки копии, не сходствующия с его о них показанием, и в которых утаено им такое слово, о котором признался он, что написано в намерении возмутить оным народ; 5), не открыл того, что неоднократно писывал он к Цесарю неправыя жалобы на родителя своего, и также о письме, посланном от него к Киевскому Архиерею; 6) утаил о получаемых им слухах о возмущении войск Российских в Мекленбургии и в Московских окрестностях, о коих возмущениях он радовался, и что был расположен к бунтовщикам ехать, если-бы они по него прислали, хотя-бы то было и при жизни родителя его. Но что всего было для Царевича бедственнее, что не хотел он отнюдь во всём сём признаться, а повинился уже по изобличении его помянутою девкою; 7) что похвалялся он перевести всех верных Государя родителя слуг, и говорил, что Петербург не долго будет наш, и проч.
После признания всего описаннаго, Царевич ещё потребовал дозволения написать забытыя сверх того некоторыя свои дела; но к вящшему несчастно его нашлось и сие новое признание его также неискренним, а по изобличёнии того ещё открылось новое, то-есть, что он в предприятиях своих великую имел надежду на тех людей, которые держатся старины и о делах отца его судят худо, и что сих людей, он, издавна замечая, оказывал себя им всегда благосклонным.
Голиков И.И. (1). Том третий. С. 409- 411
…Есть свидетельства, показывающие, что, находясь ещё на свободе, он подвергался истязаниям. Уже после его смерти осуждён был на каторжную работу крестьянин графа Мусина-Пушкина Андрей Рубцов, видевший, как на мызе, где был царевич, по приезде царя, повели царевича под сарай и оттуда слышны были стоны и крики, а двое других лиц, слышавших о том от Рубцова, Порошилов и Леонтьев, казнены смертью за дерзкие рассуждения об этом событии. Эти известия делают понятным: отчего царевич мог писать показания, явно составленные под влиянием перепуга.
Костомаров Н.И. (2). С. 24
Во всём этом не много было нового. Всё это, в сущности, не могло изменить тех понятий о царевиче, которые Пётр мог составить себе по прежде сделавшимся ему известными данным. Однако Пётр обратил всё-таки большое внимание на показания Ефросиньи, из которых он узнал и о намерении Алексея после воцарения сидеть спокойно дома, отказаться от всяких военных действий, уничтожить флот, распустить большую часть войска и проч. Более чем когда-либо до этого, царю становилось ясным, что нужно устранить царевича, во что бы то ни стало.
Брикнер А. Г. (1). Т. 1. C.346
Гамбург. 21 июня. В С.-Петербурге всё ещё продолжается следствие над всеми, сколько-нибудь подозревавшимися в том, что они осуждали отрешение Царевича от престола (Degradatie).
Из сообщений тогдашних европейских курантов (газет). Oprechte Haerlemse Dingsdaegse Courant, a. 1718, № 26
С.-Петербург, 30 мая 1718 года, (пол. 23 июня). Мне сказали, что оба брата князья Долгорукие, из коих один генер.-лейтенант, а другой сенатор, и Абрам Лопухин, брат бывшей царицы, были на прошедшей неделе перевезены в Петербург для нового допроса, и что это произошло вследствие признаний, сделанных любовницею низложенного Царевича. После допроса, они были препровождены в другое место, но куда, того невозможно узнать. Во всяком случае, достоверно, что имения их конфискованы, и что на днях будет продаваться с публичного торга их движимое имущество.
Известия голландского резидента де-Биэ. С. 321
С.-Петербург, 3 июня 1718 года, (пол. 24 июня). На днях началась публичная продажа имущества кн. В. Долгорукого, после чего будет продано имущество его брата и Лопухина. Мне, говорили что ген.-лейт. князь Долгорукий был дважды пытан и что признания его так поразили Царя, что Его Величество задался мыслью, не лучше ли положить конец всем допросам и дальнейшим разысканиям всей этой нити замыслов и интриг, тем более, что теперь узнано, что генерал князь Долгорукий в гвардейском полку, бывшем под его командою, посеял весьма тревожные и опасные чувства. Несколько солдат уже было арестовано, и поистине, ничего не надо опасаться столько, как возмущения в этом войске, имеющем среди себя множество дворян и пример которого может иметь гибельное влияние на другие полки. Полагают, что это было причиною тайного отправления в ссылку вышеупомянутых трёх лиц. Иначе, я убеждён, что воспользовались бы публичным их наказанием для подачи примера строгости.
Известия голландского резидента де-Биэ. С. 322
Василия Долгорукого отправили в Петропавловскую крепость, а потом сослали в Соликамск.
Костомаров Н.И. (1). С. 835
А был ли заговор?
Тут самое время изследовать вопрос о том, в самом ли деле так серьёзен был тот заговор, как это казалось Петру, а особенно тем, кто подвигал его на неустанный розыск, новые допросы, новые пытки и привлечение к делу всё новых и новых лиц.
Погодин М.П. (1). С.441
Нет сомнения, что со стороны Алексея государству грозила страшная опасность. За несколько лет до катастрофы царевича Джон Перри писал: «В случае преждевременной кончины царя, всё созданное им с большим трудом рушилось бы непременно. Нрав царевича совершенно противоположен нраву царя; он склонен к суеверию и ханжеству, и нетрудно будет уговорить его к восстановлению прежнего и к уничтожению всего того, что было начато отцом» и т.д. Де Лави писал весной 1717 года: «Крюйст сообщил мне, что если Бог отзовёт царя из здешнего мира, то можно опасаться, что его преемник вместе с дворянством покинет этот город, чтобы возвратиться в Москву, и что Петербург опустеет, и что если не будут следовать предначертаниям ныне царствующего государя, то дела примут совершенно иной оборот и придут в прежнее состояние». В апреле 1717 года де Лави писал: «Духовенство, дворянство и купечество много роптали по поводу отсутствия царевича; меня даже уверяли, что знатнейшие лица снабдили его деньгами и обещали служить его интересам» и проч.
Упоминая о намерении царя назначить своего второго сына преемником, де Лави замечает: «Едва ли кто захочет участвовать в выполнении последней воли царя и поддержать великого князя Петра Петровича против наследника-цесаревича, который, имея значительную партию в пределах империи, будет, конечно, поддержан своим зятем, императором, о чём можно заключить по настоящему его образу действий».
Иностранные дипломаты – де Лави, Плейер, Вебер, де Би и другие – в это время постоянно говорят о страшных опасностях, окружавших царя на каждом шагу, о существующем намерении убить его, о политических заговорах и т.д. Поэтому де Лави находит, между прочим, чрезвычайную строгость царя совершенно целесообразной и необходимой. Он пишет в начале 1718 года: «Царь должен быть весьма доволен успехом своего министра г. Толстого, ибо, если бы он не привёз беглеца этому государю предстояла бы большая опасность. Отсутствие наследника возбуждало надежды недовольных и дало им смелость составить заговор против своего монарха – это 29-й заговор, открытый со времени его вступления на престол. К счастью, о нём узнали вовремя» и проч.
Также и ганноверский резидент Вебер постоянно говорит о «заговоре» и о покушениях на жизнь Петра. Он пишет, между прочим: «Приезд царевича из Италии в Россию подал многим мысль, что вспыхнет мятеж». Из замечаний Вебера видно, с каким напряженным вниманием следили все за этими событиями. Датскому резиденту Вестфалю было вменено в обязанность от его правительства обращать особенное внимание на всё относящееся к царевичу и при случае заступиться за него. Впрочем, и Вебер, равно как и де Лави, сочувствует скорее Петру, нежели Алексею, сожалея о том, что все старания царя так мало находят поддержки в народе и что у царя почти вовсе нет сотрудников, на которых он мог бы вполне положиться. Вебер ожидал страшного кризиса. Он пишет: «В этом государстве когда-нибудь всё кончится ужасной катастрофой: вздохи многих миллионов душ против царя подымаются к небесам; тлеющая искра повсеместного озлобления нуждается лишь в том, чтобы раздул ветер и чтобы нашёлся предводитель».
Брикнер А. Г. (1). Т. 1. C.341-342
Трудно определить время окончания занятий верховного суда, ибо много лиц участвующих в заговоре должны ещё быть привезены сюда. Князь Львов, однажды уже арестованный и выпущенный на свободу, снова арестован и признан виновным. Говорят также, что фельдмаршала Шереметева подозревают в участии в этом деле, и что его скоро привезут сюда. Очевидно, что заговор этот весьма обширен и что результат следствия и суда будет кровавый.
Известия голландского резидента де-Биэ. С. 324
Что должен был чувствовать Пётр, со всяким новым показанием удостоверяясь, что никто, даже из самых близких, ему вполне не сочувствует; что никому из самых преданных он верить не может; что он один-одинёхонек; что всё огромное здание, им с таким трудом, успехом и счастьем воздвигнутое, может рухнуть в первую минуту после его смерти и задавить всех остальных делателей; что ненавистный сын, где бы ни остался, в тюрьме или келье, сделается, наверное, его победителем, и всего египетского его делания как будто и не бывало. О, верно, в эти минуты Пётр чувствовал такую муку, какой не испытывали, может быть, сами жертвы его, жжённые в то время на тихом огне или вздёрганные на дыбу!
Погодин М.П. (1). С. 453
По тому же делу государь говорил: «Страдаю, а всё за Отечество! Желаю ему полезное, но враги демонские пакости деют. Труден разбор невинности моей тому, кому дело сие неведомо. Един Бог зрит правду»,
Нартов А. Достопамятные повествования. С. 198
Верховное судилище открыто было 25 июня в зале Сената, куда прибыл Царь в сопровождении ста членов суда после совершённого в церкви богослужения, в котором призывалось на них благословение Духа Святого. Когда все члены суда заняли свои места и все двери и окна залы были отворены, дабы все могли приблизиться, видеть и слышать, царевич Алексей был введён в сопровождении четырёх унтер-офицеров и поставлен насупротив царя, который, несмотря на душевное волнение, резко упрекал его в преступных его замыслах. Тогда Царевич с твердостию, которой в нём никогда не предполагали, сознался, что не только он хотел возбудить восстание во всей России, но что если Царь захотел бы уничтожить всех соучастников его, то ему пришлось бы истребить всё население страны. Он объявил себя поборником старинных нравов и обычаев, также, как и русской веры, и этим самым привлёк к себе сочувствие и любовь народа. В эту минуту Царь, обратясь к духовенству, опять сказал: «Смотрите, как зачерствело это сердце и обратите внимание на то, что он говорит. Соберитесь после моего ухода, вопросите свою совесть, право и справедливость, и представьте мне письменно ваше мнение о наказании, которое он заслужил, злоумышляя против отца своего. Но мнение это не будет конечным судом; вам, судьям земным, поручено исполнять правосудие на земле. Во всяком случае, я прошу вас не обращать внимания ни на личность, ни на общественное положение виновного, но видеть в нём лишь частное лицо и произнести ваш приговор над ним по совести и законам. Но вместе с тем, я прошу также, чтоб приговор ваш был умерен и милосерд, насколько вы найдёте возможным это сделать».
Царевич, остававшийся во все это время спокойным и являвший вид большой решимости, был после сего отвезён обратно в крепость… Но не долго продолжал он оказывать твёрдость, ибо вот уже несколько дней как он кажется очень убитым. Говорят, что приговор будет скоро объявлен, и по этому случаю на стёнах крепости воздвигли эстраду, обтянутую красным сукном, со столом и скамьями.
Известия голландского резидента де-Биэ. С. 326-327
В сущности, заговора не было вовсе, настоящей политической партии не существовало. Но число недовольных было громадно, и многие сочувствовали царевичу. Никакого открытого мятежа не произошло. Все как бы в оцепенении ожидали исхода этого печального дела.
Брикнер А. Г. (1). Т. 1. C.342
«Авось» входило в план царевича и его партии, точно, как и в план царя со своими наперсниками. Авось царь умрёт, думали одни; авось царевич как-нибудь попадётся и сам причинит себе гибель, думали другие.
Погодин М.П. (1). С.437
[1718] Ла-Ви от 28 Ноября пишет, что казнь не прекращает смут, но усиливает их.
Тургенев А.И. Обозрение известий о России. Статья вторая. С. 9
Продолжение розыска в Москве и смертный приговор
Кажется, розысками московским и петербургским, пыточный материал для обвинений был уже собран в достаточном количестве. Но врагам Алексея Петровича этого было мало; ни его пострижение в монахи, ни его заключение их не удовлетворяли; им нужно было извести его, чтобы впоследствии он никоим образом не мог явиться претендентом на престол. И они решили извести его простым способом: пытками. Хотя царевич, в конце концов, сознался, почти во всех взводимых на него обвинениях, тем не менее, по приказу царя, 19 июня 1718 года его привели в застенок и стали спрашивать: правду ли он показал на многих людей, т.-е. собственно перепроверить сказанные тем или другим слова, не поклепал ли кого? Например, правда ли, что «царевна Марья ведала о его побеге и говорила, что (в народе) осуждают отца, будто он мясо ест в посты и мать (Алексея) оставил». Или: правда ли, что кн. Василий Долгорукий говорил: «Давай-де отцу писем хоть тысячу, когда-де что будет». Или: правда ли, что на исповеди он сказал своему духовнику Якову Игнатьеву, что желает отцу смерти, а тот ответил: «Бог тебя простит, мы-де и все желаем ему смерти». И такие «правда ли?» повторяются почти обо всех оговорённых лицах. Несчастного царевича вздёрнули на дыбу и отсчитали ему 25 ударов, чтобы получить от него подтверждение всех его показаний.
Иловайский Д.И. (1). С. 60-61
Чрез три дня после первого розыска, 22 июня, Пётр повелел тайному советнику Толстому, после обеда, съездить в крепость и расспросить царевича по следующим пунктам, писанным его рукою: «Сегодня, после обеда, съезди и спроси и запиши не для розыску, но для ведения:
1. Что причина, что не слушал меня и нимало ни в чём не хотел делать того, что мне надобно, и ни в чём не хотел угодное делать; а ведал, что сие в людех не водится, также грех и стыд?
2. От чего так безстрашен был и не опасался за непослушание наказания?
3. Для чего иною дорогою, а не послушанием, хотел наследства (как я говорил ему сам), и о прочем, что к сему подлежит, спроси».
Собственноручный ответ царевича: «1718 года июня в 22 день, по пунктам, по которым спрашивал меня господин Толстой, на оные ответствую:
Моего к отцу моему непослушания и что не хотел того делать, что ему угодно, хотя и ведал, что того в людех не водится и что то грех и стыд, причина та, что со младенчества моего несколько жил с мамою и с девками, где ни чему иному не обучился, кроме избных забав, а больше научился ханжить, к чему я и от натуры склонен… А понеже отец мой часто тогда был в воинских походах, а от меня отлучался, того ради приказал ко мне иметь присмотр светлейшему князю Меншикову; и когда я при нём бывал, тогда принужден был обучаться добру; а когда от него был отлучён, тогда вышеупомянутые Вяземский и Нарышкины, видя мою склонность ни к чему иному, только чтоб ханжить и конверсацию иметь с попами и чернцами и к ним часто ездить и подпивать, а в том мне не токмо претили, но и сами тож со мною охотно делали… И по малу по малу не токмо дела воинския и прочая от отца моего дела, но и самая его особа зело мне омерзела, и для того всегда желал от него быть в отлучении… А потом отец мой, милосердуя о мне и хотя меня учинить достойна моего званая, послал меня в чужие краи; но и тамо я, уже в возрасте будучи, обычая своего не пременил; и хотя мне бытность моя в чужих краях учинила некоторую пользу, однакож вкоренённых во мне вышеписанных непотребств вовсе искоренить не могла… Когда я приехал из чужих краёв к отцу моему в Санктпитербурх, тогда принял он меня милостиво и спрашивал, не забыл ли я то, чему учился? На что я сказал, будто не забыл; и он мне приказал к себе принести моего труда чертежи. Но я, опасаяся того, чтобы меня не заставил чертить при себе понеже бы не умел, умыслил испортить себе правую руку, чтоб невозможно было оною ничего делать, и, набив пистоль, взяв в левую руку, стрелил по правой ладони, чтоб пробить пулькою, и хотя пулька миновала руки, однакож порохом больно опалило; а пулька пробила стену в моей каморе, где и ныне видимо. И отец моей (так?) видел тогда руку мою опалённую и спрашивал меня о причине, как учинилось? Но я ему тогда сказал иное, а не истину. От чего мочно видеть, что хотя имел страх, но не сыновский… А для чего я иною дорогою, а не послушанием хотел наследства, то может всяк легко разсудить, что я уже когда от прямой дороги вовсе отбился и не хотел ни в чём отцу моему последовать, то каким же было иным образом искать наследства, кроме того, как я думал и хотел оное получить чрез чужую помощь? И ежели б до того дошло, и цесарь бы начал то производить в дело, как мне обещал, и вооружённою рукою доставить меня короны Российской, то б я тогда, не жалея ничего, доступал наследства, а имянно: ежели бы цесарь за то пожелал войск Российских в помощь себе против какова-нибудь своего неприятеля, или бы пожелал великой суммы денег, то б я всё по его воле учинил, также и министрам его и генералам дал бы великие подарки. А войска его, которыя бы мне он дал в помощь, чем бы доступать короны Российской, взял бы я на своё иждивение, и одним словом сказать: ничего бы не жалел, только, чтобы исполнить в том свою волю».
Устрялов Н. (1). Т. VI. С. 273-276
По тону этого показания видно, что оно писано с голоса, требовавшего, чтоб писали именно так, как было написано. Царевич обвиняет себя в ханжестве, в «конверсации» с попами и чернецами, в неохоте к воинским делам, в том, за что постоянно сердился на него Пётр. Язык показания совсем не обычный язык царевича, слишком известный по его письмам; и язык и склад речи – Петровы.
Костомаров Н.И. (2). С. 25
Трудно сказать, писано ли это показание Алексеем, по собственному убеждению, или по внушению Толстого. Костомаров замечает: «По тону этого показания видно, что оно писано с голоса, требовавшего, чтобы писали именно так, как было написано… Язык показания совсем не обычный язык царевича, слишком известный по его письмам: и язык, и склад речи – Петра» . Мы не думаем, чтобы можно было обвинить царя в составлении заранее для сына этой записки или в чрезмерном давлении, произведённом при этом случае на Алексея Толстым. К тому же такое нравственное давление едва ли могло иметь особенное значение в то время, когда царевича и до этого допроса 22 июня и после него подвергали страшным истязаниям. Наконец, нельзя не обратить внимания и на то обстоятельство, что даже при самом сильном обвинении, относящемся к связи с Карлом VI, часто повторяемое слово «ежели бы» лишает все эти показания главного значения.
Брикнер А. Г. (1). Т. 1. C.348
Царевич более и более на себя наговаривал, устрашённый сильным отцом и изнеможённый истязаниями. Бутурлин и Толстой его допрашивали. 26 мая объяснил он слово ныне в письме к архиерею, им написанное, зачёркнутое и вновь написанное. Несчастный давал ему по возможности самое преступное значение.
Пушкин А.С. История Петра. С. 397
По возвращении генерала Бутурлина и тайного советника Толстого от царевича Алексея Петровича, к которому они посылаемы были от государя с вопросами, его величество им сказал: «Теперь видите ясно, что он – другая Софья».
Нартов А. Достопамятные повествования. С. 199
Наконец, он сознался царю: «Ежели бы бунтовщики меня когда-нибудь бы (хотя и при живом тебе) позвали, то бы я поехал».
Брикнер А. Г. История Петра Великого: В 2 т. Т. 1. – М.: ТЕРРА, 1996. C.347
Важнейшее из показаний, оказавшее более всего пагубного влияния на судьбу царевича, состояло в таких словах: «Когда слышал о мекленбургском бунте (войска русского, как писали в иностранных газетах), радуяся говорил, что Бог не так делает, как отец мой хощет, и когда бы оное так было, и прислали бы по меня, то бы я с ними поехал; а без присылки поехал ли или нет, прямо не имел намерения, а паче и опасался без присылки ехать, а когда-б прислали, то-б поехал. А чаял быть присылке по смерти вашей, для того, что писано, что хотели тебя убить, и чтоб живаго тебя отлучили, не чаял. А хотя б и при живом прислали, когда б они сильны были, то-б мог поехать».
Костомаров Н.И. Исследования, документы. Царевич Алексей Петрович (по поводу картины Н.Н. Ге). М. Книга. 1989. С. 25
Как страшно звучит здесь частица «бы»: дал бы, пошёл бы, взял бы – частица «бы», ведущая, однако же, на плаху! А в подлинных документах тайного венского архива нет ни единого слова даже и о предположениях этих, намерениях и переговорах.
Погодин М.П. (1). С. 456
Главные участники суда над ним установили, что тот замышлял сделаться обладателем короны, учинив для этого заговор с некоторыми придворными вельможами, а также, что он просил императора Карла VI участвовать в таком деле, одним словом, решив лишить своего отца жизни и короны.
Герцог де Лириа-и-Херика. Донесение о Московии в 1731 году. С. 87
После всего вышеизложенного, несчастный Царевич был отвезён обратно в крепость, где содержится под строжайшим караулом.
Известия голландского резидента де-Биэ. С. 324
Домогательства врагов царевича добыть уничтожающие его показания, таким образом, увенчались успехом. На их основании установлено было, что он неискренно отказывался от престолонаследия, а в действительности очень желал наследовать, и не прочь был искать для того иноземной помощи, например, цесарской; рассчитывал и на внутреннюю смуту, т.-е. на массу недовольных петровскими жестокостями и преобразованиями, особенно на духовенство и даже на армию, и хотя никакого злодеяния не замышлял против отца, но ожидал скорой его смерти, на основании разных соображений, например, частых недомоганий, видений и прорицаний… Очевидно, если записи показаний верны действительности, царевич с отчаяния или по принуждению сам писал на себя всё, что от него требовали его враги, только бы его более не мучили.
Иловайский Д.И. (1). С. 59,62
Новый допрос царевича Алексея Петровича 24 июня 1718: «Июня в 24 день царевич Алексей спрашиван в застенке о всех его делах, что он на кого написал своеручно и по распросам и с розыску сказал, и то ему всё чтено: что то всё написал он правду ль, не поклепал ли кого и не утаил ли кого? На что он, царевич Алексей, выслушав того всего именно, сказал, что то всё он написал и по распросам сказал самую правду, и никого не поклепал и никого не утаил. Да к тому приполнил: «Учитель-де Вяземский в разговорех с ним, царевичем, говаривал: Степан-де Беляев с певчими при отце твоём поют: «Бог идеже хощет, побеждается естества чин» и тому подобные стихи; а то-де всё поют, маня отцу твоему; а ему-де то и любо, что его с Богом равняют.
А о Рязанском-де от многих слыхал, да и Фёдор-де Дубровский ему говорил, что-де Рязанский (митрополит) к тебе добр и твоей-де стороны и весь-де он твой.
К Киевскому митрополиту он письмо писал, чтоб тем привесть к возмущению тамошний народ; а дошло ль оно до его рук, не знает, и писем от него, митрополита, к нему в побеге его не бывывало, и он больше к нему и ни к кому, будучи в бегах, не писывал, и к нему ни от кого не бывывало.
И больше того ничего ни за кем не знает.
И в том им, царевичем, розыскивано, чтоб он сказал самую истину: всё ль правда, не клеплет ли кого, и не таит ли кого, и что ещё больше в нём есть?
А с розыску сказал тож, что и выше сего; а больше ничего не знает и никого не таит и не клеплет. Дано ему 15 ударов.
Да тогож числа Фёдор Дубровский приведён в застенок и на очной ставке с царевичем о вышеписанных словах о Рязанском спрашиван, и сказал, что он, Дубровский, такия слова ему, царевичу, [говорил] что-де Рязанский к тeбе добр и твоей-де стороны и весь-де он твой, говорил, слыша о поучении, что он читал поучение, где и об нём, царевиче, упоминал же, и угождая ему, царевичу, потому что уже он сведал, что у них контра.
И в том им розыскивано, в какую меру он ему, царевичу, говорил, что его стороны?
А с розыску сказал те ж речи, что выше сего; а больше не знает.
Дано ему 25 ударов.
Да тогож числа разстригою Яковом Игнатьевым в вышеписанном розыскивано, и спрашиван, с кем они желали все Государю смерти и для чего?
А с розыску сказал те ж речи, что с прежняго розыску, дано ему 9 ударов».
Устрялов Н. (1). Т. VI. С. 276-277
После таких мер, царевич написал показание, в котором наговорил на себя столько, сколько даже не был вынужден говорить… Он наговорил на многих государственных людей, притянул к делу киевского митрополита, заявивши, что он ему друг, что писал к этому архипастырю и просил всем сказывать, что царевич убежал от принуждения вступить в монастырь. Пётр, по этому показанию, отправил Скорнякова-Писарева в Киев сделать у митрополита обыск и самого его препроводить в Петербург. Престарелый митрополит Иосиф Кроковский был отправлен в Петербург, но не доехал и умер на пути в Твери. Предание говорило, что его отравили… Вынужденное пытками сознание царевича в том, что он готов был пристать к бунтовщикам, дало Петру повод не стесняться своим прежним обещанием помилования, данным виновному сыну.
Костомаров Н.И. (1). С. 838
Великий преобразователь со свойственной ему плодовитостью в мае и июне сочинил по сему поводу несколько обращений к народу, к духовным и гражданским чинам. Главный смысл сих обращений заключался в том, что хотя он и обещал царевичу прощение, но будто бы под условием чистосердечного и полного во всём признания и раскаяния; а так как Алексей не исполнил сего условия, то прощение ему не в прощение.
Иловайский Д.И. (1). С. 60
Казалось бы, Петру оставалось или всем заведомо исполнить смертный приговор, или смягчить наказание, или совсем помиловать. Но он не сделал ни того, ни другого, ни третьего.
Иловайский Д.И. (1). С. 63
…Царь вручил духовным и мирским чинам повелительные указы, в которых подчёркивал, что они должны вершить суд независимый. И, надо сказать, что указы эти писаны так, что заставляют верить в искренность монарха: «Преосвященным митрополитам, и архиепископам, и епископам, и прочим духовным. Понеже вы ныне уже довольно слышали о малослыханном в свете преступлении сына моего против нас, яко отца и государя своего, и хотя я довольно власти над оным по божественным и гражданским правам имею, а особливо по правам российским (которые суд между отца и детей и у партикулярных людей весьма отмещут), учинить за преступление по воле моей без совету других, а однако ж боюсь Бога, дабы не погрешить. Ибо натурально есть, что люди в своих делах меньше видят, нежели другие в их. Тако ж и врачи, хотя б и всех искуснее который был, то не отважится свою болезнь сам лечить, но призывает других. Подобным образом и мы сию болезнь свою вручаем вам, прося лечения оной, боясь вечныя смерти; ежели б один сам оную лечил, иногда бы не познав силы в своей болезни, а наипаче в том, что я с клятвою суда Божия писменно обещал оному своему сыну прощение и потом словесно подтвердил, ежели истинно скажет. Но хотя он cиe и нарушил утайкою наиважнейших дел и особливо замыслу своего бунтовного против нас, яко родителя и государя своего; но, однако ж, дабы не погрешить в том, и хотя cиe дело не духовного, но гражданского суда есть, которому мы оное на осуждение беспохлебное чрез особливое объявление ныне ж предали. Однако ж мы, желая всякого о сём известия, и воспоминая слово Божие, где увещевает в таковых делах вопрошать и чина священного о Законе Божии, как написано во Главе 17 Второзакония, желаем и от вас apxиepeев и всего духовного чина, яко учителей слова Божия, не издадите каковый о сём декрет, но да взыщете и покажете о сём от Священного Писания нам истинное наставление и рассуждение; какого наказания cиe богомерзкое и Авессаломову прикладу уподобляющееся намерение сына нашего по божественным заповедям и прочим Святого писания прикладам и по законам достойно; и то нам дать за подписанием рук своих на письме, дабы мы, из того усмотря, неотягчённую совесть в сём деле имели, в чём мы на вас, яко по достоинству блюстителей божественных заповедей и верных пастырей Христова стада, и доброжелательных отечествия, надеемся, и судом Божиим, и священством вашим заклинаем, да без всякого лицемерства и пристрастия в том поступите». Такого же содержания дан указ министрам, Сенату и стану воинскому и гражданскому…
Бергман В. Том 4. С. 208-209
Духовенство, как бабушка, сказало надвое.
Пушкин А.С. История Петра. С. 398
Духовенство дало уклончивый, но замечательно мудрый приговор. Выписав разные места из священного писания об обязанностях детей повиноваться родителям, оно предоставило на волю государя действовать или по ветхому, или по новому завету: хочет руководствоваться ветхим заветом – может казнить сына, а если хочет предпочесть учение нового завета – может простить его, по образцу, указанному в евангельской притче о блудном сыне, и в поступке самого Спасителя с женою прелюбодейницею. «Сердце царёво в руце Божией есть; да изберёт тую часть, амо же рука Божия того преклоняет!» Так сказано было в конце приговора духовных. Церковь, в лице своих представителей, исполнила своё дело; она указала дух, в каком должна действовать царская власть, признающая себя христианскою; более ничего не могла сделать церковь, не имевшая никакого оружия, кроме слова, никаких побудительных мер, кроме указаний на слова и пример Спасителя.
