Евгений Николаевич Бузни
Пацаны-пацанки
– Интересно. Может ты и права, но не обольщайся особенно. Я с подростками много работал. Они могли согласиться при всех, а потом пойти в другое место и снова закурить. Такое тоже бывает.
– Не хотелось бы, дедуль. Я за то, что бы они поверили своим старшим товарищам. Мне показался их разговор очень убедительным и откровенным.
– Я тоже за это, внучка, но, к сожалению, бывает и по-другому. Но посмотрим. Но ты иди теперь, напиши там, что видела, и домой, а я поговорю с остальными. Надо же всех отпускать потихоньку.
– А кибера отпустишь?
– Нет, его придётся задержать. Он подозревается в покушении на убийство. Это серьёзная статья.
– А они не подерутся у тебя?
– Ни в коем случае. Ты же видела, что его отвели в другую комнату. Все уже пишут свои объяснения случившегося. Дело за тобой.
– Деда, а вещьдок ты мне отдашь?
– Только не сейчас, малышка. Для своей газеты пиши по памяти. Им такая точность не нужна.
Катя насупилась, говоря:
– Не называй меня малышкой, дедушка. Я уже большая.
– Извини, конечно, большая. Небось, замуж хочешь за своего профа?
– Хотела бы, дедуль, но у него есть уже девушка, которая без ума от него.
– А он как к ней относится?
– Не знаю. Но в нашем треугольнике, по-моему, Вика сильней меня.
– Почему?
– Ты пойми, дедуль. Я сегодня видела сама, как эта Вика готова была горло перегрызть парню, когда узнала, что он тот самый кибер, который ножом пырнул Володю. Он её едва удержал, схватив за руку. Она любит, не думая, почему или за что. Мне кажется, это какая-то звериная любовь. Может, я не так выразилась. Но Вика никому Володю не отдаст. А я люблю, наверное, головой. Володя хоть и моложе меня, но очень умный. То есть по интеллекту он даже старше меня. И всё же я никому глаза за него, наверное, не смогу выцарапать, а Вика сможет.
Майор прижал голову Кати к своей груди, задумчиво говоря:
– Да, внучка. Любовь калькулятором не вычислишь. Настоящая любовь рождается от сердца, которое стучит в унисон другому, а не от головы. Тут ты права. Но ты, пожалуй, иди, а то мы других задерживаем.
– Дедуль, у меня ещё вопрос к тебе. Не знаю, ответишь ли. Ты там на улице, когда поднял нож, сказал, что следы крови на нём. Действительно там были следы?
– Нет, конечно. Только ты этого никому не говори. То была моя хитрость, и она сработала. Вишь, как напугал парня, что бежать бросился. Но мы ещё исследуем нож в лаборатории. Возможно, струйка крови затекла под рукоятку. Если нож не мыли особенно тщательно, то всё обнаружится. Так что я, может, и не наврал.
Катя восхищённо посмотрела на деда, тряхнула одобрительно головой и пошла к выходу.
Следующим собеседником майора был Жора. Оба сели за стол, как старые друзья и начали рассматривать на дисплее фотоаппарата сделанные снимки. Просмотрев все, майор попросил тут же перекинуть на компьютер кадры с кибером. А фотографу удалось зафиксировать буквально все основные моменты: и то, как Стасик выхватывает нож из-за голенища сапога, и как Фёдор проводит приём, и момент удара кулака Володи в челюсть.
– Ты удивительный мастер оперативной фотографии, – сказал майор. – Я бы взял тебя к нам фотографом.
– Спасибо, не надо, – ответил Жора.
– Брезгуешь работой полиции?
– Нет, я мечтаю быть оператором и снимать классные фильмы. Хочу поступить в институт кинематографии.
– Не стану отговаривать. Мечта есть мечта. Хорошо, когда знаешь, чего хочешь в жизни. Но твоя сегодняшняя работа нам очень пригодится. Мы-то с собой не брали фотографа в этот раз. Так что твоя помощь прямо скажу бесценна. Спасибо! – и майор от всей души пожал руку Жоры.
Следующий разговор в кабинете майора был настоящим допросом. В дверь ввели долговязого Стасика. Майор посадил сержанта писать протокол.
– Вы не имеете права меня задерживать, – закричал с порога Стасик. – Я буду жаловаться. Дайте мне мой телефон, который отобрали. Мне нужно позвонить. Вам придётся отвечать. Вы не знаете, с кем связались.
Майор спокойно слушал и потом так же спокойно спросил:
– Вы всё сказали? Теперь слушайте меня. Мы задержали не только вас, а всех, что участвовал и был свидетелем драки.
– Но это меня били.
– Правильно. Об этом вы и расскажете, как свидетель и потерпевший. Но у меня есть сведения о том, что вы сами были зачинщиком драки.
– Это неправда. Оговор. Я докажу, кричал Стасик.
– Очень хорошо, – по-прежнему спокойным голосом отвечал майор. – Но начнём всё по порядку для протокола. Ваша фамилия, имя, отчество, год рождения, место проживания. Дайте ваш документ, если есть.
Отвечавший достал из кармана брюк паспорт. Это оказался Станислав Романович Романов тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения.
– Зачем вы достали нож? – спросил неожиданно майор, смотря прямо в глаза Романову.
– Я ни откуда его не доставал. Мне его подбросили, может, даже вы сами.
– Любопытства ради посмотрите, пожалуйста, на экран компьютера, – сказал майор, и повернул экран так, чтобы допрашиваемый мог увидеть крупный снимок человека с ножом, выставленным вперёд. – Узнаёте кого-нибудь?
– Это не я. Это подстава.
– Я не сказал, что это вы, но усы на лице явно ваши, не находите? А рядом, между прочим, ваша девушка с испуганными глазами. Она-то, я полагаю, вас легко узнает, как и себя. Вы её хоть узнаёте? Как её зовут.
– Валерия.
– Ну вот, а говорите, что это подстава. Тут есть и снимок, как вы достаёте нож из сапога. Смотрите, похоже?
Стасик хмуро кивнул головой.
– А теперь я попрошу вас снять с себя правый сапог.
– Зачем ещё?
– Это наше дело. Снимайте, пожалуйста. Не звать же мне для этого солдат.
Стасик с мрачным видом стянул с себя правый сапог и протянул его майору. Офицер внимательно стал смотреть внутрь сапога. Потом нажал кнопку вызова. В кабинет вошёл солдат.
– Возьмите сапог, отнесите в нашу лабораторию. Пусть возьмут на анализ следы от крови на внутренней стороне, вот здесь.
Солдат взял сапог и вышел, а майор продолжил разговор:
– Как я и ожидал, кровь на сапоге изнутри смыть не удалось. Точнее, вы даже не подумали о таком пустяке. Лезвие, конечно, вы вытерли, но забыли, что перед этим вставили нож в сапог, когда убегали с места драки. Это мы и докажем в ближайшее время. Скажите мне сейчас, где вы были ровно две недели назад в тринадцать часов дня.
– Не помню.
– Я напомню. Вы были со своими друзьями у станции метро Автозаводская. Оттуда направились вслед за молодым человеком, который сегодня вам врезал кулаком так, что вы отключились. Не скажете ли мне, за что он вас ударил?
– Не могу сказать. Я его никогда раньше не видел.
– Неужели? – Майор придвинул к себе диктофон и, подумав секунду, слегка отмотал назад плёнку, затем включил воспроизведение. Услышав свой собственный голос, остановил и отмотал назад ещё немного. Снова включил.
Из маленького динамика донеслось: «Федя, отпусти кибера. Узнаёшь меня? В прошлый раз я пожалел тебя, а ты оказался гадёнышем, получи за это».
– Вам это ни о чём не говорит? – спросил майор, уставившись опять напряжённым взглядом в глаза Станислава.
– Ни о чём.
– Вы можете, конечно, упорствовать, сколько вам угодно, однако имейте в виду, что следы крови в вашем сапоге, а так же те, что мы найдём за рукояткой ножа, совпадут с кровью человека, которого вы ударили этим ножом. Отпечатки пальцев на вашем ноже совпадут с вашими, которые мы сейчас снимем. Ваша попытка к бегству, связанная с психологической неустойчивостью, подтверждает версию о вашей причастности к попытке на убийство. При этом ваши компаньоны, которых мы легко найдём теперь, напрочь от вас отрекутся и скажут, что не собирались никого убивать, и это лишь ваше собственное решение. Они обязательно будут свидетельствовать против вас. Всё это светит вам лишением свободы на приличный срок, поэтому я вас задерживаю по подозрению в попытке убить человека, а не за сегодняшнюю драку. Вы, там на набережной, что-то упомянули о вашей работе председателем участковой избирательной комиссии, если я не ошибаюсь. Не подскажете ли, в каком округе. Завтра я позвоню туда и поинтересуюсь их отношением к вашему задержанию, связанным с тем, что мы называем поножовщиной.
Станислав поставил локти рук на стол и охватил голову руками. Он не хотел, чтобы видели, как на глазах наворачиваются слёзы. Это были слёзы страха от предстоящего впереди позора.
Энпэшники укрепляются
Первого сентября в школе провели день знаний. На торжественной линейке директор школы Зинаида Григорьевна, поздравляя учеников, упомянула об инициативе учащихся десятого класса по нравственному контролю в прошедшем учебном году и выразила надежду на то, что работа эта будет продолжена дальше, что позволит всем учащимся становиться культурнее, вежливее и, конечно, грамотнее.
После нескольких запланированных выступлений учителей, родителей и представителя районной администрации Зинаида Григорьевна спросила, скорее всего по инерции или для порядка, а не для того, чтобы получить реальный ответ, хочет ли кто-нибудь что-то ещё сказать. И к её вящему изумлению руку поднял из группы одиннадцатого класса Володя.
– Левый? Володя? Ты хочешь выступить?
– Да, Зинаида Григорьевна, если можно.
– Ну, конечно, проходи. Чего ж ты заранее не предупредил?
– А я только сейчас надумал, – сказал Володя и пошёл к трибуне под дружные аплодисменты своего класса, которые тут же подхватила и вся школа.
Володя скромно поднял руку, призывая всех к вниманию.
– Друзья, Зинаида Григорьевна уже сказала несколько тёплых слов об энпэшниках. Мы, конечно, продолжим нашу работу и призываем всех к ней подключаться. Вы видите на моей руке красную повязку, а на груди символический знак, который придумала Люда Звонкина. Он уже работает. Вы скажете, что сегодня ведь первый день занятий. Это так, но мы, энпэшники решили расширить рамки нашей деятельности. Мы решили вести работу по нравственному контролю не только в школе, но по всей Москве.
Бурные аплодисменты прервали речь Володи. Он опять поднял руку, останавливая крики восторга.
– Два дня назад мы впервые вышли на нашу набережную и провели первый рейд. Нам сразу попались четыре шкета, лет по десять-двенадцать куривших прямо на набережной сигареты. Два мальчика и две девочки. Им никто ничего не говорил. И вот из них, курцов с малолетства, вырастут дохленькие человечики. Мы выбросили их сигареты и стали объяснять, что это плохо, а они спрашивают, есть ли у нас документ, позволяющий отнимать у них сигареты. Я думаю, они правильно спросили. Не каждый согласиться слушать нас, если у нас нет документа. Сегодня все стали такими грамотными в своих правах, что без бумаги с печатью не хотят и разговаривать. Поэтому я и решил здесь при всех попросить районную администрацию и руководство школы помочь нам зарегистрировать наше движение по борьбе за нравственность и получить удостоверения энпэшников. Положение и устав мы сами разработаем, да они уже есть у нас. Нужно только помочь получить разрешение. Как вы думаете, Зинаида Григорьевна, можем мы на вас рассчитывать?
Весь школьный двор взорвался аплодисментами и криками. Директор школы долго стояла, укоризненно глядя на своих подопечных в ожидании, когда, наконец, они утихомирятся. Володя опять поднял руку, и все затихли.
Зинаида Григорьевна приблизилась к микрофону, чтоб лучше было слышно:
– Ребята, Володя, наша светлая голова не останавливается на достигнутом, и это очень хорошо. Рекомендую всем у него учиться. Мы, конечно, как всегда готовы помочь. Надо было, правда, сначала мне рассказать об этом. Евдокия Васильевна говорила мне что-то о вас. Она звонила в городской отдел наробраза, но там явно не поняли, в чём дело. Поэтому я надеюсь, что мы сегодня же посоветуемся с Людмилой Ивановной, нашим шефом в районной администрации, она только что перед вами выступала, и найдём правильное решение. Помогать вам, ребята, конечно, будем.
– Ур-р-а-а! – раскатилось по двору школы.
Володя довольный возвратился в свой строй.
* * *
Вернувшись домой, Катя с нетерпением ждала, когда на компьютер придёт электронное письмо от Жоры с фотографией маленьких курильщиков. Не теряя времени, села переделывать статью. Прежде всего, изменила заголовок, напечатав крупно: «МЫ МОЛОДЫЕ ЭНПЭШНИКИ». Пусть, – решила она, – если им не нравятся советские тимуровцы, будут современные непонятные сначала энпэшники. Тут же дополнила несколько строк о встрече с американскими учителями и как им понравилась идея нравственного контроля, которую они сравнили со скаутским движением во всём мире.
Фотографии от Жоры пришли поздно. Он извинялся, пояснив, что его продержали вместе со всеми ребятами, пока в полиции не получили полную картину события. Но зато помимо снимка подростков с сигаретами, были и снимки Володи, Вики и других ребят. Катя посчитала возможным взять в редакцию все, поэтому тут же скинула их себе на флешку вместе с новым вариантом статьи.
Перед сном младший член семьи пришла на кухню выпить чашечку кофе. Родители сидели там же, довольствуясь цейлонским чаем. Отец сразу же поинтересовался, когда выйдет публикация Кати. Услышав недовольное «Может, никогда», удивлённо поднял глаза:
– Что так, Катюша? Я же читал, мне понравилось.
– Так то тебе. Ты мой папа. А завреду глаза колет сравнение с тимуровцами. Он терпеть не может советское время и его героев.
– А что редактор?
– Сказал, что подумает. Но я уже новую статью написала. Завтра понесу с фотографиями. Там уже ни слова о тимуровцах. Хочешь почитать?
Пётр Сергеевич встал из-за стола и, как бы протестуя, поднял обе руки:
– Прочитаю в газете.
– Если напечатают.
– Куда они денутся? Материал-то живой и уникальный.
– А с первой статьёй что будешь делать? – ввернула свою обеспокоенность мама. – Тоже ведь почти всю ночь не спала.
– Направь её по электронке в «Советскую Россию», – посоветовал отец, выходя из кухни. – Думаю, туда даже звонить не надо. Эта тема их должна заинтересовать.
Утром Катя ещё спала, когда отец уехал в издательство, но проснувшись, быстро подхватилась, глотнула кофе, распечатала новую статью и побежала в редакцию. Аркадий Феликсович встретил её саркастическим вопросом:
– Очередное совковое эссе принесла? Давай-давай, почитаем.
Увидев заголовок, удивлённо раздвинул брови.
– Так, это что-то новое.
Пробежав глазами текст быстро, как это умеют делать опытные редакторы, улавливающие смысл абзацев, минуя детали, почесал в голове указательным пальцем и сказал загадочно:
– Это уже кое-что, хотя, конечно…
– У меня есть и фото. Посмотрите. Вот они на флешке, – торопливо сказала Катя, протягивая маленькое съёмное устройство.
Аркадий Феликсович, тяжело нагнул своё грузное тело, вставляя флеш карту в компьютер.
Через некоторое время стал внимательно рассматривать снимки на экране.
Зазвонил телефон прямой связи с главным редактором, в кабинете которого происходила другая картина, тоже связанная с приходом Кати в редакцию.
Главный сидел, просматривая вёрстку завтрашнего номера. Раздался звонок. Из динамика громкоговорящей связи донёсся знакомый голос главного редактора издательства, того самого главреда, чья дочь сидела в кабинете редакции газеты:
– Привет, старик! Глянул сейчас на рукопись твоей книги и подумал, что нужно её ещё дорабатывать. У вас ведь даже статьи замораживаются, а тут книга. Спешить не надо. Рукопись должна отлежаться.
Главный редактор большой газеты, через голову которого проходят тонны информации в единицу времени, по роду своей деятельности обязан уметь быстро мыслить, иначе он не будет в состоянии управлять потоками сообщений и провалит газету. Да, он умел соображать быстро и сразу понял, о чём речь. Не прерывая разговора с коллегой, назвавшим его по традиции «стариком», нажал кнопку отдела Аркадия Феликсовича и коротко бросил:
– Пулей ко мне с материалом Кати!
Отключив связь с отделом, ответил в микрофон на пульте:
– Я понял, дружище. Не стоит волноваться. Я не отключаюсь пока. Если у тебя есть время, послушай, как мы решаем вопросы.
В кабинет буквально ввалилось тело завреда. И с порога Аркадий Феликсович радостно-оправдывающим голосом сообщил:
– Шеф, как раз собирался вам звонить. Наша практикантка принесла переработанную статью и любопытные фото.
– Текст смотрел?
– Конечно.
Аркадий Феликсович протянул листы. Главред побежал глазами по строчкам, продолжая обсуждение:
– Давать можно?
– Отчего же нет? Тимуровцев убрала. Но статья может взорвать.
– Вот и пусть взрывает.
– Готовить в этом месяце или подальше?
– Даём завтра.
– Как завтра? У вас полоса на столе.
– Ты кого учишь? – взревел редактор. – Я сказал завтра!
– Извините, шеф. Я не думал, что это так срочно. А кого снимать?
– Не ду-у-мал, – передразнил редактор. – Это оперативный материал. Нужен был ещё вчера. Снимаем твою статью. Она недельку подождёт, не засохнет. И снимки дай, раз говоришь, что любопытные. Пару фото, чтоб на всю полосу. Всё. Одна нога здесь, другая там. Новую вёрстку на стол.
Аркадий Феликсович забрал листы Кати со стола и вышел.
– Всё слышал? – спросил в микрофон главред.
– Да, круто, как любят сегодня выражаться. Спасибо. Завтра почитаем. Но мы тоже умеем работать быстро. Не переживай. Всё будет нормально. До связи.
Отец Кати не стал говорить главреду, что перед этим звонил в «Советскую Россию» и узнал, что там уже успели прочитать статью «Тимуровцы нашего времени» и поставили в завтрашний номер без каких-либо правок. Редактор не знал ни автора статьи, ни тем более, кто у неё отец. Им понравился сам материал. Это звонившему было особенно приятно. Выступать в роли толкателя ему приходилось, но он этого очень не любил.
Сама Катя, сдав материал Аркадию Феликсовичу, сразу ушла, не дожидаясь его возвращения от главреда, и поспешила в институт, где предстояло сидеть на двух парах по журналистскому мастерству. Придя домой, с нетерпением ждала появления отца, который задерживался из-за совещания, затянувшегося допоздна. Почти в одиннадцать вечера он приехал и, ничего не рассказывая, не отвечая на вопросительный взгляд дочери, прошёл в свою комнату, поманив её за собой, включил компьютер, вошёл в интернет, открыл сайт газеты «Советская Россия». В анонсе основных статей завтрашнего номера стояла и статья о тимуровцах. Отец нашёл её и нажал на надпись «подробнее». Появился знакомый заголовок, текст и потом фото Володи с ребятами, среди которых рядом с Викой стояла и автор публикации.
– Поздравляю, – сказал отец. Встал и поцеловал Катю. – Один материал уже есть.
Катя хотела тут же сесть за папин стол и прочитать то, что должно было выйти завтра в газете, но отец остановил её.
– Погоди, Катюша. Я хочу посмотреть ещё и свежий номер «Московского комсомольца».
– Папуль, они не дадут так быстро.
Но отец, не слушая, открыл сайт газеты. В анонсах, под рубрикой «срочно в номер» стояла статья Кати. Отец открыл статью. В глаза сразу бросилось фото четвёрки ребят с сигаретами в зубах. Чуть ниже поместился снимок паренька, бросающего сигареты в урну.
Отец опять поднялся и снова поцеловал дочь. С трудом сдерживая волнение в голосе, сказал:
– Завтра, моя милая, ты будешь знаменитостью. Поверь, это не так легко. Теперь ты читай, а я пойду ужинать и обрадую маму.
– Папа, я чувствую, что не буду сегодня спать, – прошептала Катя. -Я так счастлива, – и заплакала.
– Ну и чего плакать, глупышка?
– От радости, папа, от радости.
* * *
На следующий день Катя с самого раннего утра оделась и побежала в киоск покупать газеты.
– Ты хоть бы позавтракала сначала, – крикнула вдогонку мать.
– Потом, мама. Я сейчас вернусь.
Действительно вернулась очень скоро.
– Свежих газет ещё не привезли, – недовольно сказала Катя, но не села за завтрак, а схватила телефонную трубку и позвонила Володе.
– Привет! Это Катя. Ты ещё не ушёл в школу?
– Нет, раз отвечаю по домашнему. Что-то стряслось?
«Да», хотела прокричать в трубку Катя, но сдержалась и сдержанным голосом сказала:
– Рекомендую, Проф, купить сегодня «Советскую Россию» и «Московский комсомолец». Надеюсь, эти газеты тебя и всех твоих ребят обрадуют.
– Неужели там твоя статья?
– Представь себе. И не статья, а статьи. И фотографии Жоры в обеих газетах. Так что раскупайте тиражи.
– Фантастика! – потрясённо произнёс Володя.
– Сначала прочти, а потом комментируй. Я уже читала, но в интернете. А у нас в киосках ещё нет свежих номеров. Может, в вашем районе уже есть, спроси по пути в школу.
– Заранее спасибо огромное, Катя! Ты сделала огромное дело. Но, извини, я обзвоню сейчас своих пацанов и пацанок. А то в школу пора.
Газеты Володя купил, как купили их и все, кому он сумел дозвониться. Первым делом по одному экземпляру были вручены директору школы Зинаиде Григорьевне. Взяв номера газет так, словно ничего другого она в это утро не ожидала, она ошарашила Володю своим сообщением:
– А ты знаешь, что о нашем нравственном патруле – она сказала именно «нашем», а не «вашем» – сегодня утром говорило на весь мир радио «Голос Америки»? Откуда они только узнали? Причём, как меня проинформировали, говорили положительно.
– Ну, ясное дело, – невозмутимо ответил Володя, – это, наверное, те парень и девушка, американцы Том и Алис, которые видели нас на набережной с повязками и спрашивали, чем мы занимаемся и где учимся. Они не знают русского языка, так что с ними говорила Жанна. Но о них тоже уже написано в газете.
– Вот вы наделали делов. Значит так, Володя, если меня будут ругать за всё это, я вас тоже отругаю, а если похвалят, то и вы ожидайте похвалу.
Володя хмыкнул и ответил, наверное, совсем не то, что ожидала директор школы:
– Мы, Зинаида Григорьевна, работаем не за похвалу, а за идею. Нам нужны удостоверения, а не похвальные грамоты.
– Да-да, – согласилась директор, – ты очень умный, я знаю. Идея – это хорошо, но похвала руководства нам не помешает, кстати, и для получения удостоверений. Но ты иди на урок. Звонок прозвенел. А я пока почитаю, что ты принёс. И, кстати, что ты там на линейке говорил об уставе и положении организации? Они есть у тебя?
– Написаны, только они дома.
– Прекрасно. На переменке сбегай и принеси.
Уроки в школе едва начались, а телефон кабинета директора уже начал разрываться от звонков. Звонили из департамента образования Москвы:
– Зинаида Григорьевна, голубушка, что там у вас происходит? Я понимаю, что вы развернули у себя в школе борьбу за культуру поведения. Мы помним ваше начинание. Хотели рекомендовать по другим школам. А ту в газете пишут, что ребята вышли в город. И не всем это, конечно, нравится. Пишут, что даже драка началась.
– Я уже читала, Вадим Вадимыч, – сокрушённо ответила директор. – Ну что делать? Это же дети. Так ведь их хвалят в газете.
– Хвалят-то хвалят, а вы подумали, милейшая Зинаида Григорьевна, что может получиться из этих великовозрастных детей через год, когда они выйдут из школы? Сегодня они вышли в город свои культурные правила прививать, а завтра начнут борьбу за мнимую демократию, которая должна будет подчиняться их собственным правилам. Их потом от этой привычки командовать ничем не отобьёшь.
– Вадим Вадимыч, – беспокойно заговорила директор, – у нас же в стране все сегодня говорят о демократии.
– Правильно говорят. А ваши что делают? Ну, хочется кому-то курить, пусть курят. Запретить мы не можем. Не имеем права. Хотят плевать семечки или скорлупу на землю и пусть плюют. У нас полно дворников из Азии приезжают. Им деньги зарабатывать надо. А тут ребятня будет подходить и замечания делать. Да кто им позволит?
Зинаида Григорьевна даже растерялась от такой речи начальника и не нашла ничего лучше, чем вспомнить о другой газетной статье:
– Вадим Вадимыч, а вы читали, что об этих ребятах напечатано в «Советской России»? Там их назвали современными тимуровцами. И тоже очень хвалят. Нельзя всё-таки отрицать совсем детскую инициативу.
– Вы что, Зинаида Григорьевна, совсем сбились с пути? Вы бы ещё газету «Правду» процитировали. Нашли что читать. Может, вы и корчагинское движение восстановите в стране? Революции захотелось?
– А Корчагин тут при чём? Что он-то плохого сделал?
– Как вы не понимаете, Зинаида Григорьевна? Потому и убрали из школьных программ «Как закалялась сталь» Островского, что книга эта сегодня не ко двору. Сегодня каждый за себя, индивидуальность должна воспитываться, а не коллективное однообразие.
– Как же так, Вадим Вадимыч? В таком случае зачем мы вообще в школе сидим, учителя, завуч, директор?
– Читать предметы и не лезть в души.
– Какой-то странный у нас с вами разговор получается. Можно подумать, вы никогда в школе не работали.
– Работал, уважаемая. И вы это знаете, но двадцать лет назад. То другое время было, другая идеология.
– А сегодня какая?
– Индивидуальность.
– Вы хотели сказать – индивидуализм, когда каждый сам за себя.
– Не ловите меня на слове. Я хотел сказать уникальность каждого. Но мне некогда больше с вами говорить. Нигде, понимаете, в мире такого нет, только у вас в школе какая-то аномалия появилась.
– Вадим Вадимыч, ещё два слова о мире. Как раз мне позвонили и сказали, что «Голос Америки» тоже рассказывал о наших ребятах и там подчеркнули, что аналогичное движение давно есть на западе. Они сравнили наших ребят со скаутами.
Телефонная трубка на минуту замолчала, так что даже Зинаида Григорьевна спросила:
– Алло, вы меня слышите, Вадим Вадимыч?
И услыхала в ответ:
– Да-да, вы серьёзно насчёт Голоса Америки? Когда была передача?
– Я точно не знаю, но мне позвонили ещё домой до школы.
– Хорошо, я выясню и перезвоню вам.
Директор положила трубку и углубилась в чтение принесенных Володей газет. Опять зазвонил телефон. Старческий мужской голос был радостным:
– Здравствуйте! Это из ветеранской организации Москвы беспокоят. Это директор школы? Извините, не знаю вашего имени. Но мне хотелось сказать вам огромное спасибо от ветеранов. Прочитали только что в «Советской России» о ваших детях и вспомнили свою молодость. Мы думали, сегодня нет таких энтузиастов. Оказывается есть. Это удивительно и очень замечательно. Вы их правильно воспитываете. Очень хочется, чтобы и в других школах были такие ребята. Если нужно будет, мы с удовольствием выступим перед вашими школьниками. Запишите наш номер телефона.
Зинаида Григорьевна записала. Снова раздался звонок. Звонила мама Вики Белой:
– Зинаида Григорьевна, милая! Вы читали о наших ребятах? Да? А фото вам понравилось? Вот молодцы какие! Но не буду вас отрывать. Хотела узнать, не нужна ли газета.
И звонки не прекращались. Звонили с радио, телевидения с предложениями директору выступить в новостных программах, выразили желание приехать и взять интервью редакции других газет. Снова позвонил Вадим Вадимович из департамента образования:
– Зинаида, славная вы наша Григорьевна, – прозвучал ласково голос, – Вы уж извините, что я слегка вам возражал. С утра настроение было какое-то дурное. Не выспался что ли? Забудем. Прочитал обе газеты. Ваши ребята просто герои. Тут мне подсказали, что кто-то успел прочитать в администрации президента и будто бы одобрительно отнеслись. И правильно. Кто-то же должен заниматься борьбой с бескультурьем? А молодёжь, она всегда впереди. У них головы свежие. Это надо поддерживать. Организуем городской семинар, и вы там выступите, чтобы другие школы тоже включились в движение. Как вы думаете?
– Вадим Вадимыч, спасибо на добром слове. Меня уже замучили звонками со всех сторон. У ребят моих просьба помочь им сделать удостоверения членов нравственного патруля. А то их на первом же рейде спросили, есть ли бумага.
– О чём речь, дорогая Зинаида Григорьевна? Сделаем. Готовьте образец.
– У ребят уже есть эмблема.
– Ах, да, я же видел на фото – указательный палец предупреждения, и Вадим Вадимович весело рассмеялся. – Это надо же всё сами придумали. Чудо, а не ребята!
Разговор закончился. Зинаида Григорьевна медленно положила трубку. В её памяти ещё хранился неприятный осадок от предыдущего разговора с тем же начальником. «Удивительное преображение», – подумала она.
Между тем преображению поведения начальника помогло не только то, о чём она подумала. Дело было не только в сообщении о нравственном патруле Голоса Америки. Другой причиной оказался возврат из командировки отца Вики.
Илья Ильич, так его звали, был одним из перспективных кандидатов на должность министра культуры. Его знали во многих министерствах. Многие любили, а кое-кто побаивался за его язвительные замечания по поводу того, что иные высокие административные чины не знают грамматику русского языка, не умеют даже правильно склонять числительные, по причине чего бывало, что в ответственных докладах и выступлениях высокопоставленных лиц звучало, к примеру, «в двух тысячи пятом году» вместо того, чтобы сказать «в две тысячи пятом году». Таких произнесённых безграмотностей Илья Ильич мог привести сколько угодно и, больше того, он делал это, посмеиваясь или открыто возмущаясь теми помощниками выступающих, которые сами не знали правил и не подсказывали вовремя своим патронам, как надо говорить.
Вернувшись в Москву, Илья Ильич узнал от Вики о её хождении в школу к завучу, которую отругали по телефону из департамента по образованию за предложение помочь энпэшникам. Рассказала Вика и про посещение управы, а затем и департамента социальной защиты.
– Ну, Викочка, – восхитился Илья Ильич, – быть тебе министром. С такими бюрократами пыталась сражаться. Значит, отказали? Боятся молодым власть давать. Ладно. Посмотрим.
А когда Володя узнал о вышедших статьях в газетах, он тут же позвонил Вике, которая сообщила новость завтракавшему в это время отцу. В министерстве культуры свежие газеты были всегда в его кабинете. Он бегло просмотрел понравившиеся ему статьи и немедленно отправился к помощнику президента, с которым был в весьма приятельских отношениях. Кроме того Илье Ильичу сразу же доложили и о выступлении Голоса Америки, о чём он тоже упомянул в разговоре с помощником, который, ознакомившись с газетами, сказал обрадованным голосом:
– Илья, ты даже не представляешь, наверное, как они попали в струю. Шефу сейчас молодёжная поддержка, как воздух нужна. Рейтинг повысится. – И он, немедля ни минуты, позвонил в департамент образования. Так цепочка и замкнулась, изменив неожиданно отношение Вадима Вадимовича.
Зинаида Григорьевна позвонила в учительскую и пригласила к себе учителя литературы и сразу встретила его словами:
– Николай Гаврилович! Вы в курсе, что тут ваши воспитанники натворили? Это же вы их надоумили заняться нравственным патрулированием?
– Нет, Зинаида Григорьевна, не совсем так. – Мягко возразил учитель. – Придумали они сами, но после урока, на котором я рассказал им о своей комсомольской юности, то есть о том, чем мы занимались в своё время.
