Евгений Кострица
Тиамат
Зона его влияния ограничивалась границей Империи, а монстров Ямы пасли уже демоны. Наши клети используют остывшие очаги ноль-фазовых переходов. В горячие погружаться нельзя. Потеря канала станет для всех катастрофой. Соседи делиться не будут, а передел зон влияния грозит новой войной.
– Хорошо, почти согласен, – решился наконец я, мысленно примерив на себя роль спасителя.
Величие, достойное столь славного подвига, видимо, отразилось на лице. Босс искренне восхитился идиотизмом:
– Прекрасно! Ты избранный! Никто кроме тебя! Слава и честь! Так мы договорились?
– Одних лозунгов мало! – поспешно остудил его я.
– Ах, вот как… Хочешь что-то еще? – болезненно поморщился он.
– Десять процентов от сектора на год, – холодно предложил я.
– Свихнулся? Жадина! Это… недостойно героя! – заверещал босс. – А как же любящая доброта, благородство, сострадание к ближним? Грид, родной! Ты же светлый из светлых?
– Найди другого дурачка. Еще кто-нибудь всплыл?
– Три процента! На полгода. Мне дают меньше.
– Пять на год! – твердо заявил я. – Цена адекватна риску. Не вернусь, так и платить будет некому.
– Да и нечем. Куда же деваться… – вынужденно согласился босс. – Землянина у нас больше нет.
– Ты о чем? – насторожился я.
– Про то, что твои нейро-статы отличаются от наших на целый порядок.
– Это ж расовое, – с досадой пробурчал я.
Понятно, куда он клонил. Я тоже своего рода подкидыш. Единственный, кто уцелел в «ноль-фазовой» катастрофе. Моя раса вымерла, таких больше нет. Земля стала черной дырой. По крайней мере, в этой вселенной. В параллелях события могли пойти по-другому, только в них не попасть.
Вакуум отнюдь не пустое место, как иногда полгают. Его квантовые флуктуации непрерывно рождают пары частиц и античастиц, но существует и его более выгодное энергетическое состояние. Вероятность перехода из одного в другое ничтожна, но есть.
Моей планете не повезло. Спонтанно возникший пузырь «истинного вакуума» сожрал ее в сингулярность. Земля погибла мгновенно. Я был ребенком и ничего из этого, конечно, не помню. Не знаю и того, кто меня спас.
– Расовое? Может и нет… – задумчиво пробормотал шеф. – Такой покровитель далеко не у всех.
– Покровитель? – недоверчиво переспросил я. Сколько себя помню – всегда был один.
– Бшишма. Он курировал тебя даже на Цинте. Тот самый «скелет»… – усмехнулся Санг-Чунь.
Щупальца предательски дрогнули, по ним побежали мурашки. В висках застучало. Догадки были верны. «Святых» я там получил не случайно. Со мной играли, а я жил всерьез.
– Кто он? – спросил в прострации.
– Кто-то из… – Санг-Чунь многозначительно показал глазами наверх.
Я в смятении перебирал в уме всё, что раньше считал совпадением. Значит, Цинта была детским садом. И кто же наставник? Демон, божество, кто-то из «зрителей»? С чего такое внимание к моей скромной персоне? Что во мне есть?
– Еще что-то расскажешь? – мрачно спросил я.
– Как думаешь, почему Кцум не давал праны? – хитро прищурился Санг-Чунь.
– Понятия не имею. И почему?
– Моя версия ммм… несколько экзотична, – замялся он.
– Внимательно слушаю.
– Представь, что наш шлюз использовали и с другой стороны.
– Кто?
– Ты к примеру?
– Как? Зачем? – округлил глаза я, шокированный его обвинением.
– Предположим, из нас тоже качают, – задумчиво пожевал губами Санг-Чунь. – Ты как медведь на пасеке. Хоть не пускай к праносборнику. Отдашь чуть-чуть, а заберешь почти всё.
– И куда же деваю такое богатство? Жру в три горла и всё равно нищета? – возмутился я.
– Похоже, ты способен усвоить бездну энергии. Даже невольно, не сознавая себя. Разумеется, улики пока только косвенные. У нас ревизия недавно была. Недостача появлялась лишь в твою смену. И началось всё, когда ты пришел.
– У себя поищи! – разозлился я. Ходили слухи, что Санг-Чунь нечист на руку. В его честность мало кто верил. – Со мной на Тиамат еще сотня духов пришла.
– Да, но сейчас ты вернулся, а они всё еще там.
– Считаешь, во мне тоже «пилот»? Сверхпаразит? – в лоб спросил я.
– Не знаю, не знаю… – испытующе посмотрел босс. – Говорят, у всех есть такой есть. Вот только не каждый этой поймет.
– Меня «вдохновляют» так же, как Кцума?
– Возможно. Ты как-то прошел границу между мирами, но не сознаешь своих сил. Надеюсь, там Бшишма подскажет… – беспокойно оглянулся Санг-Чунь, словно боялся увидеть его за спиной. Тот скелет, видимо, страшен. А его мышь, так вообще просто зверь.
– Так что мне делать? – растерянно спросил я.
– Отдохни, Грид. Надеюсь, и правда спасешь Тиамат.
6
Ночь прошла почти спокойно. Бесы, шокированные нашим визитом, пока не высовывались, но понемногу смелели. Они сатанеют, когда их боятся, а в чужом измерении мы чувствовали себя неуверенно. Никто не решался спуститься в Тиамат, а из нор уже слышалось угрожающее глухое ворчание.
Что творится в локах повыше, страшно представить. Изредка из них в Тиамат прорывались немыслимо жуткие особи. Немного ослабев, они могли просочиться даже в Шесть Лок, проявляясь катаклизмом, мором, а чаще свихнувшимся на жажде власти царьком, неожиданно захватившим полмира. Насытившись, эти кровожадные сущности возвращались к себе, оставив разворошенный человейник для нас. Его потом приходилось долго латать, да и демоны страдали не меньше. Монстры эти набеги переносили хуже людей. Жизнеспособность страшилищ явно уступала их плодовитости.
Но сейчас удар нанесли не высшие сферы, а сама мать-природа. Злая воля и разум тут уже ни при чем. Хотя кто его знает…
Конкуренции в галактике было с избытком, и опустевший Тиамат бы многих обрадовал. Ее бесчисленные и очень разные обитатели яростно сражались за место под солнцем. Пока духи выживали в этой борьбе, но демоны наступали на пятки.
После раздела сфер влияния мы старались друг к другу не лезть. В Империи пасли человечество, а в Орде столь же мирно разводили чудовищ. Удивительно, что можно сделать с людьми за тысячу лет. Жизнь в Яме кипела. Генетически нестабильные организмы там плодились как кролики.
У нас сложилось всё по-другому. Духи не решились «улучшать» людскую породу и, как оказалось, правильно сделали. Текучесть форм нерациональна – эксперименты Орды не оправдали надежд. Нечисть эффектна, но обходится дорого и слишком часто гибнет в войне.
Боль и страдания дают больше праны, но перспективы неважные. Кратковременный выигрыш нивелируется боевыми потерями. Ценный кормовой ресурс быстро хиреет. Голод гонит к мягкотелым соседям, а те огрызаются. Империя к беспокоящим вылазкам монстров привыкла, а тотальный конфликт невыгоден всем.
Но после разлома баланс сил изменится. Связь с Шестью Локами сейчас крайне нужна. Для начала хотя бы вернуться в свой сектор. К счастью, экспресс-анализ показал, что пространство и материя пока ведут себя предсказуемо. По крайней мере, на время.
Измотанные и мрачные, мы, наконец, вернулись домой. Пустые клети точно надгробия, безмолвно оплакивавшие тех, кто ушел. Погружаться в Шесть Лок запретили. Первым туда отправят меня. Но это всё завтра, а сейчас я не находил себе места, размышляя о своих «покровителях».
Пара престранная. Скелет отменно заговаривал зубы, а Камея столь же хорошо притворялась глупышкой. Жаль, что шеф рассказал мне только сейчас. Но чем я мог быть им так интересен? Есть ли у Бшишмы какой-либо план? Надо ли подыграть? Или, напротив, бороться?
Скорее всего, им нужен лишь Кцум. Ставки делали на него. Понять бы еще на кого поставила Сири. У нее есть заказчик, а связаться с ней мог только такой же маньяк. Продавать Кцума я бы, конечно, не стал, но кто знает их аргументы…
Беспокоило и то, что со мной таки решили поделиться секретом. Санг-Чунь столько молчал! С другой стороны, его можно понять. Тут всё полетело к чертовой матери, а он искренне верит в сверхпаразита. Не верю лишь я. По крайней мере, мне о своих сверхспособностях ничего не известно. Их, скорее всего, попросту нет.
До запланированного погружения еще минимум день. Его разрешат, когда всё подготовят, но не хочу больше ждать. Свое расследование начну с контроллеров. Сплетни и новости легче всего узнать через них.
Кулл-Занга долго искать не пришлось. Тот, размышляя о чем-то глубоком, чистил перья под тощим хвостом. На хитрой морде мошенника печаль и смирение. Взъерошенные и хмурые коллеги растерянно переминались рядом. Брать мзду не с кого, перспективы неважные, а контроллеров не любят. Такое хлебное место им уже не найти.
– Занг! – потянул я его за крыло. – Нас интересует всё необычное за последние дни.
– Кого это «нас»? С чего тебе должен докладывать? – отвернулся он, возобновив борьбу с пухоедами. Видимо, те сильно досаждали ему.
– Что, Санг-Чунь не предупреждал? – шепнул я так, чтоб другие услышали. – С сегодняшнего дня перед тобой Первый Агент Тиамата. Официальные полномочия и всё такое…
– Да ну? – распахнулся от удивления клюв.
– Утром ныряю, – я закрыл его щупальцем, после чего заговорщицки оглянулся. Контроллеры тотчас отвели в сторону взгляд. – Только тише! Абсолютно секретная операция.
– Так разлом неслучаен… – понимающе кивнул Занг.
– Похоже, замешаны иглобрюхи Танатхи! – со значением подтвердил я. – Или кайштанские упыри, что еще хуже. Врубаешься, почему дело доверили мне?
– Ну ты ж это… землянин! – озадаченно промычал он. Резкое повышение моего социального статуса подозрений не вызвало. Тот, кто смог так вернуться, не от мира сего.
– Вот! – удовлетворенно кивнул я. – Кто-то сливает информацию демонам. Слухи же шли?
– Про демонов нет, а вот свечи для пентаграммы искали… – доверительно сообщил Занг.
– Зачем? Их же каждый день выдают… – удивился я.
– Значит, кому-то не хватило. Сечешь?
Теперь открыл рот уже я. Нелегальная клеть позволяла сдавать прану без посредника, а главное – работать уже самому. Именно так могла попасть вниз Камея. А чтобы быть к Кцуму ближе, выбрала мышь.
– И кто же искал?
– Услуги будут оплачены? – Занг придвинулся, чтобы его не услышали.
– Разумеется! – охотно подтвердил я. – Но не сегодня. Потом к Санг-Чуню зайдешь.
– Сири… – прошептал он, выдержав паузу.
Я задумчиво почесал затылок. Ведьма сдает шлюз в аренду Камее? Что они там еще накрутили? Не удивлюсь, если из-за этого и появился разлом.
– Спасибо, проверим, – кивнул я. – Кстати, Камею где последний раз видел?
– Так она вместе с Сири ушла после смены. Видно, дела…
– Куда ушла? – удивился я. Они ж терпеть друг дружку не могут! Или тоже спектакль?
– А я почем знаю? Что, не позвали тебя? – многозначительно подмигнул Занг.
– Ладно, спасибо, понятно… – буркнул я, махнув на прощание тентаклей.
Сири меня, конечно, звала. Она эффектна, само проклятие на стройных ножках! Только связываться с ней себе дороже. Всё, до чего чертовка дотронется, станет токсичным. Погрузиться в пучины порока я пока не отважился. Свое гнездо Сири свила к югу от кабака, где обычно охотилась. Редко кто мог выползти из ее логова сам, прану там сосали отменно. Удовольствие того, видимо, стоило, потому что унизительно опустошенные жертвы стыдливо молчали. Использовав, их бесцеремонно выбрасывали за порог.
Но сейчас все серьезней. В сравнении с клетью эти забавы казались невинными. Кцума пытались купить неслучайно. У заказчика Сири есть какая-то цель и мотив. Угадать их достаточно трудно. Демоны пытаются раздолбать Тиамат? Но сейчас они страдают так же, как мы. Хаос вокруг Шести Лок влияет и на их измерение тоже. Нарушить хрупкий баланс энергий отважилось бы лишь настоящее божество. Всё может закончиться грандиозным коллапсом. Еще одна черная дыра не нужна никому.
Под грузом мыслей мои тентакли привычно свернули в «Духовные Радости». Кабак многообещающе манил огнями, но, тяжело вздохнув, я пошлепал к холму, где жила Сири. Дорога к нему шла вдоль ручья, кишащего мелкими гадами. Пиявки радостно ползли мне навстречу, а свисающие с морсянок клопы так и норовили тяпнуть за щупальца. Лока выглядела так, будто ничего не случилось. Под закрученной в спираль рыжим небом парила кислота в изумрудных прудах. За холмами выли коблаки, а воздух наполнен ароматом солей мышьяка. Их темно-желтые кристаллы гроздьями висели на доломитовых скалах. Божественная, столь редкая в мирах красота!
Жаль, если Тиамат схлопнется в точку. Жаль и пилотов, которые застряли внизу. Их скоро выбросит из человеческих тел, а новые найти будет непросто. Бездомным духам придется искать и объезжать питомца самим. К счастью, люди легкомысленны и непостоянны в желаниях. Их страсти – наживка, а привычки – крючок.
Человечество я не любил, хоть и не желал ему зла. Его и так было с избытком. Возможно, поэтому Земля и стала черной дырой. Говорят, довели до безумия одно из божеств.
Была и другая версия катаклизма: эксперименты с темной материей плохо закончились. Землянам вроде бы пытались помочь, но параллели размножились. Безусловно, люди могли выжить в каких-то из них, но это уже не проверить. Слоев много, двери есть не у всех, и в этом плане Шесть Лок уникальны. На перекресток миров можно выйти почти из всех измерений. К счастью, на нем статус кво. Нам пришлось постараться, чтобы притереться друг к другу.
Только человек не меняется – в гуманоидных мирах проблемы всё те же. Думаю, тому виной «пастухи». Глупо пенять на коров, если не чистят коровник. Возможно, без нас люди стали бы лучше. А сейчас они такие, как мы. Но обитатели Ямы так вообще безнадежны. Порой мне жаль их пилотов, монстры дурно влияют на демонов. Казалось бы, чем можно испортить чертей? А ведь иногда получается…
Анализ социума и морально-нравственных устоев прервал предупреждающий писк. У логова Сири кружил комар-охранитель – крошечный, опасный и наверняка дорогой. Не каждая ведьма могла себе такое позволить. Махинации с клетью, видимо, приносят доход. Как слышал, демоны за контрабанду сознания давали прилично. Интересно, кто платит ей? Уж точно не мы.
С таким запасом праны Сири могла дезертировать, попросту наплевав на контракт. В наступившем хаосе так сделали многие. Их можно понять. Тиамат неустойчив, точно льдина весной. Дрейф грозит ноль-фазовым сдвигом. Если так, всем хана. Но пока вроде бы тихо. Разве что комар мерзко жужжит. И ведь не обойти же его…
Я немного постоял, отслеживая маршрут охранителя. Тварь выглядела опасной и бодрой. Такой палец в пасть не клади. Оттяпает его с головой.
Понаблюдав за маневрами крылатого супостата, я не отыскал в обороне видимых дыр. Зато есть люк черного хода. Да, изнутри заперт, но под ним узкая щель. Если как следует сплющить, тентакля пройдет.
Механизм за створкой оказался несложным. Рычаг нашел быстро, теперь аккуратно нажать…
Боль ослепила, и я услышал свой стон. Подтянув к себе щупальце, вытащил кровоточащий обрубок. Больше половины откусила острая сталь.
Вот чертова сука! Капкан!
Бессильная ярость травила удушьем, не в силах найти себе цель. Будь Сири за люком, я бы порвал ее в клочья. Его, к счастью, всё же открыл.
За люком было тесно, но чисто. Отполированная телами труба шла вверх под углом. Пользовались ей, видимо, как мусоропроводом, выбрасывая усталых клиентов за борт. Угол наклона большой и приходилось подтягивать себя щупальцем вверх. Его теперь надо беречь.
На это чертово логово никаких тентаклей не хватит. Они намного функциональней, чем руки. И тем обидней одно потерять. Отыграюсь внутри. Что не сломаю, то разобью.
Ползти по трубе, точно змей, пришлось долго. Вывалился из нее я злющий как черт. Оглядевшись, отметил, что Сири свила себе мрачное гнездышко. Здесь впору открывать музей пыток. Этим интерьерам позавидовал бы и профессиональный палач.
Чего только не было! Переносная дыба, «железная дева», свисающие с потолка цепи и ряд ухоженных плёток на стенах. Тиски и небольшой пресс в бурых пятнах намекали, что хозяйка умеет черпать удовольствие в боли. Шкафы с щипцами и наручниками соседствовали с картинами, написанными в устрашающе анатомическом стиле. Нарисовать их мог только настоящий маньяк.
Осматривая этот арсенал, я не всегда понимал принцип действия инструментов. К примеру, как используют эти качели? Воронку? А шелковые веревки со стальными шипами? Деревянный сапог с железным винтом?
Нет, моя фантазия тут пасовала. Для такого полета я примитивен и прост. Сири духовно богаче, раз столько знает про боль. Да и в сексе царица. Уж в этом ее не догнать.
За мыслями о возбуждающе порочных наклонностях я не сразу обратил внимание на странный предмет. На стене между прессом и гильотиной висела крабья клешня. Арт-объект выбивался из экспозиции подозрительно начищенной медью. Кончик маняще блестел, подсказывая куда нажимать.
Забыв осторожность, я потянул его вниз. Лязг невидимого механизма заставил меня отшатнуться. По коже пробежали мурашки, но на этот раз всё обошлось.
Стена дрогнула и отъехала в сторону, открыв тайный проход. За ним была клеть. На полу пентаграммой расставлены черные свечи, но узор силовых линий точно не наш.
Я наклонился и осторожно потрогал. Они еще теплые. Значит, Сири внизу.
Прыгнуть к ней? Но нас будет двое, а питомец один. Дубль в канале часто приводил к «голосам в голове». Выбраться из шизофреника будет непросто, но по-другому Сири уже не догнать.
Интуиция подводила редко, а сейчас она буквально вопила от страха. За свалившимся на локу разломом угадывалась чья-то зловещая тень. Незримое присутствие того, чей вязкий и заинтересованный взгляд я чувствовал кожей. Будто застыл перед паутиной, в центре которой затаился паук. Почти вижу эти липкие нити. Осталось сделать лишь шаг…
Решено! Надо спускаться. Все ответы внизу.
* * *
Треск затаившегося под потолком сверчка отсчитывал последние часы жизни. Их не так много осталось. Этот звук отрезал время точно ножом – ритмично и быстро. Настоящее таяло в прошлое, а будущего, скорее всего, нет. Я обречен, палач уже точит топор, а прощальная ухмылка Лавруши не оставляла иллюзий. Всё уже решено.
Преступников обычно казнили на площади. Надеюсь, для меня всё кончится быстро, а вот Ниму ждет страшная смерть. Наверное, сожгут на костре. У нас это любят. Толпа быстро превращает в зверей.
Да, был шанс спастись, но он бессмысленно и тупо упущен. Теперь одна часть меня гордилась собой, зато другая вопила от ужаса. Страх прожорливым червем выедал изнутри.
Человек всегда боится того, что не знает. А можно ли познать смерть? Любое изменение – ее репетиция. Каждый понимает, что когда-то умрет. Ужас невыносимого обезболен обыденностью и незнанием времени, которое осталось прожить. У меня этой спасительной иллюзии нет. И совершенно нечем ее заменить.
Отчаяния добавляла логика: посмертия нет, его не присвоить. Ничто не появляется из ничего, не исчезает бесследно, но наследование не есть продолжение. Смерть существует не для меня. Свою я никогда не увижу. Ее свидетель будет кто-то другой.
А еще можно утешать себя тем, что всё рано или поздно закончится. Сомнительный в эффективности довод. Когда он кого успокаивал? Меня вот не смог.
Поежившись, отчетливо понял, что бояться меньше не стал. Страх трудно лечить философией. За него презирал себя и ненавидел скелета. Кто просил лезть ко мне в душу? Там и так черт знает что… А недомертвие способно только злорадно глумиться над узником. Ему-то, понятно, ничего не грозит. Он уже мертв.
– Из небытия вышел и туда же уйдешь, – проворчал тот, легко считав мысли. – Что плохого в небытии? Оно не беспокоило в прошлом, отчего ж пугает так в будущем?
– Там не было того, кто мог бы бояться, – флегматично ответил я. – А здесь он есть…
– И скоро не будет! Проблема исчезнет, всё хорошо! – продолжал издеваться скелет.
Сволочь! Зачем мне с ним разговаривать? У мертвеца нет воспоминаний. Он не поймет предсмертной тоски. Прощания с тем, что уйдет навсегда: улыбку ясноглазой девчонки, запах бабулиной стряпни по утрам и треск дров в прогретой печи.
– Подобными картинками себя лишь разжалобишь! – с иронией отметил скелет. – Воспоминания кажутся ценными, но сколько из них уже благополучно забыл? Как видишь, в этом нет катастрофы. Ты как старуха над сундуком с ненужным тряпьем.
– Ты не поймешь, если у тебя всего этого нет, – возразил я. Да что он знает о живых? Ведь это есть «мы» – память, привычки, характер… И сумма всего себя очень ценит. Никто не захочет из нее ничего вычитать.
– А если чуть вычесть, в какой момент «я» станет «не я»? – не унимался скелет. – Когда кучу уже нельзя назвать «кучей»? Десять, пять или три?
Я лишь устало вздохнул. Жаль, не умею не думать. Как утомительно, когда нельзя спрятать мысль!
– Ты прячешься лишь от себя! – едко добавила нежить.
– Хорошо, пусть каждый миг существует новое «я», раз ум и тело меняются, – признал, наконец, я. – Память, настроение, клетки – всё за что ни возьмись. Но в этой сборке изменчивого постоянна осознанность. Это же факт!
– Постоянна? А как же обморок, глубокий сон без сновидений, тупица? Там никакой осознанности вроде бы нет, – уличили меня, щелкнув костяшками.
– Чтобы утверждать отсутствие, надо в нем быть! – возразил я. – Осознать неосознанность некому, пауз в ней нет.
– Отлично. Так эта «осознанность» у всех разная или же нет? – хихикнул скелет.
– Нет, – неохотно подтвердил я, увидев подвох. – Она пуста от качеств ума.
– А если так, можно ли ее потерять? – мой оппонент вопросительно посмотрел на притихшую мышь. Та с трепетом внимала ему. Жрать, небось, хочет. Продалась за корм.
Можно ли потерять? Вот этот непростой вопрос всегда ставил в тупик. Чтобы потерять, надо быть, а если ты есть, тогда что терял?
– Вот то-то и оно… Когда мозг умрет, ум исчезнет, – продолжал зудеть скелет. – Он ведь его продукт. Но точно такая же осознанность есть в ком-то другом. Это как свет, бьющий через щели сарая. Источник один, но каждая, как чей-то персональный мирок. Если глаз слепнет, то еще миллиарды видят прекрасно. Осознанность не моя, не твоя и не чья-то еще. Мир существует, когда воспринят, а воспринимается он кем-то всегда.
– И как мне всё это поможет? – равнодушно пожал я плечами. – Вот прямо сейчас?
– Глупо бояться расставания с тем, что потерять невозможно. В песчаных замках постоянен только песок. Рано или поздно их неминуемо размоет волной. Это надо принять, здесь нет катастрофы.
– Да-да… И тогда все проблемы исчезнут. Рассосутся сами собой! – раздраженно передразнил я, копируя его интонации.
– Сансару в нирвану способен превратить только твой собственный взгляд! – в пустых глазницах полыхнуло огнем. – Просветления невозможно достигнуть! Его можно лишь распознать! И потому идея духовного поиска изначально абсурдна. Ошибаются как раз в тот момент, когда начинают искать.
– Так надо искать или нет? – вконец запутался я.
– Оно само собой ищется. Мираж принимается за убегавшую истину. Поиск и погоня бессмысленны, если искомое уже на плечах. Я не устаю повторять это тебе уже многие жизни: всё совершенно, ничто не требует исправления, ничего исправить нельзя. «Исправитель» – иллюзия! Потому застынь и узри: любая форма – тюрьма! Признай свою сущность, уверься в одном! Познай, что извечно свободен! – заключил скелет, вновь щелкнув костяшками.
Я вздрогнул, хотя поначалу слова не произвели впечатления. По сути, в них нет ничего нового. Нечто подобное много раз говорила мне Нима. Я понимал ход ее мысли, но практическая ценность была нулевой. Сейчас все иначе. Восприятие после «щелчка» стало другим. Дело не в словах, а в энергии. В том, что стояло за ними. Банальные истины будто приобрели вес и объем, выглядя откровением не столько для разума, сколько для сердца. Они как снаряды, которые пробили броню и фильтры ума. И только потом легли в цель.
Я потрясенно молчал. Башня моих ментальных конструкций трещала и сыпалась, обнажая ясную внеконцептуальную суть. И сразу стало легче дышать. Без тяжелой отупляющей завесы ум прозрачный, а проблемы ничтожны. Нет ни смерти, ни рождения. Ни одно облако не способно навсегда закрыть солнце. Ведь оно не умирает за ним, а потому не рождается, чтобы засиять снова. Самые возвышенные или ужасные переживания, все звуки, цвета, тьма и свет, существа, божества – всё является манифестацией собственного «Я», проявлением и украшением его изначальной свободы.
Нет, сейчас не было нужды вновь понимать или объяснять себе что-то. В переживании естественно присущей природы ума нечего знать. Некому и некуда больше идти. Все иллюзии рухнули. Возможно, это и есть абсолютная истина – знание ничего не принимающее, ничего не отторгающее, без каких бы то ни было построений и выводов.
От свежести этой потрясающей простоты хотелось смеяться и плакать. Я восхищенно замер, купаясь в безграничном переживании свободы. Пришлось присесть, чтобы перевести дух. Внутренне будто в руинах, но впервые был по-настоящему жив.
Жаль, что это длилось лишь миг.
Потрясенный переживанием ум пугливо вернул в тюремную камеру. В ней кое-что изменилось. Скелет рассыпался, и прах поднимался к потолку невесомыми хлопьями траурно-черных снежинок. Запахло цветами, кости исчезли, а на соломе остались лишь кандалы.
Схожу с ума? Возможно, наш диалог шел только у меня в голове. В ней же и все эти видения. Это мой бред.
А говорящая мышь? Она хотя бы была? Ведь ранка на руке еще свежая! Не укусил же я себя сам?
Но лихорадочно раскидав солому, я никого не нашел. А через секунду спиной почувствовал чье-то присутствие. Обернулся – и увидел у двери поистине инфернальное чудище. Глазищи горели адским огнем, в пасти угрожающе белели резцы, усы-прутья чуть шевелились.
Невольно попятившись, я отчетливо понял, что спятил. Надо срочно заснуть. Или проснуться. Или обрести просветление.
С этой мыслью мой измученный ум, наконец, отключился, и его радушно обняла милосердная тьма.
