Евгения Сергеевна Теплова
Костя в школе. Началка
Я чувствую, что Марусина рука увлажнилась настолько, что хоть отжимай. Поворачиваюсь – она немигающим взглядом, полным ужаса, смотрит перед собой. Понимаю, что рассчитывать придётся только на себя.
– Ничего страшного, – говорю. – Сейчас за нами приедут.
Я помню наставление папы, когда мы ходили с ним по грибы: «если потерялся, стой где стоишь». И мы не двигаемся с места.
– Я позвоню Наталье Сергеевне, – вдруг решает Маруся. Она принимается доставать телефон, рюкзак открывается шире, чем нужно, и розовые тетрадки зависают над пропастью – я чудом ловлю их, а потом отвожу Марусю подальше от края платформы.
Она долго не могла откопать телефон и чуть не расплакалась. А когда нашла, не могла набрать номер, потому что на экране оставались влажные следы и телефон плохо слушался. Наконец я ткнул в нужную строчку, и мы замерли. Но с каждым гудком надежда угасала.
– Не отвечает. – И Маруся обречённо положила телефон обратно.
– Не слышит, – уточнил я. – Она же в поезде. Не волнуйся, они уже едут за нами.
Не знаю уж, с какой стати я решил, что Наталья Сергеевна приедет со следующим поездом. И сильно удивился, когда поезд затормозил, двери открылись, а вместо Натальи Сергеевны на нас двинулась большая тётя с сумкой на колёсиках. Мы отпрянули, но другая волна буквально занесла нас в вагон.
Что ж, план А не сработал, план Б не известен.
Я посмотрел на Марусю – она еле заметно шевелила губами.
– Что ты говоришь? – громко переспросил я, пытаясь перекричать шум и подставляя ей ухо.
– Куда мы едем? – услышал я.
– В Третьяковскую галерею.
Она кивнула.
Но так как мои иллюзии о волшебстве метро уже частично развеялись, то я понимал, что поезд вряд ли привезёт нас прямиком в музей.
Логично было спросить кого-то из взрослых. Но не хотелось. Мне казалось, будет унизительно, если люди поймут, что мы потерялись. Я помнил, как в парке Горького однажды объявляли: «Родители такого-то, ваш сын ожидает вас там-то». И вот на всё метро, во всех вагонах зазвучит: «Наталья Сергеевна, Костя с Марусей ожидают вас на станции такой-то». Нет, этого допустить нельзя.
На следующей остановке толпа схлынула, и тут я заприметил парня лет пятнадцати, в больших наушниках. Вот он-то нас ни в чём не заподозрит.
– Извини, – подёргал я его за рукав, – Третьяковская галерея на какой станции?
Парень снял наушники.
– Прошу прощения, – повторил я. – Третьяковская галерея на какой станции?
– Вы что, потерялись что ли? – прищурился он.
– Нет, – уверенно ответил я. – Вон наша мама.
И показал на огромную спящую женщину. Под подбородком у неё было так мощно, что голова держалась прямо, никуда не падая.
– Она очень устала, но нам надо вовремя её разбудить, – добавил я.
– А-а, – уже с сочувствием протянул парень. – Я не знаю, где Третьяковская галерея.
Двери в очередной раз открылись, и он вышел.
«Осторожно, двери закрываются, следующая станция – “Третьяковская”».
Во чудеса!
– Маруся, нам на следующей, – сообщил я так спокойно, что сам удивился.
И повёл её к дверям.
Снова визг тормозов, звук открывающихся дверей, а впереди стена и надпись «Третьяковская». Оборачиваюсь – а с противоположной стороны уже входят пассажиры.
– Стойте, – кричу я. – Нам надо выйти.
К счастью, пассажиры оказались вежливые – пропустили и даже закрывающиеся двери придержали. Но оттого, что нас чуть не прищемило, Маруся оказалась на грани обморока. Я посадил её на скамейку и дал свою бутылку с водой. Она не хотела пить, но я настоял.
– Не волнуйся, мы уже совсем близко.
Вообще, утешать её было одно удовольствие – когда б ещё представилась такая возможность!
– Костя, – подняла она уставший взгляд, – спасибо тебе большое! Если б не ты, я бы пропала, ни за что бы не выбралась.
– Да брось! – отмахнулся я. – Я сейчас.
– Не уходи! – испугалась Маруся.
Но я успел разглядеть под потолком табличку с указанием, в какую сторону галерея.
– Пойдём, – сказал я. – Пора.
Я подал руку, и мы двинулись. Причём так решительно, что чуть не проскочили наш строй, который расположился в центре зала.
– Вергилия двадцать, Танюша двадцать один, кого же не хватает? – это Наталья Сергеевна пересчитывала детей.
«Ничего себе! – думаю я. – Как мы удачно пересеклись!»
Пристроились – Маруся чуть не плачет от счастья.
– Ну и как экскурсия? – спрашиваю я у родительницы, которая нас потеряла и даже не заметила.
– Экскурсия чудесная, экскурсовод шикарный, – рассеянно ответила она.
Я даже немного расстроился, что мы всё это пропустили. Но только немного, потому что от Марусиной похвалы всё внутри меня ликовало.
Наталья Сергеевна ещё раз пересчитала, обрадовалась, что всё сошлось, и мы потопали.
– Зачем мы выходим на «Третьяковской»? – спросил я Марусю.
Она пожала плечами. Её это явно не волновало.
И тут только до меня дошло, что никакой экскурсии ещё не было, мы просто догнали наших. А казалось, что мы целую вечность плутали в метро.
Пришли, сдали одежду, взяли схему галереи, встретили шикарную экскурсоводшу. Что в ней шикарного, я так и не понял, потому что все музейные экскурсоводши именно такие – худые, прямые, с чётким голосом.
К сожалению, из-за пережитого потрясения я не запомнил ни слова из её рассказа. Как завороженный наблюдал за родительницей, которая слушала экскурсовода с невероятным умилением, часто кивала и местами чуть не плакала. Маруся не отходила от меня ни на шаг. Из задумчивости меня вывела тётенька, сидевшая на стульчике у выхода из зала.
– Мишку-то видели? – спросила она.
– На дереве?
– Да нет, у ног преподобного Сергия.
Мы с Марусей переглянулись и пожали плечами.
– Ну как же! Посмотрите обязательно. Сначала с одной стороны, потом с другой. Он волшебный. Вон там. Я вас провожу.
– У нас экскурсия, – попробовала возразить Маруся.
Наша группа тем временем остановилась в следующем зале перед огромной картиной.
Но тётенька явно засиделась.
– Они там надолго, – махнула она рукой. – Сбегайте пока посмотрите.
Понеслись мы к медведю, тётенька показала нам, откуда его созерцать, и отправилась обратно.
Чтоб сэкономить время, Маруся смотрела на него с одной стороны, я – с другой. В какой-то момент мне показалось, что он носом водит, но я почему-то даже не удивился. И знаком позвал Марусю на выход. Потом уж я узнал, что у него вездесущий взгляд, как у Моны Лизы.
Возвращаемся – ни тётеньки, ни даже стульчика, а про группу и говорить нечего.
И тут Маруся как зальётся смехом – все близстоящие посетители обернулись. А я испугался – хорошо бы всё-таки ей остаться такой же умной и разумной, как раньше.
– Ты не бойся, – говорю, – сейчас найдём их. Галерея не метро.
И деловито разворачиваю схему.
– А я не боюсь, – отвечает Маруся. – Мне с тобой теперь нигде не страшно.
И покраснела. Я, кажется, тоже порозовел.
Нашли их, конечно, быстро, ещё и тётеньку встретили. Обеспокоенную.
– Вы мой стульчик не видели?
Тут мы уже хором рассмеялись. Есть у нас в классе любители пошалить, когда-нибудь и о них расскажу.
– Ну как экскурсия? – спросила мама, встретив меня на выходе из музея.
– Шикарно, – ответил я.
– Правда? – обрадовалась мама. – Ну вот видишь, а ты не хотел идти!
– Пап, – спросил я вечером, когда мы остались наедине. – А у тебя бывало такое, что начало вроде хорошее, а потом ни с того ни с сего ерунда получается? Или наоборот: кошмар выливается во что-то такое, о чём и не мечтал.
Кажется, я плохо сформулировал, но папа всё равно понял.
– А как же, – ответил он, – бывало. Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.
– Но я не пойму, это хорошо или плохо?
Папа задумался.
– Кому как, наверное, – предположил он. – Мне, например, хорошо.
– И мне, – улыбнулся я.
Первый прогул
Первый и, возможно, последний раз в жизни я прогулял школу во втором классе. А именно – урок ИЗО. Зачем – до сих пор не понял. А случилось так.
Мы с Никиткой, выходя из буфета, столкнулись с его старшим братом Колей, который учился тогда в шестом классе. Он носит длинную чёлку, и у него очень крутая походка – одновременно пружинистая и вразвалочку. Я даже пытался её скопировать, но после того, как несколько человек справились, не заболел ли я, бросил эту затею.
– О, – чему-то обрадовался Коля (обычно он делает вид, что не замечает нас), – вы-то мне и нужны.
И, отведя в сторону, спросил:
– Хотите прогулять урок?
Таким тоном, как будто зовёт нас в космическое путешествие. Мы с Никитой переглянулись и пожали плечами.
– Идём в «Макдональдс», я угощаю, – продолжил Коля.
Но мы и тут не захлопали в ладоши.
– Ты чего, с ума сошёл? – спросил Никита брата.
– Не пойдёшь – к компьютеру неделю не подпущу, – второпях пригрозил тот.
Никита даже рот раскрыл от удивленья. И тут рядом с Колей появилась худенькая девочка с большими голубыми глазами, примерно его возраста.
– Знакомьтесь, это Настя, – сказал Коля, – а это мой брат Никита и его друг Костя. Они идут с нами.
Я старался понять по лицу Насти, рада она этой новости или не очень. Но она и сама, похоже, не знала. И молча улыбнулась. Тут я вспомнил, как Никитка смеялся, что его брат, отпетый двоечник, влюбился в новенькую – круглую отличницу. На его успеваемости это не сказалось, а вот её, судя по всему, могла пострадать.
Прозвенел звонок, отступать было некуда.
– Алеа якта эст, – сказал Коля.
Я подумал, что Коля и правда сошёл с ума, но Никита перевёл:
– Жребий брошен.
И мы побежали к выходу. В вестибюле встретили Марусю Скворцову.
– Маруся, мы прогуливать, прикрой нас, пожалуйста, – попросил я.
И она проводила нас недоумённым взглядом.
Погода в тот апрельский день вполне оправдывала наш побег: небо голубое, солнце тёплое, ручьи бегут, воробьи галдят. Листочки ещё не распустились, но первая зелёность уже просвечивает.
Мы с Никиткой, вдохнув свежего воздуха, приободрились и даже воодушевились. Чего уж там, через минуту нас уже просто распирало от чувства свободы и самостоятельности. Наши там сидят натюрморты пишут, а мы идём со старшеклассниками в «Макдональдс»! Вот это поворот!
Коля с Настей шли впереди. Коля пересказывал фильм про супергероев, а Настя молча слушала и всё время поглядывала на часы – то ли боялась опоздать на следующий урок, то ли просто перенервничала.
– А что, если нас хватятся? – прошептал мне Никита.
– С чего вдруг?
– С чего, с чего! Тюбик спросит: где Куликов с Жариковым? Все скажут: не знаем, на математике были.
– Маруся что-нибудь придумает.
– Она врать не станет.
Это была правда, и моё свободолюбивое настроение как ветром сдуло, а на его место водрузился страх.
– Зачем мы с ними пошли? – спросил Никита как-то обвинительно.
– Это твой брат нас заставил, – напомнил я. – А если училку какую-нибудь встретим?
– Все в школе.
– А вдруг не все?
И мы огляделись вокруг. Я заметил вдалеке тётю с высоким пучком, как у завуча, схватил Никитку за локоть и потянул в сторону.
– Кто там? – перепугался он.
Но тётя уже скрылась за поворотом.
– Не знаю.
Тем временем Коля окончил пересказ и вспомнил про нас.
– Ну что, ребзя, проголодались?
А вот и «Макдональдс». Я ходил туда однажды с папой. Мама считает, что тамошняя еда вредная, а папа сказал, что в детстве ел там часто и помногу и до сих пор жив. В меня, правда, много не влезло. А то, что влезло, ещё долго в животе ворочалось.
Войдя, мы внимательно оглядели посетителей – знакомых лиц нет. Но все укромные места заняты, нам пришлось сесть за столик в центре, на самом виду.
– Так, – сказал мне Никита, – я контролирую вход, а ты улицу.
– Сдрейфили, да? – усмехнулся Коля, а сам уставился в окно. – О, директор идёт…
Настя зажала рот рукой, а мы с Никиткой сползли под стол.
– Шутка, – сказал Коля. – Готов принять заказы.
– Я ничего не хочу, – сказала Настя слабым голосом.
– Нет, так дело не пойдёт, – покачал головой Коля.
– Можно чай?
– Точно? – строго переспросил Коля, а Настя кивнула. – Ну, я тоже не голоден, – согласился он.
– А мне бигмак, чизбургер, большую картошку и кока-колу, – попросил Никита.
Коля сощурился не по-доброму, но промолчал.
А мне ни с того ни с сего стало совестно есть вредную еду без маминого разрешения, и я заказал карамельное мороженое.
Коля встал в очередь, и без него стало совсем страшно. Никита, как и договорились, неморгающим взглядом контролировал вход, а я улицу – по ней двигался поток людей, и глаза у меня заслезились. Настя смотрела то на вход, то в окно, то на часы.
Наконец подоспел Коля с подносом.
– Всем приятного аппетита!
– А где мой чизбургер? – возмутился Никитка.
– Закончились, – сухо ответил Коля.
Я взялся за мороженое, Никитка впился в огромный бигмак, Коля высыпал в чай весь сахар. И лишь одна Настя продолжала дозор.
– Какие у вас сегодня были уроки? – поинтересовался Коля.
– Русский, окружайка, математика, – поднапрягшись, ответил я.
– А какой у тебя любимый?
– У меня… – задумался я. – Физкультура. Только если первым уроком.
– Насть, а у тебя? – продолжил непринуждённую беседу Коля.
– Бочка, – тихо сказала Настя.
Она была очень бледной и смотрела на двери, через которые спешно входил высокий, широкий и лысый учитель физкультуры. Имени его никто не помнит, а фамилия у него Бочкарёв, и, естественно, все зовут его Бочкой. У него есть интересная особенность: на первом уроке он отличается благодушием, на втором – часто подтрунивает над учениками, причём не всегда смешно, на третьем – обзывает всех дохляками и доходяжками, ну а если физра попадает на четвёртый урок, то лучше брать справку на всю четверть. У невролога. На четвёртом он просто свиреп – не ругается, не кричит, но от одного его взгляда самые дохлые доходяжки взбираются по канату не хуже любого Маугли.
Вот сейчас у него был именно такой взгляд. Хорошо, что он устремил его в противоположную от нас сторону. Услышав призыв «свободная касса», Бочка буквально телепортировался к этой самой кассе и оказался к нам вполоборота. Мы съёжились и замерли. Один лишь Коля сохранил самообладание.
– Туалет, – прошептал он.
Бочка в это время то ли делал заказ, то ли зачитывал меню вслух – всё подряд.
Никита быстро сгрёб картошку в рюкзак. Мы молча встали и тихим гуськом отправились в туалет. Я замыкал шествие, и ощущение было такое, что мне в спину смотрит дуло автомата, который может выстрелить в любой момент. Но вот за мной закрылась дверь, и я перевёл дух. «Значит, ещё не конец».
– А вдруг он придёт руки помыть? – предположил Никита.
Настя стала ещё бледнее, Коля проследовал в следующий отсек, а мы за ним.
– Лишние ноги будут видны, – заметил я, когда мы упаковались в одну из двух кабинок.
– Костя, ты наверх, – скомандовал Коля таким голосом, каким наверняка командуют при выполнении секретных операций. И Коля подсадил меня на бачок. Сам он уселся по-турецки на закрытый унитаз и взял на руки брата. Дама осталась стоять, к нам спиной. Так я узнал, что значит попасть в неудобное положение.
Кто-то вошёл, включил воду, выключил, и снова тишина. Даже не ясно – вышел или в зеркало смотрится. А мы практически не дышим.
Становилось душно.
– Кто-нибудь хочет мороженое? – спросил я шёпотом.
Но никто не ответил.
– Я пойду на разведку, – предложил я, покончив с десертом. Бояться сил уже не было.
– Потерпи, – сказал Коля.
– Я хочу в туалет, – неожиданно заявил Никита.
– И ты потерпи, – ответил Коля.
– Мне нехорошо, – добавила Настя, не оборачиваясь, и Коля тяжело вздохнул.
Я соскочил с бачка, тихонько приоткрыл дверь, прокрался к выходу, выглянул в щёлочку, и тут кто-то резко потянул дверь на себя, и передо мной возник ещё более округлившийся живот Бочки. Я втянул голову в плечи и приготовился к худшему, хоть и не представлял себе, в чём это худшее может состоять.
– Куликов, ты, что ли? – кажется, он был ужасно рад меня видеть.
– Нет, – сказал я.
– С кем ты тут – с Жариковым, небось?
– Нет.
– А с кем?
– Один, – поспешно ответил я.
– Что-то ты, шишок, заврался.
Бочка явно не хотел расставаться со своим благодушием.
– Так, сейчас же говори или прямой наводкой к завучу.
– Я с ним, – раздался за спиной дрожащий голос Никитки.
– Ну, я прям бабка-отгадка, – захохотал Бочка. – Вдвоём? Без старших?
– Я старший, – объявился третий герой.
– Ага, значит, сам никчемушник, да ещё мелюзгу подбиваешь. Ну-ка марш все в школу.
И мы покинули своё убежище. А через мгновение из глубины его хором донеслись два вопля – Настин, высокий, леденящий душу, и Бочкин – низкий, сдавленный ужасом или чизбургерами.
Посетители, сидевшие неподалёку, обернулись, а Коля сделал им знак «спокойно, всё под контролем».
Из туалета, еле держась на ногах, вышла Настя. Коля подхватил её под руку, и мы важно покинули ресторан «Макдональдс».
Никогда мы не бежали в школу с такой охотой. Самое страшное позади. Даже если б у входа нас встретили завуч с директором, мы бы не дрогнули. А уж когда вместо завуча нас приветствовала Маруся Скворцова, то я чуть не заключил её в объятия. Только строгий взгляд остановил меня.
– Нагулялись? – спросила она.
– Да! – сказал я с чувством. – Тюбик про нас спрашивала?
– Нужны вы Тюбику, – пожала плечами Маруся.
– Картошка совсем остынет, бежим! – поторопил Никита.
А Коля с Настей спешили на урок. Настя, заливаясь смехом, рассказывала, какое лицо было у Бочки, когда он открыл дверцу кабины и увидел её, сидящую по-турецки на унитазе, бледную, как смерть.
Кстати, мы потом всех научили, что если Бочку перед четвёртым уроком угостить сытным бутербродом, то жизнь станет гораздо легче.
Потеря
Если в первом классе смартфоны имелись у трети класса, во втором – у половины, то в третьем – у всех, кроме нас с Никитой. Мы пользовались кнопочными телефонами и очень старались гордиться своей оригинальностью. Но я знал, что Никитка выпрашивает у родителей смартфон, и на случай положительного решения тоже закидывал удочку.
– Мам, у всех уже в классе смартфоны, один я с прабабушкиным телефоном, – делал я печальное лицо.
– Так это же замечательно! – воодушевлялась мама. – Такого телефона ни у кого нет! Эксклюзив! Ты знаешь, какие деньги люди платят за то, чтобы заполучить то, чего ни у кого нет?
– Так давай продадим наш эксклюзив – станем богатыми, – проявил я редкую находчивость, и мамино воодушевление подугасло.
– Костюш, ты уже достаточно большой, чтоб понимать, что «у всех» – это не аргумент.
– Не понимаю, – притворился я.
– Ну хорошо. Представь, что у Маруси Скворцовой прадедушкин телефон – она бы тебе из-за этого меньше нравилась?
Эх, ведь знаю, что с мамой бесполезно спорить, но каждый раз на что-то надеюсь. Я понял, к чему она клонит, и не стал отвечать.
– А что, у Никиты уже есть смартфон? – решила добить мама.
– Нет, но скоро будет.
– Так что ты мне голову морочишь? – И она снисходительно улыбнулась.
Но я-то знал, что недолго ей торжествовать. День рожденья Никиты был уже через месяц, второго декабря.
В том году мы с Никиткой на всех переменах бегали в спортзал и гоняли мяч до самого звонка. Туда же приходили ребята из разных классов, с некоторыми старшеклассниками мы даже здоровались за руку. Как же я мечтал достать при них смартфон!
И вот однажды Никита пришёл в школу взбудораженный.
– Мне подарят смартфон на день рожденья, – поведал он с горящими глазами, – если я закончу триместр на четвёрки. Представляешь? А у меня по всем, кроме русского, четвёрки и пятёрки получаются.
– Поздравляю! – Я пожал ему руку. – Русский – ерунда, я тебя потренирую. И домашку буду проверять!
– Правда? – Мне показалось, что Никита сейчас растрогается до слёз.
В тот же день мы приступили к занятиям. Домашку по русскому он сделал после уроков под моим руководством. А потом я устроил диктант по пройденному материалу и влепил ему заслуженную тройку. Никита хотел было возмутиться, но сдержался. В общем, я обнаружил в себе большой учительский талант, и, когда Никитка получил пятёрку за контрольную, мы радовались как сумасшедшие. Эх, чему я радовался, чему я только радовался?!
Второго декабря Никита пришёл в школу со своим сокровищем. Я подарил ему большую шоколадку и книжку, но он даже не взглянул на них, а сразу взялся демонстрировать возможности телефона. Мы выбрали ему мелодию звонка, записали мой номер в «контакты», а потом Никита по секрету показал мне, во что на нём можно играть. Оказалось, что родители поставили ограничение на игры, но старший брат Коля подсказал, как его обойти. Никита дал и мне попробовать.
– Да не жми так! – волновался он.
– Не жму я.
– У тебя руки влажные, видишь следы?
– Что он, растает, что ли?
– Дай теперь мне, – не выдержал Никита.
Прозвенел звонок, Никита спрятал телефон под учебник и всю математику заворожённо смотрел на его тонкий, блестящий бочок.
Теперь на всех переменах Никита самозабвенно играл на телефоне. Первое время я следил за игрой и даже болел за него, но мне быстро надоело. Я звал его на футбол, хоть на одной перемене, но Никита был неумолим. А самое ужасное то, что он вскоре начал общаться с другими заядлыми игроками, в том числе моими недругами – они хвастались перед ним своими достижениями и снисходительно делились какими-то секретиками. Наблюдать за этим было невыносимо, и я бродил по коридорам в одиночестве, хрустя мамиными вафлями без сахара.
В общем, стало мне в школе тоскливо, пришло время жаловаться маме.
– Мам, у Никиты теперь телефон. Он больше со мной не играет в футбол.
– Да? Почему не играет?
– Он играет на телефоне.
Мама и правда расстроилась.
– А ему разрешают?
– Нет, но ему Коля помог.
– Может, поговорить с его мамой? Узнают и заберут у него.
– Он мне не простит, – возразил я, хотя, конечно, не отказался бы от того, чтоб Никитин обман открылся.
– Да, рискованно, – согласилась мама. – Может, ему скоро надоест?
– Вряд ли.
– Надо предложить альтернативу! – осенило маму.
Мама ушла в другую комнату и вернулась с маленькой серой коробочкой в дырочку.
– Что это?
– Это моя любимая в детстве игра – «Логика».
Мама открыла коробочку с разноцветными фишечками и объяснила правила. А потом усложнённые правила, а потом суперусложнённые, естественно, её любимые. Мы пару раз сыграли, чтобы лучше их усвоить.
Конечно, у меня не было ни малейшей надежды на то, что Никиту заинтересует «Логика», но я должен был попытаться и этой неудачей доказать маме, что подарить мне смартфон – единственный способ вернуть друга.
– Никит, смотри, игра интересная. Хочешь попробовать?
Никита нахмурился и покачал головой.
– А мне можно? – подошла Маруся.
– Можно, – вздохнул я.
Маруся обыграла меня оба раза.
– Классная игра!
Кто бы сомневался, что ей понравится. Я уж хотел ей подарить, но вовремя спохватился, что мама ею дорожит.
– Никита даже не захотел попробовать, – доложил я маме без лишних эмоций.
– Наберись терпения, сынок, – вздохнула мама. – Скоро оценки испортятся, родители заметят…
– Они заметят только в конце триместра! И я так натренировал его по русскому!
Мама собрала заборчик между бровей.
– А ты поговори с ним, – выступила она с очередной гениальной идеей. – В любых отношениях нужно прежде всего поговорить. Расскажи о своих чувствах, о том, как тебе обидно, что он променял тебя на телефон, предложи компромиссный вариант, если ему важно сохранить дружбу…
Так я понял, что смартфона от мамы не добьюсь.
Я долго не мог уснуть в тот вечер. Какие пламенные речи слагались в моей несчастной голове, какие жгучие слёзы текли на подушку! Каково же было моё разочарование, когда, проснувшись, я осознал, что все они никуда не годятся и просто смешны.
В то знаменательное утро Никита, как обычно, сидел с телефоном. Он теперь приходил раньше всех, специально, чтоб успеть поиграть.
Я молча сел рядом.
– Привет! – сказал Никита, не поднимая глаз.
Я не ответил.
– Привет, говорю!
Я молчал.
– Ты чего? – Никита наконец соизволил оторваться от экрана.
Обида душила меня.
– Ничего-ничего, ты не отвлекайся, а то подобьют.
– Уже подбили!
– Ну вот видишь.
– Ты что, обиделся?
– На что это мне обижаться?
– Не знаю.
– И я не знаю.
На математике мы не разговаривали, хотя мне бы не помешала подсказка с одной задачкой.
Следующим уроком была физра, и я решил дать Никите последний шанс.
– Брось свои дурацкие игрушки, сыграем в «банку», – сказал я ему в дверях.
– Чего это они дурацкие, а? – неожиданно для меня обиделся Никита.
– А какие ж ещё? Бестолковые? – ввернул я мамино любимое обзывательство.
Никита ехидно сощурился.
– Да ты завидуешь, вот что! Завидно тебе!
– Чему завидовать-то? Что ты окосеешь скоро? Или что на второй год останешься?
– Да если б у тебя был телефон, ты бы вперёд меня окосел! А у тебя нет, вот ты и злишься!
– Да если б не я, не видать тебе этого телефона до 11-го класса! Если б я только знал, что лишаю себя единственного друга, – вспомнил я свои ночные упражнения в красноречии и даже вспотел от волненья.
– Мне бы в любом случае подарили! – парировал Никита. – Не на день рожденья, так на Новый год! Они его уже давно купили на распродаже!
Мне было нечего ответить, и я лишь махнул рукой, как прабабушка, когда она спорила с мамой и не могла переспорить.
Когда перед физрой мне пришлось неприкаянно ходить вдоль шведской стенки, негодование моё росло с каждой минутой.
«Оказывается, друг познаётся не только в беде… Расскажу его папе, ради его же блага. Или хотя бы пригрожу. Или, может, случайно задеть его рюкзак? Или пролить сок на телефон? Хотя… к чему всё это? Нет у меня больше друга». Никита пришёл в зал, я краем глаза заметил, что он поглядывает в мою сторону и, кажется, не прочь помириться, но мне не хотелось примиренья, моё сердце жаждало мести!
Телефон его торчал из заднего кармана штанов. «Даже на физру с телефоном, это рискованно», – ехидно покачал я головой.
Мы выстроились, Бочка окинул наш кривенький ряд скептичным взглядом.
– Ну что, до двух считать уже научились?
Мы закивали без уверенности.
– На первый-второй рассчитайсь! Первые на-ле, вторые на-пра-во!
Мы отправились на разминку, я встал за Никитой и сам не заметил, как ловко вытащил смартфон из его кармана и переложил в свой. Приседал, хихикая и воображая, как Никита сейчас хватится, побледнеет, заверещит, а я протяну и скажу, что он упал. Мы закончили разминку, но Никита и не вспоминал про телефон. И пока мы ждали нашей очереди играть в футбол, я незаметно положил его под скамейку и поразился своей гениальности – ведь Никита сидел поблизости, а значит телефон мог запросто выскочить. Для меня тут никаких рисков.
Мы с Никиткой оказались в одной команде и провели пару шикарных комбинаций. Никита явно соскучился по нашему футболу и, к счастью, играть не разучился. Про телефон я и думать забыл.
Мы весело обсуждали свои обводки в раздевалке, когда Никитка схватился за опустевший карман.
– Телефон!
Он действительно вмиг побледнел, и мне стало его жалко. Кое-как нацепив брюки, Никита бросился в зал – сейчас найдёт, ничего страшного. Но оказалось, что физрук уже закрыл зал и отправился на обед.
– Ну что ты так волнуешься? – попытался я успокоить бывшего друга. – Никуда твой телефон не денется – сейчас Бочка вернётся и откроет.
– Можешь со мной подождать? – попросил Никита.
На перемене мы на всякий случай обыскали всю раздевалку. Перемена подходила к концу, а учитель не возвращался. Не приходили и ребята.
– У него нет урока, – упавшим голосом сказал Никита. – Он мог уйти в кафе.
– Закончится окружайка, и мы сразу сюда.
Всю окружайку Никита ёрзал как ужаленный. То бледнея, то потея, он не находил себе места. Теперь на него было совсем жалко смотреть. Но самое ужасное, что Наталья Сергеевна нас задержала, потому что Вергилия никак не могла сориентироваться по компасу.
– Можно выйти? – не выдержал Никита.
– Минутку потерпите, – попросила Наталья Сергеевна.
– Я чувствую, его кто-то найдёт и присвоит, – сказал он мне слабым голосом. – И отец меня убьёт.
– Не найдёт, – заверил я, но и мне стало очень неспокойно.
Так быстро с третьего этажа на нулевой мы ещё не спускались! Зал был уже открыт, и там играли в футбол старшеклассники. Никита обвёл зал глазами и стал белее мела. Я с трудом сдерживал себя, чтоб не ринуться к скамейке.
– Сейчас я тебе позвоню, – предложил я.
– Там выключен звук.
– Я вспомнил! Он у тебя из штанов торчал, наверное, выскользнул, когда ты сидел на скамейке.
И мы побежали к скамейкам. Каков же был мой ужас, когда телефона там не обнаружилось. Я несколько раз перепроверил, отодвинул скамейку, но нет, его там не было!
Ребята бегали как ни в чём не бывало, кого заподозрить – совершенно непонятно. Я стал вычислять, у кого большие карманы, но это было нереально. Настал мой черёд бледнеть и потеть.
– Ну конечно! – Я хлопнул себя по лбу. – Он у Бочки!
Мы понеслись в его комнату.
К счастью, он пребывал в самом благодушном настроении.
– Что стряслось?
– Вы телефон не находили в зале?
– Вот ещё! Вы уже и в зал без телефона не ходите? Совсем тю-тю.
И Бочка покрутил пальцем у могучего виска.
Мы вернулись в зал.
Подбежал один из знакомых старшеклассников и пожал наши ослабевшие, влажные руки.
– Играете?
Я покачал головой.
– Заболели?
– Нет. Ты телефон тут не видел? – спросил я.
– Что, потерял? Нет, не видел.
– А к скамейке никто не подходил?
Он пожал плечами.
– А из зала кто-нибудь выходил?
– Да вроде нет. Как пришли, так и играем. Ребят, телефона никто не видел? – крикнул он своим одноклассникам, но не все даже обернулись.
– Да найдётся, не переживай!
И он хлопнул меня по плечу.
Несмотря на предобморочное состояние, соображал я на удивление ясно: «Телефон взял один из них. Рюкзаков в зале нет. Значит, либо он в кармане, либо… перепрятан. Но куда?» В зале не было ничего, кроме скамеек, ворот и баскетбольных колец. А устраивать досмотр мне бы духу не хватило. Я понимал, что лишь чудо могло спасти меня от катастрофы. Если же его не случится, то перед Никитиным отцом отвечать мне, а не ему. А моим родителям придётся покупать Никите новый телефон, а он очень дорогой. Но самое ужасное – что Никита мне не простит, а если и простит, то не забудет. И тут я обернулся и увидел прислонённый к стене мат. Вот она, моя последняя надежда. Я не спешил к нему, потому что с надеждой жить всё-таки легче, чем без неё.
Прозвенел звонок, и в зал вошли оставшиеся ребята.
– Всё, конец, – сказал я почему-то.
– Да брось, – Никита тоже хлопнул меня по плечу, – не конец же света.
Бочка уже пронзительно свистел в дверях, когда я медленно подошёл к мату, отклонил его от стены и там, на полу, блеснул экран телефона.
Никита бросился к своему сокровищу, а потом обнимать меня.
– Постой, – отстранился он неожиданно. – Это не ты его туда спрятал?
Я покачал головой.
– Честное слово?
– Честное слово.
Никита выдохнул с облегчением.
– Но как? Как ты догадался?
– Побежали на рисование, расскажу.
И мы побежали. Я буквально взлетел по лестнице, не веря своему счастью. Неужели всё позади? Неужели катастрофа отменилась?
