Евгения Потапова
Ведьма Агнета. Магические ритуалы и обереги
Снится всякое и всякие
Вечером домой пришел Саша, оценил забор. Позвонил отцу и Николаю и поблагодарил за проделанную работу, обещал рассчитаться при случае. С той стороны отказывались и говорили, что сделали это не для него, а для Агнеты. Сели вместе с ним ужинать, вернее я чай пить, а Саша есть.
– Агнета, мне наши ребята из ГИБДД звонили. Представляешь, та самая машина, что снесла нам забор, в аварию попала.
– Удивительно, – я состроила такое лицо, что было понятно, что я не удивлена. – Все живы?
– Нет, пассажир на заднем сиденье отдал Богу душу, – сказал Саша, жуя винегрет.
– Разбился, – ахнула я.
– Нет, скорее всего, напугался. От сердечного приступа скончался, но ему и лет было больше ста.
– Ого, долгожитель, и как его водитель не боялся с собой возить, да еще чужие заборы ломать?
– Ну, вот так. Водитель жив, машина в ремонт, – пожал он плечами.
Странно это все. Мои не могли деда угробить, может, так сложились обстоятельства. Хотя мне кажется, что тут дело нечисто.
– Агнета, ты слышала, что я тебя спрашиваю?
– Ой, Саша, что-то задумалась и прослушала. Что ты хотел? – переспросила я его.
– Помнишь, я тебе говорил, что у бабушки сестра умерла полгода назад? Они с бабушкой не особо общались, у них отношения были натянутые. Но зато мама с ней периодически созванивалась, ездила к ней, когда возможность была. У маминой тети детей не было, мужа она пережила и оставила всё моей маме. С этой заразой мама в город особо не ездила. Теперь хочет съездить и разобрать вещи, убраться в квартире, привести ее в порядок, и, наверно, будет ее сдавать. Она просила помочь ей. Папа туда категорически ехать не хочет, только отвезти, увезти. Мне некогда, у Ольги с Мишей ферма. Может быть, ты поможешь? – спросил он.
Я задумалась.
– Если не хочешь, то не надо, – попытался опередить мои мысли Саша.
– На завтра у меня запланирована куча дел. Сегодня с этим забором полдня пропало. Клиенты ждут раскладов. Если ей удобно, то давай послезавтра. Я не против прогуляться в город. К маме забегу, ей продуктов передам. Дядю Пашу можно и не беспокоить, мы на крокодильчике доедем.
– Супер, – он чмокнул меня в щечку. – Ты у меня лучшая. Сейчас доем и звякну маме.
– Олег про работу спрашивал, – сказала я.
– Да, Николаю тоже потом звякну. Миша сказал, пусть приходит в любое время, на ферме всегда нужны рабочие руки. Он на него посмотрит. Хочешь, сама позвони батюшке.
– Ага, чай допью и звякну, – кивнула я, и мы рассмеялись.
Болтали про огород, про осень, про праздник у детей в школе, про ярмарку. Праздник и осенняя ярмарка были под вопросом из-за разных нововведений, многие просто боялись заразиться и заболеть. В общем, обменивались новостями.
Звонить Николаю не стала, написала ему, чтобы Олег завтра приходил к Мише на ферму с утра пораньше. Работать они начинают в пять-шесть утра. Он ответил, что подойдет к нужному времени. Ну вот, все пристроены.
Вечер провели в приятном семейном кругу за просмотром какого-то приключенческого фильма. Затем расползлись по своим углам, каждый занялся своим любимым делом. Я разложила простенький расклад для клиентки. Написала ей небольшое сообщение. Девушка волновалась по поводу свадьбы. Предупредила ее, чтобы она присмотрелась к сестре будущего супруга, та вполне может строить козни. Ибо брат выбрал не любимую подругу, а одногруппницу.
Проснулась посреди ночи, так как показалось, что в углу комнаты кто-то стоит и внимательно на нас смотрит. Помотала головой, и наваждение исчезло, проверила мысленно защиты и ловушки, всё было чисто. Значит, показалось, хотя оно могло прийти из сна или быть чьей-то проекцией.
Задремала, и резко перед глазами возникло страшное серое морщинистое лицо. Я даже от испуга заорала. От моих воплей вскочил Саша.
– Я что, я не сплю, не сплю я, – пробормотал он.
Потом раскрыл глаза и посмотрел на меня.
– Это ты кричала? – спросил он.
– Приснилась какая-то фигня, – ответила я.
– Это у тебя из-за дневных переживаний, – он укрыл меня одеялом и прижал к себе. – Спи, – чмокнул меня в макушку.
Сразу провалилась в сон. Очутилась на каком-то кладбище, тихо, спокойно. Здесь давно нет обитателей, оно заброшено, заросло сиренью, кленом и вишней. По земле стелется хмель и дикий плющ. Вечереет. Небо окрашено красным, значит, завтра будет ветрено. Солнце садится. Иду без цели, просто так, но ноги выносят к какой-то могиле.
Вроде плита каменная старая, но всё с нее убрано, а вот памятник новый. Такой знакомый ангел, тот самый, что сделала Мара. Удивительно, зачем на заброшенном кладбище ставить такую красоту. Постояла, полюбовалась, до чего же красиво, как живой. Хотела потрогать руками, но вспомнила всю историю, с ним связанную.
Наклонилась к табличке, интересно, кто тут похоронен, наверно, девушка какая-то. Практически всё стерлось, не видно ничего, прочла только имя «Йосиф». Странно, так уже никто не называет. Ах да, место-то заброшенное. Солнце почти село, нужно убираться отсюда.
Повернулась и опять столкнулась с морщинистым лицом. Старик стоял практически вплотную ко мне.
– Нравится? – прошепелявил он.
– Мммм, – замычала я, не в силах ничего сказать.
Он попытался схватить меня за руку. Отступила назад и практически прижалась к ангелу. Чьи-то холодные пальцы вцепились в мои плечи, хорошо хоть не в шею. Холод и страх сковали мое тело. В груди стала разгораться злость. Вот какого, спрашивается, эти незнакомые личности меня своими лапами лапают, я на такое свое разрешение не давала.
– А ну, идите на и в, – стала я громко материться.
Что-то я им такое красивое и витиеватое завернула, да еще бантик из русского мата прикрепила к подарку. Старикан аж лапы перестал свои тянуть, а ангел от культурного шока со своего пьедестала свалился.
– Тебе чего надо, старая перечница? Ты зачем меня в это мертвое место вызвал? По ушам давно не получал. Я сейчас тут шороха наведу, и вы тут у меня все… – трясла я кулаком. – Да ну вас всех в одно место, и тебя, твоих братьев по разуму, и вообще весь твой мир и твою реальность.
Сосредоточилась и запулила огненный шарик в дерево. Он вспыхнул, как спичка, а меня выкинуло из сна назад в свою постель. Дико хотелось пить, а также вернуться назад в свой сон и навалять старикану. Встала с постели и побрела в сторону кухни.
Около окна нарисовался силуэт. В него тут же полетел тапок.
– Агнета, это я, – тихо произнес Шелби.
– Твою же мать, – ругнулась я.
– Не матерись, мы этого не любим, – усмехнулся он.
– А я вот думаю, как же тебе приятное сделать-то посреди ночи, после кошмарного сна, когда ты стоишь тут напротив моего окна. Все мозги сломала над сюрпризом, – зло выругалась я.
– Я волнение почувствовал, вот и пришел, а ты сама справилась, – тихо сказал он.
– Вот поэтому я и не хотела, чтобы ты был моим помощником. Киска, собачка, волк, птичка – помощники, это нормально, а вот целая человечина нервирует.
– Что снилось? Не смог зайти в твой сон, словно для меня замок поставили, – поинтересовался Шелби, игнорируя мои вибрации.
– Старикан на кладбище рядом со статуей ангела, что Мара вырезала, – ответила я.
– Что за старикан? Чего хотел?
– Мнение мое спрашивал про статую, нравится мне или нет. Ешки-матрешки, страхолюдина неземная. Старикана ни разу не видела, незнакомый какой-то чувак.
Шелби протянул ко мне руку, поводил ей перед носом.
– Это тот самый старик, что в машине сегодня был, – ответил Томас.
– Так мы же его не видели, – удивилась я.
– Это ты его не видела, а для нас никакие стены не преграда.
– Это вы его того самого? – я провела рукой по горлу и высунула язык.
– Нет, он сам, от естественных причин. Тело-то старое, дряхлое.
– А душа? – кто-то дернул меня за язык спросить.
– Душа очень старая и уходить с земли не хочет, – сказал он.
– Сколько ему лет? – спросила я.
– Много.
– И чего его душа от меня хочет? Чтобы я его на тот свет отправила? Извиняйте, у меня в этом месяце перебор, пусть очередь занимает на следующий, – усмехнулась я.
– Вот, наверно, как раз этого-то он и не хочет. Надо поискать про него информацию, – покачал Шелби головой.
– Вот и поищи, а я водички попью и спать. Вам-то ни спать, ни есть не надо, – хмыкнула я.
– Ну почему же, есть нам как раз-таки нужно, – он стал скалиться.
– Слушай, а ты же теперь охранник. Чего ты теперь ешь? У тебя же, наверно, зарплата должна быть. С меня ты ничего последнее время не требуешь, – стала я рассуждать.
– Слишком много вы, Агнета, по ночам думаете. Водички попила? Чеши спать, – сказал Томас.
– Чешу, – почесала себе затылок. – Надеюсь, оно мне больше не приснится.
– Сегодня точно нет, наверно весь твой матерный запас переваривает.
– Если бы ты его видел, тоже матерился бы. Слушай, а почему вы мат не переносите? Это что, какие-то сакральные слова, в них что-то зашифровано? – поинтересовалась я.
– Вы их с таким напором говорите, с такой душой, столько в эти слова энергии вкладываете, даже в молитвы вы столько сил и веры не кладете, что нам аж страшно становится, а иногда и покалечить можете, – сказал он.
– О как, буду теперь ходить и материться, – рассмеялась я.
– И придут к тебе черти сквернословники, и будут всякие козни подставлять, – усмехнулся он.
– И какие козни?
– Молоко скиснет, яйца протухнут, еда подгорит, по пальцу молоточком ударишь или ногой обо что-нибудь ударишься, что-то потеряешь или порвешь. В общем, будут гадости всякие мелкие подстраивать и радоваться, как ты материшься.
– Даже такие бывают? – удивилась я.
– Ой, каких только злыдней на свете не бывает, главное, чтобы ты побольше разных эмоций выдавала низкочастотных, а покушать они любят. Будут тебя за уязвимые места теребить, – он посматривал на меня хитро.
– Ладно, уговорил, буду материться в крайних случаях, – ответила я. – Пошла я, спокойной ночи, приятных снов, не шали на кухне, – погрозила ему пальцем.
Сама отправилась дальше досыпать, до утра еще три часа осталось.
Подушки с сюрпризом
Настал день Ха, то есть Икс. Предупредила Людмилу, что сначала заедем к маме, а уже потом будем в квартире ее тетушки порядок наводить. Женщина на меня испуганно посмотрела, но согласилась.
– А можно я в машине посижу, пока ты у мамы будешь? – спросила она.
– Ну, можно, но я ведь могу и час там проторчать. Хотите, я вас сначала в квартиру завезу, а потом к маме поеду? Просто не хотелось кругаля давать. Да и познакомитесь с моей мамулей. Она у меня не такая уж и плохая, – улыбнулась я.
– Я боюсь, – прошептала она. – Я погуляю по магазинам.
– Смотрите сами, там много всяких магазинов рядом, – усмехнулась я. – С собой у меня в мисочках готовая еда для мамы, ну и кое-какие продукты, надо отдать.
До города добрались без приключений. Людмилу высадила около тетиного дома, а сама отправилась к маме. Посчитала, что так будет лучше. Мама, как всегда, встретила меня с недовольным лицом.
– Я голодаю, – сказала она скорбно.
Открыла холодильник; в кастрюльке был суп, в контейнерах – тушеная картошка и мясо, в пакетике – два пирожка, на тарелке – кусок пирога.
– У тебя полно еды, – удивилась я.
– Это всё невкусное.
– Пирожки с пирогом кто принес? – спросила я.
Суп вылила в банку, Маруське всё вкусно.
– Соседка принесла, невкусно, мне не понравилось. Забери, пусть Катюшка съест.
– Мама, я хорошо готовлю. Не бери больше у соседей ничего, если тебе не нравится. Заберу пирожки собаке. Я принесла тебе плов и грибной суп. Тут творожок, яйца и сыр. Ешь. Есть надо, вкусно, не вкусно, меня вон не спрашивала в детстве, вкусно мне или нет, – ворчала я, убираясь в холодильнике. – Я всё ела, что давали.
– А мне вот Сидорова хвасталась, что ей дочь пять тысяч на день варенья подарила и дедушка денег подарил.
– Я рада за Сидорову. Тебе деньги нужны? Ты же ничего не покупаешь, то я тебе продукты привезу, то сестра твоя, то вон по соседям побираешься. Все думают, что я тебя совсем забросила, голодом морю. Меня соседка в прошлый раз встретила, высказала, что я про тебя забыла и вообще плохая дочь. Зачем ты так?
Привела в порядок холодильник, перемыла посуду, полила цветы. Выслушала тираду про соседей, какие они все плохие, и люди вот по улицам ходят, а она дома сидит, и ей скучно.
– Пошли, погуляем, – предложила я. – Хоть на лавочке посидишь, воздухом подышишь.
– А вдруг я упаду и опять что-то сломаю. Нет, я лучше дома посижу, – помотала она головой.
– Ясно всё с тобой. Ладно, я побежала, у меня еще дела. Созвонимся. Если что захочешь, то звони, я в следующий раз тебе это привезу.
– А вот Сидоровой дочь пять тысяч подарила, – повторила она еще раз и поджала губы.
– Нет у меня денег с собой в таком количестве. Пенсию получишь, оттуда возьми.
– Ты меня не любишь, – обиделась мама.
Я вытащила из сумки пятьсот рублей и положила ей на стол.
– Не надо мне, – она сбросила их бадиком на пол.
– Они мне в кошелек не сыплются, – сказала я и подобрала деньги с полу. – Всё, давай, пока-пока, звони и веди себя прилично. Главное, ешь. Не мори себя голодом.
Чмокнула ее в щечку, подхватила пакет с собачьей едой и побежала в машину. За десять минут добралась до Людмилиной квартиры. Женщина сидела около подъезда и что-то читала в телефоне.
– Людмила, вы чего тут сидите? Я уже думала, вы половину квартиры разобрали, а вы гуляете, – удивилась я.
– Агнеточка, знаешь, я к квартире подошла, позвонила по привычке, а потом вспомнила, что тети больше нет. Мне в этот момент так тоскливо стало, про родителей подумала, что как хорошо, что они живы. Решила тебя на улице подождать. Осень, хорошо, вот только в городе воздух другой, – она вздохнула и отвернулась.
– Идём, чего сидеть на холодной лавке, квартира сама себя не разберет, – сказала я.
Людмила поднялась и направилась к двери. В подъезде в нос шибанул кошачий запах. Я поморщилась.
– Тут кошатница живет, никому от нее покоя нет. Мало того, что кошек со всего района к ней тащат, так она еще на всех жалобы катает. Если кто-то шумит, или ей кажется, что кошечку обидели, или просто так.
– Повезло с соседкой, – покачала я головой.
– Да не то слово. Сколько она нервов всем сделала, не описать.
– Говорят, люди, у которых есть кошки, добрые, – сказала я.
– Это всё от людей зависит, а не от кошек, – вздохнула Людмила. – Там с головой беда.
Мы зашли в квартиру, пахло затхлостью и старыми вещами. Людмила кинулась открывать все форточки. Я посмотрела на работающий холодильник.
– Там варенье всякое, мясо и прочие скоропортящиеся продукты, я сразу убрала, – пояснила женщина.
Самая обычная двушка-хрущевка, с планировкой «чулком» – это когда проходишь из одной комнаты в другую. Зал, спальня, обстановка стандартная, советская: стенка, диван, кресла, журнальный столик, ковры на стенах, телевизор на тумбочке и стол-тумба. Каждая плоская поверхность накрыта вязаными салфетками. Весь диван завален маленькими подушечками, думочками, на креслах по паре таких подушек.
– Тетушка любила диванные подушки. Сама их шила, покупала, знакомые дарили. Ей казалось, что квартира с ними уютнее. У нее и кровать завалена ими, – кивнула Людмила в сторону спальни.
– С чего начнем? – спросила я.
– Не знаю, со спальни, наверно, – пожала она плечами.
Спальня тоже весьма стандартная: кровать полуторка около стены, ковры на стенах, трехстворчатый шифоньер, швейная машинка и дамский столик с зеркалом, закрытым простыней. Людмила стояла посреди комнаты и не знала, с чего ей начать. Я молча сняла горку подушек с кровати и плюхнула их на пол.
– Ой, у нее подушки такие хорошие были, – сказала Люда и потянулась к ним.
– Людмила, у вас дома подушек нет? – спросила я, брезгливо морщась.
– Есть, но, может, вам или Мишке надо, – она схватила одну подушку и стала мять ее в руках.
Ойкнула и уронила ее на пол. На белой наволочке осталось несколько капель крови. Люда смотрела на свои руки, на пальцах и на ладонях выступило несколько капелек крови.
– Агнета, что это? – она протянула их мне и показала.
Подушка, словно ежик, ощерилась иголками. Помотала головой, чтобы снять наваждение, но никуда ничего не исчезло, иголочки торчали на своих местах, как на елке.
– У бабушки была аптечка? – спрашиваю Людмилу.
– Да, где-то там, – машет она в сторону кухни.
Взяла за запястье Людмилу и повела с собой на кухню.
– Агнета, как же так? Она ведь на них спала и ничего, получается, не чувствовала? – растерянно спросила она.
– Так они были предназначены для нее, вот и не чувствовала, – пожала я плечами.
– Она так ими всегда хвасталась, и такие они у нее пушистые, и такие замечательные. Правда, всю жизнь от мигрени страдала.
Нашла в одном из кухонных шкафчиков перекись и облила ей руки над раковиной.
– Кто хоть подушки делал, знаете? – спросила я.
– Да, мама моя делала и подруга ее, – Людмила растерянно хлопала глазами. – Мама пух гусиный у Ольги специально брала, чтобы подушки соорудить для сестры.
– Они же не ладили?
– Да, но не до такой степени. Мама хотела, чтобы у нее голова не болела, дескать, это всё из-за старых подушек. Вот ей парочку соорудила.
– Там четыре подушки, – уточнила я.
Мы с ней переглянулись.
– Чего делать-то? Она же мама моя, я ее люблю, – закусила губу Люда. – Не может быть, что это ее работа.
– А подруга? – спросила я.
– Так она померла в прошлом году, – махнула рукой женщина.
– Так она ежовые подушки могла преподнести, – покачала я головой.
– Зачем? – удивилась она. – Подружка всегда лучше жила, чем тетя, и муж у нее хороший был, и дети образец – для подражания, и дом полная чаша.
– Мало ли, чтобы не жила лучше ее. Люди разные, у всех свои мысли, могут и свои другому приписать. Например, могут завидовать, что волосы красивые, или кожа чистая, или китайский чайный набор имеется, или умеет шить. Да много чего может прийти в человеческую голову, зависть вызовет даже удачная выпечка плюшек, при голой жопе и кривом лице.
– Глупости какие, разве можно такому завидовать? – пожала она плечами.
– Неважно, – махнула я рукой. – Сама как думаешь, что делать будем?
– Если это мама, то я не хочу ей навредить, тети уже нет, ничего не исправить. Если это ее подруга, то смысла нет, ее уже нет в живых, да и тети нет. Так что выбрасываем так.
– Нет, так не пойдет, сейчас кто-нибудь подберет эти подушки и домой потащит, а потом страдать будет, – покачала я головой.
– Чего делать тогда?
– Вам, может, не понравится, – ответила я.
– Ну, – насупилась она.
– Распороть все подушки и пух перемешать, так и выкинуть. Такое подбирать явно никто не будет. Можно туда всякое тряпье покидать и мусор, или землю с горшков.
– Давай, – согласилась она.
– Застелить только всё надо, – сказала я.
– Простыни старые пойдут?
– Конечно.
Пол весь застелили. Людмилу я не пустила, подушки меня не кололи. Распорола сначала «ежика», что там с него посыпалось, и иголки, и булавки, и труха какая-то, и земля, и обломки от веника, и ости от перьев, и какие-то косточки, и чьи-то перья, лоскутки. В общем, набита подушка была всем чем угодно, только не нормальным пухом. Люда охала и ахала, заламывала руки и плакала.
Вторая подушка была чистенькая, пушинка к пушинке, и в серединке куколка из тряпочек, такая ладная и пахнет лавандой. Не выдержала, помяла ее, она запахла травками.
– Это что? – спросила Люда.
– Кукла-сплюшка, для хорошего сна, – улыбнулась я. – Хорошая подушка была, добрая.
– Жаль распороли, – покачала она головой.
– Вот и сшейте своим родным такие же подушечки.
Третья подушка была нормальная и также с куколкой-сплюшкой с травками. С четвертой не повезло, внутри была всякая гадость, и гвоздем программы стал пятнадцатисантиметровый гвоздь.
– Замечательно, – сказала я, разглядывая ржавое железо.
– Теперь это надо как-то собрать, – с ужасом смотрела на заваленную перьями комнату, Людмила.
– Соберем, – улыбнулась я. – Вы берите за один конец простыни, а я за другой. Сейчас тюк свяжем и с балкона выкинем. Внизу подберем и дотащим до помойки. Там баки в землю врыты, никто туда не лазит.
Кое-как мы это все стянули и связали. Еще в старое покрывало завернули, и в огромный пластиковый мешок запихали. Скинули с балкона, а потом вдвоем доволокли до помойки.
– Людмила, только на маму не думайте, это последнее дело – подозревать близких.
– Они всю жизнь не ладили, – покачала она головой.
– Но ведь они вас любили, и одна, и другая.
– Да, – улыбнулась она, – и баловали.
– Вот и всё.
– Думки давай тоже выкинем, только копаться в них не будем, просто изрежем, чтобы домой никто не поволок. Я оставлю себе парочку, которые она для себя лично делала, на память, а остальное в мусор, – сказала женщина.
Я согласилась с ней. В помойку ушли простыни, одеяла, наволочки, пододеяльник и прочее пользованное белье.
