Евгения Ивановна Хамуляк
Новый год не по-русски
В-третьих, Павел за вчерашний и сегодняшние дни сбросил три кило 500 грамм. Дома ему даже один килограмм и тот давался с кровью и потом с гирями зале или на диете. Стрессовая работа, перекусы, кофе, поздние ужины, к сожалению, плохо сказывались на фигуре и здоровье. Поэтому к своим 48 Павел подготовил Деду Морозу не только желание про любовь, но и как любой старик, – про здоровье.
– Половое, в том числе, – как бы уточнил Павел, будто волшебный персонаж его слышал.
За окном послышались первые фейерверки, это начали провожать старый год его друзья и заодно проверяли готовность снарядов перед настоящим салютом.
Павел быстро оделся, набриолинил небольшой ёжик, что звался чёлкой, и бегом устремился вниз, в залу, не забыв прихватить подарки для жены и детей и волшебное питьё Антонины. Оставался ещё литр, чтоб замазать прорехи в здоровье.
– Что случилось? – спросил Павел, с ужасом глядя на откуда ни возьмись взявшихся раненых.
– Снега-то нету, – угрюмо ответили из толпы. – Укрепили плохо. Это вам не Подмосковье. А пустыня.
Раненых осматривала Антонина, как и в его случае в целях экономии средств на медицине. А Павлу почему-то стало смешно. Он еле сдерживался, чтоб не заржать, как конь. Когда похрипывания и посвистывания стали очевидными, ему пришлось отойти в сторонку, чтоб отсмеяться там и не получить по морде.
Очень уж забавными выглядели люди, раньше времени проводившие старый год. Они походили на лунатиков, которым мешал нормально двигаться разорванный в пух и прах скафандр. Но ещё смешнее выглядел медицинский осмотр Антонины. Лунатики протягивали руки-ноги в прожженном праздничном костюме, а она прикладывала к ранам воду, разведенную в уксусе. Воняло так, что выступали слёзы!
Не в силах больше сдерживаться и тем самым рискуя заработать грыжу, Павел отправился в праздничный зал, где его ждал сюрприз.
Залу, как и планировалось, разделили по языкам и родовой принадлежности, чтоб каждой группе было интересно «со своими». Павла почему-то посадили между французов. Жён и детей рядом не примечалось.
Взяв табличку со своим именем, тарелку и фужер, хотя не собирался пить ничего, кроме воды, и есть ничего, кроме овсянки, следователь направился по следу родных, обнаружив их в кругу друзей и кучи незнакомых. Саша, что называется, блистала.
Ещё дома Павел отметил (но не вслух) новый облик жены, у которой в талии ещё в ноябре убавилось, а в губках и ресницах прибавилось. Платье было вообще отпад. Короче, жена выглядела так, как те красотки со страниц журналов, на которых мужчина периодически засматривался сидя в сортире.
Кстати, подарок в кармане пиджака очень бы подошёл к платью.
Гартер. Это слово Павел выговаривал минут пять, прежде чем выучить, а затем купить кусочек материала за баснословные деньги. В комплект присовокупил присоски к соскам. Это явление он видал в блокбастерах Голливуда, хотя и не понимал назначения. Его, а возможно и всех, веселили смешные тесёмки, которые нравилось раскручивать по часовой стрелке, а потом против.
Наконец, кольцо. До кольца Павел додумался не сам. Ему подсказала продавщица гартера, которой мужчина зачем-то поведал свою жизнь до момента получения вызова в суд.
– Вам надо подарить ей кольцо, как знак новой жизни, где всё будет по-новому. Вы каким видите себя в новой жизни?
Павел видел себя молодым, здоровым, стройным, свежим, сексуальным, богатым. Богатство ещё было в пути, ну это ладно.
Но для ранее перечисленного мало что было нужно. Быть ближе к любимой. Быть ближе к семье. Не переедать и попросту бросить пить. Тратить деньги с умом, например, на гартеры, а не на выпивку, посиделки и всякую дребедень.
Кстати, после кишечного гриппа бросить пить и есть было очень просто. Оставалась нерешённой проблема с новой жизнью, но Новый год обычно давал шанс.
Павел смотрел с минуту на свою жену, которая наслаждалась вниманием, кокетничая с чужими мужиками, некоторые из которых даже не говорили по-русски, а Саня чирикала на их языке свободно, будто полжизни в Париже отмотала. И вдруг понял простую вещь. Ведь Сашка тоже хотела быть молодой, здоровой, стройной, свежей, сексуальной и богатой, как он. Стоит ли мешать, возникать на горизонте, когда у любимой, возможно, наступила минута славы? Пусть не он, валенок подмосковный, трудоголик последний, идиот идиотский, но другие отметят её чувство юмора, женственность, сексуальность. Она была достойна этого хотя бы из-за того, что терпела валенка все эти годы.
То, что Сашка его любит и никуда не денется, Павел был уверен, особенно грели надеждой гартер, кольцо и новые устремления трудоголика.
Поэтому, развернувшись, он легко побрёл обратно к своему французскому застолью.
Французы, ряженые как скоморохи, уже сидели гурьбой и чокались красным. В час, когда в России провожали старый год, то есть за 2-2,5 часа до Нового года, команда молодцов-принцев в белых рубахах, выглаженных с отливом костюмчиках, блестящих ботиночках, красивой гурьбой ввалилась в двери. С улицы в то же время пожаловали те, кто уже проводил старый год и даже успел попасть под пулемётный обстрел из салютов. Но всё равно следы белой рубахи и костюма ещё проступали на опалённых, смоченных уксусом телах.
– Что это? – спросил валун по имени Мишка, хотя ростом и весом выходил на целого Михаила Борисовича, друга-переводчика Витю Казанкина, который и пригласил своих друзей-лягушатников, разодетых в пальмы и разноцветных попугаев.
Казанкин поцокал языком на свой промах, понимая всю суть вопроса, где на лице Мишки было чёрным по русскому написаны золотые слова: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Но Мишка не стал дожидаться результата работы головного мозга дружбана, а попросту подошёл к французам и на невербальном языке, размахивая жестами то на себя, то на пальмы, то на ёлку, объяснил: мол, пальмы у себя будете в Париже носить, а здесь дамы, дети, праздник, надо бы как-то поцивильнее, мужики.
Французы поняли невербал и слегка покраснели. Казанкину даже показалось, что посмотрели в его сторону с некоей укоризной, мол: «Chto je ty, Victorrr, nas ne preduprrrregdat chito zdesya takoe vischee obchestvo budet?». Виктор быстро сбегал с мужиками в номера помочь с гардеробом. Через полчаса кавалеры-тамплиеры вышли как положено в белых рубахах, брюках и ботинках, на которые то и дело засматривались русские. Всё-таки Франция – не Торжок, знатные ботфорты шьют тамплиеры.
К немецким товарищам претензий не было. Бавары и бюргеры, пусть и не при галстуках, (всё-таки чувствовалось влияние либерализма и разложение древних устоев у борусов1, сидели с иголочки, попивая пивко перед основным зачином.
Павел хотел было заикнуться друзьям, которых он лично подбил на это новогоднее приключение, а не случайно ли, что он со своим желудочным гриппом оказался затёсанным к французам? Но завидев счастливые их лица, дружеские объятия, чоканье и прощание со старым годом, где среди друзей было принято просить прощения за всё утёкшее, как на вербное воскресенье, Паша вдруг подумал, что хитрые друзья правы. Хороший друг со своей хворью, пережитой им накануне, которая могла бы устроить «незабываемое приключение» им и их семьям, самостоятельно бы самоликвидировался. А тут такой ненавязчивый благородный намёк. И решил остаться в стане французов, которые показались ему неплохими ребятами. Они достали из-под полы своё припасённое красное, ароматной рекой полившееся в бокалы, которые с пристрастием нюхались и разглядывались. Дали понюхать и Павлу, пытаясь научить его отличать качественное пойло от турецкого. Оказывается, всё дело было в цвете и нотах. Если цвет тёмный, а ободок винца светлый, – то вино молодое, хорошее, но не должно быть дороже восьми евро за бутыль. Если цвет вина тёмный и ободок тёмный, то вино старое, благородное, но аккуратно – оно может быть уже давно мертво. Ибо срок жизни красного от двух до шести-восьми лет при особых условиях хранения.
