Закон есть закон. Других не поймали, а ему не повезло. Если бы он тогда не взял этот незаконный груз, то его жизнь была бы прежней. Он работал бы во флоте, семья бы не распалась, отец, возможно, прожил бы дольше – он слег, когда узнал о судебном следствии – друзья от него не отвернулись бы, сыновья смогли бы учиться в престижном колледже. Оставшись у разбитого корыта, Чак взял в руки гитару и… фантазировал в песнях о такой возможности – все исправить, вернуться и все исправить…
Но путешествия во времени невозможны. А если бы и были возможны, то неизбежно нарушение причинно-следственной связи, и еще ряд проблем, которые трудно предугадать. Песни – единственный выход его эмоций. Песни – единственный способ, чтобы не сойти с ума.
***
В июне начался чемпионат мира по футболу и Чак перестал мне звонить, и даже в баре взял отпуск. Он смотрел все матчи подряд, потом повторы, и затем еще и самые яркие моменты в записи. Он не писал песен, не исполнял их, и, казалось, забыл обо всем. Похоже, футбол сейчас отвлекал Чака от мрачных мыслей. Он был несчастен. Чак был очень несчастен.
Я воспользовалась передышкой, чтобы наверстать упущенное и в мозгу все разложить по полочкам. И все делала с таким удовольствием! Даже банковские и хозяйственные дела – признаться, порядком запущенные – привела в порядок. Сколько можно слушать песни, в конце концов?
– Ты не обиделась? – спросил как-то Чак.
– Еще чего. Я никуда не денусь, а такой футбол бывает раз в четыре года. Смотри на здоровье.
Он кивнул, услышав, по своему обыкновению, только то, что хотел.
– А знаешь что? – добавила я мстительно. – За это время я поняла, что мне с тобой хорошо, но и без тебя совсем неплохо. Ты не обиделся?
***
Рамиро пробыл в Афинах довольно долго – около месяца. Вернулся счастливый, и, поскольку я была единственной свидетельницей этого романа, посчитал нужным поделиться впечатлениями. Ада даже переживала, что он выглядел худее, чем на присланных зимой фотографиях, и все нервничала, что он мало ел. «Ешь, ешь больше», – требовала она и закармливала его местными лакомствами.
Теперь Ада собиралась к Рамиро с ответным визитом.
– Какая женщина! Страстная, темпераментная – огонь! – восхищался он. – Да с такой женщиной я бы горы свернул! А со своей женой я будто всю жизнь в зимней спячке. Если Ада согласится, то я решусь на развод. Но она пока колеблется: не так-то просто все бросить и переехать в другую страну; я ее понимаю.
На этом мы попрощались. Он поблагодарил меня за хорошую работу и дал отличные рекомендации.
В тот же день я сказала Чаку, что в Манхеттен приезжать больше не буду – летом гулять по раскаленным улицам и расплавленному асфальту удовольствие невеликое. Так что я, пожалуй, поищу подработку поближе к дому, и вплотную займусь волшебством. И тут он опять отпустил какую-то грубую шутку по поводу бессмысленности моих занятий…
Бестактность – это леность души. Человек не прилагает усилий, не трудится, чтобы выбрать слова поаккуратнее, не заботится о том, чтобы не задеть чувства близкого. Если он регулярно допускает бестактности, то испытывает терпение другого, а значит, не слишком им дорожит. И еще – когда любят, то интересно все, что касается любимого, а Чаку был интересен только он сам.
И я вдруг вспыхнула и бросила в ответ, что не собираюсь больше заполнять собой пустоту его жизни. И добавила, что не понимаю, как такой бестактный, самовлюбленный и толстокожий тип, как Чак, способен сочинять такие тонкие пронзительные песни.
И хлопнула дверью.
Я была так сердита на Чака в этот момент, что решила выбросить его из моего жизненного пространства – чтобы больше не думать о нем, и даже не вспоминать. Я тут же стерла его имя из телефонных контактов, ликвидировала свой мэйл, даже не прочитав последних писем и, чтобы избавиться от связанных с ним ассоциаций, сменила картинку на десктопе – естественно, его фото с гитарой.
Но это не помогло. Я все равно сердилась на него и на себя. Тогда-то я и решила удалить его из своего сознания, клянусь, только из своего сознания!
Я уже знала, что лучше всего это делать на грани яви и сна – это самые действенные моменты.
Я легла, укрылась одеялом, закрыла глаза и стала думать: «Чак, я знаю где ты живешь, твой телефон и мэйл, а против твоего обаяния трудно устоять. Было бы легче, если бы ты уехал в неизвестном направлении, поэтому я сейчас мысленно тебя отправлю куда-нибудь… Таким образом, ты уйдешь на задворки памяти, и я буду извлекать тебя оттуда только по собственному желанию».
Так… представляю вокзал… почему-то киевский всплывает в памяти… А какая разница, собственно говоря? Ты идешь по перрону в пальто… ты был в нем, когда мы встретились впервые. Я вижу твой затылок… ты несешь чемодан, да, дадим чемодан тебе в руки. Я вижу, как ты садишься в поезд… проводник проверяет билет… ты сейчас уедешь навсегда, навсегда… и я это увижу.
Не получилось. Поезд уехал, а ты почему-то остался на опустевшем перроне. Что за черт!
Может, лучше самолет? Нет, не получится. Провожающие обычно не видят, как пассажиры садятся в самолет. А может, лучше корабль? Идем мысленно в порт. Я вижу грузовые и круизные корабли… Но они возвращаются, они обычно возвращаются… и нет у меня гарантии, что ты останешься навсегда в далеком южном порту. Надо так, чтобы наверняка..
Увлекшись, я даже не заметила, как вошла в состояние ясности и удивительной четкости образов.
Лучше я отправлю тебя на другую планету, или в другое время… Вот! В другое время. Ты же всегда жаловался в песнях, что хотел бы все исправить – ну так вали туда и исправляй. А в моем сознании тебе делать нечего. У меня и без тебя дел полно! И тут мозг заработал в полную силу – образы стали живыми, объемными и яркими.
Чтобы отправить тебя в прошлое, мне понадобится капсула… ею может стать любой полый, герметически закрывающийся предмет. Я оглядываюсь по сторонам – на песке валяются щепки, обрывки бумажных пакетов, бутылочки из-под пива … Ну хоть этот термос, оставленный кем-то впопыхах – да, вполне подойдет. Выходим на берег. Вынимаем пробку… шпок! Вытряхиваем из него остатки льда – я не хочу, чтобы ты замерз… Ставим термос на песок. На берегу пустынно. Песок мокрый после дождя… крики чаек тревожные… на горизонте какой-то парусник… Быстрее, пока никто не помешал.