Евгения Черноусова
Ловушка для осьминогов
Ходить надоело. Вышла на проспект Мира и решила всё-таки ехать к вокзалу. Но опять замандражировала: а вдруг! И решила сойти на родной Сортировочной. Прошла дворами к отчему дому. Зашла в свой подъезд, вовсе не собираясь заходить в квартиру. На первой лестничной площадке столкнулась с Лидией Антоновной. Старуха несла два пакета. Остановила, обрадовавшись. Долго путанно толковала об анализах, о хамках в регистратуре поликлиники. Хлопнула дверь этажом выше, выползла с мусорным ведром Семёновна, на ходу включилась в разговор. Чувствуется, бабки зацепились языками надолго.
– Ну вот что, девочки, – сказала Лара. – Давайте-ка я мусор ваш выкину. И не спорьте, ещё поскользнётесь, дорого вам этот променад встанет.
Она высыпала мусор Семёновны в пакеты Лидии Антоновны, свой рюкзак сунула в пакет с гостинцами, махнула рукой в ответ на благодарность старух и вышла из подъезда. Чёрт его знает… что-то народа во дворе многовато. И машины какие-то нездешние. Впрочем, за то время, что она здесь не живёт, могли появиться новые жильцы или новые машины у старых. Прошла мимо гаражей, перекинувшись шутками с автолюбителями, незаметно опустила свой пакет за ворота Кожинского гаража, прошла к контейнерам, выкинула мусор, повернулась назад и поняла: вот оно! Эту серую немаркую куртку с двумя косыми молниями она приметила ещё у дома. Не мужика, а именно куртку. Ещё подумала, Славке бы такую. Значит, интуиция работает. Свернула в гараж к Кожину, спросила его о сыне, присела на ящик: «Что-то устала», и стала слушать пустой трёп соседей-выпивох. Сначала болтала с ними, потом постепенно выключалась из разговора, потом, когда мужики пошли вглубь гаража за какой-то железкой, незаметно скользнула за створку ворот и, прихватив пакет, нырнула в узкую щель между гаражами. Этот ход был знаком ей с детства. Раньше он вёл во двор двадцатого дома, а теперь выходил на объездные пути сортировочной. Последние шаги преодолевала боком, втянув живот. Ура, пролезла! Это потому что похудела, месяц назад бы застряла. Съехала по снегу к ограде из металлической сетки, отогнула угол сетки (надо же, руки помнят! И за столько лет сетку не починили и не порвали окончательно!) и запрыгала по рельсам. Свистнул тепловозик, тянущий открытую платформу. Она в это время перелезала по скобам через контейнер. Неожиданно для себя она оттолкнулась от контейнера и спрыгнула на платформу. Стоя на четвереньках, пробормотала: «Что творю, дура старая! Но зато никто меня не догонит!» Пока оттерла руки, платформа уже остановилась, видать, будет возвращаться к стрелке. Спрыгнула и отправилась к бетонным ступенькам. Как удачно, она вышла на третий путь, с которого обычно уходила нужная ей электричка. И время впритык! А вот и поезд показался.
На Никольской она выходила из вагона одна. Да и из всей электрички сошло человек пять. По виду аборигены. Ясно, если кто в санаторий, то родители приезжают с утра. Но только такие, как она. Основной контингент приезжает на собственных машинах, санаторий-то не для бедных. Пока шла, незаметно оглядывалась. Нет, никто не шёл за ней. На всякий случай ещё попетляла по узким улочкам и свернула в парк. Прошла мимо старого помещичьего дома, где теперь были какие-то хозяйственные службы, и остановилась у старой липы. Отсюда её видно из окна Мишкиного номера. У них договорённость, он должен поглядывать в окно после прихода двухчасовой и четырёхчасовой электрички.
Ага, вот он вывернулся из-за угла. Молодец, обогнул с заднего торца, чтобы охрана не засекла. Время-то тихий час. Вот пробежал по кругу по расчищенной дорожке и свернул по снегу к ограде. Куда же ты? Нырнул под ограду, выполз на четвереньках и вот уже уткнулся в её так и не отчищенную после гаражных приключений куртку.
Они ушли вглубь парка, свернули к старой грязелечебнице и, устроившись на парковой скамейке, приступили к обмену подарками. Мишка вытащил свёрток из-за пазухи:
– Вот, Лариса Александровна, это нам на обед давали. Тут котлета, я одну съел, одну вам оставил. И яблоко!
– Ты что, Мишка, – но, встретив его обиженный взгляд, поняла, что придётся согласиться. – Ну, ладно, котлету я съем, а яблоко не буду. Ты же знаешь, я фрукты не люблю.
– Эх, вчера помидорку давали, надо было её оставить.
– Да не надо ничего, Мишка! Я же из дома, два часа, как пообедала. Вот, вчера Дмитрий Сергеевич карасиков принёс. Ешь.
– О-о, рыбка!
Мишка с таким аппетитом уплетал рыбу, что Лара даже испугалась:
– Что, плоховато кормят здесь?
– Ну вы что! Я просто очень рыбку люблю! Мне даже дополнительное питание выписали, потому что у меня это… как его… недовес! На второй завтрак лишний сырник, а на полдник сосиску.
– А ты с соседями делишься?
– Все отказываются, только Ваня полсосиски откусывает.
Лара уже знала, что Ваня – самый толстый в их комнате, ему низкокалорийную диету назначили.
– И вот, вчера вечером яблочные палочки напекла.
Мишка захрустел лакомством, но потом остановился:
– А это мы с чаем вечером, а то меня ребята тоже угощают.
– Смотри, про меня не трепись!
– Нет, вы что, я говорю, что из приюта меня навещают.
Потом они просто сидели, тесно прижавшись друг к другу. Мишка вздохнул:
– Хорошо бы вот так. Чтобы без бабки, без полиции, без школы этой гадской. Скорей бы вырасти! Разбогатею когда, я всё на свете вам куплю! И сапоги, и пальто, и еду всякую! Мы дом построим, вот такой, как у директора санатория. Чтобы большой, чтобы двор, а в нём собаки. Чтоб никто к нам не зашёл без спроса!
– Как же ты разбогатеешь, Миша? Ты же учишься плохо. А чтобы много зарабатывать, нужно голову на плечах иметь.
– Я не головой буду зарабатывать, а руками. Машины научусь чинить. А ещё я наследство получу!
– Ох, Мишенька, в этой жизни надо только на себя рассчитывать!
– Нет, мама говорила, что я всегда на неё могу рассчитывать. А когда… ну, она сказала, когда её не будет, она всё равно позаботится, чтобы у меня всё было. И ещё я на вас рассчитываю. Вы ведь меня не бросите?
– Ты что, Мишка! Никуда мы теперь друг от друга не денемся!
«Только бы не заплакать!», – думала она, спеша назад к станции. Как злилась она на этого чужого мальчика, свалившегося тяжёлым грузом на её и без того нелёгкую жизнь. А ведь после предательства сына только Мишины проблемы заставляют её действовать. Не будь их, не искала бы она приработков, не металась в поисках отца мальчика, а приходила бы с работы и падала на кровать.
В тёплом вагоне она, привалившись к окну, почти сразу заснула. Проснулась от резкого толчка и гомона толпы. Увидев, что народ массово покидает вагон, схватила рюкзак и устремилась к выходу. И только на перроне, придя в себя от холодного воздуха, поняла, что это не вокзал, а предыдущая станция – Вербилки. Рванулась назад, но не успела – двери с шипеньем закрылись, и электричка поползла дальше.
Народ клубился у лестницы мостового перехода. Лара поглядела на многоэтажки, видневшиеся за небольшим пристанционным сквериком, и вспомнила, что там троллейбусное кольцо. И, значит, она без пересадок может доехать до центра. «Ничего, – подумала она, хватаясь за перила. – Зато на вокзале кругом видеокамеры. Кто знает, какие у бабкиных шпиков возможности. Если увидят меня в определённое время на вокзале, смогут по расписанию к электричке меня привязать. А там и про санаторий бы догадались».
С трудом втиснувшись во второй только троллейбус, она стояла на одной ноге всего до третьей остановки. И через полчаса она уже выходила на площади.
Дома она обнаружила на телефоне 18 вызовов. Только собралась набрать Дмитрия Сергеевича, как ещё один вызов. Звонил редактор «Молодёжки» Баринов:
– Ларочка, ну вы где?!
– О-о, я забыла!
– Пулей сюда! Возражения не принимаются!
Они сегодня обмывали премию «Издание года». Пропить собирались, конечно, больше, чем получили. Всё издательство приглашено. Идти не хотелось, но отлынивать было не по-товарищески, да и есть хотелось. А дома – шаром покати. Что бы надеть?
Заметалась по дому. Платье надо, а она от них уже отвыкла! Колготки есть, второй год в шкафу лежат ненадёванные, она ведь всё в брюках. Лодырь, до сих пор вещи не разобрала! Как сгребла тряпки в мешки при переезде, так они и стоят во встроенном шкафу. Стала вынимать по одному: обувь, летние блузки, бельё… во, шорты нашлись! А то дежурю в бассейне в чёрт знает чём! Клянусь, разберу барахло в первый же свободный вечер! А это что? Это они с Ниной Васильевной год назад в «Секонд хэнде» на вес брали. Думала что-нибудь скомбинировать, постирала, да потом не до того стало. Так, что это? А, помню! Я думала, это такой сарафан тёмно-бордовый, а Нина Васильевна посмеялась: деревня, это коктейльное платье! Померила, с блузкой получилась чистая деревня. И забросила. А ну-ка! Правда платье. Сидит свободно, не то что в прошлом году. Коротковато, колени не прикрывает. А фиг с ним! Сделаю вид, что молодой себя считаю! Так, а на ноги? Кроссовки никак не годятся, сапог нет. Да здесь ходу 15 минут, дойду в осенних ботильонах. А хорошо смотрюсь! Давай-ка деревянные бусы сюда… и накраситься! Всё, полетела!
Появление Лары в кафе вызвало сенсацию. За те без малого десять лет, что она работала в издательстве, все привыкли видеть её в брюках. Только если предполагался выход в верха, надевался серый костюм, который Нина Васильевна звала «к обеднишний».
– Какие ножки, – крикнул пьяный Костик.
– Штрафную, – заглушил его «Золотое перо» Витецкий.
– Будет вам и канкан этими ножками, будет и штрафная. Но сначала дайте поесть!
Подсевшей к ней Нине Васильевне Лара шепнула: «Выручайте!» Нина Васильевна кивнула, взяла свободный фужер, подошла к Витецкому: «Наливай!» и поднесла фужер Ларе. «Ну, фокусница!», – восхитилась Лара, почувствовав вкус «Дюшеса».
Как-то в подпитии Лара с Бариновым сбацали в типографии чарльстон. С тех пор, дойдя до определённого градуса, он всегда тянул её на танцпол, от чего она упорно отказывалась. Но теперь она решила показать класс. Да так, что коллеги окружили их пару и дружно хлопали в такт. Первым сдулся всё-таки редактор. Он согнул руку кренделем, продел Ларину руку в тот крендель и подвёл к столу. Причём стол оказался тот, где сидел руководящий состав: генеральный с женой, директор типографии, зам. начальника комитета по делам печати с женой, главный редактор «Губернской газеты», представительница обладминистрации. И Баринов с Ниной Васильевной, как оказалось. Жена генерального сказала:
– Давно мечтала с вами познакомиться, Лариса Александровна.
– Да мы вроде как знакомы…
– Но формально. А мне бы хотелось поговорить без официоза.
– Это после нашей с Иваном Васильевичем криминальной ночёвки? Он сразу сказал: «Моя не поверит, что мы не вместе ночевали». А когда нас главными подозреваемыми назначили, я пожалела, что не договорились о лжесвидетельстве. Генеральному и так, и эдак, а всё равно нервы бы потрепали. И репутацию подмочили. Но лучше прослыть кобелём, чем убийцей. А мне был бы даже подъём рейтинга. Как же, в таком цветнике всех красоток превзошла, единственная, кто смогла неприступную крепость взять!
Нина Васильевна шикнула:
– Лара, ты что несёшь?
– А что, я неправду сказала? Хоть одну из наших львиц он почтил особым вниманием? А со мной ночевал… хоть и через два кабинета.
Нина Васильевна не выдержала и захохотала. Жена генерального нерешительным хихиканьем присоединилась к ней: «Девочки, что, правда?» Нина Васильевна, честно выкатив глаза, ей сказала:
– Я человек прямой. Есть у Ивана Васильевича один грешок, который ничем не прикроешь. Вот из-за него он в рабочем кабинете и скрывался, дома-то жена надраться не даст. А в каком состоянии он в то утро был, я видела. У него веки поднимались с трудом, где там ещё чему-нибудь подняться!
Подошёл Иван Васильевич:
– Кого это вы тут обсуждаете?
– Твои постельные подвиги, Ванечка, – ответила ему жена, смеясь. – Вот Лариса говорит, что замёрзла, когда с тобой ночевала.
– Так она по молодёжному в самом холодном помещении залегла. А я уж по-стариковски в собственном тёплом кабинете. Пришла бы ко мне, я бы налил для сугрева.
– И всего-то? Вот видите, каков кавалер, – засмеялась Лара. – Ну, если постельные утехи мне не светят, давайте хоть в медляке пройдёмся.
– Спасибо, Ларочка, – шепнул он ей, когда они вонзились в толпу топчущихся на танцполе.
Однако! Значит, он был не один, и думает, что я знаю, с кем. Так, а это ведь ещё один подозреваемый. Как бы расколоть начальничка? Надо подумать!
– А давайте эту пару разобьём!
Лара дважды хлопнула в ладоши и подхватила босса из управления печати, оставив генерального топтаться с собственной женой.
– Как удачно, Лариса! Только собрался вас пригласить…
– Да бросьте!
– Нет, правда, мы все заинтригованы этой детективной историей! В отличие от супруги вашего начальника, мы все были уверены, что у Ивана Васильевича другая дама…
– А у нас все уверены, что Иван Васильевич – верный супруг. К нему такие дамы подкатывали, не этой дуре чета.
– Ну почему же дура?
Глаза босса невольно скосили в сторону Ирки Медниковой. У Лары непроизвольно вырвалось:
– А что, ожидается вакансия руководителя?
– Но ведь с Бариновым ведутся переговоры из «КП».
Это у собеседника тоже вырвалось. Кажется, он тут же об этом пожалел:
– Только, Лариса, это строго между нами.
Лара решила его успокоить враньём:
– Протухла ваша новость. Намёк с той стороны был, но коньячных рек с хамоновыми берегами не обещали. Да и староват он по четырём областям мотаться. Переговоры прекращены.
– Но тогда, два месяца назад…
– А тогда предложение ещё не поступило!
Кажется, ему настолько её уверение понравилось, что он дух перевёл. И этот козёл тоже на нашу звезду запал! А она-то… ну, точно! Она так рвётся в верха, что, как говорит циник Витецкий, «пойдёт по карьерной лестнице, даже если придётся скользить по щиколотку в сперме».
– Вы не хуже меня знаете, что в кадровых вопросах голос Ивана Васильевича совещательный. Редакторов управление назначает. Так что Ирочке не резон его окучивать.
Вернулись к столу. Партнёр устремился к Ирке, а Лара – к тарелке с мясной нарезкой. И тут её перехватил Витецкий:
– Лариса Александровна, вы не слышали, кто «Молодёжку» возглавит?
– Баринов никуда не уйдёт, даже не надейтесь.
– Да мне что, он мужик невредный. А вот с Иркой не сработаемся, придётся уходить.
– Даже так?
– Бесит! Всё: хамство, надменность, неграмотность, леворукость!
Точно! Ведь Ирка в ведомости левой рукой расписывается! Но… всё равно, убить ножом – это как-то не по Иркиному. Сплетни, шантаж, даже вот в окно вытолкнуть – возможно. Кстати, какие у неё с Дуней взаимоотношения были? Спросила. Витецкий оживился: «Интересная мысль!» И ввинтился в толпу, пробираясь к Ирке. Пора уходить, наш «Золотое перо по говённому полю», как его Костик зовёт, умеет раздувать свары на пустом месте.
Помахала рукой Нина Васильевна: «Лара, у тебя в сумке телефон надрывается!» Объяснила рычащему Диме, что в «Катамаране», что уже собирается домой. «Мы тебя встретим!» Интересно, что за «мы»? Схватила сумку – и к выходу, но главбух опять перехватила и пихнула за стойку бара фасовать по контейнерам оставшиеся продукты. Минут через десять сказала: «По-моему, твой сосед с Михой под окном прошёл. Ладно уж, иди». Витецкий, подносящий полные тарелки, оглянулся на окно. Нина Васильевна сунула Ларе два пакета: «Это твой и мой. Гостей накормишь».
Уже спустившись с крыльца и проходя мимо окна, увидела прильнувшего к стеклу Витецкого с прижатым к уху телефоном. Наверное, попросил кого-то заехать за ним.
Только отошли от кафе, Дмитрий Сергеевич сказал:
– Ты знаешь, что за тобой был «хвост»?
– Да, одного я даже от дома приметила. Такой в серой куртке с косыми молниями. Были, наверное, и другие. Но я ушла от них через Товарную.
– Ты уверена, что ушла?
Лара рассказала о своём пути до вокзала. Миха даже подпрыгнул от восторга:
– Вы мне этот проход покажете?
Вот уже дом близко. Но тут сзади шаги послышались:
– Документы предъявите.
Дмитрий Сергеевич вынул удостоверение:
– Следственный комитет, Девятьяров. Ваши удостоверения попрошу. Так, парни, что это за частная инициатива на чужой земле? Лара, Миша, идите домой, я задержусь.
– Но… мальчика разыскивает бабушка.
– У моего сына нет бабушек, обе умерли…
Лара с Михой остановились у подъезда. Пока ждали Дмитрия Сергеевича, замёрзли. Он их отругал, сказав, что полицейские, пусть даже нанявшиеся подработать – всё равно государственные люди, и ничего плохого коллеге сделать не могут. «Не коллеге, значит, могут», – пробормотала Лара.
– Но беспокоит меня то, что они нас не дожидались у дома, а догоняли. Сдаётся мне, что им позвонили…
– Витецкий, дерьмовое перо, – перебила его Лара.
Она рассказала о разговорах на банкете.
– Ну, что касается Медниковой, не знаю, сможем ли мы теперь её зацепить. Плохие отношения? А кто в вашем гадюшнике дружит? Леворукость? Удар, скорее всего, мужской. А если женский – то со спецподготовкой.
– Нет, она не Никита.
– Меня вот что беспокоит. Твой Витецкий ведь за копейки следить за тобой не будет. И полицейские в соседнюю область за так не поедут. А хвосты с двумя машинами? Это какие же средства брошены на поимку бедного мальчишки? А бабка не производит впечатления миллионерши. Да никакой садист так дорого себе жертву покупать не будет! От этого дела ощутимо запахло деньгами.
– Вот когда ты это сказал, я что подумала. Миша всё время говорит о каком-то наследстве. Толком он не знает, но утверждает, что мама позаботилась о том, чтобы у него всё было. Нельзя ли как-нибудь узнать, может, кто-то из родни им что-то оставил? От Дуни ничего не осталось, это точно, они в общежитии жили.
– Я попытаюсь. Но, к сожалению, если это так, они никогда не оставят его в покое. Пожалуй, и в психушку законопатят, чтобы деньгами пользоваться после его совершеннолетия.
Глава восьмая, в которой Ларе грозит 105 статья, но потом она сама раскрывает одно преступление, после чего возникает царица Тамара, и тыква не превращается в карету
– Здравствуй, Лара, – сказал Витецкий, распахивая перед ней дверь, ведущую в правое крыло второго этажа.
– Здравствуй, Павлик, – кивнула ему надменно Лара.
– Почему Павлик?
– Потому что Морозов.
– Лара, ты что?
Ларе не хватило выдержки, и она взялась за концы шёлкового шарфа, завязанного парижским узлом на его шее. Он захрипел.
– Ура, – кричал Костик. – Наконец-то убийство происходит на наших глазах! Репортаж века! 105 статья УК РФ! Лариса Александровна, я обещаю до конца срока носить вам в тюрьму сухари! Я буду их вымачивать в водке! Да что там в водке! В текиле, абсенте и джине! В виски и шерри-бренди!
При этом он прыгал вокруг и щёлкал зеркалкой.
Лара опомнилась. Теперь один из этих снимков, а может, и не один, будет красоваться в новогодней стенгазете «Отрадные итоги года». Это дошло и до Витецкого. Он не убежал, а тянул её в сторону – «поговорить без эмоций».
– Э, нет, – весело орал Костик. – у нас правды добьёшься только на профсоюзном собрании! Ирка, веди протокол!
– Правда, чего это я каялась прилюдно, а наш вития в тёмном углу? Режьте правду-матку, Лариса Александровна!
– Кому ты звонил из кафе, когда за мной соседи зашли?
– Другу. Просил за мной заехать.
– В чём дело?
Это Нина Васильевна врезалась в толпу, и, увидев Лару, застывшую в угрожающей позе над Витецким, вмешалась.
– Вы в субботу в кафе сказали, что сосед с Мишей за мной пришёл, а этот Павлик Морозов решил, что это Лопухов Миша! И позвонил ментам! И они нас у дома догнали, чуть Мишу Девятьярова не загребли. Скажи, за сколько сребреников ты собирался ребёнка продать?
– Не звонил я в полицию! Я другу звонил!
– Не признается, – хмыкнул Костик. – Он у ментов на прикорме. Сексот.
– Без вариантов, – кивнула Нина Васильевна.
Витецкий оглянулся, и понял, что тут, действительно, без вариантов. И крикнул:
– Да, другу! Валерке Лопухову! Он племянника разыскивает!
– Это тот, что Дуню держал, когда бабка чёлку ей выстригала, – пояснила толпе Нина Васильевна.
– Это тот, что посоветовал бабке Мишу в дурку определить, чтобы его там «затормозили», – добавила Лара.
– А мне плевать! Он малому дядя родной, а вы никто!
Увы, это так. Ларе крыть нечем. А вот Нина Васильевна сообразила сразу:
– Значит, все эти годы ты стучал им на Дуню? Может, и сплетни о ней распространял? Что там этот придурок Саша говорил? Про тётку-проститутку?
– Да не проститутка она, – начал Витецкий и осёкся.
– Ага, – оживилась Лара. – Значит, наследство? Так вот за что Дуню убили! И ты от следствия это скрыл? А что, хороший мотив!
И, не слушая Витецкого, который пытался её остановить, полетела в кабинет. Не раздеваясь, сразу набрала соседа. Он ухватил её мысль сразу:
– Лопухов Валерий, говоришь? Я с ним не общался, он, вроде, во время убийства сестры в отъезде был. Дуню… ну, ты знаешь. А вот в редакцию влезть, в столе покопаться и даже… в общем, спасибо! Выясню!
Через пару дней зашёл в бухгалтерию шофёр типографии Серёга. Он весь извертелся, пытаясь заглянуть в смежный кабинет, где сидели главбух с замом. Потом не выдержал и сунулся к ним:
– Лариса Александровна, что это ваш поклонник исчез? Второй день у издательства не появлялся.
– Это не поклонник был, а убийца, Серёжа, – ответила Лара, понимая, что тот всё равно не отвяжется. – Это он у нас на этаже человека зарезал. Взяли его, сидит.
– А почему он за вами следил?
– Он Дуни Лопухиной брат родной. Сына её разыскивал, думал, я его где-то прячу.
– А мальчик ему зачем?
– Там какая-то запутанная история с наследством. Вроде, тётка за границей жила, и Дуне наследство оставила. Теперь мальчик, получается, наследник.
– Так, может, он и Дуню убил?
– Нет, Дуню женщина убила.
– Кто?
– Этого я не знаю.
Зашедший следом Баринов с досадой сказал:
– Из-за этих ваших детективных историй я двух лучших сотрудников потерял!
– Двух?
– Вот приказ. Витецкий уходит по собственному. Приходится без отработки отпускать. Неудобно, видишь, ему. Убийцу в издательство привёл. А мне теперь что делать?
– Он что, в никуда уходит? Ни за что не поверю, – сказала Нина Васильевна.
– Доброму вору всё впору. И тут выгадал. В интернет-издание «Нефтеперерабатывающего».
– Противный он, – сказала кассирша Лена. – Пусть уходит.
– А кто у нас не противный? Тот алкаш, этот стукач, та проститутка, другая сплетница, третья просто дура. Мне специалисты нужны, хорошие люди – это не специальность. Сейчас кинутся мамаши-папаши чадо своё пристраивать. На Дунино место я Ирку перевёл, а на Иркино место сейчас конкурс родителей. Теперь ещё и на Витецкого! Уйду я к чёртовой матери!
Лара поманила Баринова пальчиком и кивком показала, чтобы закрыл дверь:
– Дам совсем бескорыстный совет. Знаешь Лиду с телеканала? Она там у них редактором числится. Ну, там подводки всякие, тексты для ведущих. Фактически всеобщий спичрайтер. При этом себя поставить не может, и много лет на ней верхом ездят, и только что за булками не посылают. Возьми, не пожалеешь! Пишет она легко и много. Она у нас в издательстве подрабатывает: заказные юбилейные буклеты, предисловия, листовки рекламные и всякое такое. Да просто поговори! Грамотная литературная речь, соображает легко, всё на лету схватывает.
– Лида… не помню… а, серенькая такая…
– У тебя модельный бизнес?
– Ладно, я поговорю…
Вечером зашёл с криком:
– Лариса Александровна, благодетельница ты моя! А позволь ручку твою поцеловать!
Лара даже испугалась:
– Ну, что там ещё?
– Никогда не думал, что из этой навозной кучи можно настоящее жемчужное зерно выклевать! Твоя креатура на пробу сгоняла в обеденный перерыв в новый торговый центр, и за два часа целый подвал накропала. Да так, знаешь, легко, с юмором, со сравнениями и отступлениями. Блеск! Я уже заявление подписал, только Петров, злодей такой, без отработки её не отпускает. После Нового года – и всё тут! Я уж и магарыч обещал – нет, и всё! А мне и литсотрудник прямо сейчас нужен, и мамы-папы за две недели до инфаркта доведут.
– Давай и я тебе умный совет дам, – засмеялась Нина Васильевна. – Ты всем мамам-папам под большим секретом сообщай, что есть очень перспективная вакансия. Только для вас! Телевидение – это же так круто! И пусть Петров от инфаркта убегает.
Баринов замер с приоткрытым ртом. Его круглая физиономия медленно озарялась ехидной улыбочкой. Сказать он ничего не успел, телефон зазвонил. Взглянув на него, он кивнул Нине Васильевне и прижал трубку к уху:
– Да-да… извините, я не у себя… сейчас, я только до кабинета своего дойду и перезвоню… не волнуйтесь, у меня для вас очень ценная информация!
Послал Нине Васильевне воздушный поцелуй и сказал:
– Тут мелким магарычом не отделаюсь, тут я вам конкретную поляну накрыть должен!
Назавтра с магарычом пришла Лида. Её рассчитали этим днём, потому что Петров сразу понял, что, если промедлит, то обзаведётся дюжиной обиженных не последних в этом городе лиц, и сдался первому же депутату и его филологической дочке. Лара замахала на Лиду руками, но Нина Васильевна сказала:
– А вот мы сейчас чаёк сообразим с тортиком, потому что вам с Ларой лишние калории не повредят, а мою юную красоту уже ничто не испортит. А вино, о, вполне приличное вино, ты дополнишь ананасом и отнесёшь новой твоей подколодной наставнице Ирке Медниковой. И скажешь, что уважаешь её за стабильность в работе и твёрдый характер, что слышала, что её в «Губернскую газету» приглашали, и что случаем узнала, что в управлении по делам печати и телерадиовещания подумывают её к себе перевести. В общем, лесть грубой не бывает, а Ирка одна может полдюжины журналистов съесть и не подавиться. Скажи, что воспитываешь дочь одна, что карьера тебе не по зубам, и нужны только деньги.
– Так оно и есть…
– Вот и покланяйся! Обезвредь гадину.
Потом они просто потрепались за чаем, причём выяснилось, что Лида в молодости занималась акробатикой.
– Наш человек, – кивнула Нина Васильевна. – Я сама волейболом занималась, даже запасной как-то в сборную брали. Правда, дальше не задалось. Я и зама себе подобрала из спортсменок, Лара плаваньем занималась. Тоже недолго, в девятнадцать травма и замужество.
– Нет, я уже перестарком бросила это дело. На последнем курсе, перед дипломом. Поняла, что выше не пробьюсь. У нас в Уремовске очень сильная была команда.
– Так ты в Уремовском университете училась? Может, Дуню там знала?
– Нет, близко я не знала. А вот с Ингой Киприди она в общежитии в одной комнате жила.
– Лара, так какого ж…
Нина Васильевна пронзила её возмущённым взглядом и вылетела из кабинета. Минут через десять, вернувшись, сказала, что «эта звезда» облила её своим презреньем, и сказала, что, может, они и учились в одном заведении, но в разное время, и никогда она не обращала внимание на каких-то деревенских шлюшек.
– Ой, – пискнула Лида.
– Да не бойся, я на тебя не ссылалась. Просто сказала, что в кадрах об этом услышала.
– Я просто не ждала, что вы сразу к ней пойдёте. У Дуни с Ингой тогда очень некрасивая история случилась. И сколько работали они под одной крышей, столько не здоровались. Наше ОГУ ведь чисто формальное объединение, сами знаете. Практически только здание общее. И бухгалтерия централизованная.
А история такая. Когда Дуня, тогда ещё Лена, поступила на первый курс, Лида уже была на последнем. Так получилось, что Дунин курс почти целиком был из областного центра. То есть девочки местные, а немногочисленные мальчики как раз все из районов. Первокурсников всех селили в четырёхместные комнаты, но Дуня-то была одна! И её вселили к Инге, которая была на третьем курсе, но, когда им дали возможность расселиться в двухместных комнатах, с ней никто жить не захотел. Она и тогда была такая, ледяная и высокомерная. Дуню она тоже облила своим презрением, а в дальнейшем делала вид, что та вообще не существует.
Инга тогда нацеливалась на науку и закрепление в областном центре. А это значит – выйти замуж за местного и поступить в аспирантуру. К первому пункту этого плана она уже подошла вплотную. Кандидат в женихи был очень даже подходящим. Физик, аспирант. Год по обмену в Америке стажировался. Фамилия какая-то княжеская, вроде бы, сам из дворян. Правда, на внешность не орёл. Лопоухий очкарик небольшого росточка, сутулый и молчаливый. Инга закрутила с ним на втором курсе, а с третьего взялась за обработку будущей свекрови. Она преподавала в их же университете, и Инга записалась к ней на спецсеминар. Точно Лида не помнит, но, кажется, тема была по «толстым» журналам советских лет. И учёная дама Ингу отметила и приблизила. И всё бы честным пирком да за свадебку, но почти что жених часто навещал свою без пяти минут невесту по месту её проживания. Вот представьте рядом Ингу и Дуню. Не красавицы обе. Инга – тонная и стильная брюнетка, холодная и надменная, а Дуня – не толстая, но пышная, русая, кровь с молоком, весёлая и простая. Словом, «сексапил №1». Ну, и запал аспирант на Дуню. Да так, что заявил мамане, что желает создать семью с этой юной телятницей. Маманя познакомилась и пришла в ужас. Почти наголо постриженная, одетая бедно и безвкусно, лексикон дворовый, манеры не дворянские явно. Ну, и началась планомерная обработка сыночка, чтобы отстал он от Дуни. И сердечные приступы мамаша изображала, и грязью-то её обливала, и любовников ей приписывала, и на экзаменах заваливали с маминой подачи. Тут вскоре Лида на диплом вышла и дамы эти на несколько лет исчезли с её горизонта. Но конец известен: ни та, ни другая не замужем, ценный приз достался кому-то третьему.
– А как фамилия этого приза?
– Да не помню я! Помню, что тётку эту, свекровь несостоявшуюся, звали Тамарой, потому что кличка у неё была «царица Тамара». И какая-то звучная княжеская фамилия.
– Не Лопухина?
– Ну, эту бы я запомнила!
– Романова? Милославская? Нарышкина?
– И рада бы помочь, но не помню! И спросить не у кого! А Инга точно не скажет.
Когда Лида ушла, Нина Васильевна с досадой сказала:
– Эх, поспешила я и всё испортила!
– Не вините себя. В таких поражениях подобные особы не признаются ни под каким видом. Будем надеяться, что Лида узнает эту фамилию через кого-то из однокурсниц.
– Время, Лара! Через неделю карета превращается в тыкву.
– Заберу Мишку из санатория к себе. Если появится бабка, буду драться.
На выходные приехала Наташа с дочкой. Лара пол вечера приглядывалась, а потом сказала:
– Внешне не похожа на тебя. Но характер!
– Да, похожа она на отца. И характер такой же: упрямая, неуправляемая, если что решила, с пути не собьёшь!
– Вот такой и ты была.
– Правда?
Переглянулись и рассмеялись.
Утром после завтрака Наташа пошла к бабушке и дедушке, которых Лара разыскала по старому делу о наезде. Они оказались живы, и даже не очень старые. Лара разузнала все о них, подкараулила у дома, поглядела издали, но ей даже в голову не пришло подойти. Она понимала, что, вероятно, виновата в том, что они были лишены возможности общаться с внучкой. Теперь она думала, что ошибка с датой рождения во вторичном свидетельстве о рождении, полученном после удочерения Наташи, ошибкой не была, а была злым умыслом Николая. Этой мыслью она поделилась с дочерью, и та согласилась, дополнив, что, когда она решила назвать дочь Катей, отец прямо «с резьбы сорвался», вопил: «Любое имя, но не это!» Но Наташа всегда противостояла давлению. «А ведь даже не знала, что маму Катей звали. Или что-то смутно помнилось?»
