Ева Ночь
Драконам слова не давали!
Глава 15
Драконов
– Приветствую вас, мамулечка, – склоняюсь в полупоклоне и, не стесняясь, прикладываюсь поцелуем к её руке, что одёргивается, словно я её калёным железом приложил с размаху.
– Дима, – шипит Сашка возмущённо.
– Не паясничай! – командует отец, но у меня каменно-холодное, вежливое лицо. Я им не Илья, чтобы вести себя, как клоун.
– Всего лишь вежливость, отец, – роняю небрежно. И пусть попробует придраться.
К слову, Драконов-старший абсолютно спокоен, а иногда может и улыбнуться, когда я ненароком задеваю его юную жену. Уже и не юную, если положить руку на сердце. И они очень классно смотрятся рядом.
Столько лет прошло, воды утекло. Стёрлось, позабылось, изменилось. Но она до сих пор дёргается. Напрягается. И никак не может научиться адекватно реагировать на наши подкалывания.
Рыжее чудовище подло хихикает. Ему в кайф эти семейные игры. Ваньке вот-вот стукнет одиннадцать. А воспоминаниям о той, прошлой любви, ещё больший срок. Можно уже и привыкнуть. Чувствует себя виноватой? Зря. Но я ей об этом, конечно, говорить не буду.
– Прошу, – церемонно поводит отец семейства рукой, приглашая на террасу. Там нас ждёт огромный стол – помпезное нововведение, косящее под старину. Не хватает только прислуги в ливреях, которая бы торжественно вносила по очереди разнообразные блюда. Я даже боюсь шутить на эту тему, чтобы не вложить в голову батюшки новую блажь.
В последнее время он одержим идеей объединения семьи и создания родового гнезда, где он – главный орёл. К слову, орёл – это его гордое звание. Потому как «кукушка» для мужчины категорически неприемлемо. Так он в сердцах иногда называет нашу с Ильёй мать, свою первую жену, с которой он прожил ровно столько, чтобы родить двух сыновей.
Жаловаться не стоит: он всегда присутствовал в нашей жизни. Собственной персоной – минимально, деньгами – регулярно. Проявлял заботу и никогда не отказывался от исполнения отцовского долга. Беседу там душевную провести, пистон вставить, если мы бедокурили, в школу сходить, в кабинет директора наведаться.
Ужинаем мы тихо. Сашка ковыряется в еде, не поднимая глаз. Двигает по тарелке вилкой несчастный салат. Сидит на диете, видимо. Боится поправиться. Так и хочется съязвить, чтобы старалась лучше. А то ей уже двадцать девять. Неровен час встретит молодую и красивую, изящную и гибкую – и давай, прощай. Новая круговерть, ещё один младенец.
Наверное, я чересчур увлёкся. Ловлю её сверлящий взгляд. Слышу, как предупреждающе покашливает отец. Пусть не тревожится. У меня нет настроения цеплять ни его, ни мать семейства.
Кому на всё наплевать, так это Ваньке. Крутится за столом, как юла. Ни секунды не может усидеть на месте.
– Дим, а Дим, – дёргает он меня за рукав, – а ты в школе хорошо учился?
Какие-то вопросики у него провокационные. И мордочка хитрая. Карие глаза так и блестят из-под тёмно-рыжих ресниц.
– Лучше всех, – говорю уверенно и бодро, ловлю иронически приподнятую бровь отца и очередной напряжённый взгляд от Сашки. – Хочешь, у мамы спроси. Она подтвердит.
Санька идёт пятнами, открывает рот, но ничего не произносит. Видать салат поперёк горла встал. Застрял, не даёт словам прорваться.
В шестнадцать отец забрал меня к себе, когда маме вдруг срочно приспичило выйти замуж и родить ребёнка. Одиннадцатый класс в элитном лицее с углублённым изучением иностранных языков. Новые учителя, чужие одноклассники. Враждебно-снобское сообщество, которое я ненавидел всей душой.
И только весёлая жизнерадостная Сашка, с её вечными подколками, шутками, язвительностью помогла выкарабкаться. Подтягивала, заставляла, натаскивала, не давала спуску. Гоняла, как сержант – солдата на плацу. Поддевала, порой глумилась, но, наверное, именно этого мне и не хватало – нормальной здоровой злости.
Где сейчас та ярко-рыжая девочка, что светилась, как погожий осенний день? Где та огненная стерва, похожая на разноцветный сентябрь?
– Как идут дела с агентством? – задаёт родитель нейтральный вопрос, но я внутренне напрягаюсь. Он обещал не влезать, но даже за внешней невозмутимостью я вижу, как ему хочется подмять дело под себя и решить всё по-своему – жёстко и радикально.
– Хорошо идут, не беспокойся. Нет ничего, с чем бы я не справился. А если мне нужен будет твой совет, я его спрошу.
Чёрта с два. И он это прекрасно знает.
– Скорректируй, пожалуйста, своё расписание, – командует отец. Это не просьба – приказ. – Мне нужно, чтобы ты поприсутствовал на нескольких деловых встречах. Дополнительный опыт не будет лишним. График мой секретарь сбросил на твой мейл.
– Да, конечно, – легко соглашаюсь, лишь бы не слышать этот жёсткий приказной тон. В висках снова стучат молотками невидимые гномы. Я хочу разделаться с этим официальным ужином, запланированным визитом и отправиться домой.
– И не забудь: в субботу у Вани день рождения.
Забудешь тут.
– Ты доел? – снова тянет меня за рукав местное рыжее божество. – Пошли я тебе что-то покажу!
Глаза у Ваньки сияют азартным предвкушением. Небось очередной прибамбас выпросил к компьютеру. Или новую игру установил. И я покорно плетусь вслед за мелким тираном. Вот уж кто не знает слова «нет». Добивается своего всегда и во всём.
Он ходить нормально не умеет – бежит вприпрыжку, вываливая на ходу все свои новости. Ябедничает и жалуется.
– Антонина Алексеевна – дура! И задачки её нудные! А ещё она говорит, что у меня шило в заднице!
– Ну, брат, никто не обещал, что будет легко, – невозмутимо прерываю его поток, но Ваньке неймётся:
– А хуже всех Барби! Измучила совсем! – вздыхает он тяжело и так закатывает глаза, что даже чурбан поймёт: ребёнка затиранили по всем фронтам. – Как начинает нудеть: буквы пиши ровно, резинкой в тетради не три. И вообще сказала, что я па-та-ло-гически неграмотный. Эт как, а?
– Это клиника, – не меняю я выражение лица, но Ваньку таким не проймёшь. Ржёт заливисто.
– Я тебе скажу. Только ты никому, ага? – приходится нагибаться, чтобы услышать самый страшный секрет пятиклассника Драконова. – Я ей спецом, назло ошибки делаю.
Отчитать юного кишкомотателя я не успеваю: он уже в своей комнате, крутится, взахлёб рассказывает, как правильно мочить монстров. Таки новая игра. Я почти ему не нужен. Разве что как свободные уши. Но отказать брату в такой малости – подобно оскорблению. Поэтому я усаживаюсь рядом и слушаю, как он довольно вопит и комментирует. Его азарт постепенно и меня увлекает. Может, поэтому я не слышу, как открывается дверь, а на пороге появляется Сашка.
Меньший Драконов даже ухом не повёл. Там такой трах-бабах, что ему недосуг отвлекаться. А я дерзко смотрю на ноги своей мачехи, оценивая их длину и форму.
– Может, поговорим? – ловит она мой взгляд. И такой металл в её голосе, что я невольно поднимаюсь ей навстречу. Ну, значит, поговорим, раз ей приспичило. Наверное, давно пора.
Глава 16
Драконов
Три года, как я вернулся домой. За эти три года мы не сказали друг другу больше нескольких фраз за один день. Вежливые, ничего не значащие реверансы или подкалывания с моей стороны. Знакомые незнакомцы.
Я бываю в отцовском доме крайне редко и никогда не остаюсь надолго. И ни разу ещё не ночевал здесь, хотя приглашения получал неоднократно. Сашка права: нужно плюнуть на всё, поговорить и наладить хоть какое-то хрупкое равновесие.
Но она начинает не с того, о чём я думал. Не с прошлого.
– Скажи, Драконов, я красивая?
Я опешил. Она сидит на широком подоконнике, всё на той же террасе. На меня не смотрит. Вглядывается в темень, где прячется цветущий сад. Рыжие пышные волосы ручейками стекают на плечи. И вся она такая грациозная. Поза не деланная, но застывшая. Но я к такой Сашке уже привык. Она постоянно как под напряжением в 220 Вольт.
– Что за дурацкие вопросы, Королькова? – невольно называю её девичьей фамилией. Она таки не утратила свою манеру быть непредсказуемо резкой, как игристое вино. Тёрпкое и пьянящее.
Сашка поворачивает голову и смотрит мне в глаза. Может быть, впервые прямо и открыто за последние три года. Без отстранённой замкнутости, когда неизвестно, какого зверя она прячет у себя за пазухой.
– Ты же всё знаешь. Скажи, у него есть любовница?
Я даже поперхнулся. Закашлялся. «Он», я так понимаю, это мой родитель. Её муж.
– С чего ты взяла, что я знаю? – приподнимаю брови и закладываю руки в карманы.
– Нельзя ответить честно на простой вопрос? Обязательно нужно юлить? – неожиданно щетинится она, как ёж, и я наконец-то вижу её настоящую. Оказывается, никуда не делась. Сидит, как искры с неё не летят.
– Слушай, Королькова, разбирайся-ка ты сама со своими семейными проблемами и тайнами. Не надо втягивать меня в ваши высокие отношения, – бурчу и морщусь: в висках снова закопошились противные буравчики. – И на будущее: я не влезаю в отцовские дела. Не интересуюсь его личной жизнью, не слежу, не вынюхиваю, где он и с кем, чем занимается в свободное время. Я вообще был бы счастлив, если б вы все держались от меня подальше.
Она судорожно вздыхает. В глазах блестят непролитые слёзы. От неё веет беззащитностью. Какой-то потерянностью. Но хер я её буду жалеть.
– Что ты нюни распустила, Александра, мать драконов? Расслабилась, да? Жирком заросла? – я намеренно поддеваю её: у Сашки отличная фигура. Она шикарно выглядит в свои почти тридцать. – Ну, сиди, ной дальше. А папулька тем временем в школу смотается. Глядишь, ещё какую-нибудь малолетку присмотрит, увлечётся. А дальше ты знаешь: трах-тибидох, конфетти веером, мозги фонтаном. Не успеешь оглянуться, как у него ещё один сын родится. Не от тебя.
Она вскакивает молниеносно. Фурия. Сумасшедшая кошка, что кидается с диким намерением расцарапать мне рожу. Я успеваю схватить её за запястья.
– Пусти! – бьётся она, как отбойный молоток, и ухитряется надавать мне пинков по ногам. – Ненавижу! – шипит, не оставляя попыток вырваться. Но я уже не семнадцатилетний пацан. Встряхиваю её, как котёнка.
– Вот такой ты мне нравишься больше, – говорю холодно, обездвиживая её полностью, сжимая в кольце рук так, что выбиваю дух. – А то сидишь тут, окукливаешься. Скоро папан тебе под стать мраморные статуи закажет. Будете конкурировать в застывшей холодности. Красивые, но бездушные.
Сашка таки плачет. Утыкается лицом мне в плечо. Обмякает. Осторожно глажу её по волосам.
– Ты не сердишься? – произносит глухо, не отрывая лица от моей рубашки, что впитала её слёзы. И я понимаю: сейчас она спрашивает о прошлом.
– Сердился, – признаюсь. – Давно. Тогда. Но всё прошло, слышишь?
– А простил? – поднимает она лицо и вглядывается мне в глаза. У неё мокрые ресницы. У Сашки уникальная особенность: она хорошеет от слёз. Становится мягче, черты лица словно разглаживаются и сияют. – Я, наверное, должна была объясниться с тобой. Ещё тогда. Струсила.
– Ш-ш-ш, – прикладываю палец к её губам. – Мне уже давно не важно, почему ты поступила так. И, наверное, не хочу знать твоих мотивов сейчас. Ты сделала выбор. Тебе с ним жить. И как ты будешь жить, зависит только от тебя.
– Я пытаюсь, – вздыхает Сашка тяжело, подавляя утихающие всхлипы. Глаза её сияют звёздами. Рыжая очаровательная бестия. Как хорошо, что моё сердце давно остыло. Но именно сейчас, когда я держу её в объятиях, понимаю: меня действительно отпустило. Никаких чувств, кроме дружеского участия и микроскопической дозы жалости.
– Просто стань собой, Королькова, и жизнь наладится, – советую, щёлкая её легонько по носу. – А то пыжишься, позы разные принимаешь. С хера ли? У тебя есть всё: деньги, дом, сын, муж. Так верти этим всем в своё удовольствие. Живи на полную катушку, как ты умеешь.
Она заливисто смеётся. На щеках у неё – румянец. И я вдруг понимаю, от кого у Драконова-младшего вкусный смех. Он её сын. Такой же непоседливый, заводной, не умеющий сидеть на одном месте и минуты. Такой же рыжий и непредсказуемый. По крайней мере, Сашка была такой раньше. И я абсолютно не желаю знать, что приключилось с ней за те долгие двенадцать лет и почему она трансформировалась в непонятное чужое мне нечто. В этот миг я окончательно понимаю: призраки прошлого отпустили меня навсегда.
– Хочешь сказать, иногда можно терять тормоза? – демонстрирует она очаровательные лукавые ямочки. – Я всё время пытаюсь соответствовать, – вздыхает и отводит глаза. – С ним… непросто, ты же знаешь. Он как фокусник с бездонным ящиком. Никогда не угадать, что он достанет оттуда.
О, да. Фокусник-факир. Иллюзионист хренов. Орёл. И у меня нет никакого желания выслушивать о тайных движениях непростой души Драконова-старшего. Как-то я мало похож на семейного психолога. Я терплю всё это только потому, что Сашка – это Сашка. Девчонка, которая однажды помогла мне освоиться в чужом мире. Сейчас, наверное, мой черёд отдать долг. Закрыть незавершённый гештальт.
– Ты спрашивала меня, – прерываю я её излияния, – И я отвечу: ты очень красивая, Сань. Неординарная. Штучный экземпляр. Просто не растряси это по мелочам и даром, договорились?
Ответить она не успевает. Застывает, как птичка. В глазах у неё – паника.
– Вы, надеюсь, закончили? – слышу ровный голос отца. Разжимаю объятия, отпуская Саньку на волю. Оборачиваюсь. Драконов-старший стоит в дверях и меряет нас глазами. Спокойный и равнодушный, как всегда.
– Да мы и не начинали, собственно, – бормочу, пристально вглядываясь в лицо родителя. Вижу, как у него дёргается уголок губ. Видимо, он не так невозмутим, как хочет казаться.
Как долго он стоит здесь? И что успел услышать?
Глава 17
Ника
Следующим утром была пятница. Как бы затаскано это ни звучало, а последний рабочий день недели и кошку радует. В «Розовом Слоне» существовала традиция: каждую пятницу в обеденный перерыв мы устраивали посиделки.
Собирались в столовой, пили чай, трещали о работе, обсуждая текущие проекты, делились новостями, впечатлениями, сплетнями. В общем, всем нравилось, и отказываться от вольного общения никто не собирался.
Эта пятница исключением не стала. С одной маленькой оговоркой: инициатором этого безобразия была Крыска. Она, как боевой генерал, восседала во главе стола и всегда выступала ведущей скрипкой. Вечно что-то придумывала, укрепляя коллектив, ловко управляла разговорами.
Почти неделя, как мы осиротели. За это время Драконище не сделало ни единого шага, чтобы поближе познакомиться с коллективом. Не провёл ни одной планёрки. Да оно и понятно: ему это не нужно. Правда, об этом знали только я да, наверное. Ксения. Но бывшая Крыскина помощница хранила молчание, а я слово дала, так что никто не спешил осчастливить коллектив новостями о грядущих переменах.
Он приходил раньше всех – об этом судачили. Крыска подобной пунктуальностью и рвением не отличалась, хотя вряд ли кто бывшую мог назвать недисциплинированной особой. Он ковырялся в бумагах, что-то изучал, без конца запрашивал аналитику. Но кроме главбуха никого не приглашал.
Мне бы плевать на него с высокой колокольни, если б не его маниакальное желание вытурить меня после работы из офиса. И забыть бы, но наш беспокойный слоновник искал пути к сердцу злобного Дракона.
– Мы тут посовещались и решили, – заявила пиар-менеджер Илона, – надо Дмитрия Ивановича пригласить на посиделки.
– Приглашайте, – когда это моё мнение спрашивали?
– Ник, только дурочку не строй, а? – раздражается она на мою непонятливость. – Мы решили, что это должна сделать ты.
Я прям чуть на задницу не присела от счастья и неожиданности.
– А почему, собственно, я? – спрашиваю осторожненько, стараясь поменьше воздух колыхать. Вот только парламентёром мне сейчас выступить не хватало для полного комплекта. Он и так меня недолюбливает. А если я ещё припрусь к нему с подобным предложением – может и за дверь выставить.
– А кто? Сталлоне? – презрительно фыркает Илонка и кивает в сторону Дрона. Тот в одной майке поигрывает татуированными по самые помидоры бицепсами.
– Ксения, например, – пытаюсь я повернуть идею с приглашением босса в нужное русло, но это всё равно что реку поворачивать вспять. Они обступают меня плотно, словно охотники, загоняющие дичь. Единый такой фронт вымогателей, которые любят добиваться своего.
– Какая, на хрен, Ксения? – цедит сквозь зубы Илона и подталкивает меня в сторону приёмной. – Она сама-то на посиделки ходила только из-за Крыски. Ну же, Ника, кончай выделываться и не подведи коллектив. Ты у нас самая контактная, и тебе он точно не откажет. Найди правильные слова. Замани. Нужно ж, в конце концов, налаживать отношения, или как?
Я вдруг понимаю, что похожа сейчас упирающуюся кошку, которую пихают под зад, а она, намертво вцепившись когтями, сопротивляется изо всех сил. Злюсь. Смеюсь. Нервненько так. А потом вдруг становится безразлично. Ну, хочется им – я схожу, не облезу. Он сейчас пошлёт меня, а я совру им, что Дракон очень занят. Дела там у него важные. И народ угомонится, и конфликта не будет.
В приёмную вхожу спокойно, как великий Юлий Цезарь.
– У себя? – киваю на дверь. Ксения сидит, выставив напоказ свою «двоечку», удачно раздутую тщательно подобранным бюстгальтером до «двоечки с половиной» . У неё что-то не то с лицом, но мне сейчас не до анализа.
Она кивает в ответ с таким видом, словно кол глотнула. И глаза пучит, будто у неё базедова болезнь. Интересно, что нужно делать с Ксенией, чтобы она онемела?
Я три раза предупредительно стучу в дверь и вхожу внутрь, не дождавшись разрешения. К Генриховне мы вообще без всяких церемоний врывались, а тут я постаралась. Чтоб уж не совсем снегом на голову. Но моё усердие пролетело по туннелю полнейшего равнодушия.
Драконище подняло лицо от бумаг и уставилось на меня ледяным взглядом. Будь я понежнее, уже б к полу примёрзла. Он настолько по-дурацки смотрится в гламурном кожаном Крыскином кресле, что я еле сдерживаю смех. Но улыбка всё же прорывается сквозь строгие барьеры моего самоконтроля.
– Доброе утро, Дмитрий Иванович! – бодро приветствую я босса, и пока не растворилась в эфире моя решительность, беру дракона за рога: – От имени всего коллектива…
– Лунина, вас учили, что входить без приглашения – невежливо?
Ну, кто бы сомневался, что он попытается поставить меня на место. Тут важно не показать, что я чувствую себя неуверенно.
– Я стучала, – скромно опускаю ресницы, – но если нарушила субординацию, прошу простить. Могу выйти, постучать, дождаться вашего разрешения и войти.
Он смотрит на меня, как на букашку. Задумчиво, с оттяжкой. Размышляет, видимо, раздавить или проявить милосердие, делая скидку на отсутствие мозгов у насекомых.
– Что вы хотели, Лунина? – из его рта разве что морозное облачко не вырывается. Да плевать. Одна фраза – и я выйду отсюда.
– От имени всего коллектива, – повторяю как попугай с энтузиазмом, но в этот момент у Дракона звонит телефон, – я приглашаю вас на пятничные посиделки, которые по традиции проводятся в обеденный перерыв в столовой!
Конец фразы я договариваю на автомате, а он в это время отвечает на звонок. Вот засада! Неужели придётся повторять снова?
– Нет, я не буду рад тебя видеть, – доносится драконий голос сквозь шум в ушах. Адреналинчик во мне, наверное, подскочил до стратосферы. – Нет, никуда ты не приедешь, Илья! – рычит мой босс в телефон и смотрит на меня такими зверскими глазами, что я начинаю пятиться к двери. – Я не отпускал вас, Лунина!
Это уже мне. И я предпочитаю благоразумно застыть. Даже дилетант знает: лучше не дёргать дракона за хвост, когда он в ярости. Вот зараза. Опять я влипла. Ну, держись, слоновник! Как только я отсюда выползу, каждый получит свою порцию моего неудовольствия.
Глава 18
Драконов
Я всегда поражался отцовской выдержке и самоконтролю. Можно сказать, застукав собственную жену в объятиях сына, он продолжил общаться, словно ничего не случилось.
Полное ли это равнодушие или умение держать себя в руках, я не заморачивался, потому что знал: его бесстрастность может означать два пограничных состояния: либо его однажды порвёт, и тогда всем держаться, либо найдёт способ и хладнокровно пнёт под дых так, что закачаешься.
Подспудно я опять, как и с Луниной, ждал драки. Но ничего не случилось. Лишь провожая меня к машине, он вскользь заметил:
– Нам нечего делить, сын. И поверь: семью я ценю гораздо выше всего остального. Ждём тебя в субботу на Дне рождении Вани.
Любуясь огнями ночного города и подставляя лицо под сквозняк, что врывался в открытое окно, я ломал голову, что хотел он сказать. Как ни крути, я часть его семьи. Но и Сашка с Ванькой – тоже. Кого из нас он ценит больше? Кто для него важнее? Кого по-настоящему считает своей семьёй? Той, ради которой он порвёт любого?
Я так ни к чему и не пришёл. Плохо спал. Ни ранний подъём, ни пробежка, ни контрастный душ, ни большая чашка кофе не улучшили моего настроения. Мне даже не доставило удовольствия смотреть на лицо Ксении.
Ребята поработали на «отлично». Мало того, что грамотно перераспределили систему расположения видеокамер, так они ещё и компьютер моей секретарши почистили.
Всю информацию в виде отчёта они оставили у меня на столе. И флешку, куда закачали содержимое компьютера личной помощницы Кристины Генриховны Овербек. Не моей – это я решил точно, как только посмотрел, что там.
Она собирала компромат. На всех. Делала видеозаписи с камер и любовно складывала по папочкам. Самой «пухлой» оказалась неожиданно папка, где Ксения коллекционировала материалы на Лунину. Целое досье. Видимо, девчонка чем-то насолила ей – по-другому я никак не мог охарактеризовать подобную пристрастность.
Там же я обнаружил и Никин танец, и мой наезд. Ещё бы этой акуле не улыбаться многозначительно. Со стороны наши передвижения выглядели магнетически. Слишком яростно. Чересчур сексуально. Не знаю зачем, но я пересмотрел это видео несколько раз. Оторваться не смог. Чёрт.
Я пытался отстраниться от картинки, что стояла перед глазами. Непонятно зачем заказал нормальное кресло. Меня раздражало это дамское седло, в котором я чувствовал себя дурак дураком. А дальше дело не пошло: я, что называется, смотрел в книгу и видел фигу. Никак не мог сосредоточиться. И когда на пороге кабинета нарисовалась Лунина, я дошёл до нужной точки кипения.
Виски снова заломило от боли. Тело охватил какой-то липкий озноб.
– От имени всего коллектива… – бодро вещала революционерка, вызывая во мне какие-то странные ассоциации с фильмами советских времён. Ей только кожанки не хватало и красной косынки. Сходство подчёркивали ещё и две косички «колоском», целомудренно прикрывающие пушистыми кисточками грудки-мячики.
Невовремя зазвонил телефон.
– Привет, брателло! – лучился счастьем голос Ильи. – Я решил сегодня навестить твоё унылое царство. Надеюсь, ты будешь рад меня видеть?
Он явно вознамерился превратить мою жизнь в ад. Я высказал ему всё, что думал, буквально запретил появляться на пороге, но торнадо не остановить – мне ли не знать об этом.
Что она там брякнула? Какие, на хрен, посиделки? Какая, на хрен, пятница? Видимо, выглядел я эпично: девчонка попятилась.
– Я не отпускал вас, Лунина! – браво. Мне нужно дать «Оскара» за самый зловещий голос. И премию за звание «Самый злобный босс».
Медленно выпускаю воздух из лёгких. Ника стоит застывшая, как птичка перед котом, что уже прижал её хвост лапой.
– Повторите ещё раз, пожалуйста, – прошу обманчиво мягко. И прокручиваю в голове варианты, как послать её к чёрту. А заодно и весь этот разноцветный зоопарк. Мне просто нужно время, чтобы сосредоточиться.
– Мы по пятницам обедаем вместе. Традиция у нас такая. Клуб только для своих. Проекты обсуждаем, шутим… иногда.
В ней нет уже натянутого энтузиазма. Усталая покорность. Деланная, по всей видимости, хотя выглядит вполне искренне. Внутри у меня словно репейник застрял. Цепляется колючками-крючьями. Да так, что меня просто подкидывало бы на месте, если б я не умел держать – спасибо папочке – лицо.
– Клуб только для своих, говоришь? – неожиданно для самого себя перехожу с ней на «ты» и точно так же неожиданно добавляю: – Ну, раз коллектив приглашает, как я могу отказаться? В столовой, в двенадцать? – уточняю и наслаждаюсь её распахнутому настежь взгляду. Не ожидала. Замечательно.
– Счастливы будем видеть вас! – она говорит это так страстно, что я без труда читаю, куда она желает мне провалиться. Нет уж, пригласили так пригласили. Заодно поближе познакомлюсь с обитателями слоновника.
– Можете идти, Лунина, – повелительно машу рукой в сторону двери, и она не заставляет повторять дважды. Лёгкая походка. Красные босоножки под джинсы. Кофточка ядовито-малиновая. Их тут как будто по одежде нанимали: абсолютная безвкусица. Слишком тропическая пестрота в подборе цветовой гаммы. Или у них это специфический стиль?
После её ухода я с такой яростью набросился на документы, что сам себе поразился. А потом зачем-то полез в Ксенины файлы. Какая-то тщательно продуманная мелочность. Что заставляло её следить за своими коллегами? Я почему-то сомневался, что она шпионила в пользу Генриховны: там имелась папочка с материалами и на саму бывшую владелицу «Розового Слона».
Пригретая на груди змея. Громадная анаконда. Что скрывается под её пёстрой шкурой? Кому она служит? Вряд ли это просто хобби. К тому же, внутри зреет уверенность: любовно собранный компромат вряд ли существовал в единственном экземпляре. У этого запасливого хомячка есть заначка – копии всей этой кучи дерьма, которую она так дерзко хранила на рабочем компьютере, защищённом несложным паролем.
Я так ушёл в нирвану собственных размышлений, что понял слишком поздно: я опоздал. Опоздал на их чёртовы посиделки. Вот чёрт. Не терплю непунктуальности даже в мелочах.
Их голоса слышались далеко за пределами конференц-зала. Слишком бурные, как горные реки. Бу-бу-бу. Взрыв смеха. И среди этой незнакомой какофонии – нечто до боли знакомое и родное: голос моего незабвенного братца.
