bannerbannerbanner
Василий Иванович Семевский

Елизавета Водовозова
Василий Иванович Семевский

Если Василий Иванович был чем-нибудь обязан кому бы то ни было, чувство долга и признательность перед таким лицом постоянно давали ему себя чувствовать. Обостренная впечатлительность делала его по временам мрачным, замкнутым, рассеянным и нередко доводила его нервы до сильного расстройства. Но когда проходило тяжелое настроение, он становился более оживленным и бодрым и сообщал мне, что в данное время ему особенно хорошо работается. Я шутливо замечала, что такая перемена, вероятно, результат «капитальной уплаты долга кому-нибудь». В такие минуты Василий Иванович острил, подсмеивался над собою, а факты, которые я узнавала от него же, обыкновенно подтверждали мое предположение.

Однажды он заговорил со мною о необходимости возвратить брату Михаилу все то, что он потратил на него. Я доказывала ему, что это немыслимо высчитать, что уроки, за которые он получал вознаграждение, вероятно, без малого покрыли все расходы Михаила Ивановича, что если бы каждый стал проводить в жизнь его точку зрения, то должен был бы выплачивать родителям всю ту сумму, которую они потратили на него со дня его рождения, но что и в таком случае счет был бы несправедливым и неправильным, так как оценить заботы родителей, их бессонные ночи и страдания за время воспитания ребенка – немыслимо.

– Брат Михаил не обязан был ни содержать меня, ни давать более основательное образование, чем предназначила мне судьба, – отвечал он.

В конце концов он то же высказал и своему брату. Это, видимо, так поразило Михаила Ивановича, что он, рассказывая знакомым о признании своего брата, старался подчеркнуть, что у Василия Ивановича совершенно исключительная натура. «Люди обыкновенно не помнят добра, а Вася, несмотря на полный разрыв между нами дипломатических сношений (так называл он свою ссору с братом, продолжавшуюся несколько лет), прямо говорит, что он обязан только мне своим образованием». Но нравственное удовлетворение не помешало Михаилу Ивановичу перенести это дело на практическую почву. Он предложил брату большую работу для журнала «Русская старина», говоря, что она своевременно будет оплачена. Но Василии Иванович наотрез отказался от какого бы то ни было вознаграждения и был очень счастлив, что мог наконец расплатиться с ним; радовало его и то, что работа была хотя и очень большая, но не спешная.

Однако были случаи, когда Василий Иванович оставался вечным должником, и тогда уже он никогда не мог выбросить из сознания и души тяжесть долга, что его мучительно тяготило.

Из Петропавловской крепости (1905 год), в которой Василий Иванович просидел две недели, его перевели в Выборгскую одиночную тюрьму, в больницу. Когда я узнала об этом, я отправилась в жандармское управление навести справку о причине его перевода. Я знала, что многие с трудом добивались, чтобы арестованного, даже когда он начинал хворать, переводили в тюремную больницу. Я решила, что Василий Иванович серьезно захворал, если его отправили туда без хлопот. В жандармском управлении мне сообщили следующее: доктор Петропавловской крепости при первом освидетельствовании здоровья Василия Ивановича нашел его в крайне нервном состоянии и заявил администрации, что его долго держать в крепости не следует. Василию Ивановичу лично была неизвестна причина его перевода, и в первое же свидание со мною он спрашивал меня об этом. Во время его пребывания в Выборгской тюрьме одно обстоятельство так потрясло его нервы, что, вероятно, роковым образом отразилось бы на его здоровье, если бы ему пришлось пробыть в ней месяц-другой, а не полторы недели. Дело в том, что он подговорил одного надзирателя передать мне его письмо и доставить ему мой ответ, на что тот согласился. Между тем в ту минуту, когда ко мне явился надзиратель (о чем Василий Иванович не мог предупредить меня), в нашей квартире происходил уже второй обыск после его ареста, видимо вызванный следующим обстоятельством. Уже после того, как арестованного Василия Ивановича повезли в тюрьму, обыск еще долго продолжался в его кабинете. Домашние не могли войти туда, так как каждый из них должен был оставаться в своей комнате под надзором полиции. Только уже под конец обыска моему сыну удалось через толпу «ночных посетителей» прорваться в кабинет, куда и я последовала за ним. Но полицейские уже кончали свое дело и начали прикладывать печати к дверям изнутри. Вместе с ними пришлось выйти и нам. Наложены были печати к дверям кабинета и с наружной стороны. Дни стояли очень холодные, а между тем мы не могли топить самую большую комнату нашей квартиры, так как она отапливалась из кабинета, замкнутого и запечатанного. Я подала об этом заявление как в жандармское управление, так и в департамент полиции, а мой сын жаловался еще и на то, что обыск У Василия Ивановича и составление протокола происходили без присутствия домашних, и добавил, что в таких случаях у арестованного нередко выкрадывают деньги. И вот к нам опять нагрянули полицейские, жандармы и понятые в весьма внушительном количестве.

Рейтинг@Mail.ru