В церкви было тихо, лишь бледный пастор что-то невнятно бормотал под себе под нос. Мэри сидела, молча уставившись в одну точку. Слёз уже не было, ровно как и сил плакать. «Это я виновата. Я одна», – пронеслось в голове, и девушка закусила губу до крови.
– Огромное горе постигло нас и привело сегодня в этот траурный зал. С чувством глубокой скорби и невосполнимой потери мы провожаем в последний путь дорогого нам человека, Энн Уильямс…
Слов святого отца Мэри уже не слышала. В голове созрел план, и она старалась всеми силами скрыть напряжение и горестное перевозбуждение, напоминающее предсмертные конвульсии.
Прошёл час, может, больше. Гроб уже опустили в землю, и Мэри осталась на кладбище одна. Она смотрела на петлю, висящую на дереве. Всё было готово. «Я иду к тебе, Энни. Я иду к тебе, сестрёнка», – прошептала старшая Уильямс.
Кто-то дотронулся до её плеча. Мэри вздрогнула и обернулась.
– Ты чего задумала, дочка? Оставь это, – перед ней стояла пожилая женщина в белом. Седые спутанные волосы не давали разглядеть лица.
– Не надо отговаривать меня. Я потеряла свой смысл жизни, свою душу…
– Нет, дорогая моя, я не собираюсь тебя отговаривать. Моя задача приносить смерть, а не спасать от неё, ведь я банши. Я лишь хотела предложить тебе сделку.
Казалось, что Мэри даже не удивилась. Ни эмоций, не чувств, переполнявших её раньше, уже не осталось. Она лишь вздохнула и спросила:
– Какую?
– Твоя сестра может вернуться, если, ты, конечно, захочешь.
Девушка встрепенулась.
– Как? Я всё что угодно для этого сделаю!
– Что же, если ты хочешь, можешь занять моё место. Ты будешь приносить весть о смерти другим людям.
– А Энн?
– А её ты увидишь нескоро. Когда заметишь девушку с глазами разного цвета, ты узнаешь в ней свою сестру. Но она не вспомнит ни тебя, ни вашу прошлую жизнь. Однако есть один способ, – старуха протянула Мэри монетку. – Держи. Когда отыщешь её, то отдашь это, и твоя сестра начнёт по фрагментам вспоминать ваше прошлое. Но готова ли ты стать вестницей смерти?
– Я готова на всё, лишь бы вновь увидеть свою сестру.
Старуха принялась что-что шептать, а затем коснулась руки Мэри. Девушку пронзила такая боль, что она взвыла. Закачались деревья, и в воздухе пахнуло трупной гнилью. Когда боль утихла, и новоиспечённая банши обернулась, женщины уже не было, лишь горстка пепла лежала на земле.
***
– Ты очнулась, Энни? – Мэри стояла над Бесс, облачённая в белый плащ. Длинные светлые волосы струились по плечам,
– Что? Как ты меня назвала? – Элизабет проговорила это слишком холодно, жёстко, не пытаясь изобразить удивление.
– Твоим настоящим именем. Разве что-то не так?
– Теперь ты убедилась во всём сама, Энн?
– Нет… Нет, никакая я не Энн!
– Ты же видела всё своими глазами.
– Это ничего не меняет. Где Нолан? Отвечай мне!
– Ах, Нолан… – Ты, должно быть, ничего ещё не знаешь. Твой ненаглядный друг, между прочим, пытался меня соблазнить. Только вот знаешь, он, так сказать, попал под горячую руку. Для ритуала, который я собираюсь провести, чтобы связать наши судьбы навсегда, мне нужна кровь. Вот он нам и пригодится.
Бесс побледнела и закусила губу.
– Как… Как ты можешь?
– Могу что? Какое тебе дело до этого Нолана? Сестрёнка, я делаю всё ради того, чтобы мы были вместе. Я ждала этого так долго! Главное, что ты рядом со мной, и это так прекрасно! Осталось провести ритуал, и мы никогда больше не разлучимся.
– А если я не хочу этого?
– Что? – Мэри резко отпрянула.
– Правильно ли я понимаю, что моего мнения ты не желаешь спросить? Меня полностью устраивает моя жизнь. Да и могу ли я доверять тебе после того, как ты убила миссис Андерсон, довела Клару до такого состояния, сломала жизнь мистеру Рэю? А Нолан? Что теперь с ним?
– Как ты можешь обвинять меня? Я делала всё это ради нас!
– Мне всё равно, ради чего это было совершено. Факт остаётся фактом – ты убийца. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Мы не сёстры, и никогда ими не будем.
– Сестра, прошу, доверься мне. Я должна показать тебе кое-что. – её голос стал мягче. Словно пытаясь оправдаться она взяла со стола какую-то тетрадь.
– Что это? – настороженно спросила Элизабет, пытаясь придумать, как ей попасть к Мёрфи.
– Твой дневник. Возьми его.
Бесс боязливо взглянула на тетрадь, взяла её в руки, пролистала. Усмешка тронула губы девушки.
Секунда, и каминная дверца уже открыта, а Элизабет собирается бросить дневник в огонь. Она смотрит на застывшую в ужасе Мэри, а затем вновь переводит взгляд на тетрадь, открытую на последней странице. Вдруг одна за другой начинают проступать какие-то буквы.
– In Dei nomine, evanescunt, vos diabolica banshee creatura, – прошептала Бесс, пытаясь прочитать текст на незнакомом для неё языке. – Hunc locum relinquere, et revertatur ad profundum inferni, ex quo venit1.
Мэри зажала уши и скорчилась. Раздался её вопль: пронзительный, душераздирающий, словном в нём слились крики диких гусей, рыдания ребёнка и волчий вой. Вокруг заклубился дым. Миг, и перед Бесс оказалась тощая седая старуха в белом одеянии. Это была та же женщина, что встретилась Элизабет на въезде в город, но теперь она казалась куда менее доброжелательной. Костлявая рука потянулась к шее девушки. Бесс в ужасе отшатнулась назад, повторяя заклинание дрожащим голосом:
– In Dei nomine, evanescunt, vos diabolica… –длинные когтистые пальцы сомкнулись ледяным кольцом на её горле. Девушка попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь хрип. Стало очень холодно, и где-то внизу живота появилось чувство гнетущего ужаса. Воздуха становилось всё меньше, а вырваться больше не казалось возможным.
– Не… надо… – прохрипела Элизабет.
– Откуда у тебя это заклинание, чертовка?! – банши тряхнула Бесс, ударяя её головой об стенку.
Сознание ускользало. Собравшись с силами, девушка выдавила из себя:
– Banshee creatura… hunc locum relinquere, et revertatur…
Хватка ослабла, Элизабет повалилась на пол, и, пытаясь отползти, повторяла, глядя в дневник, который крепко сжимала в руках:
– Ad profundum inferni, ex quo venit. In Dei nomine, evanescunt, vos diabolica Banshee creatura….
Дикий крик оглушил её. В ушах звенело.
– Ах, точно, дневник. Энн была чертовски умна, использовала молоко вместо чернил, и надпись проступила от огня, – проскрипел старческий голос. – Отдай сейчас же! – вновь набравшись сил, банши вцепилась в тетрадь мёртвой хваткой.
– Hunc locum relinquere, et revertatur ad profundum inferni, ex quo venit, – поняв, что заклинание отлично работает, Бесс повторяла его раз за разом всё громче и громче, старясь произносить каждое слово правильно, звучно, уверенно.
Старуха отползла и вновь завыла, но на этот раз куда слабее: с каждым словом Элизабет она уменьшалась в размерах, а крик становился всё менее громким. Внезапно стало совсем тихо, а от банши осталась лишь горстка пепла.
Бесс с минуту стояла, пытаясь отдышаться. В голову пришла мысль о Нолане. «Как я могла забыть о нём? Наверняка он где-то в доме!» – подумала девушка и бросилась его искать. Что только не пришлось ей увидеть в процессе поисков Мёрфи: шкафы были забиты всяким магическим скарбом, и в одном из них она нашла связку поржавевших ключей, к которой был прикреплён небольшой, должно быть, птичий черепок. Переборов отвращение, Элизабет взяла находку в руки и двинулась дальше. Вскоре девушка нашла комнату в глубине дома, дверь которой была заперта. Спустя много попыток один из ключей подошёл, и она оказалась в тёмной душной комнате. Стоило только включить фонарик телефона, как Бесс увидела кого-то лежащего на полу.
– Нолан! Вот ты где! Что она с тобой сделала? – увидев, в каком состоянии находился Мёрфи, Элизабет отшатнулась. Парень был связан по рукам и ногам и лежал на полу без сознания. Лицо его было настолько бледным, что напоминало посмертную маску. Рот был заклеен скотчем.
Первым делом она сорвала скотч, попыталась привести Нолана в чувство.
– Где я? Бесс? – слабым голосом проговорил Мёрфи, очнувшись
– Нолан! Как ты себя чувствуешь?
– Голова… Очень болит голова. Эрика тут?
– Нет, не беспокойся. Сейчас я отвезу тебя к врачу, а потом всё расскажу, как только тебе станет лучше. Договорились? – Бесс сходила на кухню за ножом и, изрядно потрудившись, разрезала верёвки.
Помогая Нолану выйти из дома, Элизабет заметила своего спасителя: дневник лежал на полу, открытый на последней странице. Девушка машинально взяла его в руки и, решив во что бы то ни стало понять, что всё-таки произошло и кто она такая на самом деле, положила дневник в сумку.
В приёмной местной больницы было пусто и тихло. Мигала лампочка. Бесс сидела, читая дневник.
29 марта 1871 г.
Приходил врач. Говорит, что я больна тифом. Должно быть, недолго ещё протяну. Бедная моя Мэри!
30 марта 1871 г.
Ночью слышала жуткий вой. Кухарка сказала, что это банши за мной приходила, и моё время сочтено.
31 марта 1871 г.
И этой ночью душераздирающие вопли не давали мне спать. Когда я выглянула в окно, увидела сидящую под древом старуху в белом. Сестра очень встревожена.
01 апреля 1871 г.
Втайне от Мэри смотрела её книги, и, кажется, нашла кое-что против этой напасти. Я написала его так, что никто не сможет найти.
«Должно быть, она записала заклинание против той банши, с которой впоследствии заключила сделку Мэри, но не успела его использовать. Но кто же я на самом деле?», – подумала Бесс. Она вспомнила, как из-за нагревания на странице дневника проступили буквы и вышла на улицу. Около входа, как у каждого входа в каждую больницу, курил пожилой мужчина.
– Простите, вы не одолжите мне зажигалку? – спросила Элизабет.
– Такая молодая и уже куришь? Эх, пошла молодёжь… – он протянул ей спичечный коробок.
– Большое спасибо, – Бесс отошла за угол и подожгла спичку, поднеся её к дневнику. Снова стали проступать буквы, на этот раз на странице перед заклинанием.
Моя дорогая, если ты читаешь этот текст, случилось то, чего я так боялась. Ты спросишь – почему я в этом так уверена? Догадываюсь, чувствую, вижу во снах. В конце концов, я хорошо знаю свою сестру. Мэри пошла на сделку с тёмными силами и пыталась меня воскресить, но мы обе знаем: это невозможно. Очевидно, что ты чем-то напомнила ей меня, и она посылает тебе видения о нашей прошлой жизни. Очень хорошо, что тебе в руки попал этот дневник: ты сможешь спастись. Прошу, прочитай заклинание на следующей странице и упокой душу моей сестры. Помни, что бы она ни говорила, ты – это ты. Ни я из прошлого, ни кто-либо другой. Я очень надеюсь, что ты сможешь сохранить себе жизнь и даровать покой моей бедной Мэри. Я буду молиться за тебя оттуда, куда попаду. Дни мои сочтены, но тебе надо будет жить дальше. Прошу, не опускай руки, береги своих близких и не иди на сделку с дьяволом, как поступила моя сестра.
Молча вернув спичечный коробок мужчине, девушка убрала дневник в сумку. Уничтожит ли она его? Девушка не знала.
**
Приехав из больницы и уложив в постель Нолана, Элизабет устало опустилась на диван и усмехнулась сквозь невольно выступившие слёзы. За этот день произошло столько всего… Внизу послышалось недовольное бурчание, вырвавшее её из размышлений.
– Можно, Нетт, можно. Запрыгивай.
Прижав таксу к себе, девушка проговорила:
– Ну и чертовщина. Никогда не думала, что со мной такое случится… Надо дальше двигаться, Нетт, надо. Как только Нолану станет лучше и я смогу оставить его, уедем из этого чёртового города. Раз с болотами не получилось, поедем туда, где холмы и луга, – печальная улыбка тронула её губы, и Элизабет принялась напевать свою любимую песню.
В тихом омуте водятся черти.
Дымка вереска скроет кости.
Ты не бойся, милая, смерти,
Не поддайся ни страху, ни злости.
Колосится на болотах осока,
Меж собой шелестят иммортели.
«Как же, милая, ты одинока!..» –
Плачут тихо зелёные ели.
Но застынут слёзы еловые,
Превратится скорбь в тишину.
И, вздыхая, ветви дубовые
Устремятся вновь в вышину.