Елена Васильевна Ленёва
Вэй-У-вэй
Через час…
…полицейский форд с сиреной, мигалками и «рогами» со стробоскопами с таким воем подъехал к часовому магазину, что его работники невольно замерли на своих местах в ожидании, что же будет происходить дальше. Сирену водитель выключил, но мигалка продолжала работать: сине-красные отблески переливалась по всему магазину. В бутик зашли двое полицейских.
– Нам нужен директор или тот, кто его замещает, – серьезно сказал один из них.
– Что случилось, господа полицейские? – спросил пожилой мужчина.
Очевидно, он был старшим. Чуть поодаль стояли трое работников.
– Мы разыскиваем мошенниц, которые воруют дорогие ювелирные изделия. Вот несколько фото. Посмотрите. Хотим предупредить вас, чтобы были осторожны.
– А как они это делают? – спросил пожилой, рассматривая фото.
– Если б мы знали, как! Заговаривают зубы, примеряют изделия, потом уходят. Уходят вместе с украшениями.
– Но это невозможно. Как же можно их отпустить без оплаты?
– Они просто меняют вещь. Очень быстро. Невозможно уследить.
– Что, все эти девушки, которые здесь на фото, мошенницы?
– Да. Мы просто хотим предупредить, чтобы вы были осторожны… Здесь есть француженка, русская и американка. Но вполне может быть испанка, африканка, китаянка…
Он не договорил. Донг – работник бутика – вдруг выкрикнул:
– Подождите! Дайте мне посмотреть! – он схватил снимки трясущимися руками.
Донг нервничал и не мог сконцентрироваться. Потом побледнел и затрясся, из рук выпали все фотографии.
– Что? Что случилось? – спросил пожилой.
– Час назад у нас… – он с трудом подбирал слова и вдруг заплакал.
– Да что такое? – пожилой тоже заволновался.
– Сэр, объясните, что случилось, – осторожно попросил его полицейский.
– Часы… Омега… – прохрипел он, – надо посмотреть… Она должна была купить часы… – он заикался. – Для отца… Она их примеряла. Китаянка.
– Какие часы?
– Там, – он указал в сторону, где находилась витрина с дорогими часами.
– Кто она?
– Китаянка. Нинг.
– Так пойдемте и посмотрим, – предложил полицейский.
Донг стоял, как столб. Ноги не двигались. Он был очень испуган.
– Том, проводите всех посетителей (их было немного), нужно закрыть магазин, – обратился пожилой к одному охраннику, – а вы, Кевин, идите сюда. Объясните, что случилось. Донг не может ни слова вымолвить.
– Я не понимаю, в чем дело, сэр. Что я должен объяснить? – спросил охранник.
– Кто у вас примерял часы?
– Девушка. Час назад.
– Она вернула часы?
– Конечно.
– Тогда в чем проблема?
Донг не отвечал.
– Кевин, вы уверены, что она вернула часы? – пожилой вновь задал вопрос охраннику.
– Да, сэр. Я лично взял их у нее. Она просила отложить их на два часа. За ними должен приехать ее брат. Ведь так? – обратился он к Донгу. – Вы что-то говорили с ней по-китайски, Донг. Я понял только, что они с братом покупают подарок отцу.
Полицейские переглянулись. Один скорчил гримасу, означающую: опоздали!
– Пойдемте, посмотрим.
Все отправились к витрине.
– Открывайте, Кевин.
– Вот. Вот эти часы. Они здесь.
Он открыл коробочку. Часы были на месте. Все облегченно вздохнули.
Полицейские решили, что в этот раз все обошлось. Однако дальнейшее поведение Донга и пожилого мужчины показало, что это не так.
Донг взял в руки коробку. Смотрел на часы. Потом затрясся в беззвучном плаче.
Пожилой закрыл лицо руками:
– Двести пятьдесят тысяч, – простонал он.
Охранник ничего не понимал. Часы были на месте.
Пожилой продолжал причитать. Потом выхватил коробку из рук Донга, вытащил из нее часы и с силой бросил их на пол. Стекло разбилось, осколки и металлические детали разлетелись.
И только после этого охранник понял, что в коробке были не те часы. OMEGA за двести пятьдесят тысяч не разлетается на мелкие кусочки…
Через несколько минут…
…от магазина отъезжал фургон Ambulance, а на его месте припарковался еще один полицейский автомобиль. Из него вышли Стэнли и Гарри.
Донг зажимал правую руку, очевидно, ему делали укол в вену. Он был подавлен.
– Сэр, успокойтесь. И расскажите, как все произошло, – попросил его Стэнли.
– Офицер… Я не могу рассказать, как это произошло. Я не знаю. Не понимаю…
Сержант принес отсканированные с видеокамер фото и вручил их Стэнли:
– Вот, сэр, посмотрите, мы сделали несколько фото. Вот эта девушка. Секьюрити вам подготовили видео.
Подошел Гарри.
– Возьмите, – полицейский передал ему диск, – Здесь запись с камер наблюдения снаружи магазина, где стоял автомобиль со стариком. А здесь полностью эпизод с девушкой.
– Будем изучать, спасибо, – ответил ему Гарри. – Кстати, – обратился он к Стену, – часы стоят двести пятьдесят семь тысяч. Все дороже и дороже.
Стэнли начал рассматривать два листка, на которых достаточно хорошо была видна девушка.
– Брюнетка. Внешность… Сам видишь, азиатка, – Гарри хохотнул, – не иначе международная мафия, Стен, – тихо добавил он.
– Вы давно живете в Америке, Донг? – спросил Стэнли работника.
– Я здесь родился.
– Я ваши родители откуда родом?
– Из Китая.
– Вы говорите по-китайски?
– Да, сэр.
– А девушка разговаривала с вами по-китайски?
– Да. То есть она сначала говорила по-английски. У нее прекрасный английский. А потом ей позвонил брат и… она отвечала ему по-китайски.
– Вы все поняли, что она сказала ему?
– Да. Она говорила без акцента. Может, даже лучше, чем я.
– То есть китайский – ее родной язык, так?
– Можно сказать.
– Охранник сообщил, что иногда вы переговаривались на китайском языке. О чем вы говорили?
– Девушка рассказала мне, что родилась в провинции Хэйлунцзян. Это на северо-востоке, граничит с Россией. Да, еще она сказала, не знаю, важно ли это, что мама у нее русская, а отец – китаец. Он сидел в машине.
– Ее отец сидел в машине? – удивился Стэнли.
– Да. Он инвалид. Когда она разговаривала с братом по телефону, то была недовольна тем, что тот не приехал. Она не могла сама вынести отца из машины. Его нужно было усадить в инвалидную коляску.
– Вы рассмотрели мужчину?
– Нет, сэр. Пожилой человек. В бежевом костюме. Это все.
– Машина – Порше, – добавил Гарри. – Уже ищем. Есть четкий снимок с наружных камер.
– Когда же, как вы думаете, она успела подменить часы?
– Не знаю. Это невероятно. Ни я, ни Кевин не видели. Хотя мы были рядом. Вот как сейчас с вами.
– Есть что-то необычное в ее внешности? Подумайте.
Менеджер задумался.
– Красивая. Глаза. Да, может, во взгляде.
– Что именно.
– У нее черные глаза. Именно черные. И она их так прищуривает… Хотя, знаете, для некоторых народностей Китая такой цвет глаз характерен. Нет, я ничего не могу сказать определенно. Не понимаю, как она могла. Такая приятная молодая леди.
Донг передал детективам визитную карточку, которую оставила ему девушка.
– Так… она прищуривает глаза. Русская тоже прищуривала глаза, – пробубнил Стэнли. – Американка была в очках. У них у всех проблемы со зрением? А? – обратился он к Гарри.
Гарри не знал, что ответить.
– Нет, ты мне скажи, у них что, у всех проблемы со зрением?
– Что ты хочешь этим сказать? Что это значит, Стен?
– Пока не знаю. Но это то, что объединяет девушек. Так, Гарри?
– Возможно. Но не очевидно.
– Хм… Не очевидно, говоришь? Посмотрим.
– Вот. – Гарри показал ему визитную карточку девушки. – Там номер телефона. Мы звоним. Никто не отвечает. Но сигнал есть. Пытаемся найти, где находится источник сигнала.
– Хорошо. – Стэнли вертел в руках карточку. Потом ухмыльнулся: – А хочешь я тебе скажу, где находится источник?
– Где?
– Там же, где он был в прошлый раз. В мусорной куче!
Стэнли злился. Он еще раз обошел пространство магазина, фиксируя внимание на трех камерах, которые находились в зале, подошел к витрине, где были выставлены дорогие часы.
– Пока все свободны, – обратился он, наконец, к работникам магазина. – Если у нас будут вопросы, мы вас вызовем. Поехали в департамент. – Сказал он Гарри. – Здесь мы больше ничего не выясним.
У выхода из магазина Стэнли остановился. Вернулся к работникам, отвел в сторону Донга и спросил:
– А что означает по-китайски имя Нинг?
– Спокойствие.
Стэнли вопросительно посмотрел на Донга.
– Нинг – означает «спокойствие», – грустно улыбнулся тот.
Все. Больше Стэнли ничего не спрашивал. Он направился к выходу, задумчиво вертя в руках карточку.
В этот же день. Вечером…
…Соня собирала чемодан. Веики следила за ней и периодически издавала странные звуки недовольства. Стоило Соне присесть, как кошка тут же взбиралась ей на колени, лезла обниматься и с такой нежностью заглядывала в глаза, что в один момент Соня не выдержала, зарылась лицом в теплый и пушистый кошачий живот и заскулила, хлюпая носом.
Кошка испугалась. Почувствовав, что хозяйка хочет с ней расстаться, она задрожала и начала обнимать Соню с каким-то неистовством. «Не бросай меня», – говорил ее взгляд.
Посмотрев в эти глаза, Соня заревела в голос, обняла свою пушистую подружку и так просидела с ней до темноты. Веики не теребила хозяйку, не просила приготовить еду. Утешала, обнимала, урчала… Успокаивала.
Соня сидела в любимом кресле, а кошка перебиралась с ее колен на плечи, на грудь, на руки и снова на колени, топталась по ней, словно говорила: «Смотри, я с тобой. И я люблю тебя. Не оставляй меня. Я не буду будить тебя по воскресеньям. Я буду послушной». Соня знала, что Веики все понимает, и это только усиливало ее страдания.
От тепла, исходившего от кошки, Соня расслабилась и задремала. В полудреме всплыли картины прошлого.
…«Сонечка, надо поторопиться, тебя ждут одноклассники», – говорила бабушка, собирая внучку в школу, помогая складывать в школьную сумку учебники и тетради. Когда школьные принадлежности были сложены, Клавдия бралась за расческу. Причесывая светлые Сонины волосы, бабушка разделяла их на две косички и вплетала в них длинные ленты, концы которых завязывала в затейливые банты. Банты эти вводили в оцепенение китайских мальчишек и девчонок. Соня была для них – что инопланетянка. Белая девочка, которая не просто свободно говорила по-китайски, но была одной из лучших учениц, а по каллиграфии с ней не могли сравниться даже старшеклассники. У нее были самые высокие оценки – А и В91. Однако получив высокую оценку (звездочку) за верный ответ, она тут же могла лишиться ее за разговоры на уроке или за подсказки. И если для ее китайских одноклассников утрата звездочки считалась настоящей проблемой и была чревата серьезными объяснениями с родителями, то для Сони это был пустяк. Учеба давалась ей легко и обращать внимание на подобные мелочи было не в ее характере. И такое легкое отношение к звездочкам, баллам и прочим поощрительным призам также вызывало изумление у ее китайских друзей. Инопланетянка, не иначе…
После смерти мамы и бабушки отец Сони решил уехать в Европу. С ним вместе собрались ехать Лео, Ганс и Сию.
Каким ветром немца Ганса занесло в Бейцзин и как познакомился он с отцом, осталось для Сони загадкой. Она подозревала, что не по своей воле он покинул благополучную Германию (или тюрьма, или побег из страны!), но в команде Пата он освоился и играл роль рационального противовеса эмоциональному русскому вожаку. Иногда Ганс грустил о своей жене Ренате и сыне Стефане, которых он вынужден был оставить. Он играл с Соней, а думал о своем маленьком Стефане. Его жена и сын, живущие в Германии, однажды получили письмо из Китая, в котором говорилось, что их муж и отец умер. И что некий таинственный друг Ганса отныне будет посылать им деньги, потому что так завещал замечательный и любящий их Ганс. Естественно, Ганс исправно посылал им деньги, а Стефан, видимо, так и не узнал, что неизвестный китайский друг, который оплачивает его обучение и просто достойную жизнь ему и матери, – есть не кто иной, как его отец. Однажды Ганс сказал Соне: «Они думают, что я умер. И так лучше для всех».
Сию был философ. Его имя необычайно подходило ему. Сию – «размышляющий о мире». Это он рассказал Соне о Великой Эпохе, Лао Цзы и Конфуции, о Книге Перемен – «И-Цзин». Маленькая Соня с замиранием сердца слушала рассказы Сию, и хотя она мало что понимала, но он так красиво говорил, что древние китайские имена и понятия навсегда врезались в память. И уже в Европе Соня занялась изучением китайской философии. Нет, конечно, пять тысяч иероглифов в книге Лао Цзы о «Дао и Добродетели» Соня не освоила, но к двадцати годам она могла вести умные беседы с европейскими интеллектуалами, цитируя древние книги на китайском и французском языках (чем приводила их в восторг и полнейшее изумление) о нематериальной духовной основе всех явлений и вещей в природе, о центральном понятии учения «мудрого старца» Лао Цзы – «дао» – учении о дороге, которую выбирает человечество. О том, что иероглиф «Дао» можно трактовать как «путь по главной дороге».
От Сию Соня узнала о принципах Вэй и У-вэй. Деяния и недеяния. У-вэй – одно из центральных понятий даосской философии. Источник У-вэй – безмолвие и небытие. Из-за того, что недеяние присутствует всюду, способности человека становятся безграничными, но доходить до недеяния следует путем непрерывного уменьшения своих желаний. Сложно? Да, сложно! Человеку, воспитанному в западной культуре, постичь противоречия и парадоксы философии Дао сложно. Но когда вчитаешься в строки «Дао-дэ-цзин», понимаешь, что лишь став самим собой – ребенком или глупцом – человек обретает и гармонию, и смысл жизни.
Год назад в Мексике Соня встречалась с Сию. Он был старше всех в отцовской команде. Он сам не мог точно сказать, исполнилось ли ему девяносто или еще нет, шутил по этому поводу. У Сию были проблемы с ногами, поэтому он, в основном, передвигался в инвалидной коляске. Однако Сию был полон жизни и задорной энергии. Когда Соня увидела его, то невольно залюбовалась: благородное лицо, седые волосы на затылке, седые брови и борода, глаза, обрамленные морщинками-лучиками, лукавый взгляд и улыбка выдавали абсолютное портретное сходство с древним философом Поднебесной.
– Эй, Сию, тебе говорили, что ты стал похож на Лао Цзы? Одно лицо, – сказала ему Соня.
– Девочка, это размышления о Дао сделали меня похожим на учителя нашего.
– Размышления? Тогда скажи мне, как в твои размышления укладывается твоя бурная молодость? – веселилась Соня. – Как ваши, мягко говоря, криминальные делишки вписываются в учение о «Дао», которое ты проповедуешь?
Но вопрос Сони совсем не смутил Сию. Он только лукаво улыбнулся и ответил:
– Детка, я не вижу противоречия. Моя дорога жизни была насыщенной. Я встретил твоего отца, Лео, Ганса. Я встречал других людей, которые повлияли на мой жизненный путь. Я имел деньги. Я рисковал и получал наслаждение от риска. Но, как говорил великий Учитель, «Дао нематериально. Оно настолько туманное и неопределенное! Однако в этой туманности и неопределенности существуют образы». – На какое-то мгновение он задумался, глядя, улыбаясь, на Соню, потом продолжил: – «Дао не познаешь, только говоря о Нём. И нельзя человеческим именем назвать то начало неба и земли, которое является матерью всего существующего. Лишь освободившийся от мирских страстей способен Его увидеть. А тот, кто эти страсти сохраняет, может только увидеть его творения». – Говорил он медленно, словно наслаждаясь музыкой каждого слова. – Ты понимаешь меня, девочка? – спросил он Соню и, не дожидаясь ответа, погрузился в сон, забылся.
– Понимаю, Сию, – тихо ответила Соня.
Она поцеловала старика, укрыла пледом и долго смотрела на его удивительное лицо. Лицо вора? Философа? Мудреца?
Но самые трогательные отношения сложились у Сони с Лео. Лео был вторым отцом для нее. Испанец, небольшого роста, с горящими карими глазами, насмешливым взглядом, чуть искривленным ртом. Мама говорила, что однажды Лео хватил удар и с тех пор его рот чуть покривился. Но Соня знала (случайно услышала разговор Лео с отцом), что однажды его задержала китайская береговая полиция и ему пришлось изобразить падучую. Он так органично сыграл эпилептический припадок (а, возможно, это и не было комедией, и Лео действительно испугался, потому что страх, а не притворство, руководил им, но разве ж можно об этом признаться своим друзьям?!), что полицейские его отпустили, даже не заглянув в карманы. А в карманах как раз и находились только что украденные на туристическом лайнере золотые украшения.
Лео был страстный курильщик. И ни возрастные болезни, ни кашель, участившийся в последнее время, ни просьбы его обожаемой жены Мануэлы не могли заставить его бросить эту привычку. Он курил сигары. Кубинские. Предпочитал сигары Коиба. Их шоколадный запах, а также мягкий и приятный вкус в свое время оценил Фидель Кастро. Команданте был заядлым курильщиком, и сигары Коиба были его любимыми. Только Фидель, в отличие от Лео, смог отказаться от этой привычки, став примером для кубинцев и поддержав таким образом акцию по борьбе с курением. Лео же от сигар отказаться не мог. Да и не хотел.
Соня говорила ему, смеясь, что и на Кубу он уехал из-за этих сигар.
Отойдя от воровских дел, Лео посвятил свое время изучению производства сигар. Поначалу он наблюдал за их изготовлением на знаменитой сигарной фабрике. Для этого он даже поселился на окраине Гаваны, на 146 авеню, чтобы быть поближе к фабрике. Пять лет назад он стал обладателем одного из хьюмидоров Elie Bleu. Таких хьюмидоров, отделанных кедром, эбеновым деревом и кожей буйвола, изготовили всего сотню. В них были уложены самые дорогие в мире сигары – Cohiba Behike— по сорок штук в каждом. Уникальность сигар была в том, что они были скручены Нормой Фернандес – старейшей крутильщицей гаванской табачной фабрики Эль-Лагито. Этот хьюмидор стоял на почетном месте в окружении других экспонатов сигарного дела в доме Лео, а рассказ о великолепной Норме Фернандес Соня слышала не один раз.
Лео мог часами рассказывать о сигарах. У них с Ману детей не было, поэтому Соня стала для них своей девочкой, деткой, дочкой. И она, наведываясь к отцу (а с тех пор, как Соня уехала в Америку, Пат перебрался к Лео – сначала на Кубу, а потом в Мексику), обязательно заезжала к ним, привозила подарки для Ману и сигары для Лео, которые она заказывала из разных стран специально перед поездками.
Маленьким кареглазым испанцем с вечной улыбкой искривленного рта он с детства запомнился Соне. Таким он и остался. Время, казалось, было не властно над Лео. В отличие от Ману, которая за эти годы очень состарилась…
Из Китая они всей компанией приехали в Испанию. Но пробыли там недолго, пять месяцев. Соня за эти месяцы успела поучиться в школе и подтянуть испанский язык. Потом мужчины разъехались. Соня с отцом – во Францию, Лео – на Кубу, Ганс и Сию – в Мексику.
В четырнадцать лет Соня приехала во Францию. Отец разыскал родственников – мать и сестру Луиз. Но французские родственники оказались не рады появлению русского мужа Луиз и, как не обидно было Соне осознавать, не обрадовались они также их внучке и племяннице. Соня, воспитанная в любви и заботе бабушки Клавдии, никак не могла понять, почему бабушка Анна-Мария не проявляет никаких нежных чувств к внучке, делает бесконечные замечания, грубо поучает и унижает. Она ведь так старалась ей понравиться! Но родственников все раздражало: и веселый, беззаботный характер Пата, и пытливость Софи, и обмены фразами отца и дочери на китайском и русском языках (хотя они и старались при домашних говорить только по-французски), и даже Сонины успехи в коллеже.
За два месяца (май и июнь) она полностью усвоила программу коллежа и подала документы в лицей. Пат понял, что родственных чувств они не дождутся, купил квартиру в пригороде Парижа и съехал от неласковой родни. Узнав о том, что Пат купил квартиру, те были страшно удивлены (у него, оказывается, есть деньги!) и смягчили свое отношение к «китайской фамилии». Но ни Соня, ни Пат не откликнулись на внезапно открывшиеся чувства родственников.
Коллеж совсем не запомнился Соне. Было интересно общаться с новыми друзьями, но скучно учиться. Соня запомнила урок биологии, на котором они разрезали рыбу. Строение рыб Соня изучала в Китае три года назад. И рыб, и птиц, и млекопитающих, и человека. В то время, как тринадцатилетние китайские школьники изучали анатомию человека, во французском коллеже разрезали рыбу.
В лицее, конечно, было поинтересней. Но многие знания Соня черпала не из школьной программы, а из других источников. Запомнился спор с учителем философии. И его откровенная к ней неприязнь. Сначала Соня не понимала, отчего возникла эта неприязнь, но потом догадалась: он понимал, что его ученица знает гораздо больше учителя. Знает и демонстрирует свои знания. Потом у философа стали пропадать деньги, удивительным образом исчезали банковские карточки и чековые книжки. Он стал срываться. Позволял себе грубые замечания ко всем ученикам. И в середине года был вынужден уйти из лицея.
Софи хорошо училась, была улыбчивой и отзывчивой, учителя и ученики хорошо к ней относились. К тому же за три года, пока она обучалась во французской средней школе, Софи превратилась в очаровательную девушку с копной пшеничных волос и удивительным взглядом зеленых глаз. В этих глазах тонул не один мальчишка из лицея. Но этот взгляд не только завлекал парней, он мог и резко охладить их пыл.
И только месье Пети, учитель философии, не любил Соню. Пожалуй, это был единственный человек в ее жизни, с кем у нее не нашлось взаимопонимания. Да еще, наверное, с французскими родственниками.
В Париже Соня вовсю пользовалась своим криминальным талантом. С отцом или без него. Она любила посещать дорогие бутики. Заговаривать зубы работницам. Или, лучше, работникам. С мужчинами ей было легче. Уносить из магазинов разные «безделушки».
Потом она любила посидеть в кафе недалеко от бутиков и наблюдать, как подъезжают полицейские машины. Весело!
После лицея была Сорбонна. Соня училась дизайнерскому искусству.
Отец был всегда рядом. Между первым и вторым курсом Сорбонны они полетели в Бразилию. Потрясающие впечатления! Рио-де-Жанейро, водопады Игуасу, Копакабана, бразильские вкусности и золотые пляжи. За два месяца Соня освоила португальский. Купила несколько книг и читала на корабле, на котором они плыли через Атлантический океан назад, в Европу.
И, наконец, когда ей исполнилось двадцать два, она приехала в Нью-Йорк. Город поразил ее. Не только небоскребы, но и особый ритм жизни, например, возможность пойти в бассейн в два часа ночи (во Франции в восемь вечера все закрывается!), улыбчивые американцы и работа. Она сразу нашла работу! В отличие от Парижа, где она почти три месяца безрезультатно обивала пороги многочисленных фирм и различных предприятий. Соне очень нравилась жизнь в Нью-Йорке. И она решила больше не заниматься криминальными делишками. («Папа, я больше не буду рисковать, – сообщила она отцу, – хочу здесь остаться навсегда. Это мой город». – «Жаль, у тебя талант. Это бизнес, детка. Подумай». – «Нет. Я взрослая девочка. И я сделала выбор». – «Ну что ж, Соня, ты всегда все решала сама, даже когда была маленькой… А я все равно буду рядом. Ты знаешь об этом?» – «Знаю, папа». – «Я люблю тебя, дочь, – Пат, казалось, плакал от нежности, – ты всегда можешь на меня рассчитывать».)
Потом появился спорт. Муай тай. И жизнь заиграла новыми красками. Потом…
Ее разбудил звонок. Встрепенувшись, глянула в окно – темнеет. Взяла телефон: Стэнли.
– Алло.
– Привет, Софи. Я еще на работе. Вряд ли приеду сегодня.
– Да, Стен. Я понимаю.
Еще два дня назад он спрашивал у нее разрешения, можно ли приехать. А сегодня уже предупреждает, что не сможет. Он стал родным. Соня хлюпнула носом.
– Тогда до завтра.
– До завтра, Стен.
Пауза.
– Эй, с тобой все в порядке? – Стэнли почувствовал разочарование в ее голосе.
– Не волнуйся. Я просто устала. И еще я спала. Мы с Веики задремали прямо в кресле. Представляешь?
– Передай ей привет.
– Да, Стен. Обязательно передам. Увидимся завтра.
Значит, он не приедет сегодня. И вчерашняя их встреча была последней.
Нет. Скорее всего, они увидятся завтра. Но завтра придет полицейский, а не просто Стен. Надо приготовиться к этой встрече.
Соня вздохнула. Погладила кошку.
– Нам придется расстаться, Веики. Но я нашла тебе хозяина. Он будет твоим другом.
– Мурр… – кошка фыркнула, казалось, была недовольна.
– Даже если ты возражаешь, мне все равно придется уехать. Стэнли скоро меня вычислит. И я сама помогла ему в этом. А вот когда он меня вычислит, он захочет упрятать меня за решетку… Или будет настаивать отдать украшения. Ни то ни другое невозможно, Веики. В тюрьму я не пойду. Значит, есть только один выход.
Кошка урчала и топталась по Соне. Конечно, она не хочет расставаться с хозяйкой. Но… Но если у нее будет другой хозяин… Если Стэнли готов забрать Веики, то она согласна. Конечно, это не одно и то же. Он мужчина. У него другие привычки. Они такие странные, мужчины. Но он хороший. Стэнли будет кормить ее, играть с ней, покупать мышек и разговаривать с ней о Соне. По вечерам они будут вспоминать Соню… И они будут думать, что она – зеленоглазка – рядом с ними.
– Но однажды я вернусь в Нью-Йорк! – Соня сказала это громко, прервав кошачьи раздумья. – Я вернусь, Веики. Это будет не так скоро. Но это будет.
И Соня решительно набрала мексиканский номер:
– Привет, Лео. Я все сделала. Часы у меня. Так что у вас есть даже больше, чем полмиллиона.
– Спасибо, дочка. Я всегда верил в тебя. Ты напрасно боялась. Никто…
– Я уезжаю из Америки, – прервала она Лео.
– Соня, девочка, ты хочешь сказать, что уезжаешь насовсем?
– Да. Есть один полицейский, который меня вычислил. Так что мы скоро увидимся. Жаль только, что я не успела купить тебе в подарок один очень красивый хьюмидор с сигарами. Из Никарагуа.
– Ты всегда думала обо мне. Я знаю, девочка.
– Что-то ты грустный, Лео. В чем дело?
– Я виноват перед тобой.
– Оставь.
– А как же Америка? Ты так любишь Нью-Йорк!
– У меня нет желания закончить свою жизнь в тюрьме. Пусть даже и в нью-йоркской, – грустно усмехнулась Софи. – Передай отцу, что я хочу обнять его.
– Передам. Прости меня, девочка.
– Не ной. Все хорошо.
– Соня…
– Да.
– Он что-то значит для тебя, этот полицейский?
– Иди к черту, Лео.
