Елена Валерьевна Бойко
Рябины красной кисть, или Деревенские истории
Про родину, семью и Глаза
Самолет летел над облаками. Воздушная перина казалась нежной и мягкой, только немного холодной. Крыло ТУ-214 бороздило воздушную яму. Вдруг из-под крыла резко появились два красных глаза. «А-а-а!» – вырывалось из груди, но силы куда-то исчезли. А зловещие глаза уже смотрели через иллюминатор. Хотелось укрыться от них под пледом, но не получалось…Что это? Запах кофе. Да-да, терпкий с горчинкой…Какой кофе?! Откуда?
– Девушка, у вас плед упал, – заметил мой попутчик справа и принялся его поднимать.
– Чай, кофе, соки в ассортименте, – раздался приятный голос стюардессы.
Я окончательно проснулась. Попросила горячий чай без сахара. Закуталась в плед. Подняла с пола упавший во время сна томик Гоголя. «А-а, Николай Васильевич! вот откуда эти глаза!» – рефлексировала я свой странный (мягко говоря) сон. Вдруг я заметила на спинке противоположного кресла свою Печальку. Она полетела со мной! А куда ей деться?! Я вспомнила укоризненный взгляд дочери и ее заключительно-обвинительную фразу: «Носишься со своей родиной! А кто тебя там ждет? Тетя Нина? А ты уверена, что ты ей нужна?!» Дальше все в какой-то сизой дымке: рассеянный взгляд мужа, громкие восклицания дочери, мой серый чемодан на колесиках…
Печалька вся как-то сморщилась, собралась в кулачок и смотрела в иллюминатор. Мне было не по себе.
– А вы в отпуск летите? – прервал мои пасмурные воспоминания пассажир-сосед.
– Да, на родину, давно там не была.
– А я тоже на родину, к родителям, год их не видел, – продолжал собеседник.
– А я своих не видела давно: маму 6 лет, а папу и того больше. На их холмиках уже давно трава растет.
– Н-да…Кстати, я Вова.
– Ну да, кстати. Моего мужа тоже Вова зовут…
Мой Вова хотел сделать мне сюрприз, правда я его «рассюрпризила». Он украдкой купил билеты на море, зная, что доктора мне советовали морской воздух. Очень странно: мы прожили в Москве 15 лет и ни разу не были на море! Лилька давно нас звала, но все как-то не получалось. А тут Володя раз – и все решил! Мой Володя решил?! Самой страшно – все всегда решала я. Надо было мне в тот вечер почитать именно Гоголя! Хотела же взять Пелевина, но рука потянулась к «Миргороду» (совсем одинаковые – Гоголь и Пелевин!), а в нем – билеты на море. Мозги заработали (хотя они ни на минуту не останавливались и до этого): надо предложить Лильке слетать в Сочи с отцом. Они редко бывают вместе, она вообще мало видится с родителями, наконец, ей просто необходимо сменить обстановку – совсем нервная стала после сессии – и вообще, она давно грезила шумом прибоя. Шум пришлось услышать мне, только далеко не прибоя…
Меня никто не провожал, только Печалька сидела на плечах и давила на них тяжким грузом. Я никак не могла от нее освободиться.
«Кстати Володя» заказал курицу с рисом и передал мне такой же пакет. Как оказалось, мой попутчик оказался еще и земляком: он был родом из соседнего района.
– Ну да, знаю я Вашу Мишиху, – сказал он, допивая кофе.
– Вот видите, а мне как-то не довелось в вашем селе побывать, – сказала я, но вышло немного сухо с примесью равнодушия.
– Да у вас там сейчас совсем делать нечего, – обиделся «кстати Володя» и отвернулся.
Печалька посмотрела на меня с упреком, будто хотела заметить, что от меня идут одни неприятности, но вскоре закрыла глаза и заснула…
Что может быть лучше воздуха родины?! Только сама родина с цветущими душицей и зверобоем, с возвышающейся над разнотравьем кровохлебкой, с солнечным донником и пением птиц на разные голоса! Все это разом обрушилось на мою задушенную выхлопными газами и испарением раскаленного асфальта голову, когда я вышла из машины такси. Надо было видеть глаза водителя, когда я попросила его остановить посреди поля (мы поехали объездной полевой дорогой – так делают только местные жители), не доехав до деревни порядка трех километров. Ну ничего, переживет. Он умчал, оставляя за собой столб горячей пыли, а я скинула обувь, вдохнула полной грудью и расправила плечи. Я стояла на вершине холма, с которого была видна вся моя Мишиха с разбросанными по малахитово-салатовому растительному ковру, тканому крапивой, полынью и ивой плакучей, домиками.
Печалька забилась глубоко под блузку, и вскоре я забыла про ее существование.
Тетя Нина хлопотала в огороде. Ее пестрый платок, надетый изнаночной стороной, выдавал хозяйку издалека. Она знала, что я приеду, поэтому не удивилась, но растрогалась до слез. Потом она, без ложного восхищения примеряла мои подарки, расспрашивала про столицу, про Самого (с ударением на последний слог) и рассказывала про свое житье-бытье. Вечером приехал с поля дядя Коля с букетом полевой ягоды, между которой просвечивал ковыль и листья полевого хвоща. Аромат был настолько пряным и сладким, что я едва устояла на ногах. Чай пили в беседке с душистым липовым медом. У тети Нины чай всегда на травках, с добавками шиповника, боярышника, листьев мяты и смородины (обязательное условие– настоянный в термосе). К вечеру пошли на речку, благо было рукой подать. Дядя Коля ушел чуть раньше, прихватив с собой шампунь, мыло и мочалку, а тетя Нина, сказала, что чуть задержится (надо было загнать в стайку Дочку). Я шла не спеша.
Проходя мимо усадьбы Вдовиных, я заметила на бельевой веревке детские вещи. «Наверное, старшая дочь подарила деду и бабушке внучку», – решила я. Большие ворота были распахнуты, и я увидела подростка. «Пашка что ли так вырос?» – промелькнула догадка. Загорелый мальчишка скидывал в углярку уголь, ловко работая лопатой. Смахивая пот с лица, он увидел меня и поздоровался. Я тоже. В окошечко углярки я увидела Алексея, он сидел в теньке, пускал дым от сигареты и изредка давал сыну советы.
Вода в Чумыше была теплющая! Парное молоко и то прохладнее. Распластавшись по водной глади, я не хотела даже двигаться. В воздухе закружился запах детства. Как же быстротечна жизнь! Течет быстрее воды. И перекатов много, и обрывистых берегов, и воронок, а подчас и водоворотов…
Возвращались той же дорой. Паша уже скидал уголь и собирал вещи. Алексей все так же сидел в теньке, но уже без сигареты, видимо, что-то читал в телефоне. Увидев нас, подросток улыбнулся и с хрипотцой в голосе спросил: «Ну что, как водичка? Тоже сейчас сбегаю». «Беги-беги, да поскорей, скоро ужинать будем», – раздался голос со стороны дома, откуда показалась молоденькая хрупкая девушка. Мальчишка подошел к отцу, что-то сказал и через минуту…выкатил инвалидную коляску. Ноги отца были заботливо укрыты легкой, но непрозрачной тканью.
– Ой, тетя Лена, здрасти, – проверещала девушка, в которой я угадала повзрослевшую Настю.
– Привет, Настюш!
Я старалась держать себя в руках, не выдавая потрясения от увиденного.
– Вы к нам надолго? – продолжала Настя. –А мы с мужем тоже сегодня приехали из Барнаула. Вы приходите завтра к нам на обед. Маме будет 4 года. Вы ведь ее хорошо знали?
«Что?..Как?..Четыре года?» – вопрос сменялся вопросом в моей голове.
– Почему ты мне ничего не говорила? – спрашивала я дома тетю Нину.
– Дык, все дела, да другие разговоры,– оправдывалась моя тетка. – Да ты ить и ниче не спрашивала…
Спать я легла в предбаннике, у стариков там, как дома: диван, чистая постель, даже телевизор. С вечера я слушала треньканье сверчков, шуршание жучков, трели птиц, приютившихся на ветках ветлы у реки. Перед глазами мелькали картинки, как кадры кинофильма: сутулая фигура отца-инвалида, крепкая мускулистая, смазанная загаром – сына, тоненький силуэт молоденькой дочери…Авария…Холодное тело красавицы – матери…
Аромат березовых веников, развешанных по стенам и иван-чая смешивался со свежим потоком воздуха, гонимого легким ветерком и просачивающегося сквозь щелки в предбанник, вскоре усыпил меня.
С утра я ходила в гости к родителям. Тихо на погосте, только ветерок колышет травы и ветки черемухи и сирени. Посидела, поговорила. Печалька бесперестанно вытирала мне слезы. Сходила на луг, нарвала цветов, сплела венок и возвращалась назад дорогой, огибающей село с другой стороны. Усадьбы давно заброшены, люди уехали в город, окраину подпирал только один кособокий домик. Вокруг него было столько растительности, что казалось невозможным пробраться сквозь эти дебри. Это действительно были дебри: кустарники волчеягодника, опутанные хмелем, ловко переползающим и на кусты бузины. Завершающим аккордом дикости служила тонкая, но статная госпожа-крапива. Ее величество запустило свои длинные листья-языки и между штакетинами гнилого трухлявого забора. Холодное немое царство оживляли большие черные вороны, карканье которых отпугивало зазевавшихся путников. Я посмотрела на приземистый хромой домишко, на ветхую крышу, поросшую мхом, на рамы без стекол и…похолодела от ужаса! Из зияющих оконных дыр на меня смотрели два глаза! Те два зловещих глаза с красными зрачками!