Елена Валерьевна Бойко
Рябины красной кисть, или Деревенские истории
Сон в руку
Молочно-матовый нежный бутон клематиса был окутан утренней полудремой. Хрустальная роса, покрывавшая кружевной, не желавший слишком рано распускаться цветок, отдавала утренней прохладцей. Надежда нежно склонилась над любимцем сада и замерла от неожиданности. От её дражайшего плетистого сокровища вдруг резко опахнуло спиртом. «Бог ты мой!» – в сердцах воскликнула женщина и…проснулась.
«И приснится же!» – опуская ноги в тапочки, прошептала Надя и мимоходом взглянула на часы. «Ах ты, засоня растакая!» -самокритично вскрикнула женщина и ринулась к двери. В дом, широко улыбаясь, беззастенчиво заглядывало солнце, подгоняя хозяйку к предбаннику. Надежда глянула на одинокий диванчик и поняла, что любимое сокровище, которое она так ревностно охраняла, покинуло её ещё на зорьке.
Спешность хозяйки выдала ночная рубашка, стыдливо сползающая с её плеча. «Бог ты мой! Я даже халат накинуть забыла», – засмущалась женщина, оглядываясь по сторонам.
Засиделась Надя с гостями дотемна. Второй раз сын привозил невестку. Уж очень старалась угодить потенциальной снохе будущая свекровь. А тут как на грех муженёк ненаглядный в загул пошёл: не раньше, не позже. «Что Марина-то подумает, глядя на такого папашу», – размышляла Надежда и, как только скрипнула в густых сумерках калитка, незаметно покинула застолье, поспешив уложить Василия в предбаннике. «Лекцию придётся утром прочитать, сейчас-то чё толку?» – мудро рассудила сердобольная жена.
Сын с невесткой рано ушли на рыбалку. У озера низко склонилась раскидистая ива, развернув тканый из тонких гибких веточек прохладный навес над деревянными мостками. Неподалёку была заводь – любимое местечко рыбаков. Чуть поодаль деревенские ребятишки привязали лодку, на которой плавали за медовыми кувшинками на середину озера. Мелкая рябь золотисто-лимонными волнами расходилась по всему озеру.
Взглядом опытной хозяйки Надежда заметила, что на столе не хватает бутербродов и термоса, а про себя смекнула: «Хоть бы подольше задержались ребятки на озере-то». Сделав наскоро заготовки к обеду, женщина все же решила опередить молодых и разыскать ненаглядного. Не успела она выйти за ворота, как с другого конца улицы раздалось до боли знакомое: «Голова обвязана, кровь на рукаве-э-эх!». Через несколько секунд лошадь привезла седока прямо, что называется, ко крыльцу. Сначала с телеги спрыгнул дальний родственник, потом и он, подвенечный. «Батюшки, да ведь и точно Щорс! – всплеснула руками женщина. – А башку-то свою бестолковую где так повредил?». «Цыц!» – скомандовал раненый и, теряя последние силы, опустил буйную голову на плечо своей «мамуле». «Ах ты ящерица проклятая (в минуту гнева Надя забывала слово «хамелеон»)!» – размахнулась было жена, но тут же вспомнила, что сегодня нужно действовать другими методами. Она заботливо обняла своего благоверного и повела восвояси, поправляя кровавый бинт на голове. «Вот сволочь, – полушепотом ругалась Надежда, – прям как царя, под белы рученьки, да в дом!»
«Надюха, я тут ни при чём, – оправдывался родственник, занося бич над лошадью. – Он уже датый ко мне приплелся!»
Укладывая пострадавшего на диванчик, хозяйка размышляла, где он мог спрятать с вечера бутылку, и тут её осенило: «Клематис!»
Она никогда так тщательно не осматривала красивоцветущее растение. «Есть!» – воскликнула обладательница клада. Радость от неожиданной стеклянной находки озарила лицо женщины: «Вот так запах спирта! Сон-то в руку!»
Рябины красной кисть
-Слышь, водила, не топи, не дрова везешь! – грозно прогремел мужской голос с заднего сиденья рейсового автобуса.
Кира приподнялась: в недовольной реплике она уловила что-то знакомое. Но нет, ошиблась, показалось. К этой дежурной фразе она так привыкла за два года поездок в школьном автобусе, что на мгновение представила своих бывших одноклассников. Они хоть и грубоватые, а порой даже с хамскими замашками, но сейчас они казались ей самыми родными. Кира уезжала в город учиться, автобус уносил ее в другой мир, в новую жизнь. Она смотрела на растущую вдоль дороги лесополосу и чувствовала тупую боль в сердце: жаль было расставаться со стройными позолоченными березками, с тонюсенькими осинками, отливающими алым отблеском под лучами восходящего солнца, и с топольками, простирающими кофейно-кремовые ветви вслед уезжающей девочке.
Укутавшись в теплую кофточку, Кира погрузилась в воспоминания, которые обволокли ее мысли прозрачной тонкой дымкой.
– Я тебе поеду в город, собака такая! – кричала разъяренная мать Киры, Светлана. Светлана Анатольевна (именно так она себя именовала и никак иначе) хватала все, что попадет под руку, лишь было бы чем вразумительно проучить нерадивую дочь. «Ишь че придумала! Уедет она! А кто будет помогать с братьями твоими?» – разводила руками мать, наливала себе с горя стакан «антидепрессанта» и заводила тоскливые песни. Алеша с Павликом сначала прятались под стол, но услышав заунывное соло матери, потихоньку выползали из укрытия.
Сестра смотрела на них, из души рвалось: «Как же я вас оставлю-то!» Но кричать Кира не смела. Каждый выпад в сторону матери обходился ей очень дорого: синяки не сходили долго, и как бы тщательно девчонка их не замазывала перед школой, одноклассники все равно догадывались. За тональные кремы, пудры и маски Кира и получила прозвище «Штукатурка». Она не пыталась сопротивляться, хотя было до боли обидно, а прятала слезы в длинные рукава школьного платья, закрывавшие синяки и ссадины, и уходила в себя. В такие минуты она думала о доме, о братьях, о том, где завтра с утра перед отъездом нарубить сушняка для растопки печи, что приготовить на ужин из картошки и квашеной капусты.
Кира вспомнила Витю, и теплое покалывание легкой волной пробежало по ее телу. Глядя на дорогу, она представляла, как встретит он ее в Барнауле, как пойдут они устраиваться в общежитие. «Сначала поживу с девочками, а потом Витя обязательно что-нибудь придумает, и мы будем жить вместе, -размышляла Кира. – Он найдет работу, я тоже могу по вечерам мыть полы в подъездах, да хотя бы в том же институте». Представления о будущей жизни разбудили улыбку на озаренном внутренним светом лице девушки. Ее взгляд растворялся в мечтах, становясь более рассеянным и, наконец, погрузил девушку в сон. Уголки слегка припухших губ иногда растягивались в легкой улыбке и выдавали ее приятные сновидения. Они рассказывали о чистых и теплых отношениях, сложившихся между двумя одноклассниками, об их удивительно нежной любви.
В Черемном, где жила Кира, была только девятилетняя школа. Два года тому назад Кира, перейдя в десятый класс, стала учиться в Степном. Сидя за последней партой, она украдкой поглядывала на Витю, с трепетом в душе слушала его обстоятельные, серьезные, не по годам мудрые ответы, и чувствовала, что краснеет при его взгляде. А Витя просто вступался за девочку, видя, как одноклассники посмеиваются над ней. В классе не было дружбы: слишком разные были ученики, социально пестрые. Денис и Толик были дети обеспеченных родителей, балованные, чопорные хамы, за глаза их называли «мажоры». В классе их не боялись, но и не связывались. Семьи Саши и Оксаны имели статус многодетных, позже к ним присоединилась и семья Киры. С Витей их объединяло то , что воспитывались они матерями-одиночками, только семья Киры была еще и неблагополучной. Остальные ученики своим «происхождением» особо не выделялись.
Однажды перед первым уроком литературы с задней парты раздался гомерический хохот. Это «мажоры» обсуждали следы очередных побоев Киры.
– Ты че, типа косишь под потерпевшую? – язвил Денис.
– Слышь, Ден, а может синячки-то это фишка, прикол такой? – подхватил Толик. Он никогда не начинал первым, но подыграть приятелю было его слабостью.
– А че за прикол?
– А ты не догоняешь что ли? – смеялся Толян. – Может это следы любви.
– Ага, страстной и безграничной!
Витя встал, спокойно подошел к веселому дуэту и ровно, не повышая голоса отрубил:
– За такие слова можно и по зубам.
Все одноклассники напряглись. Шурик, сидевший за одной партой с Витей, округлил и без того большие глаза.
– Ты че, ботан, рамсы попутал?– нарочито растянуто протянул Денис, нарушая немую сцену.– Ты что впрягаешься за «Штукатурку»?
– А может ты того, Ромео ее? – присвистнул Толик, но уже как-то не особо сценично.
Только не смеялись они уже. Никто в классе не смеялся. Стараясь держать марку, «мажоры» жевали жвачку с таким усердием, что, казалось, нижние челюсти касались коленей. А Витя, развернувшись в сторону своей парты, все также спокойно ответил: «Жду вас после уроков в школьном саду».
Осень в том году стояла сухая и тихая. Несмотря на последние дни октября не было ни слякоти, ни холода. Осенний сад задумчиво и не спеша сбрасывал разноцветную листву. Среди такой красоты, манящей своей свежестью и бархатным листопадом, стоял Витя и ждал «мажоров». Напрасно ждал. Уже перед уроком их бравада сменилась на опасение. Каждый из них знал тяжелую руку своего одноклассника-спортсмена, крепкого паренька, который переколол за лето не одну машину дров, нанимаясь по вечерам в помощь к пенсионерам. Днем он пас коров. Так и зарабатывал себе на жизнь.