Елена Шагиахметова
Записки врача скорой помощи
Глава 35. Советская медицина
В 70-е годы двадцатого столетия, пока я училась и работала санитаркой, я видела немало разных больниц, и операционных и кабинетов в поликлиниках – детских, терапевтических, хирургических, инфекционных и психиатрических, – и роддомов. Сейчас я понимаю, что это были довольно убогие помещения с примитивным оборудованием типа кислородных подушек, которые наполняли кислородом из баллона на первом этаже и быстро несли на второй, потому что первая подушка закончилась. И так я бегала полночи с этими подушками, пока больной не умер.
Чего всегда хватало – это рук, персонала, людей. Чистоты хватало, стерильности, халаты были белые и отглаженные. Никакие родственники не мыли палаты, не искали по отделению «хоть кого-нибудь». Больничная еда была нормальная, «столы», то есть диета, в соответствии с болезнью. Да ведь и люди были проще, не избалованы сервисом и деликатесами. После войны прошло всего 25–30 лет. Это был прогресс, скачок после войны. Так мы жили довольно долго, до 90-х, пока не пришла свобода.
И каждый понял, что значит свобода: что теперь нужно до отвала есть омаров и запивать это все вискарем. А я такое не ем. Поэтому не знаю, что значит свобода. Я никогда не была свободной, а сейчас вообще абсолютно нет свободы. Наверное, свобода – это жизнь, где я могу делать что-то совершенно отстраненное от моей настоящей жизни, чтобы не потратить на это ни грамма своих эмоций, энергии и не думать об этом мучительно. Что-то похожее на четки или пазл, и не надо подписывать, что это «снято там-то» или «за свободу надо бороться».
Глава 36. Минус 40 градусов и скорая
Интересный случай из практики.
Я вам рассказывала, что в Кемерове сегодня минус 40? Ну, тогда слушайте.
Итак, три человека в форме скорой помощи с тяжелыми сумками в обмороженных руках в 9 утра звонят в домофон у подъезда. Минус 40. – Ал-ле? – отвечает приятный женский голос, теплый и добродушный. – Скорую помощь вызывали? – Не-ет! Какую скорую, у нас никто не вызывал! – и становится понятно по голосу, что это мисс Марпл. – Хотя подождите, я пойду у сына спрошу.
Минус 40. У подъезда еще темно, как ночью. Знаете ли вы, что в такой мороз ты слышишь только звук своего дыхания, такая в воздухе тишина, так замерзает, замирает все вокруг. Домофон горит буквами «say». Ушла. Стоим. Стоим, стоим. Повторяю: минус 40 градусов у подъезда. Возвращается. – Простите, но сын спит, я не смогла его разбудить… – А просто открыть дверь вы можете?! 40 градусов на улице! – Ах, да, простите, я не подумала!
Открыла. Не смешно. Сын спит в коме. Увозим его в больницу на носилках. Загадка для мисс Марпл: кто вызвал скорую?
Когда-то я была молодой и отважной, как, впрочем, и все врачи. Лет 20 тому назад не надо было любезно объяснять родственникам, что их старуха-мать простудила себе все, что могла, потому что у нее возрастные изменения и снижен иммунитет. Можно было просто указать на то, что у нее в доме не топлена печь несколько дней и в кухонной мойке лед толщиной в три пальца, а родственникам до этого дела нет, то есть сказать правду. И молча выслушать ответ матом.
Вслед за этим приказать родственникам собирать маму в больницу.
Собрали, усадили в скорую помощь, но сопровождать отказываются, а едут уже сами на станцию к заведующему продолжать скандал, то есть жаловаться на мою грубость. Пока я сдаю маму в приемном отделении, заведующий уже разогрет родственниками. Однако он продолжает в течение часа тактично объяснять, что доктор была неправа и с ней будет проведена беседа. Мало! Через полтора часа у него не выдерживает психика и он восклицает: – Что же вы хотите еще? Приговорить ее к расстрелу?
Пауза. А мама тем временем наконец-то согрета и накормлена и блаженствует в больничной кровати.
Сегодня заведующему и пяти минут хватило бы, чтобы отпечатать выговор за конфликт на вызове и лишить стимулирующих выплат на полгода. Поэтому все молчат и любезничают. – Не расстреляют же нас за это?
Так рождаются легенды про грубых врачей и как их наказывать.
Глава 37. ДТП на Мариинской трассе
Классифицировать вызов скорой помощи можно лишь тогда, когда ты приехал и увидел. Пока не увидел, там может быть все что угодно. Вызывающие по телефону и врут, и придумывают, и не договаривают. Никто не станет по телефону расписывать, что да как. На крайний случай обматерят и бросят трубку. Вот, например, ДТП на Мариинской трассе: ночь, свет фар ДПС и фонариков, изуродованные машины, заглянула в разбитые «Жигули» и увидела 4 одинаковые неподвижные головы, 4 затылка, как будто они склонились, разглядывая что-то вместе в последний миг. Сначала увидела 3 затылка, потом пригляделась и увидела четвертый, тоже труп. И ни капли крови. Вот и весь вызов. А ехали на этот вызов почти час по трассе, на которой погибло народу «больше, чем в Великую отечественную», так местные говорят. Повод был: ДПС вызывает на ДТП. Четыре деревенских дембеля, четверо отслуживших в армии бывших солдат поехали в ближайшее кафе на трассе докупить спиртное. Этому их научили в армии.
Глава 38. «Заберите его куда-нибудь»
Подъезд хрущевки молчал, как будто общество глухих и немых. Соседи осмелились вызвать скорую, но не милицию соседу, который много дней не давал всем спать громкой музыкой и пьяными воплями, хотя он был явно опасен потенциально. Во-первых, он обязательно допьется до «белой горячки», а во-вторых, у этого бывшего вояки в отставке любой предмет может выстрелить. «Заберите его куда-нибудь».
И то, и другое я в жизни видела на работе, и не раз. Это и смешно, и страшно. Один допился до «белой горячки», и вот ему привиделось, что под кроватью сидят два наркомана и просят пить. Так он поставил под кровать банный таз и всю ночь бегал с ковшом, подливал в таз воды, а «они» пили. Пока ему скорую не вызвали. Пока он все это рассказывал врачу, он пару раз сбегал с ковшом к крану и подливал воды в таз.
Другой упал пьяный, сломал обе кости левой голени в средней трети, вызвал скорую и начал бегать по квартире, размахивать огромным пистолетом – просто так, потому что он якобы бывший офицер ФСБ и «не поедет в больницу». А сломанная нога в зимнем ботинке так смешно болталась, как у тряпичной куклы. Вызвали полицию, вызвали сына, уговаривали по-хорошему – все равно не поехал. Утром иду с работы – сидит на лавочке на Весенней у травмпункта с гипсом на ноге.
Все это мерзко, но не помогает против собственной наивности. Всегда веришь и радуешься, если раз в полгода попадется нормальный классический аппендицит с семнадцатью симптомами, как в учебнике, и я его спасаю.
Вчера поучала дочь, чтобы не подходила к соседу ближе, чем на три метра, если встретит на улице или в подъезде. Может, у него уже «белая горячка».
Глава 39. Смерть до приезда
Час назад мужчина 60 лет встал с постели и умер. Труп лежит на полу в трусах и в белой майке между балконной дверью и обеденным столом, отвернувшись от всех, в позе спящего человека, и все делают вид, что это нормально. Он лежит на полу уже больше часа и покрывается трупными пятнами. Никто не догадался накрыть его простыней. Каждый из присутствующих занят своим делом. Полицейский пишет протокол и записывает в него паспортные данные понятых. Врач скорой помощи выписывает свидетельство о смерти и копию свидетельства о смерти. Мать причитает. Соседка успокаивает мать. Молодые люди в соседней комнате разговаривают по телефонам. А где-то далеко, в Москве, другие мужчины 60 лет придумывают новые законы и наказания для всех присутствующих.
Слишком много смертей я видела. На вид они совсем простые, обычные, естественные, никем не подстроенные. Вот старушка, умершая на полу, сидя у дивана, а старик держит ее голову на коленях почти час. Мы ехали почти час до этого дома, где сидел на диване старик и держал на коленях голову своей мертвой жены.
Сегодня, как вчера, она проснулась, встала и пошла по коридору. Как всегда. По инерции, не то в ванную, не то в кухню, как делала это много-много лет.
Она умерла не сразу: повалилась огромным телом на пол, раскинула ноги, а спиной и двумя руками вцепилась в диван и в колени своего старика. Потом откинула голову назад и потеряла сознание, но еще какое-то время дышала, хрипела и гнала сердцем кровь в голову и конечности. Кровь затопила мозг и погасила дыхательный центр. Но в это время она уже ничего не чувствовала, поэтому не почувствовала, как легкие захлестнуло удушье и грудная клетка с бешеной частотой стала хватать воздух, пока не захлебнулась жидкостью, похожей на розовую пену.
Старик видел это, пока держал ее голову на коленях. Вот вопрос: сколько еще он смог бы это делать? Сколько времени понадобилось бы, чтобы разорвалось его сердце? Когда я вошла, взяла у него это тело и уложила на пол, у него на лице я увидела облегчение. Облегчение сменило бывшее горе и ужас на лице. Он смотрел на меня как на освободителя.
Она не должна была умереть. Ее смерть была подстроена. Тем, что она не попадала долго к врачу в поликлинику, тем, что не могла жить здоровой, тем, что скорая ехала долго.
Глава 40. Шрамы после ДТП
Шрамы украшают и остаются на память. У меня вот два шрама после работы на скорой помощи, оба на лице, почти незаметно, но помню эти ДТП.
Если врач скорой помощи осматривает пациента, то все старые шрамы должен описать и расспросить, откуда они и с какого года. Даже если у пациента ветрянка.
Самые жуткие шрамы я описывала у одного работника полиции, явно огнестрельные и множественные, но происхождение их не стала выяснять. Пусть прокуратура тоже поработает, если заинтересуется. Я свое дело сделала, в больницу увезла. У него было тяжелое желудочное кровотечение.
Был один пациент, не помню, на что он жаловался, но пришлось осмотреть его нижние конечности, и я увидела довольно грубые шрамы на голени, явно после травмы. Когда спросила, он рассказал, что это осталось после ДТП на Анжерской трассе: перевернулся на тридцатипятитонном грузовике несколько лет назад. Сам он ничего не помнит, а я его вспомнила и вздрогнула. Мы тогда в четыре машины часов 8 работали с ним на трассе, плюс областные и местные спасатели демонтировали кабину, плюс два экскаватора фиксировали ковшами кузов с гравием, чтобы он держался на съезде в кювет под углом в 45 градусов. Если бы грузовик не удержался, то перевернулся бы полностью и раздавил бы этого водителя в лепешку. А так его просто защемило сплющенной кабиной за голени, и он свисал все это время вниз головой над кюветом без сознания, потому что каждые 2–3 часа получал дозу наркотика и, конечно, был увешан капельницами и кислородом все эти часы, пока разбирали кабину разными пневмопилами. Народу над ним билось человек 30. В средние века, наверное, ему бы ногу отпилили, чтобы освободить из этой груды металлолома.
И вот он теперь ничего этого не помнит, веселый и живой, даже где-то работает, говорит, что всего-то был перелом голени, но все хорошо прооперировали в Кемерове, только шрам остался.
Глава 41. Ветеран станции скорой помощи
Почему у нас на скорой помощи нет ветеранов? Таких классических ветеранов – им по 98 лет, вся грудь в медалях, которых показывают на юбилеях заводов, шахт, водоканалов, РЖД и прочих Кузбассэнерго. Нет памятников с золотыми буквами на территории станции, стен, увешанных портретами заслуженных выездных врачей в золотых рамках с надписью «Нам есть, на кого равняться» Потому что их нет. Они все умерли, не выходя на пенсию, за исключением единиц. Я говорю про выездных, не про гардеробную. Одно время я страдала манией величия: писала письма президенту России, была членом профсоюза, посещала кабинеты заместителей губернатора, чтобы узнать, сколько лет врачу скорой можно работать на машине и в ночные смены, чтобы не умереть на работе. Я даже выводила медицинских людей на площадь, на митинг, но они почему-то не вышли.
Глава 42. Непонятная сонливость
Люблю повспоминать у камина что-нибудь такое из прошлой жизни, из опыта. Как тут не вспомнить один вызов. Сейчас это вспоминать смешно.
В три часа ночи скорую помощь вызывает дама в пижаме. Такая, знаете ли, на шикарной двухспальной кровати, в будуаре. С вечера не могла заснуть, приняла 2 таблетки реланиума, сейчас проснулась в три часа ночи и вызвала скорую. Жалуется на «непонятную сонливость». Три часа ночи, две таблетки снотворного – непонятная сонливость? Кажется, я даже проснулась и спросила, чего она от нас хочет, заснуть или проснуться? Нарвалась на грубость.
Еще история про сон и юридическое поле, дискуссия на профсоюзном собрании: – И не вздумайте где-то кому-то рассказывать, что у вас в комнатах отдыха стоят диваны и вы на них спите. Вы работаете без права сна. Так написано в трудовом договоре. Диваны вам не положены. – А просто сидеть на диване можно? Например, обедать или писать карту? Или обязательно сидеть на полу? – Можете. Можете даже лечь. Но не спать.
Голос с галерки:
– Это пытка не спать 12 или 24 часа. – Нет, это не пытка. – А в перерывах между вызовами спать можно? – Нет, вы не имеете права. – А что делать тем, кто ночью заснул в машине? Например, возвращаясь с вызова из дальней деревни? – Нельзя!!! – А что делать с физиологией? Как же мне быть, если я уже всем рассказала про диваны? Мне просто уже некому не рассказывать!
Глава 43. О грустном шахтере
Жил старик со своею старухой. И вызывал ей скорую помощь каждый день. Там ничего для скорой помощи не было. Им обоим под 80, только он такой здоровый на вид, высокого роста, все делал по дому, а она маленькая, как ребенок, лежала или сидела в кровати, чаще спала, с нами не разговаривала, только смотрела круглыми глазами. В ней было весу 40 кг от силы, и вот муж ее одевал, кормил, умывал, как ребенка или как куклу, и она всегда в таких нарядных кружевных пеньюарах дремала где-то там, в стране Альцгеймера. Была у них приличная квартира, дети взрослые в этом же городе, такая типичная картина достатка в шахтерском городе.
Вот мы ездили и ездили на этот адрес каждый божий день, смотрели на это чудо в пеньюаре, выслушивали жалобы со слов мужа, ставили какой-нибудь укольчик и на цыпочках удалялись. Потому что обращались с нами с исключительным уважением, что даже хамить не хотелось, хотя терпение уже было на исходе.
На самом деле скорая помощь там не нужна была никогда.
Вдруг однажды этот муж вызывает скорую себе. «Низкое давление, слабость». Да, действительно, высокий рост, давление 90 на 60, 80 лет, атеросклероз сосудов, надо лежать, отдыхать, кардиограмма нормальная. Спрашиваю:
– Когда заболел?
– С утра, как проснулся, – говорит.
– Во сколько?
– Где-то в десять-одиннадцать примерно.
– Ого, – говорю. – Долго спите…
И тут он мне говорит:
– Я почти 60 лет вставал в 5 утра и шел на работу в шахту, так теперь можно и поспать, – а сам так печально улыбается.
Вот так. Все мы немного шахтеры.
Глава 44. Справки о смерти
Скорая помощь выписывает справки о смерти. Даже если этого покойника вытащили из реки, где он утонул полгода назад, вызывают скорую помощь. Констатируем и выписываем справку. Кто это придумал? Неважно. Логики в этом нет, стало быть, это придумал департамент организации здоровья населения.
В один день на смене я выписала 3 справки о смерти – до обеда. Все трое – люди, оставленные дома без присмотра на сутки и более, совсем еще не старые люди.
Жена, пожилая уже дама, уходит на работу на сутки. Возвращается на следующее утро – муж умер, хотя мог и лет 20 еще прожить при адекватной медицинской помощи. Его «хроническая» болезнь была не смертельная.
У второй умершей дети звонили по телефону вчера, разговаривали с матерью, на что-то она, как обычно, жаловалась, утром приехали – труп на диване. Давление, диабет – ничего смертельного. Возраст – лет 70, жила отдельно от детей, болела, как все, в поликлинике иногда бывала.
Третий – мужчина 75 лет 2 месяца назад поссорился с детьми, не отвечал на телефон, умер дней 10 назад в полном одиночестве на диване. Страшный черный раздутый труп. Сын довел меня до квартиры, открыл дверь, а сам зайти не смог. Не знаю, о чем думал этот сын, когда не пошел за мной в комнату. Мучался от угрызений совести или радовался, что избавился от проблемы? Не знаю. Но совесть, старая карга, загрызет. А радость всегда коротка. «Меняю совесть на радость», – вот девиз человечества. И никто больше не зашел в эту комнату, где на диване лежал огромный черный труп, я одна стояла и смотрела на это тело. Видимых повреждений не обнаружено.
Глава 45. Ностальгия и снегокат
В 1991 году я, естественно, в новогоднюю ночь работала на линейной бригаде скорой помощи. Время было доброе, мне было всего лишь 35 лет, у меня была дочь трех лет – мой источник позитива, но 31 декабря и 1 января работать сутки был святой долг непьющих и не гуляющих мамаш.
Дочь моя Новый год справляла с бабушкой вдвоем, маленькая еще. Однако у меня был подарок от Деда Мороза, который необходимо было к утру поставить под елку. Типа ночью Дед Мороз принес. В этот раз подарок был громоздкий – детский снегокат на трех лыжах с рулем.
Снегокаты «выбросили» в «Буревестнике», по тем деньгам рублей за восемнадцать перед Новым годом, если кто понимает, о чем это. Это означало, что я не пришла в магазин игрушек перед Новым годом, чтобы выбрать то, что мне понравится, а отстояла длинную очередь за единственной игрушкой, которую магазин продавал. Купить такую вещь в магазине в Кемерове зимой 1991 года было чудо и подвиг в квадрате. Довезти его до дома на троллейбусе на проспект Химиков – подвиг в кубе. Ожидание троллейбуса в те годы зимой грозило потерей обеих почек.
Мы стояли вдвоем с такой же чокнутой мамашей и с двумя огромными коробками на остановке. Мы были студентки последнего курса, мединститут, красавицы, и не ведали, что через 27 лет снова будем встречаться каждый день, но в интернете. Между нами сегодня 4944 км по прямой.
Однако зимой 1991 года моей подруге добраться от Искитимки на Южный с гигантской коробкой был один вариант – такси, что она и сделала. И то сколько ждали.
А мне даже в голову про такси не пришло, я – на троллейбусе. Декабрь, Сибирь, мороз, коробка, железный троллейбус. Я в своей жизни много раз замерзала, но так до слез – раз пять, не больше. И ради чего? Глупость какая-то, купила детский снегокат в Сибири, в «Буревестнике» в 1991 году.
Потом я эту громадину спрятала в своей квартире, а 31-го ночью привезла на скорой помощи к бабушке (маме моей) и поставила под елку.
Назавтра, после суток, несколько раз выслушала рассказ дочери, что она ночью лично «слышала, как хлопнула форточка, через которую Дед Мороз пролез и принес подарок». Три года ребенку, что вы хотите?
Ничего не изменилось.
Естественно, что 31 декабря мамаши работают сутки и в этом году. А Дед Мороз хлопает форточкой.
Глава 46. Кино будем показывать?
Была у меня машина – «желтая канарейка», списанная с реанимации на линию вместе с водителем. Я на ней почти всегда одна работала, потому что раньше у нас такая мода была – бригаду рассаживать на две машины прямо с утра.
Утром график смотришь – вроде все по двое в графике, а приглядишься – там половина на больничном или в отпуске. Мертвые души. Ну, берешь железный чемодан, и пошел один по этажам. А там и «на улице без сознания», и «ногу сломала» 160 кг, и все подряд вызовы уже начинают давать.
Так вот подъезжаем: на тротуаре на «судороги, без сознания» толпа любопытных, а водитель спрашивает: «Кино будем показывать?»
Конечно, будем! Врубаем одну из четырех сирен, которая пострашней, и на полной скорости в толпу любопытных задом! Двери настежь, на носилки тело – бряк! Двери захлопнули и опять под сирену, уже другую, испаряемся. Толпа в восхищении!
Метров через 50 останавливаемся, пациент, естественно, уже очнулся, и тогда я спрашиваю: «Тебе вообще скорая-то нужна? А чо сидишь? Иди уже отсюда». Счастливый пациент благодарит, отряхивает пыль и асфальт, лезет целоваться и уходит. Конец фильма. Это было 20 лет назад.
Глава 47. Атипичный случай
Сам врач, 56 лет, ходит 10 дней, лечит у невролога левую руку, локтевой сустав: физиотерапия, магнит, кеторол – все помогает. Случайно делает ЭКГ – трансмуральный подострый инфаркт передней стенки с подъемом. Картина Репина «Жалоб нет», только пришлось почему-то допамин доставать, капельницу капать, потому что давление упало. Кардиогенный шок. Не надо спрашивать, в чем причина, какая гайка сломалась, почему при инфаркте болело не в груди. Человек не машина. Атипичный классический случай. На то и врачи, чтобы знать.
