bannerbannerbanner
Не-большая разница

Елена Разумовская
Не-большая разница

Полная версия

– О чём задумалась? – вырвал меня из моих горестных размышлений его вкрадчивый голос.

– О вечернем скандале, – сориентировалась я, глянув на вспыхнувший экранчик на запястье, уведомляющий меня уже о восемнадцатом пропущенном вызове от одного и того же контакта. – Даже интересно, дойдёт ли в этот раз до драки с отчимом или отделаюсь простым доведением матери до слёз.

– Всё так плохо? – вскинул брови Олег.

– В нашей семье "всё плохо" – это когда кто-то хватается за нож, – пожала плечами я. – Чаще всего мать и обязательно с патетичными обещаниями вот прям щас вскрыться, раз она такая хуёвая и мне не сдалась. Я потому трубки и не беру – иначе этот концерт начнётся сейчас, а не вечером. Пусть лучше думает, что меня похитили и нещадно ебут семеро узбеков. Она, когда волнуется, хотя бы не истерит.

– Ты – наглядный пример фразы: "Я хожу к психологу, потому что мои родители не считают нужным к нему ходить", – усмехнулся он.

– В точку, – кивнула я. – Съеду и пойду, честное пионерское.

Машина у Олега, как и можно было предположить, большая, чёрная, суперкомфортабельная и стоимостью как полный комплект органов абсолютно здорового человека, проживающего в глухом лесу. Я очень старалась не завидовать, честно, но кожаное сиденье с подогревом и коробка автомат заставили меня капитулировать – в моём стареньком Марке ездить приходилось с синтетическим колючим поджопником и беспрестанно дёргая палку механики, что особенно выводило в пробках зимой. Нет, учитывая, что доехать мне нужно только от дома до арендованного под занятия зала зимой или до полигона летом, за рулём я провожу не так уж и много времени, но пробки бесят всех, и я не исключение.

– Держи, – притормозив на одном из светофоров, он протянул мне свой разблокированный телефон. – Запиши свой номер.

Стараясь не давить лыбу слишком широко, я едва ли не впервые в жизни радуюсь тому, что ошиблась в мужской реакции на себя. Он спросил у меня номер! У меня, вчера уставшей и злой, а сегодня сонной и с похмелья, он взял и спросил у меня номер! И-иха! Будь я собакой, мой хвост бы бешено мотылялся из стороны в сторону, а я сама бы прыгала от переполняющих меня эмоций, не забывая звонко лаять. Возможно, даже обоссалась бы от счастья. Забив заветные одиннадцать цифр в его телефон, я сделала себе дозвон и вернула ему мобильный.

– Я бы на твоём месте всё-таки ответил матери, – хмыкнул Олег, заметив, что мой телефон вообще практически не перестаёт вибрировать. – А то не ровен час, она и в полицию побежит с заявлением о твоей пропаже.

– Ты прав, – кисло согласилась я и достала смартфон из кармана. Тридцать восемь пропущенных, да матушка идёт на рекорд. На тридцать девятый я всё же поднимаю трубку и издевательски-холодно интересуюсь: – У тебя что-то срочное? Я занята.

Олег не сдержал смеха, и в связи с этим в трубке повисла тишина. Абзац. Мама пыталась переварить, что трубку я не брала и домой не явилась вовсе не потому что что-то случилось, а потому что я просто-напросто закутила с мужиком, поправ все её понимания морали и этики, ну, те, которые "до свадьбы ни-ни" и "хорошие девочки всегда ночуют дома". Наше и без того хрупкое равновесие она вчера разрушила основательно и до конца, а потому я делала ровно тоже самое – раз она считает, что может вламываться в моё личное пространство, то я наглядно покажу ей, что именно она так рвалась увидеть.

– Хотела сказать, что сегодня вечером мы идём к психологу, – подчёркнуто холодно ответила мне мама, взяв себя в руки. – Твои выходки перешли всякие границы.

– Идите куда хотите, я причём? – хмыкнула я.

– Нет, Ксения, ты не поняла, – у-у-у, льдом повеяло. Арктическим. – Мы с тобой идём к психологу.

– Не-а, – я усмехнулась. – Ты идёшь одна и пусть психолог внятно тебе объяснит, что ставить перед фактом взрослого человека, у которого уже есть свои планы, нельзя. И даже если планов нет, тоже нельзя. Даже если взрослый человек – это твоя дочь.

– В шесть часов жду тебя дома, – отрезала мать. – Либо свои вещи ищи на помойке. Ключи от квартиры можешь оставить там же – они не подойдут.

– Ого, – впечатлилась я масштабом угроз.

– Ага, – ядовито ответила мне родительница и положила трубку.

– Блеск, – прокомментировала я, отнимая смартфон от щеки. – Меня шантажируют.

– Чем именно? – уточнил Олег.

– Не поверишь, походом к психологу, – гыкнула я. – Кажется кто-то опять убедил матушку, что я у неё скорбная на голову. После моего фокуса с церковью, она решила не рисковать и пойти более научным путём.

– Тебя таскали в церковь? – иронично переспросил мужчина. – Хотел бы я на это посмотреть.

– О-о, не просто таскали, – хохотнула я. – Я в студенчестве работала в хоррор-квестах, там меня научили стрёмно гнуться во все стороны, жутко хрипеть, громко визжать и противно завывать. Обычная шипучая таблетка витамина цэ, перемешанная с пудрой в пропорции один к одному, придаёт лицу свежий оттенок, а при попадании на кожу воды разной степени святости начинает пузыриться, – описала я давящемуся хохотом Олегу. – Ты бы видел её лицо, когда поп плеснул в меня святой водой и все открытые участки тела начали шипеть, а я закатила глаза, изогнулась в неестественную позу и демоническим голосом начала читать молитву из "Сверхъестественного" на латыни, – я не сдержала смеха и начала смеяться вместе с ним. – После моего перфоманса, мама со мной два месяца не разговаривала – это было самое счастливое время в моей жизни.

Олег ржал, я широко довольно улыбалась, как и всякий раз, когда несла эту историю в массы. Этот свой фокус я обожала беззаветно и нежно, будучи полностью убеждённой, что он лучший из всех, что я откалывала за свою жизнь. Церковь я недолюбливаю с самого детства, так что та история стала лучшей прививкой от попыток меня туда затащить. К сожалению, адекватные способы мама не понимает, не помогают ни разговоры, ни скандалы, ни истерики, так что приходится импровизировать и эпатировать.

К моменту, как Олег отсмеялся и смог говорить, мы уже приехали. За окном виднелся бизнес центр, на первом этаже которого находился кинологический центр, в котором я арендую залы в зависимости от потребности своих клиентов. Когда-нибудь я буду зарабатывать достаточно, чтобы купить себе свой собственный зал и обустроить так, как нужно мне, но пока что это лучший вариант из возможных, всё лучше, чем работать на дядю.

– Спасибо, что подвёз, – улыбнулась я и взялась за ручку. – Чао.

– До встречи, – улыбнулся он мне в ответ, в одной фразе обозначив, что вчерашний вечер и сегодняшнее утро ему тоже понравились, и он намерен продолжить наше, с виду, одноразовое знакомство.

– Увидимся, – подмигнула ему я и выскочила из машины.

Погода не радовала: небо хмурилось, казалось, с неба нет-нет, да и посыпется снег, принося с собой новогоднее настроение. Несмотря на конец сентября, мне уже сейчас хотелось обвешаться полным джинглом по самый беллс, включить на телике старые советские комедии и обжираться мандаринами вместе с оливье. Мозг подло подкинул мне картинку, что происходить всё это вполне может не в моей десятиквадратной комнатке, а в уютном коттедже на краю города, вместе с очаровательным хозяином и его прелестнейшей собакой.

Фыркнув, отмела эти глупости из своей головы – загадывать не хотелось, чтобы потом не разочаровываться. Но где-то глубоко в душе признавалась сама себе: хочется, очень сильно хочется загадать. И дело даже не в том, что до изнеможения хочется свалить от матери, дело скорее в глупом девичьем сердце, наличие которого я всю жизнь язвительно отрицала, которому на мой яд было глубоко плевать, которое всё равно хотело хоть раз отчаянно и искренне влюбиться, и которому Олег казался для того шикарной кандидатурой.

Если что отец и вбил мне в голову, так это понимание: у результата нет эмоциональной окраски, он либо устраивает, либо нет, без полутонов. Олег в качестве кандидатуры на влюблённость меня полностью устраивал.

Глава вторая, о важных разговорах, невероятных совпадениях и тирамису.

"Любой, даже самый сложный разговор, можно пережить, если на столе будет стоять хороший кофе и качественный тирамису. Потому что тирамису – это вкусно."

День проходит мимо меня быстро, как и всякий день, который ты хочешь, чтобы длился хоть бы и бесконечно, лишь бы не наступал вечер. После бесконечно-энергичного джека, тренировка с которым по обыкновению прошла в одно мгновение, у меня был красавец немецкий дог, только-только приближающийся к отметке "взрослый", а его милейшая хозяйка любезно согласилась подбросить меня до дома, взамен на обещание научить её пса абсолютно бессмысленной, но прикольной команде "зайка".

Вопреки угрозам, ключ без труда провернулся в замке и впустил меня в квартиру. С кухни тянуло запахами жареной картошки, а мама стояла в прихожей и докрашивала второй глаз тушью, как будто даже не обратив внимания на мой приход, но на сумке при этом у неё лежал пакет с формой супермаркета, в котором она работала. Всем своим видом даёт понять, что обижена на меня. Ну и ладно, чукча не гордый, чукче пофиг, что с ним не здороваются в ответ.

– Сегодня не получится, записи нет, – ледяным тоном уведомили меня в спину. Пожав плечами в ответ, прошла в свою комнату и на ходу стянула толстовку, даже не утруждаясь хотя бы попытаться прикрыть снятую с петель дверь – вот ещё, тяжести тягать. Не моя вина и не моя забота. О том, что я без труда умею удерживать на поводке даже пятидесятикилограммовых собак и эта картонная дверь мне на один укус, благоразумно умолчим. – Ксюша!

– Что? – недоуменно обернулась я, вытаскивая вторую ногу из штанины.

– Ты вообще-то не одна живёшь, – нахмурилась родительница, прозрачно намекая, что в доме кроме неё присутствует ещё и абсолютно левый для меня мужик.

– О чём искренне сожалею, не поверишь, – ядовито отозвалась я и прошлась по комнате к шкафу, выуживая из него домашние вещи. – Жила бы одна – некому было бы снимать в доме двери с петель. Могли бы хоть на место поставить из вежливости.

 

– Твоя дверь отправится на помойку, раз ты не умеешь вести себя за ней прилично, – ответили мне.

– Личное пространство вышло из чата, – закатила глаза я, влезая в домашние серые штаны. – Не поставите дверь обратно, я начну прямо в своей комнате дуть шмаль и стряхивать пепел в твой цветочный горшок.

Матушка задохнулась от возмущения, так ей и надо. Я вчера была точно также возмущена, да и сейчас была не в восторге – мне предстояла уборка, ведь никто так и не потрудился. Ничего-ничего, у меня уже созрел план мести. В отличии от Олега, я больших денег не зарабатывала, а каждый из комплектов стоил приличного количества денежных знаков – есть у меня небольшой фетиш на дорогое и красивое бельё.

– У меня смена в магазине, – предупредили меня, ходящую по комнате с листком бумаги и ручкой. – Что ты делаешь?

– С чем я тебя и поздравляю, – ехидно ответила я. – Составляю опись, сколько ты мне должна за свою выходку. Вот этот комплект, например, – я подняла винного цвета ошмёток кружева и продемонстрировала маме, – стоил восемнадцать с половиной тысяч. А этот, – я кивнула на белое кружево, – двадцать три. А вон тот халатик двадцать восемь. Ну ты поняла, да?

– Вот ещё, – мама нарочито весело фыркнула и сложила руки на груди. – Ни гроша не дам за этот разврат. Сама виновата.

– Конечно, нет, – довольно улыбнулась я в ответ. – Но я не дам тебе ни копейки из обещанных пятнадцати в месяц, и домой не куплю ничего, пока не приобрету всё то же самое, с учётом инфляции. Три тысячи в месяц за коммуналку, так и быть, накину. А где мне пожрать вне дома я найду, ты не беспокойся.

Её улыбка плавно перетекала на моё лицо. Я выиграла эту партию, и мы обе это прекрасно знали. В наших головах, примерно, как в головах Шерлока и Мориарти у Рейхенбахского водопада из фильма Гая Ричи, разворачивался скандал без слов, молчаливая шахматная партия. Давит на несоблюдение договорённостей – отвечаю тем же, насмешливо косясь на свою дверь. Взывает к совести – продолжаю перечислять ценники на испорченное бельё. Пытается ткнуть в то, что содержала меня до восемнадцати лет – напоминаю про папины алименты, бывшие в три раза больше, чем её зарплата, плюс пособия для матери-одиночки. Напоминает, что пару раз помогала мне с оплатой кредита за машину, когда я только закончила вуз – тыкаю в сторону кухни пальцем, намекая, что ремонт, включая всю бытовую технику, в ней был сделан за мой счёт. Пытается надавить на то, что это грех и стыдно – напоминаю, что я блаженная и душу давно продала дьяволу за талант в обращении с собаками. Тыкает мне, что комплекты я покупала не сама – насмехаюсь и предлагаю принести пассатижи, чтобы выдрать из её рта оплаченную мною полгода назад коронку.

– Я не так тебя воспитывала, – тихо проговорила мама спустя паузу.

– Ты меня воспитывала так, чтобы я всю жизнь сидела за твоей юбкой и заглядывала тебе в рот, – жёстко отвечаю я. – Но этого не будет и с этим пора смириться. Я схожу с тобой к психологу, только ради того, чтобы специалист тебе сказал, что твоё поведение неадекватно и помощь здесь нужна совсем не мне.

Она мне не отвечает – молча разворачивается и уходит, чтобы вернуться через минуту со своим стареньким смартфоном и переслать мне фото чуть пожёванной картонной визитки матового изумрудного цвета с бронзовым тиснением на ней. "Клиника психологической помощи "Вектор", ведущий психолог Аристов Олег Владимирович, запись по телефону…" и номер телефона клиники. Губы чуть дрогнули в улыбке, но я успела взять себя в руки и не расплыться как идиотка. В голове оформился план мирного совместного существования на ближайшие пару месяцев, до тех пор, пока я не отложу денег на съёмную квартиру, вместе со всеми залогами и комиссиями.

– Мне посоветовали этого специалиста, – сухо проговорила мать. – Запиши нас на самое ближайшее время из возможных. Пусть тебе человек со стороны скажет, что мать нужно уважать и слушаться.

– Ладно, – слишком легко согласилась я, но мама, кажется, списала это на мою уверенность в том, что психолог посоветует лечиться именно ей. Пожалуй, не буду её разочаровывать тем, что мнение конкретно этого специалиста я уже знаю. – Но до тех пор, дверь возвращается на своё место.

Мама не отвечает, разворачивается на пятках и уходит, а я ставлю свою дверь обратно на петли. Как только умудрились вообще? Ладно бы просто хлипкий замок вышибли, я бы ещё поняла, но именно снять с петель… Поражаюсь, с какими талантливыми людьми я живу.

Как-будто поймав меня на том, что я о нём думаю, Олег дал о себе знать сообщением в мессенджере. Над коротким и лаконичным: "Как обстановка?", я не раздумываю долго и пересылаю ему визитку. "Говорят, очень хороший психолог. Мама попросила записать нас к нему, мол, чтобы услышать мнение со стороны. Убеждена, что услышит заверения в моей ненормальности" и три ржущих смайлика.

"Хах" – отозвался мой собеседник. – "И что планируешь делать?"

"Вступить в преступный сговор с одним знакомым психологом, конечно же" – дополнила фиолетовым дьяволёнком. – "Чтобы он бессовестно врал моей маме в глаза, пока я спокойно откладываю себе на переезд".

"А ты уверена, что он согласится?" – ухмыляющийся смайлик. – "Вдруг он крайне совестливый и честный человек?"

"Думаю, я найду, чем его подкупить, даже если он окажется самым честным человеком в этом мире" – тот же смайл. – "Начну с щенячьих глазок, а закончу белым сухим или чёрным кружевным, как пойдёт".

"Или? Я оскорблён" – ответил он мне, и я почти увидела, как он иронично выгнул бровь. – "За такую услугу придётся добавить в райдер чулки и красную помаду, как минимум"

"В качестве чаевых накину ошейник и наручники" – ухмылка.

Олег вышел из сети, а я поймала свой игривый взгляд в зеркале. Губа закушена, глаза блестят. Господа присяжные-тараканы, вердикт всем понятен без слов. Нет, я не могла сказать, что влюбилась, для этого мы слишком мало знакомы, но в том, что Аристов мне очень-очень понравился, я могла признаться без всякого стеснения даже самой себе. Мои размышления прервал телефонный звонок, по всей видимости, Олег решил, что раз я могу писать на около-приличные темы, то и говорить смогу. Я не дала Лёве Би-2 ни полшанса начать петь про безвоздушную тревогу и взяла трубку с первых же пары аккордов.

– Тебе кто-нибудь говорил, что нельзя играть в такие игры со взрослыми мужчинами? – я прямо-таки услышала ухмылку на его губах, а от лёгкой хрипотцы в голосе имела все шансы потечь прямо здесь и сейчас.

– М-м, да, слышала что-то такое, – мурлыкнула я в трубку. – Сразу после наставлений не уезжать с незнакомцами из бара, не глушить с ними джин до четырёх утра, не ложиться спать в одну постель и не угрожать их бывшим физической расправой, – он смеётся, всё с той же чарующей хрипотцой в голосе, а я вполне могу пресловуто сравнить себя с эскимо, засунутым в микроволновку. – Но знаешь, если бы я следовала всем наставлениям, которые мне давали в жизни, я бы уже давно повесилась от тоски. Жизнь та-ак скучна без риска.

– Хороший и умный человек давал тебе наставления, – отвечает мне Олег. – Зря не слушаешь. Вдруг, я бы оказался маньяком и изнасиловал тебя?

– Я больше года одна, – хмыкнула я. – Кто кого – это ещё очень большой вопрос.

Мы снова смеёмся. У него смех тёплый, такой особенный и приятный слуху, что даже через динамик телефона хочется смеяться вместе с ним или шутить бесконечно, лишь бы слушать эту мелодию и дальше. Я понимала, что нужно включить мозг и проанализировать всё происходящее рационально, без слюней, которые я пускаю на него, но малолетним наивным идиоткам вроде меня, так или иначе положено терять голову от таких мужиков как Аристов. Поэтому гнобить себя за мягкотелость я буду потом, когда всё в очередной раз пойдёт через задницу, а сейчас мне так хотелось чувствовать себя хоть немножечко особенной для него, хоть на полноготка влюбиться, потому что с чувством этим у меня всегда были проблемы.

– В пятницу в семь у меня есть окно, – переводит тему мужчина и я навостряю ушки. – Могу записать вас, посмотрим, что можно сделать.

– Да, давай так, – согласилась я. – Спасибо, – я отняла трубку от уха и посмотрела на высветившийся контакт по второй линии. – Давай я тебе чуть позже перезвоню? Вторая линия.

– Хорошо, – ответил мне Олег и положил трубку. К разговору с этим абонентом я хотела бы подготовиться, но некогда – объясняться, почему не беру трубку, мне отчаянно не хотелось.

– Слушаю, – коротко отозвалась я и с силой вжала ногти в ладонь, чтобы обрести самоконтроль. Разговаривать с отцом мне не хотелось, но в отличии от матери, сознательный игнор мог мне вполне ощутимо аукнуться проблемами куда глобальнее, чем ошмётки любимых тряпочек.

– Здравствуй, Ксения, – раздался в трубке холодный и низкий голос. – Догадываешься, почему звоню?

– Матушка накляузнячила? – высказала догадку я и в трубке раздался смешок.

– В точку, – отозвался отец. – Честно говоря, до ваших внутренних конфликтов мне дела нет, но её бесконечные звонки мне уже надоели. Так что я хочу знать, что ты будешь делать.

– Пап, а можно честно? – вздохнула я. Усмехаюсь на отцовское "можно" и продолжаю. – Мне её звонки тоже уже надоели. Валить я планирую. Подробности плана тебя, подозреваю, не интересуют, но после Нового года я буду начинать искать квартиру. Как только съеду – обязательно тебя уведомлю, чтобы ты тоже мог бросить её номер в чёрный список.

– Ты же понимаешь, что её это не остановит? – хмыкнул папа.

– Лучше, чем кто-либо, – кисло отозвалась я. – Но единственное, что я могу сделать, это довести её до попытки самоубийства и сдать в дурку.

– Это временное решение, и ты сама это понимаешь, – абсолютно спокойно отозвался отец, ему и впрямь было всё равно на мои дурные мысли. До сих пор не могу привыкнуть к его системе ценностей – для него просто не существовала категорий "плохо-хорошо", его интересовала только эффективность предлагаемого метода решения проблемы. Для него сдать родную мать в психбольницу – это не плохо, просто неэффективно. Даже немного завидую настолько холодному рассудку, я так не умею. – Другое дело, если она сама от тебя откажется.

– И я, кажется, даже знаю, как это сделать, – я посмотрела на свою усмешку в зеркале и поняла, что она до боли похожа на ту холодную ухмылку, которая появляется на лице отца примерно по тому же графику, что и происходят солнечные затмения. Как бы мне ни хотелось это отрицать, я была дочерью своего отца куда больше, чем матери, даже при том, что особого участия в моём воспитании он никогда не принимал. Вот уж точно, гены пальцем не раздавишь.

– Делай, раз знаешь, – поощрил меня на гадости папеньки. – У меня есть к тебе и… – я вскинула бровь, когда отец запнулся – обычно он хорошо знал, что хочет сказать и на полу-мысли не сбивался. – И ещё одному человеку разговор. Выкрои время в пятницу.

– К пяти могу подъехать, если ненадолго, – прикинула я. – Либо после восьми.

– Нет, в пять нормально. Скину место позже. До встречи.

– Пока, – недоуменно попрощалась я.

Пофиг ему было на звонок матери – поняла я. Это был только предлог для звонка, хотя такому человеку, как мой отец, казалось, предлоги не особо-то и нужны. Поражаюсь, почему он матушку нахрен не послал ещё лет пять назад? Я бы на его месте послала не раздумывая. Может, не настолько он и холоден, как мне думается, видимо, кое-как, но мать своего ребёнка он всё же уважает.

На мой взгляд, этот разговор состоялся только в качестве какой-то проверки на сообразительность или адекватность вариативно. В последний раз мы разговаривали с ним больше полугода назад, да и то, разговор тот был настолько неприятным, что какой-то особой тяги самостоятельно выйти с отцом на связь я не испытывала. Думаю, он это прекрасно понимал, потому и не обозначил мне ни тему разговора, ни кем является тот самый "ещё один человек", тем самым подсекая меня на крючок любопытства – как и всякий ледяной мудак, людьми он манипулировал просто потрясающе. В отличии от матери, от него в равной степени можно было услышать и какую-нибудь гадость, способную ощутимо попортить мне жизнь, как это было после окончания мною института, так и что-то хорошее, типа как он оплатил мне университет и водительские права.

В любом случае, что бы он мне ни сказал, на мою жизнь это почти наверняка повлияет очень ощутимо. Так уж сложилось: слово матери в моей жизни весит чуть меньше, чем нихрена, а вот слово отца – чуть больше, чем дохуя. Па-ра-докс.

***

– Гадость какая, – скривилась я, глянув на подружку через зеркало. – Не вздумай.

– Тебе ничего не нравится, – возмутилась Леська в ответ.

– Ну почему же, мне вполне понравится, если ты снимешь все эти тряпки и в примерочной мы останемся вдвоём, – по обычаю мурлыкнула я. – Не ломайся, детка, тебе понравится.

 

– Пупсик, ты опоздала, я уже замужем, – горестно вздохнула девушка и стянула с себя блузку цвета детской неожиданности. – Обещаю, ты будешь первая, чей язык коснётся моего бутона, как только я разведусь.

– Ловлю на слове, – подмигнула я и выглянула из примерочной. Подоспевшая консультантка с ещё пятью вешалками посмотрела на меня как на смесь дерьма с перегноем и вещи отдавала максимально брезгливо, чтобы не дай бог не коснуться меня-извращенки, а то вдруг это можно подхватить от прикосновения. – Ты бы видела лицо консультантки.

– Это она от зависти, – флегматично фыркнула Леська, забирая шмотки из моих рук. – Ей-то твоё лицо оседлать точно не грозит.

Мы расхохотались на всю примерочную. За это я и обожала Олесю – хроническое отсутствие комплексов, совести и чувства стыда, зато отменное чувство юмора и абсолютно никаких рамок в нём, в общем, ничего противоречащего мне. Правда, если меня чаще тянуло в пошлости и лесбийский юмор, то она больше любила похохмить на тему смертей, гробов и самоубийств. Если Олег послушает нас минут тридцать, то наверняка обеим выставит по диагнозу и выдаст по талончику к психиатру.

– А вот это ничего, – хмыкнула я, когда подруга обрядилась в нежно-розовое платье с белыми кружевами. – Мой ты поросёночек.

– Пошла нахуй, – гыкнула Леся и снова расхохоталась. – Сама знаешь, я в жизни бы в эту срань не влезла, если бы не свекрища.

С Лесей в разные времена мы срали в один горшок в детском саду, вместе совали эбонитовую палочку в эбонитовый стакан на уроках физики, вместе горестно вздыхали перед директором, когда нас поймали на курении в школьном туалете, вместе совали руки коровам в жопы на парах ветеринарии в колледже, вместе дули шмаль в первый раз, вместе честными красными глазами с узкими зрачками врали её матери, что никакой травы у нас в помине нет, на одной и той же вписке лишались девственности, вместе клеили скинхедов, вместе обмывали дипломы и вместе выдавали её замуж. Короче, к своим двадцати четырём мы с ней дошли рука об руку и расставаться точно не собирались.

Розовые рюши и правда были отнюдь не в характере моей чуть полноватой подруги, ей по душе были драные штаны, декольтированные чёрные майки, клетчатые рубашки и кеды с белым носком. Но страшный зверь свекровь свёл в могилу уже не одну сотню браков, и Леся была готова даже на временную смену имиджа, лишь бы её брак не пал жертвой того же самого зверя. Если бы её попросили описать её отношение к мужу, она бы не стала распыляться в поэмах, только фыркнула бы и сказала короткое "моё", и в этом слове и правда была вся ёмкая суть её отношения к спутнику жизни. Муж отвечал ей ровно тем же самым, поэтому никакая свекровь их отношения бы не разрушила, даже если бы они оба оделись по последнему слову панковской моды. Да и свекровь у Леськи была чудесная, на самом деле, поэтому они оба снимали с себя всё железо и надевали на себя прикрывающие тату вещи, не из боязни скандала, а чтобы не огорчать милейшую женщину.

– Нормально, короче, – отмахнулась подруга и стянула с себя бордовое платье-водолазку длиной чуть ниже колена. На место вернулись чёрные штаны, похожие на мои рабочие, тканевый ремень с жёлтыми надписями, огромная зелёная толстовка со сплошным карманом на животе, на ноги вернулись тяжёлые берцы, а мелированные волосы снова собрались в хвост на затылке, открывая татуированную шею и кучу серёжек в ушах. – Пошли пожрём, а?

– Не, не успеем, – покачала головой я. – Мне к пяти на месте уже надо быть, – я показательно подняла левую руку, показывая смарт-часы, послушно вспыхнувшие и показавшие на циферблате 16:18. – Либо домой поедешь на автобусе.

– Я до Мишки прогуляюсь, как раз он освободится, – кивнула подруга и почапала к кассам.

Я в последний раз взглянула на себя в зеркало, оценивая, насколько хорошо выгляжу, но придраться было абсолютно не к чему – я выглядела просто идеально. Шикарно сидящий на мне красный брючный костюм безо всякой блузки, дополнила чёрным длинным пальто, волосы собрала в высокий хвост, на губах алая помада, на глазах стрелки, а на ногах ботинки на невысоком каблуке. В качестве небольшой издёвки над некоторыми психологами, на шее чёрный кожаный чокер, а на запястьях одинаковые стальные браслеты. Короче, и для разговора с отцом, и для посещения психолога я выглядела одинаково эффектно и нельзя было этого не признать.

– Да красотка, красотка, – закатила глаза Леська. – Пошли уже.

Попрощавшись с дорогой подружкой, я выхожу из торгового центра с пакетом из магазина нижнего белья. Конечно, те комплекты, которые я могла себе позволить, уступали испорченным в качестве, но заодно и в цене, а красивое бельё нужно было позарез, особенно, в свете намечающегося прогресса в личной жизни. Поэтому гардероб пополнился классическим чёрным кружевным комплектом с поясом для чулков и безумным винным переплетением верёвочек, невольно ассоциирующихся с шибари. Выбор костюма, кстати, был обусловлен тем же обстоятельством – у меня не было "официальных" вещей, под которые можно было бы надеть спортивный топ и это осталось бы незамеченным, а пиджак не подразумевал под собой наличия бюстика. Ну и да, ещё один способ щёлкнуть мать по носу, раз уж она похекала почти всё моё бельё.

Оставив с носом какой-то понтовый Лексус, я воткнула свой Марк ровно напротив входа в ресторан и заглушила мотор. Часы на приборке подсказали, что прибыла я вовремя, у меня как раз оставалось ещё восемь минут, чтобы сдать пальто в гардероб и сделать заказ. Ненавижу опаздывать и заставлять себя ждать. Вышла из машины, захлопнула дверь, поставила машину на сигналку и гордо поднятым средним пальцем ответила на комментарии водителя Лексуса, вставшего через две машины от меня. И чего нервничать? Припарковался же.

– Добрый вечер, – любезно улыбается мне девочка-хостес. – Как вас зовут?

– Мелхиева Ксения, – представилась я, вежливо улыбнувшись в ответ. – Меня ждут.

– Да, вы правы, – кивает она. – Пожалуйста, раздевайтесь и я вас провожу.

Отдаю пальто гардеробщице и иду вслед за девушкой в форменной одежде, напоминающей школьную форму. Я не первый раз в этом ресторане, это любимый ресторан отца, чаще всего мы встречаемся именно здесь. Меня провожают в отдельный кабинет, куда официанты не смеют входить, если не нажать внутри комнаты на кнопку вызова, да и в этом случае предварительно постучатся. Принципиально не сажусь в этих комнатах на диваны – даже прикидывать не хочу, скольких эскортниц драли прямо здесь, не доходя до туалета. В одном из кресел, где я устраиваю свои девяносто, конечно, шанс тоже есть, и будь моя воля, я бы вообще осталась стоять, но увы.

Крупный мужчина с заметной проседью в чёрных волосах не отреагировал на моё появление абсолютно никак – как рассматривал снующих на улице людишек с высоты второго этажа, так и рассматривал, даже густой бровью не повёл. Самый настоящий дагестанец, какими их представляет обыватель, только вместо национального костюма – дорогущий костюм-двойка, вместо кинжала на поясе – трость в правой руке, а вместо гнедого тонконогого жеребца между ног – комфортабельная тачка, ценой превосходящая мою примерно раз в десять. Пятнадцать лет назад он был классическим новым русским, а сейчас обрусел, получил образование, практически избавился от акцента и научился смотреть на людей как на грязь под ногами, а не на врагов.

– Латте с ложкой сахара и тирамису, – улыбнулась я официанту и поудобнее устроилась в кресле напротив отца.

– Твоя любовь к сахару сведёт тебя в могилу, – скучающе заявил Самад.

– Пока что на этом поприще больше всех преуспела мать, – я забросила ногу на ногу и откинулась в кресле, невзначай бросая взгляд в ту же сторону, куда смотрел отец. Смотрел он, что странно, на того самого владельца Лексуса. Парень лет двадцати пяти стоял ко входу спиной и курил, но объективного ответа на вопрос, почему отец им заинтересовался, я не нашла. – Ты её знаешь, она и в сахарной коме меня достанет.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18 
Рейтинг@Mail.ru