Елена Михайловна Аксенова
Ивановы. Фамильная магия
Я был груб, но недостаточно для обиды. Никто не знал, что я был в курсе самых неприятных семейных историй. Например, когда Игната обвинили в домогательстве к Веронике. Конечно, обвинила она сама смеха ради. Но скандал развернулся не шуточный. Многочисленные служанки были уволены по подозрению в кражах, которых никогда не совершали. Множество, великое множество различных причин не доверять хитроумной рыжеволосой деве.
И только одна, чтобы забыть обо всех доводах разума. Она была Ивановой по праву рождения. Их кровь и плоть. Какой бы стервой не казалась эта юная девушка, ее происхождение оправдывало все.
Виктор позволил мне удалиться, и я отправился на кухню, чтобы добыть себе хотя бы какую-то еду. Той ночью я спал беспокойно. Все не мог разгадать логику и высшую цель этой маленькой мерзавке. Не мог понять, почему никто не говорит о трупе, как это все случилось со мной, и как отсюда теперь выбраться. Но усталость все-таки сморила меня. Я погрузился в тьму, откуда теперь мне не было дороги.
Возможно, бывает жизнь и получше. Но для меня только эта имела ценность. Я проснулся рано утром, когда солнце еще не тронуло яркими лучами аккуратно подстриженную лужайку. Я повернулся в пустой кровати и внимательно посмотреть в большое окно. Мечта, оказаться в этом мгновении, теперь принадлежала мне всецело. А большего мне и не надо. Или …
Я услышал скрип половицы и дверь отворилась. На пороге стояла прямо-таки избитая Вероника с легкой улыбкой. Как всегда, она была невероятно соблазнительна в своих крошечных шортах. Я откинул одеяло и приглашающе кивнул на свободную половину. Ее округлости прижались ко мне со всей необходимой страстью, отчего я растаял, словно эскимо в Сахаре.
Кожа, загорелая от яркого солнца, медные волосы, аромат, слишком сложный для описания… Клянусь, в этом сладком полудреме я бы мог остаться до конца своих день.
Мы ласкали друг друга едва касаясь. Великолепие этого утра накрывало мне все сильнее. Я уткнулся носом в ее шею, чтобы жадно поцеловать свою жену, свою собственность.
Осенняя хандра
Сентябрьское утро в семье Ивановых начиналось одинаково холодно. Мы вставали в своих спальнях, приводили себя в порядок, спускались к молчаливому завтраку. Мы демонстрировали друг другу свое равнодушие и нежелание иметь что-то общее. Дело Агнии было оставлено «висяком», темным пятном на безупречной карьере Антона Чугурова, отчего моя душа лепетала и бодрствовала.
Виктор Иванов поглощал очередную компанию где-то за океаном, а его сын выставлял свои работы где-то в маленьком поселении стран третьего мира.
Я бездельничал и не мог напиться ничегонеделанием. Вероника стала идеальной мечтой по меркам общества. Она научилась быть хорошей девочкой, готовила, услаждала меня в постели и не мешала, когда я читал очередной роман. Но к своему ужасу я стал замечать, что ее страсть и нежность мне чертовски опостылели, а лицо ее и тело потеряло очарование юности. Нет, внешне она нисколько не изменилась. Но внутренний баланс, который она взяла как барьер пони, сделал из нас обычную семейную пару. Обычную, понимаете? И мне это не нравилось.
Возможно, те страсти, которые рассыпались на страницах романов, порождали во мне нездоровое желание бури. Возможно, я хотел почувствовать нечто большее, чем спокойствие.
Здравый смысл заставлял меня сдерживать все раздражение, копившееся внутри, всю агрессию, разъедающую меня. Я горел, но делал это в глухом, нестерпимом одиночестве.
Про случай в лесу вспоминало мое сознание короткими, рванными сновидениями. Вероника будила меня напуганного, мокрого толи от слез, толи от пота. Мы никогда не говорили об этом. В глубине души я хотел видеть хотя бы тень вопроса в ее глазах, какое-то здоровое любопытство. Но она казалась особенно тактичной. Не спрашивала, не препиралась. Подавала мне стакан воды, всегда стоящий на ее тумбочке, обнимала и засыпала. Я тоже засыпал, но многим позже. Больше всего я боялся когда-то вспомнить, что же произошло в тот отвратительный день. Больше всего я хотел этого. Конечно, можно было по крупицам собрать мозаику. Но первородный страх быть пойманным щекотал мне нервы, я молчал.
И все это затишье привело бы меня рано или поздно в петлю, но как всегда, самое величайшее спокойствие бывает перед катастрофическим ураганом.
Очередное безрадостное сентябрьское утро в доме Ивановых. Очередной завтрак в молчаливом спокойствии. Мы были вдвоем с Вероникой за столом из красного дерева. Льняная скатерть упиралась в мои колени и я гадал, чем же выводят пятна от спагетти и томатного соуса местная прислуга.
– Я беременна – тихо сказала Вероника, отпив сок из стакана. – Уже 10 недель.
Я был не силен в женских тонкостях, но в какой-то книге писали, что это запрещенный для аборта срок. А значит она будет рожать. Я перебирал в голове достойные варианты для моего нежелания становится отцом. Что ей сказать? Мы были богаты, молоды и свободны. Из-за апатии я давно не интересовался светской жизнью, но при желании мы бы могли нанять няньку и видеть своих детей только в подходящем настроении. Это усиливало и мою позицию в семье.
Но отчего-то внутри я чувствовал ужасающе неуправляемое желание выбить эти семейные дела из своей жизни. Я не хотел продолжать свой бездарный род, мне было противно от мысли, что женщина, сидящая по правую руку от меня, распухнет и будет клянчить еще больше внимания и нежности. Ей захочется моего внимания, моего участия. Нет, с этим надо было что-то придумать.
– Это же прекрасная новость, – улыбнулся я. – Почему раньше не сказала?
– Боялась, что ты будешь против, – она смущенно отвела глаза. – Ты никогда не говорил со мной о детях.
– Я женился на тебе, это само собой доказательство.
Конечно, прекрасно! Ребенок от психически нездоровой женщины – предел любых мечтаний.
Мы помолчали. Я бы хотел заставить себя улыбнуться. Я бы хотел быть с ней милым, быть добрым. Но моя душа наполнилась такой злобой, что мне нужны были все силы, чтобы не напасть на нее.
Сразу после завтрака я объявил, что мне нужно по делам в город. Она знала, что я отчаянно ищу работу в любом, самом захудалом издательстве. Водитель отвез меня в центр, я вошел в кафе с Медузой и набрал номер своего старого знакомого.
– Привет.
– Вот уж сюрприз. Чё надо?
– Олег, мне нужны какой-нибудь порошок, чтобы вызвать выкидыш у женщины на 10 недели беременности, – я говорил тихо, шум кофемашин и разговоров заглушал все вокруг, но отчего-то мне хотелось большей приватности. – Есть что-то такое?
Он молчал слишком долго, но я не обижался. Такие люди всегда имеют принципы. Принципы падшего ангела, как им самим кажется. Еще бы. Откройте любой низкопробный роман, включите высокобюджетный фильм. Перед вами предстанет уличная мразь, наркоман, бандит, но обязательно хотя бы с одной положительной чертой. Я же не негодяй, я просто жертва обстоятельств.
Я не верил в принципы. А уж их тем более. Со всей своей снисходительностью я позволял таким как Олег морщить нос будто от скверного запаха, посматривать искоса, выдерживать неодобрительную паузу, как сейчас это делал Олег. Потом, когда он в очередной раз напьется, отшвырнув от себя 7-летнего сына, он утешится рассказами про меня. Пускай.
– Перезвоню.
Мой одноклассник Олег знал, что я могу быть не лучшем человеком на земле, но я всегда плачу. А этого не скажешь о других его одноклассниках. Удивительно, подумалось мне, из всего класса нас осталось в живых человек 10, я имею ввиду мужскую часть. А если не считать пьяниц, то не больше 3.
Карамельный латте переливался в моей чашке, я смотрел на приходящих людей. Большая часть, конечно, пришла ради имиджа. Они присаживались на стул так, будто кто-то уже снимает им очередной видео-шедевр. Жизнь, до которой не дотянутся части, что живет за МКАДом. По крайней мере, этот стереотип соблюдался строго. Я задумался, что самые большие деньги у нас наверняка в Сибири и на Дальнем Востоке, но столица как прежде выезжала на старых устоях, вдолбленных потерянному поколению. Большая часть мне казалась несимпатичной и почти отвратительной. Мужчины, больше походящие на девиц, девицы более походящие на парней. Все смешалось.
Олег перезвонил, когда я уже вставал, чтобы уйти. Порошок, который мне нашли не давал гарантий, но мог сработать. За дополнительную плату мне готовы были привезти его в центр города. Я расслабился, зашел в кинотеатр неподалеку и купил билет на ближайшую картину. Это было время для меня. Может, это и было моим главным достоинством – наслаждение благами.
Лента была куда более скудной, чем ее описание, но от будоражащего зла, кипящего во мне огненным цветком, я чувствовал невероятный подъем. Все внутри меня радовалось мелочам. Я представлял себя Ганнибалом Лектором. Вот он я, Георгий Морозов, непойманный убийца, хитроумный подлец. Начнется все с младенца. О, я чувствую ужасающее выражение ваших лиц. Но штука в том, что каждый второй человек, если не каждый первый, причастен к ужасному и отвратительному случаю. Кто-то бросил беременную девушку, кто-то прошел мимо глубоко нуждающегося человека. Мы рыдаем над «Девочкой со спичками», но в реальности проходим мимо истошно кричащего котенка со словами «ему помогут». Плоть от плоти моей появилась в результате невероятной случайности, я не желал продлевать свой род. Что плохого в том, чтобы решить это дело? Но да, я чувствовал себя беспощадным. Я видел то, что хотел видеть. Я мечтал наяву.
К вечеру у меня был заветный порошок. Предусмотрительно я купил в магазине пюре, которые Вероника стала поглощать упаковками. Это была моя жизнь, я не собирался уступать.
Всю дорогу до дома я делал одно и тоже. Я пытался схватиться за свой покой. Я грезил о великом здесь, на перепутье. Внутри меня маленькое сомнение все еще пыталось добраться до той части души, где располагалась совесть. Но зачем нам то, что не приносит ничего, кроме проблем? Я потратил столько лет на честный труд, пока другие зарабатывали власть и миллионы. Да, чьи-то интересы всегда будут нарушены. Да, кому-то придется уступить. Но разве это так важно, если победитель ты? Очевидное всегда приходит неожиданно вдруг.
Теперь наступало мое время. И я теперь делал то, что хотел. Семья никогда не входила в мои планы, никогда не считалась целью. Страсть, которую я когда-то испытывал к Веронике, никогда бы не переросла в брак, если бы не ее положение в обществе. И это была правда. Но ведь и я не был для нее заветным. Всего лишь удобный вариант. Не знаю, почему сейчас она стала мне почти преданной женой. Иногда казалось, что это лишь роль, которая ей пришлась по вкусу и от которой теперь ей стало невозможно отказаться. Возможно, она даже сама не понимала этого.
Впервые за долгое время я осознал, чего так мучительно не хватало мне теперь, в этой сытой жизни. Я думал о главном. Я пылал. И не надо ничего большего.
У дома Ивановых было тихо и размеренно. Я вспомнил день, когда впервые тут появился. Обошел вокруг, оказавшись на заднем дворе. Осенний холод уже начал рыскать между деревьями, небо затянула смутная полоса тумана. В разрезе времени красовались мои неуверенные шаги, пренебрежение со стороны светского общества. Я так жаждал их признания, а теперь смотрите, готов убить голубую кровь ради собственного спокойствия. А где все эти люди? И каждый на своем месте. И для каждого оно правильное.
Вероника сидела в гостиной. За большими стеклами ее раздобревшая фигура казалась почти идеальной. Она внимательно смотрела на экран планшета и прикусывала нижнюю губу, как делала это в порыве страсти, пока еще была на нее способна.
Я смотрел на нее сквозь золоченные листья кустов. И это была она, первородная красота. В самом чистом своем проявлении, в материнстве, от которого даже у меня на секунду перехватило дыхание.
И все-таки что-то определенно должно было случиться.
Я вошел в дом, отчего моя тяжеловесная жена попыталась приподняться, но снова села на место. Я поцеловал ее в лоб, искренне жалея ее и своего ребенка.
– Может, ты хочешь чая? Или твоих любимых пюрешек?
– С яблоком, – промурчала Вероника, легонько трогая мой локоть.
На кухне было пусто и светло, пахло осенней гнилью. Я достал самую красивую тарелку и внимательно посмотрел на свое отражение в шкафчике. Был ли хоть когда-то этот человек хорошим? Теперь мне сложно было ответить на данный вопрос.
Порошок вписался как нельзя кстати, я даже и не думал, что все так легко провернуть. С особой нежностью я кормил свою беременную жену отравой. Кажется, я впервые предавал осознанно. И это чувство… Это ощущение зла не в общем понятии, а в себе самом, в глубинах своей сути… Это было нечто особенное и совершенно незнакомое.
Не дождавшись рассвета, зелье подействовало. Вероника проснулась в холодном поту и жалобно запищала. Я собрал все свое актерское мастерство, повез ее в больницу.
Как в лучших фильмах, я громко расхаживал по коридорам, бросал на двери обеспокоенный взгляд, что-то мямлил, ничего не пил и громко выдыхал через нос.
Через час стало понятно, что отцом я не стану. Все прошло легко для Вероники, по крайней мере физически. Она была утомлена, но никаких причин для беспокойства за ее здоровье не осталось. Нас попросили поберечься и отправили домой.
Всю дорогу назад я гладил ее по волосам и просил не беспокоится. Я лгал, что у нас будет очень много детей, прекрасных розовощеких карапузов с яркими рыжими кудрями. Мне было спокойно и хорошо.
Год спустя
Каждый из нас несет ответственность за свои действия. Расплата, рано или поздно, дышит в спину каждому. Моя уже переступала с ноги на ногу в ожидании и предвкушении.
Вероника переменилась после выкидыша. Она больше не пыталась делать вид, что мы супруги, подолгу смотрела в одну точку и часто плакала. Я не задавал вопросов, потому что с детства не любил конфликты. Куда приятнее делать вид, что ничего ужасного не происходит.
И так было до приезда Тео. Молодой человек, которого я считал убитым, открыл двери нашего дома с беззаботной улыбкой. Тогда и начала просыпаться та старая ревность, о которой я практически забыл. Гонимый тоской, я погрузился в рецензии на книги и роман с одной из служанок. Но моя жена все еще оставалась частью моей жизни и в глубине души ее сломленное состояние мне нравилось. Наверное, так я мстил ей за все случившееся ранее.
Тео возмужал, а его темные глаза поблескивали новыми искорками. При виде меня он уверенно подал руку, я пожал ее без промедлений. Мы были озлоблены и раздражены, что мог почувствовать любой присутствующий. Но Вероника только улыбнулась и, взяв под руку своего любовника, скрылась в тени деревьев.
Дни пестрили осенней прохладой, поэтому я не работал на веранде, отдавая предпочтение кабинету. Виктор Иванов не приезжал к нам уже несколько месяцев, другие родственники тоже. Я остался хозяином положения, но даже этот, казалось бы, прекрасный расклад не удовлетворял моих потребностей. Я сам не знал, почему, но все мое нутро бунтовало, я жаждал новых высот.
В один из самых дождливых дней, когда я закончил рецензию и попивал кофе, рассуждая о трупе в лесу из прошлого, Тео вошел в зал и с вызовом бросился на диван. Я сделал вид, что слишком увлечен ноутбуком и промолчал. Но напряжение, нависающее в воздухе, все сильнее давило на меня сверху.
– Она хочет развестись.
Нехотя я убрал ноутбук и внимательно посмотрел на своего оппонента. Раньше я не замечал, насколько он молод и глуп. Однозначно, чувства лишают человека рациональности.
– Я не стану спрашивать, почему ты мне об этом говоришь. Я просто попрошу не лезть туда, где тебе не место.
– Это мое место, – он нахмурил свои хорошо очерченные брови, – Я ее люблю, а она любит меня. А ты в этой истории лишний.
Всего мгновение я рассматривал его совсем мальчишеское лицо и не по годам уверенную улыбку. Да, он определенно был слишком молод для настоящих интриг и свершений.
– Послушай, это все очень мило, правда. Но я не настроен на выяснение отношений вообще. Если тебе хочется с кем-то поскандалить, выбери кого-то твоего уровня.
Я встал, но Вероника, свисающая с лестницы, изменила мои планы. Она смотрела с прежней дерзостью, которую я считал утратившейся. Наверное, возобновившейся роман встряхнул ее.
– Так значит, ты хочешь развода, – она кивнула. – Тео, ты же в курсе про ее сумасшествие? Знаешь, откуда я ее забрал.
– Мне насрать.
– Очень зря, – от его вульгарности во мне прибавилось надменности. – Потому что это расскажет тебе многое. Но, впрочем, я оставлю тебе возможность самому во всем разобраться. Начинай процесс, дорогая. Брак с тобой давно перестал приносить мне хоть какую-то пользу.
Я поднялся наверх, благодаря себя за такую невероятную сдержанность. Вряд ли есть человек, способный похвастаться таким самообладанием. Внутри меня пылал огонь, заставляющий сердце рваться от ударов и я дышал, я воскрес. Ярость от их игры разлилась по венам, мельком проносились картинки из леса. Я кого-то убил. Но если Тео был здесь и был жив, то кто умер там, в лесу?
Чтобы не выдать себя, я спустился к ужину, шутил, пил вино. Моя жена и ее любовник казались ошарашенными таким безразличием. Конечно, все надеялись на сцену, все хотели драмы.
Ночью я уже был готов. Вероника спала с Тео в комнате для гостей, я пробрался туда с кухонным ножом и на мгновение замер. В лунном свете их позы казались почти ангельскими, но ведь я знал про то, что они согрешили. Может, Бог их и простит, но я – нет.
Одним взмахом я проткнул шею Тео, отчего целый фонтан крови хлынул на белые подушки. Он захрипел, но эффект неожиданности дал мне слишком много преимуществ.
Веронику я проткнул между грудей. Один раз, следом еще, и еще, и еще. Она открыла свои яркие глаза, но лужи крови были так привлекательны, что я не мог отвести от них внимания.
А еще важнее – чувство всесилия. Я ощущал власть, неизвестную мне до этого момента. Я ощущал покой.
Новая династия
Вы спросите, как мне удалось выкрутиться? Легко!
Телесериалы и книги внушают нам, что любой злодей на половину гений, иначе никак не спрятаться от полиции. Но правда такова, что в органах осталось так мало стоящих специалистов (как и везде), что обдурить их сможет самый обыкновенный любитель. Я смог.
Красивая трагедия, которую я разыграл началась с того, что дома в момент преступления меня не оказалось. Я был со своим одногруппником, тем самым, что еще недавно продал мне ужасный порошок, прервавший жизнь моего ребенка. Конечно, заставить его защитить меня не составило особого труда. Деньги, господа, неприличные деньги, о которых до Ивановых я не мог и мечтать. Конечно, только наличные. Богатые люди всегда хранят немного налички.
Слуги обнаружили тела двух влюбленных. Следы взлома, пропавшие украшения. Охрана? Спала. Потому что в роли охранников у нас провинциальные молодые люди, не способные создать что-то стоящее, но и понимающее (пусть и не осознанно) свою никчемность. От этого они смотрят сериалы про супер-мента и пьют пиво на рабочем месте.
Камеры? Да, это был муляж. Я знал это, потому что однажды внутри святая святых искал ключ от своих ворот вместе с начальником смены (у них всегда были дубликаты).
Бардак повсюду, бардак везде.
Я ожидал увидеть Чугурова, самодовольного и вульгарного, но все же хорошего следователя. Но прекрасная черта бунтарского характера – упертость – в конце концов опостылела верховному начальству. Его отправили в область, чтобы он подумал над своим поведением и, наконец, вписался в систему. Он не вписался, но об этом я расскажу позже, если получится.
Самое главное, что мое дело доверили пареньку, который тут же проанализировал складные улики и решил, что версия убийства во имя грабежа вполне подходит и ему, и делу.
Удивительно, как быстро нашлись свидетели. Кто-то слышал шум, кто-то видел тень. Русский человек до ужаса суеверен, совершенно неважно, богат он или беден.
Под напором беспокойных соседей и Виктора Иванова, которого скосило здоровье далеко за границей, нашлась компания неблагополучных подростков. Они зачем-то признались (наверное, кто-то посчитал это крутым, а кто-то посчитал, что тюрьма лучше улицы). Ненависть человека к себе бесконечна.
Дело закрыли еще до того, как со мной связался адвокат Ивановых, чтобы сообщить, что у меня есть полгода после смерти супруги, чтобы потом вступить в права наследия. Чем, конечно, будут недовольны остальные члены семьи. Я приготовился к войне.
Но до этого было еще полгода. А пока осень блуждала по теплым улицам Москвы, а я воспользовался деньгами покойной супруги, чтобы открыть кофейню в самом центре столицы.
Честно сказать, я давно мечтал сидеть за компьютером, писать роман и пить собственный кофе. Конечно, вовсе не новая идея для писателя (коим я себя считал), но, очевидно, прекрасная.
Я присмотрел помещение на Мясницкой улице, недалеко от Глазуновки. Конечно, заведения и магазины в той стороне менялись быстрее, чем партнеры проститутки, но это меня не остановило. Я уже видел себя основателем новой династии рестораторов. Тут же всплыло смутное воспоминание о ребенке Вероники, но я отвлекся.
Мечта бесценна, скажут студенты. Для вас-то понятно, отвечу я. На самом же деле, ваши желания куда дешевле, чем кажется.
Оплата аренды, закупка оборудования, ремонт, найм персонала. Все это уложилось в две недели. При наличии денег успеть можно даже самое нереальное. Я видел прекрасные изменения вокруг себя и горел. Спустя такое долгое затишье, я чувствовал жизнь, как она есть, со всеми красками.
Удивительно скоро вокруг моего дела начали вырисовываться правильные картины. Я взял в кофейню управляющего и бренд-менеджера, самому мне хотелось писать с видом на улицы города и есть вкусные круассаны. Варить кофе или считать деньги – это чья-то другая работа.
Для себя я приготовил отдельный стол. Деревянный с удобным креслом, он вписывался как предмет интерьера и никто (на удивление) не пытался его занять.
Чтобы не отрываться от бизнеса, я снял квартиру прямо на той же улице. Это была светлая квартира с высокими потолками и старой мебелью, но не такой, от которой сжимается сердце и болят глаза, это была добротная мебель того времени, когда ее еще считали роскошью.
Особняк Ивановых остался пустым и неинтересным.
Настало то самое утро, когда я с яблочным ноутбуком влетел в свою кофейню. Играл легкий джаз и все вокруг заряжало меня атмосферой творчества. Я заказал крок-мадам и мятный мокко, чтобы подкрепить свой писательский потенциал. Завтрак меня не разочаровал, я управился быстро и открыл Word, чтобы выплеснуть наружу все свои богатые размышления. Конечно, я тогда не знал, что профессиональные писатели не работают стихийно. Они продумывают сюжет, прописывают персонажей и только после этого садятся за перо. Я считал, что будучи любителем достаточно опытен в творческих делах. За свою жизнь я прочел множество текстов и мог отличить хороший от плохого. Я был уверен в себе как никогда.
Разочарование едкой крапивой спряталось в нежности этого утра. И я обжегся тогда, когда совершенно не был готов к этому.
Оказалось, что слова в голове и слова на бумаге очень даже разняться. Я не знал, о чем писать, я не понимал, как это делать. За один абзац, описывающий мое место пребывания стало понятно, что самый плохой текст, присланный в издательство при моей редактуре был на 2 головы выше того, что я видел на своем дисплее. От шока я онемел по-настоящему. Мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать весь ужас происходящего. Я был бездарностью, я судил людей из-за того, на что сам, в общем-то, не был способен вовсе.
Оставив ноутбук на том же месте, я выскочил из кофейни и отправился в метро. Ехал в вагоне, меня знобило, но прохожие равнодушно смотрели в свои телефоны и никто, вообще никто не пытался помочь мне. Ах если бы в тот момент, если бы в тот момент хотя бы одна живая душа остановила меня, оберегла. Но Богу, очевидно, не было угодно мое посвящение. Бог хотел моего падения, моего позора.
Ярость разливалась по венам и я хотел отомстить миру за отсутствие таланта, за свое ничтожество. Я хотел доказать, что могу быть если не Чеховым, то Чикатило.
На конечной станции я вышел и перешел через мост в частный сектор. Я шел вперед, озираясь в поисках камер или каких-то свидетелей. Рабочий день в самом разгаре, а молодые мамочки еще не успели вытащить своих орущих пупсов на воздух. Это идеальный момент.
– Эй, мужик! Мужик! – хриплый голос из неоткуда заставил меня обернуться. – Дай 100 рублей, будь человеком! Мужик, дай 100 рублей!
Я растянулся в улыбке и посмотрел в кусты недалеко от дорожки. Еще не бомж, видимо, есть те, кто его терпит. Трясется от похмелья, очевидно, в сильном запое. Глаза красные и потерянные. Рот пересох, мучается от жажды.
Пригласить его выпить было моим долгом, я не посмел отказаться от этого. Мы пошли через небольшую лесополосу к моей машине за наличкой (так я ему сказал). От страха быть пойманным все мое существо взволновано шаталось, но я хотел этого так, как не хотел ничего прежде. Как только мы зашли достаточно далеко, я набросился на него сзади и повалил. К некоторому разочарованию, он не сопротивлялся, не пытался спастись. Возможно, моими руками сам Бог избавил его от страданий.
Чувство превосходство и моральной гибкости заставило меня улыбаться. В тот момент, когда этого бедолагу покидал дух, я почувствовал обжигающую волну экстаза, которая не сравнима ни с оргазмом, ни с наркотиками. Поверьте, я знаю, я сравнивал после.
На волне эйфории я пошел в противоположную сторону от станции и вышел к шоссе. Автобус до города приехал быстрее, чем я успел осознать происходящее.
Удивительная способность человеческого организма – восстанавливать нормальность даже в самых острых обстоятельствах. Не прошло и часа с тех пор, как я убил человека, а теперь сидел в общественном транспорте, выглядел нормально, нормально вел себя. Смотрел на пролетающие машины и не мог поверить в произошедшее.
Добравшись до своей квартиры, я упал в кровать голышом и уснул тем крепким сном, что бывает после долгих посиделок с крепким алкоголем.
Я проснулся, гадая, реально ли то, что случилось вчера. В изумлении осознал – еще как. Тут я и понял то, чего не понимал ранее: почему преступники оставляют себе какую-то деталь, напоминающую о злодеянии. Как бы мне хотелось иметь что-то материальное, что относило бы меня к этому прекрасному мгновению, наполняло тем самым откровением. Но я твердо решил, что никогда и ни за что не позволю себе иметь улик. Меня не должны поймать, никогда и ни за что. Сейчас, когда у меня есть все, о чем только можно мечтать, я не был готов расстаться с реальностью.
К 10 я спустился в кофейню. Мое рабочее место пустовало, но внутри было полным-полно народу. Как зачарованный я смотрел на стол с прекрасным видом, но не мог решиться сесть и привести свою мечту в движение.
Отстояв всю очередь, я заказал лавандовый раф, впервые за долгое время, и омлет с сыром и помидорами. Через силу сел за стол, но ноутбук достать не решился. Я смотрел на суетившихся людей, ждущих бумажные стаканчики на вынос, на расслабленных ребят за столиками. Две крайности в одной плоскости.
Омлет подали в небольшой французской сковородке, отчего мне сразу захотелось в Париж. Повар, которого мне посоветовала управляющая, действительно был мастером своего дела. Еда таяла во рту, я с удивлением проглатывал горячие куски. Но как только пир закончился, мой раф в большой красивой чашке активно намекнул на писательскую работу.
Я достал ноутбук и открыл документ. О чем писать серийному убийце? Помню, очень давно я читал блог с описаниями разнообразных зверств, потом он неожиданно прекратил свое существование. А ведь это было интересно, хоть и сквозило отчаянным безумием. Слава Богу, сам я держался своей головы крепко и вовсе не пытался быть как все эти психопаты.
Момент убийства дарил мне власть, но не избавлял от страданий. Ведь у меня их не было. Это было оно, могущество. И все это было по правде. Магия момента, волшебство линий.
Я глотнул цветочного рафа и написал первую строчку. Сразу же стер ее. С чего начать? Как начать? Главное, спрятать истину глубоко под сюжет. Все вокруг замерло. И я затих. И я начал сочинять воспоминания.
