Елена Кулешова
Время спинакера
***
Салливан поправил свой белоснежный китель: лекция заканчивалась, сейчас прозвучит традиционное обращение…
– Курсанты, встать! Отдать честь! Капитан-директор Йенсен!
Высокий сорокалетний мужчина с лицом кинозвезды, узкой талией и широкими плечами, быстро вошел в зал. Свен Йенсен, потомок европейского народа норведов, оглядел своих питомцев – последний выводок. Моряки высшей пробы, золото нации.
– Вольно! Курсанты, требуется доброволец для задания, которое, будучи выполненным, принесет славу и честь всему Внутреннему Биттеруту! Совет курсантов рекомендовал следующие кандидатуры: Анджело, Аркрайт, Джермен, Кандински, Сайто, Салливан, Фар-Фаулер. Лучшие из лучших, но пойдут только трое. Кто из вас готов?
Семеро фигур в белом одновременно встали как пламя свечей:
– Луиджи Анджело!
– Леонард Аркрайт!
– Теннеси Джермен!
– Освальд Кандински!
– Такеши Сайто!
– Джек Салливан!
– Александр Фар-Фаулер!
Капитан-директор Академии с одобрением взглянул на будущих штурманов.
– Иного я и не ждал. А теперь – отдать честь! Командор Внутреннего Биттерута, адмирал Баннистер!
Пятьдесят курсантов снова вскочили как один: в зал медленно входил, опираясь на трость, высший правитель государства. Он оглядел всех и что-то шепнул Йенсену.
– Курсанты, вольно! Всем, кроме добровольцев, выйти! Благодарю за службу!
– Вечно славься, море! – стройным хором голосов ответили Йенсену курсанты.
– Морю – верность и гордость! – откликнулся тот, внимательно наблюдая за оставшимися.
Командор снова наклонился к уху капитан-директора и что-то шепнул.
– Фар-Фаулер, Аркрайт, Салливан – можете остаться, остальные – свободны… – увидев разочарование на лицах выбывших, Свен Йенсен улыбнулся: в свое время он тоже так же покидал зал, не войдя в число избранных. Это была та самая экспедиция за солью, когда из троих не вернулся никто. И пришлось отправлять вторую тройку, в которую Йенсен и вошел. Он привел всех обратно целыми и невредимыми, занял видное место в правительстве, а со временем – возглавил Академию Аннаполис.
Тем временем Джек наблюдал за оставшимися двумя курсантами. К его неудовольствию Фар-Фаулер оказался тем самым белобрысым выскочкой-вундеркиндом, что пытался спровоцировать его на необдуманный жест. Задумавшись над этим, Джек потер-таки ранку ладонью.
– Да, Салливан, хотите что-то спросить? – капитан Свен Йенсен с любопытством посмотрел на курсанта. Блестящий ум, приятная внешность, отличные успехи в учебе. Если он найдет себе подходящего партнера, и этим докажет свою социальную стабильность, то есть вероятность, что лет через десять Йенсен будет вытягиваться по струнке уже не перед престарелым Баннистером, а перед этим вот, молодым и перспективным, Салливаном.
– Никак нет, господин капитан-директор! – и метнул ненавидящий взгляд на Фар-Фаулера. Похоже, подумал Йенсен, поход будет несколько более сложным, чем они со стариной Баннистером предполагали.
– Отлично. В таком случае, как вы уже, верно, поняли, на вас троих ложится ответственность традиционного марш-броска за священной солью. Мы чтим традиции, а они диктуют нам повиноваться. Условия таковы: вернуться должны все, и с выполненным заданием. Если вам удастся все задуманное, по возвращении вы получите чин старшего помощника капитана и сразу приступите к работе на самых сложных объектах. Отправитесь завтра, ровно в шесть часов утра. Снаряжение ждет вас в ваших кубриках. Вечно славься, море!
– Морю – верность и гордость! – откликнулись курсанты. Йенсен молча подошел к Салливану и нежным, почти материнским жестом, погладил его по груди: он приклеил временную нашивку командира группы. Блестящий шеврон на белой ткани кителя был выполнен всего-навсего из липкой фольги, но Джек преисполнился гордости. Наконец-то на его плечах лежала великая ответственность, которую он так хотел заполучить. Фар-Фаулер смотрел в пол, Аркрайт – светился гордостью за сокурсника. Командор Баннистер сделал шаг вперед и, положив руку на плечо Джеку, сказал тихо, так, что не слышал даже Йенсен:
– Мой мальчик, если вернешься живым, расскажи мне, какое оно, море…
***
Утром пятнадцатого мая 2338 года трое курсантов Аннаполиса вышли за охранный периметр Внутреннего Биттерута. Их путь лежал по бескрайним холмам и равнинам, через зараженные реки и пустыни к берегу Великого Океана. Они практически ничего не несли на себе: счетчики Гейгера, чипы связи, контрольные датчики были встроены под кожу еще в детстве. Медицинские прилипалы удобно устроились в нагрудных карманах. От обезвоживания предохранял солидный запас воды, смешанной с солевым раствором и залитый в наспинные гидраторы. Еда – таблетки пищевого концентрата, витамины и минеральные добавки, в голове – блокировка вкусовых рецепторов и чувства голода. Да, они были готовы к долгой дороге.
Трем черным спинам с небольшими горбами рюкзаков салютовали троекратно – двадцать один залп. В ответ Джек вскинул вверх бластер и выпустил один заряд вверх: еще одна дань традиции, когда командир салютует неизведанным просторам, уходя, а приходя – родным стенам. Сопение Фар-Фаулера мешалось в наушниках рации с ровным дыханием Аркрайта, со стены внешнего периметра звучала песня "По бурным волнам океана", а впереди расстилалась зеленая гладь Великого мангрового леса Орегон. Через него надо было достичь развалин города Сиэтл, расположенного на берегу Тихого океана. Сотни миль непростого пути в компании двух парней, не сильно расположенных к командиру, не вдохновляли. Джек постоял минуту, глубоко вдохнул через носовые фильтры пустой, очищенный воздух и скомандовал:
– Вперед!
***
Первым продираться с ножом в руках сквозь хлюпающие и чавкающие заросли сочных лиан Салливан поставил Леонарда. Он так его и звал уже – Леонард, Лео. Лев. Да этот парень и был львом: сильный, молчаливый, уверенный в себе. Он не оспаривал приказы, и если бы Джек был капитаном, лучшего штурмана и желать было бы нельзя. А если бы штурманом – лучшего капитана. Зажатый в клещи между методично врубающимся в разновидности гигантских орхидей Аркрайтом и непреклонно выдерживающим темп Салливаном, гордый Фар-Фаулер вынужден был смириться. Начав ныть через два километра о стертых ногах и тяжелом гидраторе, он смолк только тогда, когда Аркрайт поднял его за грудки и пару раз встряхнул. Джек был ему благодарен: похоже, что рано или поздно все-таки придется пускать в ход кулаки. Оказалось – рано.
– Давайте разобьем здесь лагерь? Темнеет! – Александр Фар-Фаулер, предпочитавший, чтобы его называли "Лис", отмахнулся от огромного москита с хоботком толстым, как стило для мнемохолосферы.
– Здесь болото, – пояснять Джек не стал.
– И что?
Салливан взял Фаулера за руку и на секунду опустил в воду – та взбурлила, но и только. Курсант посмотрел пренебрежительно, и вырвал кисть из захвата:
– И что, повторю я? – и в ужасе заорал, увидев четырех присосавшихся к руке пиявок размером с указательный палец руки. Черные шевелящиеся тела лоснились под заходящим солнцем. Анестезирующая слюна делала свое дело, и Лису не было больно – но конечность стремительно бледнела. Джек поднес к каждой из тварей огонек зажигалки, и они с шипением попадали в воду: сами пиявки были молчаливы, это лопалась под огнем их тонкая черная шкурка. На месте укусов остались белые пятна с багровой мелкой сыпью вокруг. Аркрайт стоял молча, но, когда в воду упала последняя пиявка, шагнул вперед и отвесил Лису подзатыльник:
– Джек – командир, и не тебе оспаривать приказы командора Баннистера.
Дуя на пораженную руку и баюкая ее, Фар-Фаулер с ненавистью посмотрел на Джека:
– Да, командир.
Похоже, такие взгляды становились привычкой, что, в общем-то, было очень плохой новостью. Именно поэтому, когда они разбивали свой первый бивуак, пройдя всего двадцать километров за первый день, Джек предпочел поставить всего одну палатку. Первую вахту он отстоял сам, вторую – Аркрайт, третью – Фаулер с рукой на перевязи. Леонард, как заметил Джек, берег командира – спал вполглаза, и это могло плохо закончиться. Либо Аркрайт свалится от недосыпа, либо новоявленный Лис попытается устроить Салливану несчастный случай.
