Елена Ильина
Четвертая высота. Это моя школа
Танин праздник
Настал день Таниного праздника. Уже с самого утра Катя волновалась так, словно медаль и в самом деле предстояло получить не Тане, а ей. Людмила Федоровна сказала вчера, что хорошо было бы, если бы Катя на школьном вечере поздравила сестру. И Катя, придя из школы, начала придумывать свое выступление.
Дома была та веселая суета, которая всегда бывает перед большими праздниками. Таня гладила, мама на кухне месила тесто, бабушка взбивала белки, а Катя в большой комнате колола для торта грецкие орехи. Ради Таниной медали бабушка решила испечь свой самый знаменитый «новогодний» торт.
Все были заняты, и Катя, не стесняясь, могла говорить вслух все, что придет в голову.
– «Дорогая сестра, поздравляю тебя!» – повторяла она, делая ударение на каждом слове и щелкая щипцами орехи. – «Обещаю тебе учиться…» Нет, не так! – Она поморщилась, нажимая на щипцы. – «Обещаю тебе, что буду учиться так же, как ты, и тоже получу золотую медаль». Золотую! А вдруг никакой не дадут? «Обещаю тебе учиться только на пять».
Катя вздохнула. Приветственная речь не получалась. Надо было немножко подкрепиться. Она отправила в рот половинку ореха, но орех оказался горьким, и пришлось съесть еще два, чтобы заглушить горечь.
«Что же делать? – думала Катя. – Что сказать?»
Советоваться со своими ей не хотелось. Не спросишь ведь: «Таня, как мне тебя поздравлять?» Она скажет: «Не надо никак». У мамы спросить? Тоже как-то неловко… «Спрошу у Людмилы Федоровны», – решила Катя.
Она отнесла на кухню две тарелки – одну с ядрышками, другую со скорлупой, – умылась, причесалась, надела белый передник и с белыми пышными лентами в косах пошла в школу. Ждать, пока выберется из дому «вся семья», было свыше ее сил.
Несмотря на ранний час, школьный зал был уже заполнен школьницами. В первом ряду перед сценой чинно сидели со своей учительницей самые маленькие – первоклассницы. Их было семь, и каждая из них держала в руках по букету цветов.
Катя обошла весь зал, ища глазами Людмилу Федоровну. Учительницы нигде не было.
Стали собираться гости. Вера Александровна, директор школы, встречала гостей. Среди них был один, очень высокий человек со звездой Героя на светло-сером пиджаке.
– Артемов! – строго и чуть улыбаясь сказала ему пожилая учительница в очках. – Почему ты явился без пионерского галстука?
– Простите, Марья Семеновна! – ответил высокий, вытянувшись перед ней, как провинившийся школьник, и шаря в кармане. – Я не успел его выгладить к празднику…
Все засмеялись. А Вера Александровна пошла навстречу новым гостям. Тут было много незнакомых Кате людей, и вдруг она увидела своих – маму, бабушку и Мишу (все-таки пришли всей семьей!). У бабушки на плечах была старинная кружевная шаль, а в руках – новая сумочка. Вера Александровна усадила бабушку и Мишу в первом ряду, а маму взяла под руку и увела на сцену, где уже собрались за длинным столом, накрытым красной скатертью, учителя и гости.
Катя пробралась к своим одноклассницам. За рядами стульев, где расселись гости, на скамьях лесенкой выстроились школьницы: впереди – поменьше ростом, за ними – побольше, а у стены – самые большие.
Внезапно наступила тишина. Пронесся шепот: «идут!» – и в зал одна за другой вошли семь девушек – семь медалисток. Среди них шла и Таня.
На сцене и в зале все поднялись и стоя захлопали. Девушки совсем смутились и поглядывали друг на друга, не зная, что им теперь делать. Наконец зал утих, и медалистки прошли на приготовленные для них места.
И странное дело, в эту минуту Кате почему-то стало жалко Таню. Ей вспомнилось, как перед выпускными экзаменами Таня говорила, что она «ровно ничего не знает», и все расстегивала и застегивала пуговку под воротничком. Ей вспомнилось, сколько дней Таня просидела за книгами и тетрадями, и сейчас, может быть, в первый раз Катя по-настоящему поняла, как много терпения и труда нужно было потратить Тане и ее подругам, для того чтобы заслужить право на сегодняшний праздник.
А тем временем Вера Александровна уже успела поздравить своих бывших учениц.
– Я не сомневаюсь, что им предстоит большая, интересная, полезная жизнь, – сказала она. – Из стен нашей школы вышло немало людей, которыми гордится вся наша страна. Вот и сейчас среди наших гостей находится наш бывший ученик, Герой Советского Союза – Андрей Артемов.
Весь зал так и загремел. Школьницы хлопали изо всех сил. Андрей Артемов встал и, обернувшись к Вере Александровне и к учителям, тоже захлопал.
Катя оглядывалась по сторонам, ища глазами Людмилу Федоровну, но ее почему-то все еще не было…
«Дорогая сестра!» – начала Катя снова сочинять в уме свое поздравление, но волна новых аплодисментов заставила ее прислушаться к тому, что делалось на сцене. Это приветствовали завуча Марью Семеновну.
Суховатая и резкая, Марья Семеновна была грозой всей школы. Ее все боялись, но в то же время и уважали, а самые старшие, дойдя до последнего класса, обычно начинали ее крепко любить. Поправив на носу очки, Марья Семеновна поднесла к глазам какую-то бумагу и начала читать вслух:
– «Выписка из приказа по Московскому городскому отделу народного образования…»
И когда Катя услышала:
«За выдающиеся успехи и отличное поведение наградить золотой медалью
Снегиреву Татьяну Сергеевну», —
она очень удивилась, что Таня вдруг стала «Татьяной Сергеевной» и что о ней знают в Московском городском отделе народного образования.
Кончив читать приказ, Марья Семеновна дрогнувшим голосом сказала:
– Мне трудно сейчас говорить. Вы и без слов понимаете… Она махнула сердито рукой и, вынув платок, протерла стекла очков.
Из-за стола поднялся старый учитель. Он подошел к краю сцены и, опираясь на палочку, тихим голосом начал:
– Ну что же сказать вам? Я не умею красно говорить. Ведь я – математик…
И он должен был остановиться, потому что раздались аплодисменты, хотя он ничего еще не успел сказать.
– Сейчас осень, – продолжал он. – Правда, только по календарю. А на самом деле погода стоит такая, как весной. И здесь – весна. – И старый учитель посмотрел на девушек-медалисток. – Настоящая весна.
И еще он сказал, что некоторые из его учениц выбрали профессию математиков и что он этому искренне рад.
«Он-то рад, – подумала Катя, – а вот им каково? Всю жизнь задачи решай! Нет, я бы ни за что не согласилась».
А между тем учителя один за другим вставали перед своими ученицами. Преподавательница литературы, которую в школе все называли «литератор», сказала, что для учителя самая большая награда за его труд – это радость видеть, как растет человек, как он идет все дальше и дальше.
Наконец настала самая торжественная минута. Вера Александровна и Марья Семеновна сошли по ступенькам в зал и встали у маленького столика – слева у сцены. И тут только Катя заметила, что на столике разложены красные коробочки.
– Логинова Лидия – золотая медаль! – объявила Марья Семеновна.
И Танина лучшая подруга, Лида, с длинными светлыми косами, в синем бархатном платье, подошла к столику. Вера Александровна протянула ей коробочку, пожала руку, и Лида уже хотела убежать, но Марья Семеновна вернула ее обратно:
– Расписаться забыла!
Лида взяла ручку и нагнулась над столиком, и как раз в это время к ней подошла одна из первоклассниц с букетом.
– Я хочу сказать поздравление, – проговорила она, и все, затаив дыхание, прислушались.
Лида, улыбаясь, смотрела на первоклассницу, похожую на большую куклу в школьной форме.
– Дорогая девочка! – продолжала первоклассница, закинув голову. – Горячо поздравляю тебя с веселой наградой!
– С веселой? – улыбаясь, переспросила Лида.
– С высокой, – подсказал шепотом кто-то из учителей.
– С высокой, – спокойно повторила первоклассница и начала снова: – Дорогая девочка! Горячо поздравляю тебя с высокой наградой – с золотой и серебряной медалью!
– Сразу с обеими? – засмеялись в зале.
– Желаю тебе, – продолжала девочка, нисколько не смутившись, – в вашей будущей жизни…
Веселый смех заглушил последние слова ее «речи». Она спокойно посмотрела по сторонам и пошла на место, унося с собой букет.
– Цветы, цветы отдай! – закричали ей со всех сторон.
Девочка вернулась и сунула Лиде в руки цветы.
Катя тихонечко слезла со скамейки и прошла вперед. Она знала, что теперь уже совсем скоро ей придется выступать. Ей было и страшно и весело. «Ну, если первоклассницы не боятся, то мне и подавно нечего», – решила Катя.
Наконец вызвали к столику Таню. От радости и волнения Таня, так же как и Лида, забыла, конечно, расписаться, и для нее, так же как и для Лиды, нашлась «пара» – маленькая первоклассница. У этой была темная челка на лбу, а на голове – пышный бант. Белый передник ее торчал спереди пузырем.
– Дорогая девочка! – сказала баском первоклассница и вдруг замолчала.
– Ну что, маленькая? – спросила Таня, не зная, как ей помочь.
– Я… – начала опять первоклассница, – я… я… букет!
И она протянула Тане цветы, но не ушла, а продолжала стоять, закинув голову.
– Иди, иди на место! – донесся шепот со сцены.
Первоклассница оглянулась, сказала спокойно:
– Отдала!
И, сообразив наконец, что больше от нее ничего не требуется, убежала.
А Таня, обхватив одной рукой цветы, а другой прижимая к себе красную коробочку с медалью, оглядела весь зал и прерывающимся от волнения голосом начала:
– Я не готовилась к своему выступлению…
– Вот и хорошо! – сказал старый учитель.
Таня засмеялась и вздохнула. Катя хорошо знала эту привычку старшей сестры – волнуясь, вздыхать и смеяться попеременно.
– Не падай духом, Танюша! – подбодрила ее Вера Александровна. – Говори смелее!
– Я и не падаю, – сказала Таня и перевела дыхание. – Мне хочется сказать вам, Вера Александровна, и вам, Марья Семеновна, и вам, Виктор Петрович, и всем, всем учителям нашим – спасибо за все! – Таня опять перевела дыхание. – Я в детстве хотела обязательно стать летчицей. Как Марина Раскова. Потом мечтала стать артисткой. Но вот прочла книги великого русского педагога Ушинского, Макаренко, стала приглядываться к труду учителей в нашей школе – и поняла, какой это увлекательный и благородный труд… труд учителя. – Она хотела еще что-то сказать, но вдруг встряхнула головой и неожиданно закончила: – Ну, в общем…
И все поняли, что это «ну, в общем» значит, и дружно захлопали. Таня уже собралась убежать, но тут она увидела рядом с собой Катю и с удивлением на нее посмотрела.
– Дорогая сестра! – начала Катя прерывающимся от волнения голосом и, увидев, что бабушка плачет, растерялась. Она секунду помолчала и снова начала, но совсем не теми словами, которые она придумывала дома. – Танечка, – сказала она, – поздравляю тебя! Я знаю, как ты умеешь учиться. И всего добиваться. А вот я еще так не умею… Но я постараюсь.
Таня чуть-чуть улыбнулась.
– Нет, правда постараюсь! – сказала Катя. – Вот увидишь…
Вокруг зашумели аплодисменты. И Катя, забыв, что она еще хотела сказать, не оглядываясь, побежала на место.
Когда же она немножко успокоилась, то увидела, что раздача медалей уже кончилась и Вера Александровна и Марья Семеновна опять заняли свои места за столом президиума.
– А теперь, – сказала Вера Александровна, обращаясь к залу, – у нас будет урок. Да-да, не удивляйтесь, – самый настоящий урок! Представьте себе, что мы не в зале, а в классе, и что перед нами доска. Предлагаю учителям вызвать кого-нибудь из своих бывших учеников, и пусть они расскажут, пригодились ли им в жизни наши уроки. И я надеюсь, – Вера Александровна поглядела с улыбкой на сидящих за столом учителей, – что вы на этот раз будете не слишком строгими. Виктор Петрович, начните-ка вы.
Старый учитель вынул из кармана записную книжечку, заглянул в нее, словно в классный журнал, и вызвал:
– Артемов, прошу к доске!
Андрей Артемов кивнул головой и, улыбаясь, поднялся с места. Он не пошел к трибуне, а чуть облокотился на спинку стула и начал просто и непринужденно:
– Мне особенно приятно выступить сегодня на вашем вечере потому, что я сам учился в этой школе и окончил ее. Это еще было до войны. Когда на нашу страну напали гитлеровские полчища, мне пришлось воевать. А когда война кончилась, я поступил в строительный институт и вот теперь участвую в строительстве одного из самых больших зданий в Москве – нового здания университета…
Андрей говорил так, словно ничего особенного не было в его судьбе: воевал… работаю… Дело обычное! Все воевали и все работают…
Но когда он окончил, старый учитель сказал:
– Молодец. Пять с плюсом!
Рассказ о героях
На следующий день, в воскресенье, с утра до ночи лил дождь. Но и этот день все равно был очень хороший. Все были дома – и старшие и младшие. Таня никуда не торопилась, долго разбирала свои школьные тетрадки и одну из них – самую красивую, «общую», в коленкоровом переплете и еще нетронутую, только с надписью на первом листке: «Т. Снегирева», – подарила Кате. А после вечернего чая все долго сидели за столом, рассматривали Танину медаль, говорили про учителей и вспоминали о том, что было на школьном вечере. И было даже как-то особенно уютно оттого, что по стеклам змеились искристые полоски дождевых капель и форточка поскрипывала от ветра.
– После вашего ухода, – продолжала Таня, неторопливо перемывая чашки, – мы опять танцевали, как летом на выпускном балу. Только не так долго…
Ирина Павловна, с чайным полотенцем в руках, ждала, что Таня протянет ей чашку. Но Таня все еще вертела и вертела ее в полоскательнице.
– А потом, когда все стали расходиться, – продолжала она, – мы вышли втроем: Лида, я и Андрей Артемов…
– Дай же мне чашку, Танюша, – сказала мама. – Ну, вышли вы втроем… А дальше?
– Вышли мы с Андреем Артемовым, – повторила Таня, протягивая маме чашку. – Помните, кто этот Артемов? Тот самый Герой Советского Союза, который нашу школу закончил и теперь строит университет на Ленинских горах. Вот, значит, выходим мы, а Лидка моя – она смелая – прямо с места в карьер и спрашивает его: «За что вы получили Героя?» – «За дела боевые», – отвечает Андрей. А Лидка опять: «Почему же вы ничего не рассказали нам об этом на вечере?» – «Ну, знаете, – говорит Андрей, – на таком веселом празднике больше хотелось говорить о мирных делах». – «Ну а теперь о войне расскажите!» – попросили мы с Лидой. Андрей сначала отказывался: «Лучше расскажите что-нибудь вы, это будет повеселей». Но мы пошли на хитрость. Начали расспрашивать его о том о сем, он нечаянно разговорился и все нам рассказал. Потом, на прощанье, шутил. «Вы, – говорит, – меня штурмом взяли». Ночь была удивительно теплая. Мы долго-долго ходили с ним по улицам, по набережной, и Андрей все рассказывал. Да только мне так хорошо не рассказать.
– Ничего, все равно расскажи! – попросили Катя и Миша.
– Ну ладно, – сказала Таня. – С чего же он начал? Ах да, с университета… Знаете, это будет целый город науки! Уже сейчас можно увидеть издалека его стальной каркас. Андрей – инженер, вот он этот самый каркас и строит. И знаете, он с таким жаром рассказывал нам об этой стройке, а потом вдруг задумался на минутку и говорит: «Эх, горько подумать, что не дожил до этих мирных дней, до этого строительства товарищ мой Алеша Решетников! Как бы он радовался! Ведь мы вместе собирались поступить после войны в строительный институт».
Мы с Лидой говорим: «Расскажите про вашего товарища». Вот он нам и рассказал.
– А теперь ты нам расскажи! – решительно потребовал Миша.
Таня кивнула головой.
– С Алешей Решетниковым, – сказала она, – Андрей познакомился и подружился еще в танковом училище. Они поступили туда сразу же как только началась война. Оба потом попали на Ленинградский фронт, и оба участвовали в прорыве блокады.
– Как это – «в прорыве блокады»? – спросил Миша.
Таня поглядела на Мишу и Катю:
– Ленинград был окружен врагами, понимаете?
– Ага, – сказал Миша.
– Ну, вот прямо как будто железное кольцо сдавливало его со всех сторон. Люди жили без воды, в холоде, в темноте. Хлеб и другую еду доставляли на самолете. А сколько же можно доставить на самолетах? Конечно, самую малость… Но, несмотря ни на что, Ленинград не сдавался.
Таня рассказывала, а Ирина Павловна перетирала чашки и думала о том, что недаром ее старшая дочка решила стать учительницей. Как она хорошо – спокойно и просто – умеет разговаривать с детьми. Ребята отлично ее слушают – слово боятся проронить. А чем лучше слушают они Танин рассказ, тем лучше рассказывает и Таня.
– И вот пришло время перейти от обороны к наступлению, – торжественно сказала Таня и строго поглядела на Катю и Мишу. – Это наступление должно было прорвать блокаду. Накануне, одиннадцатого января, Андрея и его товарища Алешу приняли в партию. Андрей говорит, что они просто не могли уснуть в ту ночь. Алеша был сдержанный, молчаливый и даже с Андреем застенчивый. Но в ту ночь он много рассказывал Андрею о своей жене и маленьком сыне.
– У него был мальчик? – подхватил Миша. – А как его звали?
– Сережа, – ответила Таня.
– А сколько ему было лет? – спросила Катя.
– Года три, кажется.
– Еще маленький, – сказал Миша. – А где он жил?
– До войны они жили где-то под Москвой, – продолжала Таня. – Алешина жена работала на заводе. А когда началась война, завод эвакуировался на Урал, и Алешина жена тоже уехала туда с Сережей. Алеша первое время столько получал писем от жены, что у них в части даже немножко завидовали ему. И вдруг письма перестали приходить. Алеша написал на уральский завод, и ему ответили, что жена его тяжело заболела А потом пришло письмо, что она умерла.
– Ой! – вскрикнула Катя. – А как же Сережа?
– Сережу взяли в детский дом.
– В какой?
– Погоди, Катюша, – прервала ее мама. – Рассказывай по порядку, Танечка.
– Хорошо, только пусть Катя и Миша меня все время не перебивают, – сказала Таня. – Вот я и забыла, на чем остановилась.
– Сережу взяли в детский дом, – подсказала Катя тихонько.
Таня призадумалась.
– Ну да, только я ведь не на этом остановилась.
– Ты рассказывала про ночь накануне наступления, – подсказала Ирина Павловна.
– Да-да. Всю эту ночь Андрей и Алеша говорили о том, что будет, когда кончится война, – как они вернутся в Москву, как будут учиться, работать, а по праздникам ходить в Большой театр, в оперу. Думали, какая будет хорошая жизнь, когда кончится война. А на другой день началось наступление. Погода в то утро была ясная, солнечная. Дул холодный ветер. И вот началось! Артиллерия открыла огонь…
Бабушка уважительно поглядела на Таню и слегка покачала головой.
– И все-то она знает, наша Танечка, – проговорила она тихонько.
Таня смутилась:
– Так это же я со слов Андрея…
– Ну, ну! – заторопил ее Миша. – Значит, первой ударила артиллерия, а дальше что?
– А дальше – по Неве ринулись танки. По льду, конечно. Одновременно перешли в наступление части Волховского фронта. Ленинградцам и волховчанам нужно было во что бы то ни стало прорвать вражеское кольцо и соединиться. Танкетка Андрея и Алеши сошла на лед и помчалась вслед за передними танками… Ах, да, – спохватилась Таня, – я совсем забыла сказать, что у них был не танк, а танкетка. Андрей говорит, что уже к тому времени танкетки устарели. В бой шли большие, тяжелые танки. Но тогда, в блокаду, даже и для старых машин находилось дело. Их как-то там ремонтировали, подновляли и опять пускали в ход. Андрей был стрелком и командиром машины, а его товарищ Алеша – водителем.
– А какая она, танкетка? – спросил Миша. – Совсем как танк, только маленькая?
– Нет, нет! Андрей нам объяснял, только я не совсем поняла. В общем, в танке стрелок помещается наверху, в башне, а водитель внизу; ну а в танкетке оба сидят рядом, разделяет их только мотор. Так вот, сидит Андрей рядом с Алешей и ведет огонь из своего пулемета. И вдруг танкетка попала под такой ливень огня, что обоих тяжело ранило. Андрея – осколком снаряда в спину и в руку, а его товарища в лицо, через смотровую щель – кажется, так она называется.
– Ну да, смотровая щель, – кивнул головой Миша. – Так и называется. А как же еще?
Все невольно улыбнулись. Таня потрепала братишку по затылку, но Миша вывернулся из-под ее руки.
– Да ну, рассказывай же! Что же ты замолчала на самом интересном месте?
Таня кивнула головой:
– Ладно, ладно! Так вот, значит, ранило их обоих. Но, конечно, Андрей и Алеша только потом поняли, что случилось. Андрей говорит, что сразу потерял сознание. А когда очнулся, почувствовал, что танкетка стоит на месте. Он попробовал пошевельнуться – не может. Его точно сковало. А мотор дрожит, как живой. Вдруг Андрей слышит слабый голос Алеши: «Ты жив?» – «Жив покуда, – отвечает Андрей, – только ни рукой, ни ногой двинуть не могу. А ты как?» – «Опалило меня, – говорит Алеша. – Не вижу ничего. Может, ослеп…»
Не успел Андрей подумать, что делать, как Алеша сказал: «Надо идти дальше. Ничего, я поведу машину». Андрей сначала даже не понял: как же Алеша поведет машину, ничего не видя перед собой? Но каким-то образом Алеша ощупью нашел рычаги мотора. Спрашивает: «Ты можешь указывать направление?» – «Могу», – отвечает Андрей. Алеша нажал рычаги, и машина двинулась дальше. Андрей кричал Алеше: «Правей, левей, прямо!» Кричать приходилось, конечно, громко, в самое ухо Алеше, потому что кругом стоял ужасный грохот – от стрельбы, от лязга гусениц. В общем, не знаю, от чего… Андрей и сам удивляется теперь, как только их танкетка выдержала. Ведь пулемет-то молчал, и машина была беззащитна, не могла вести огонь. Но еще удивительнее то, что вел машину слепой водитель!
– Батюшки мои, слепой! – повторила бабушка.
А Катя и Миша опять заторопили старшую сестру:
– Рассказывай, рассказывай дальше!
– Ну и вот… – Таня перевела дух. – Как они проскочили, я прямо не представляю себе. Да Андрей и сам не знает. Неожиданно он увидел людей в белых маскировочных халатах. Это были наши. Андрея и Алешу вынесли из машины, и тут Андрей опять потерял сознание. Наверно, от большой потери крови, а может быть, от сильного напряжения. Очнулся он только спустя несколько дней. Увидел, что лежит на койке, и понял, что это госпиталь. У постели сидела незнакомая девушка – медсестра. Она поздравила Андрея со званием Героя. Андрей, конечно, сейчас же спросил про Алешу. Девушка не сразу ответила, а потом сказала, что Алеша тоже получил звание Героя, но уже посмертно. После того как его ранило, он прожил недолго. Умирая, он все беспокоился об Андрее и вспоминал своего маленького сына…
– Сережу, – подсказала Катя.
– Ну да, Сережу…
Таня замолчала. А Катя, подумав, спросила:
– Где же теперь этот Сережа? В каком детском доме? Разыскал его Андрей Артемов?
– Нет, – ответила Таня. – Все еще разыскивает. Говорит, что нашел несколько мальчиков с именем Сережа и фамилией Решетников, но отчества у них другие, да и возраст не тот.
– Значит, того самого Сережу пока не нашел? – опять спросила Катя.
– Я же и говорю, что не нашел, – повторила Таня.
– А как ты узнаешь, если он его найдет? – не унималась Катя.
– Уж как-нибудь постараюсь узнать.
– А как?
– Успокойся, дочка, – остановила Катю мама. – Ложись-ка лучше спать. Что-то вы нынче поздно засиделись.
– Собирайся, собирайся, Катенька! – добавила бабушка. – Утро вечера мудренее.
– Почему же я первая? – запротестовала Катя. – Миша ведь меньше, пусть он первый идет…
– А тебе раньше сказали, – отозвался Миша, – значит, ты раньше и должна идти.
– Тогда идите оба, – разрешила их спор мама.
…В этот вечер Кате долго не спалось. Она все думала и думала о том, как бы поскорее узнать, где живет Сережа Решетников.
«Тане все некогда, – думала Катя, – когда-то она еще встретится с Андреем Артемовым! Если он даже и разыщет Сережу, Таня может об этом не узнать… Что, если послать Артемову письмо – прямо на стройку, где он работает? Да ведь он говорил Тане, что эта стройка большая, прямо как целый город. Наверно, надо знать точно, где там этот Артемов работает, а то, пожалуй, письмо и не дойдет. А если даже дойдет – все равно Сережиного адреса мы не узнаем. Ведь и сам Артемов пока что не знает, где Сережа… Нет, видно, придется подождать».
Катя вздохнула. Больше всего на свете она не любила ждать.
«Надо что-нибудь затеять!» – решила она и, закрыв глаза, стала думать. Но как только веки ее опустились, мысли сами собой улетучились из головы. Вокруг стало тихо-тихо, и Катя крепко уснула.