Проснулась Доминик затемно – у кого-то из соседей вместо петуха затрубил павлин. Две секунды потребовалось мозгу для объяснения, почему глаза видят звездное небо. Вечером она все-таки перетащила пуф из гостиной в кабинет и до своего королевского ложа не дошла. Неподалеку стояла наполовину полная бутылка «Монтепульчано» (купленная вчера по дороге домой) и стакан из муранского стекла. Винных бокалов в закромах кухни не обнаружилось (возможно, это происки поборницы трезвости Марии).
Если первые мысли не выключить в течение минуты, то обратно уже не заснешь. Доминик «точку невозвращения в сон» пропустила. Черный занавес потихоньку синел, белые пятнышки становились серебристыми, потом еще тускнели и, наконец, пропадали в облачных складках. Хотелось лежать так бесконечно, раскинув в стороны руки и ноги, и смотреть вверх. Как в детстве.
На потолок ее маленькой комнаты были приклеены звезды из фольги – и если помахать зажигалкой, то они сверкали и переливались, как настоящие. Только переливались они недолго: появились работы – одна утром, до школы, а вторая – вечером, и зажигалка все чаще оставалась под подушкой всю ночь. Чтобы вскоре уже использоваться только по прямому назначению – для розжига сигарет.
Телефон бодрой гаммой прервал воспоминания – пришло ммс. Одно только слово «Готово» и картинка – канареечный торец. Молодцы, парни! Андреа с его ребятами она отыскала поздно вечером в папке под названием «Специалисты». Поскольку заказ на роспись дома носил личный характер, записей на эту тему нигде не было. Только в разговоре с бригадиром художников выяснилось, что это та же самая команда, которая и создала портрет. Доминик немного беспокоилась по поводу безопасности несанкционированных малярных работ в центре города, но эту проблему уже решила Лаура. По ее совету мастера спрея и трафарета творили в профессиональных комбинезонах строительной фирмы, а вокруг рабочего места выставляли временное ограждение. «Ни один коп не подкопался, – с гордостью сообщил бригадир. – Мы строительную сеть с крыши спустили, за ней вообще ничего не видать».
Следовало признать, у Лауры случались и хорошие сценарные находки. Доминик встала с импровизированного лежака и, прихватив из ванной полотенце, босиком прошлепала вниз на свидание с бассейном.
Вода была еще холоднее, чем вчера, однако женщина все равно поплавала с четверть часа – и чтобы взбодриться, и для фокусировки на хорошем. Сегодня это было проще, наверное, из-за того, что Доминик начинала потихоньку ощущать себя хозяйкой этого сказочного домика. Жилье, даже не самое роскошное, обеспечивает спокойствие сердцу и полет мыслям, что уж говорить про «наследство» Лауры. А ведь могла, чисто теоретически, жить в каком-нибудь дырявом гнезде между рогами черта, и тогда Доминик пришлось бы всю свою энергию направить на поиск приличного скворечника. И вряд ли бы он был сразу с бассейном. Второй причиной улыбки на мокром от стекающей с волос воды лице было наличие какого-никакого плана действий. Сначала с белым флагом отправиться к Аличе, потом потихоньку закрывать дела. На записанные в Outlook19 встречи придется пойти, конечно, но новые заказы не брать, а если уже работа клиенту обещана – выплатить неустойку.
На сегодня встреча была запланирована только одна – в три пополудни у фонтана Лошадей на вилле Боргезе20. Лаура, судя по органайзеру, за неимением офиса со всеми клиентами встречалась в общественных местах. Рядом с именем клиентки стояло два слова «pro bono»21, это хорошо. Раз работала за бесплатно, можно прекратить когда угодно. Вот с сенатором сложнее – нигде не обнаружилось указаний ни на заказ, ни на оплату. Придется вечером выяснять «ощупью».
Поток конструктивных мыслей прервал странный звук – словно где-то близко ударили в небольшой колокол. Может, здесь церковь рядом? Ага, и что, к заутрене в семь часов зовут? Колокол между тем загудел снова. «Звонок это!» – шлепнула себя по лбу Доминик. Кого несет, интересно, в такую рань?
За дверью оказался Дарио с бумажными стаканчиками в каждой руке.
– Я звонил, синьора Сантини, вы не ответили, – обосновал он свой визит и всунул тот стаканчик, что большего размера, в свободную руку хозяйки (другой она придерживала полотенце, чтобы не сползло). – Латте макиато, два подсластителя, угадал?
– Не совсем. В следующий раз сахар клади, две ложки.
– Бинго! – взмахнул руками мальчик, отчего часть какао из его стаканчика выплеснулось на светлые камни дорожки. – Лаура пьет с подсластителем, вы – с сахаром! Дядя Серджио… – Мальчик сжал кулак. – Здесь влюбляется в синьору Аличе, а там, у вас, он женится на ней! Синьора Мария у Лауры – домработница, а вы вчера сказали, что она служит у вас секретарем!
Хозяйка непонимающе смотрела на возбужденного паренька.
– Ну и что?
– Как – что? Неужели вы не видите особую связь между нашими мирами?
Сделав глоток латте макиато (ужас, связи между сахаром и подсластителем точно не было!), Доминик честно пожала плечами.
– Ваш мир – увеличительное стекло этого! – торжественно возвестил Дарио и раскинул руки в стороны, орошая клумбу остатками напитка.
Доминик вылила туда же и свой – пить его было невозможно.
– Стекло, не стекло, – махнула она рукой, – какая разница? Что это меняет?
– Местоположение выхода, конечно! Вчера мы искали не там!
И юный специалист по параллельным мирам поделился с внимательной аудиторией своей теорией.
Поскольку мир Доминик являлся лупой мира Лауры, то есть находился от него в необратимой зависимости, то и проход по мосту был возможен только в одном направлении – отсюда туда. Стало быть, это не Доминик влезла в нору, а Лаура. И хотя, скорее всего, уже выяснила, где эта самая нора находится, обратно просто не может попасть – как нельзя запрыгнуть с земли на балкон третьего этажа. Сила зависимости, то бишь гравитации, не даст.
Доминик открутила мягкую головку розы с ближайшего куста. Теория увеличительного стекла, конечно, была красива, но женщину больше интересовала практика.
– И ты считаешь, этот балкон можно найти?
– Я уверен, милая синьора! Дело в том, что он не общественный, как я вчера думал, а индивидуальный – только для вас с Лаурой. Я вчера немного почитал про внезапную потерю памяти и нашел кое-что интересное. Феномен истерической амнезии, а точнее – один ее вариант под названием «фантастическая псевдология». Это когда больному не нравятся какие-нибудь факты его биографии или там семейное положение, и они из его памяти вытесняются.
– У меня никакой псевдологии нет, – обиделась Доминик. Развернулась и направилась к дому – от мокрого полотенца начало знобить.
– Я знаю! – досадливо воскликнул мальчик. – И если предположить, что хотя бы у части больных ее тоже не было, то мы имеем приблизительную статистику перехода в параллельный мир. Примерно два человека на сто тысяч. Это соответствует коэффициенту случайности – я имею в виду случайного попадания в дыру. Если бы дыра – где угодно – была общая, этот показатель получился бы на несколько порядков выше. Следовательно, у каждого человека, – а возможно, и не только человека, но по другим биологическим видам у нас статистики нет, – в какой-то точке нашего мира есть свой проход в соседний мир. И от этого прохода у этого человека есть ключ – предположительно, индивидуальный энергетический спектр. Но траектория движения конкретного индивидуума на протяжении жизни обычно такова, что он не приближается к своей дыре. Например, если б ваша дыра была где-нибудь в России или Антарктике, вы бы даже рядом с ней никогда не погуляли.
Они зашли в дом и друг за другом пошагали по лестнице на второй этаж.
– Может, поэтому людям так нравится путешествовать, – предположила хозяйка, оглядываясь на топающего в фарватере Рыжика, – ими движет подсознательное желание найти свою дыру.
Взгляд мальчика хоть и был устремлен на Доминик, однако видел совершенно другое пространство.
– Увеличение и уменьшение не может быть бесконечным. Значит, сцепленных измерений мира только два. Такая модель, с одной стороны, доказывает дуальность всего сущего, – немного замедленно, словно в трансе, бормотал Дарио, – но с другой, к сожалению, отвергает многомировую интерпретацию Эверетта.
– Чего? – Доминик застряла на предпоследней ступеньке, и нос мальчика чуть было не уткнулся в полотенце.
Взлетевшие вверх руки остановились в сантиметре от сиреневых махров.
– Простите. Это интерпретация квантовой механики, которая обосновывает наличие бесконечного множества параллельных вселенных. Ну вот, например, я не знал, что положить в ваш кофе – подсластитель или сахар? И в точке решения вселенные разделились – в этой я выбрал подсластитель, а во второй – сахар, понимаете? В третьей – вообще ничего. То есть все варианты существуют одновременно, но видим мы только один. Как жаль, что многомирие не подтвердилось! – он удрученно покачал головой. – Я был склонен верить в хаотическую инфляцию Вселенной.
– Не расстраивайся! Даже хорошо, что эта твоя теория себя не оправдала…
– Не моя – Хью Эверетта!
– Да хоть Санта-Клауса, все равно. Если бы вселенные расщеплялись по любому поводу, то путешествия между ними были бы невозможны! Пока одной ногой на мост встанешь, глядишь – а уже их несколько, этих мостов! И куда? Нет, лучше пусть будут два мира. И один мост.
Доминик прошагала через спальню в ванную комнату и закрыла за собой дверь. Дарио, семенивший следом, оторвал взгляд от пола и посмотрел по сторонам, явно не понимая, как здесь оказался. Он присел на аккуратно заправленную кровать и снова углубился в размышления. Очнулся от крика из ванной, явно уже не первого.
– …где балкон? Эй, ты там заснул, что ли? – орала Доминик, постепенно увеличивая громкость. – Ты знаешь, где искать этот чертов мост?
Плеск воды исчез, из-за двери донеслось фарфоровое звяканье баночки крема, стук дверцы шкафчика, скрип полотенца по запотевшему стеклу.
– Этот мост не надо искать, синьора. Я точно знаю, где он.
Щелкнула задвижка. Из-за створки показалось вопросительное румяное лицо с торчащими мокрой соломой волосами.
– В туалете.
***
– Это единственное место, куда Лаура не заходила никогда. Она миллион раз была у нас, наверное, за каждым столом посидела. И не единожды, – объяснял мальчик, пока они быстрым шагом преодолевали расстояние, разделявшее «Бар Лии» с виллой Лауры-Доминик. Последняя ее хозяйка распрощалась с жилплощадью в кратчайшие сроки – только одела льняной костюмчик да забежала в кабинет уничтожить следы вчерашнего возлияния (чтобы Лауре не досталось от борца с алкоголем почем зря).
– Вы не подумайте, там чисто и бумага есть, папа за этим строго следит, просто у Лауры после приюта пунктик. Не может она… ну, в общественных местах. Если надо, целый день терпит. В больнице даже пришлось палату на три человека оплачивать – у них свободных однушек не было.
– Как в больнице? – остановилась Доминик. Странное появилось ощущение – словно ее каким-то образом это тоже касалось, хотя сама она ни в каких больницах отродясь не лежала.
– В аварию попала в прошлом году. «Смарт» в лепешку, а сама двумя переломами отделалась. Все говорили – чудо.
– «Смарт»? – выдавили непослушные губы. – Фиолетовый?
– Почему фиолетовый? Белый. А потом «Навигатор» купила, но все равно еще долго боялась за руль садиться.
Доминик громко сглотнула. Лаура попала в аварию. Что это означает? Что Доминик ждет кое-что похуже! Ведь если тот мир увеличивает происходящее в этом, катастрофы не избежать. И что делать? Поменять машину? Спасет это или не спасет? О Бахус…
Каменное строение, в дальнем конце которого ютилась уборная, располагалось позади кафе, во внутреннем садике. Снаружи оно было оккупировано бугенвиллией, а изнутри – книгами. На деревянных полках теснились сотни – большие и маленькие, потрепанные и ни разу не открытые, только что народившиеся инфанты и старики, увидевшие свет почти сто лет назад. Основали библиотеку забытые туристами детективы в мягких обложках, а потом и местная клиентура подключилась, так что скоро наружный стенд стал мал для разросшейся книжной семьи, пришлось сооружать полки в техотсеке. Разрешалось не только читать в кафе, но и брать домой, если книга понравилась. А если не хочешь с ней расставаться – принеси замену.
– Может, Лаура того… через книгу какую-нибудь исчезла? – прервала Доминик объяснения Дарио, сняв с ближайшей полки последний роман Дэна Брауна.
Но мальчик портальное22 предположение сразу отмел.
– По классификации Тегмарка на втором уровне параллельных вселенных это было бы возможно, но нужен мир с другими физическими константами. Не наш случай, к сожалению.
Доминик по этому поводу сожалений не разделяла. Вздохнув, она вернула фолиант на место и посмотрела на дверь с затейливой буквой «W». Надо признаться, вчерашняя черная дыра выглядела куда романтичней.
– Синьора Сантини… – Дарио кашлянул. – Я бы хотел поблагодарить вас.
– За что?
– За то, что вы, несмотря ни на что, возвращаетесь. Судя по тому, как здесь страдает Лаура, у вас там совсем, наверное, беда.
Доминик взялась за ручку двери домой. Похоже, юный паладин полагает, что она из благородства собирается совершить «обратный обмен», не желая «двойнику» своих мучений. А она просто хочет домой. Хотя, если бы в ее мире было хуже, чем здесь, она все равно отправилась бы туда. Наверное. Хотелось так думать. Но вводить паладина в обман на пороге другой вселенной язык не повернулся.
– Если честно, у меня там вообще не беда. И я думаю, если бы у Лауры было больше информации, она бы тоже так не убивалась. Вот она маму с папой ищет, а зря. Просто не знает, что это за родители. Чем такие, уж лучше никаких, – так ей и передай, когда увидишь. И подругу она тоже через незнание потеряла; Аличе не ангел, конечно, но была бы рядом и в горе, и в радости. Просто с ней отдельно надо – дружить, и отдельно – все остальное. А что муж к ней ушел – это вообще не ее вина, Серджио по жизни такой… ловелас гулящий.
– Откуда вы знаете? – нахмурился мальчик.
– Откуда, откуда… – Доминик закатила глаза. – От верблюда! Сама с ним… В общем, пару раз была. Эй, ты чего? Да это все несерьезно было.
Дарио заморгал, вовлекая в зажмуривание все лицо, как это делают дети. Щеки стремительно пунцовели, губы то сжимались в нитку, то надувались, как будто он пытался задержать во рту слова. Но они все равно вырвались:
– Как вы могли?
А больше ничего не произнес. Развернулся и пошел, сгорбившись, к выходу, оставив Доминик наедине с молчаливыми свидетелями необдуманно раскрытого греха. Напротив глаз зловещей черно-красной обложкой вперед стоял кирпич «Инферно». Доминик вздохнула и резко крутанула ручку уборной – бегом из этого ада, домой.
Но бегом не получилось. После пяти заходов в женскую кабинку и двух – на всякий случай – в мужскую, стало ясно, что никакого моста в нормальную реальность здесь нет: творение Дэна Брауна, переставленное для проверки реальности на нижнюю полку, не сдвинулось ни на миллиметр.
Да еще, как назло, приехал автобус с туристами, поэтому проверка помещений растянулась во времени. От расстройства даже кофе пить не стала. Казалось, если ее опять назовут Лаурой, она расплачется. А единственный в этом мире человек, который знал ее настоящее имя, не горит желанием его произносить.
Но главный ужас отсутствия дыры в уборной заключался в крахе теории увеличительного стекла. Эти два мира – никакие не стекла, теперь это было абсолютно ясно; это зеркала! Данная мысль озарила Доминик при размышлении о Серджио. В том мире он изменяет жене Аличе, а в этом – жене Лауре.
Другое доказательство теории зеркал – Алессандро. Там он безответно влюблен в Доминик, а здесь по нему так же безответно страдает Лаура. Или вот взять ювелира Пирелли. В первой реальности жена с ним разводится, во второй – он уходит от жены. Все идеально подходило. Осталось лишь ответить на один вопрос – самый важный. Какой мир из двух – настоящий, а какой – отражение? И для этого совершенно не требовалось много времени: уже усаживаясь в машину, Доминик знала ответ.
Сострадательный мозг, как обычно при наличии страшных ответов, пытался отвлечься изо всех сил. Он сфокусировал глаза на вспорхнувшей с куста птице (может, кошка-Миро подкралась?), велел предательски подрагивающим пальцам включить зажигание (намекая, что управление в наших руках) и настроил уши на радиофонический голос диктора:
– Хорошая новость для тех, кто готовится к выпускным и вступительным экзаменам: кинорежиссер Дэвид Линч прибыл в Италию с целью открыть у нас филиал своего благотворительного «Фонда для идеального образования и всеобщего мира». Фонд занимается сбором средств для подростков, желающих обучиться трансцендентальной медитации, которая, по словам Линча, направляет практикующего к океану чистого знания и дает ощущение счастья…
«То, что надо!» – горько выдохнула Доминик и вернула спасающийся бегством мозг к нелицеприятной реальности. Правда, даже ужасная, лучше слепого неведения… хотя бы тем, что активизирует на борьбу.
Сейчас, конечно, не вспомнить, в какой день бывшая жена ювелира стала клиенткой «Всей правды о», но как минимум год прошел точно. Лаура же выполняла ее заказ только сейчас. А это значит, – женщина завела машину и повернула к себе зеркало заднего обзора – из вытянутого овала на нее смотрели распахнутые голубые глаза, – это значит, что решения принимаются там. Глаза в зеркале закрылись, и мир сжался в тишину салона и шершавость сиденья. «Следовательно, проход может быть только оттуда».
– In fact Transcendental Meditation… – английская речь увлекла не сдающийся правде мозг за собой и тут же была перекрыта итальянским переводом: – Фактически Трансцендентальная медитация – это медитация на мантре, специально подобранной последовательности звуков, которая при произношении оказывает определенное воздействие на организм. Не опасно ли это? – Как смешно: переводчик переводит и мистера Линча, и его интервьюера, не меняя интонации, как в пиратских копиях фильмов! – О, абсолютно безопасно, конечно, если не забывать об общих правилах безопасности, более релевантных для состояния медитативного полета, к сожалению, недоступного для начинающих. Например? – Это, наверное, реплика корреспондента. – Важно держаться в одной среде – в водной, допустим, или воздушной. Также нельзя пересекать границу святилищ: церквей, храмов, кладбищ…»
Кладбищ! Доминик открыла глаза, но вместо разноцветной ограды дома увидела травертиновый монумент. Мост точно там. Если следовать логике Дарио, два человека из ста тысяч никогда бы не нашли свою дыру, если б она просто висела в воздухе. Нет, дыры – это места-магниты, к ним точно подойдешь, не промахнешься. Жаль, что мистер Линч не объяснил, почему именно нельзя заходить на кладбища, в медитативном смысле, конечно. Может, из-за большого скопления людей места эти обладают каким-нибудь особенным энергетическим зарядом? И поэтому там образуется мост Эйнштейна-Розена?
Срочно захотелось поделиться открытием с Дарио, однако юный друг на телефон не отвечал. Скорее всего, потому что больше не хотел быть другом. Так что самую горькую часть зеркальной теории пришлось додумывать в одиночестве.
Доминик не может вернуться в свой мир физически, ибо нельзя запрыгнуть на третий этаж. Остается лишь ждать, пока с балкона спрыгнет Лаура, и тогда, словно на качелях, Доминик вознесется «наверх». Но Лаура не прыгает. Хотя, если она – отражение Доминик, значит, давным-давно выяснила и где машина, и где башня-туннель. Она не возвращается сюда, потому что не хочет. Ей хорошо там.
Первая в этот день маленькая радость, за которую удалось уцепиться, была почти пустая парковка возле собственного дома, который теперь был домом Аличе. Пока заехала в кулинарию за любимыми кокосовыми печеньями подруги, пока на своем мамонте постояла в утренних пробках, время приблизилось к девяти. Доминик так и рассчитывала – трудовой день в детективном бюро начинался в 11, а Серджио, как она знала по опыту, уже должен был убежать на студию. У свежеокрашенного торца еще стояло ограждение – пока не подсохло, в воздухе витал слабый запах ацетона.
Дверь в подъезд, так же как и в прошлой жизни, несла на себе следы пинков и царапины ключей. Правда, бронзовой таблички домофона с именами жильцов тогда не было, только написанные от руки наклейки на почтовых ящиках. Теперь напротив квартиры номер «23» значилось – Вазари.
Предупреждать о своем визите Доминик не стала – если Лаура вела себя неадекватно, ее могли просто не пустить из страха внезапной агрессии. Но открывшая дверь Аличе вряд ли чего-то опасалась. Она стояла, скрестив руки на груди, отчего от призыва «¡No pasarán!»23 на черной футболке остался только кулак, и выжидательно смотрела на Доминик. За ее спиной простирался знакомый до боли коридор, штукатурку которого и в этой реальности пора было обновить.
– Привет, – улыбнулась гостья и протянула объемистый сверток с логотипом кулинарии. – Это тебе. Печенье. С кокосом.
Взгляд Аличе сделался подозрительным.
– А я уж думала, с цикутой. Что тебе нужно, Лаура?
Доминик вздохнула. Еще вчера утром она полагала, что последующие слова – не сразу, конечно, через несколько дней – произнесет Аличе. Но это было в другой жизни. В этой – по зеркальному закону – придется говорить ей.
– Прости меня. Пожалуйста, – прошептали непослушные губы, и эта сбежавшая из заключения фраза словно открыла затворы и выпустила остальных узников. – Я не думала, что тебе будет так больно, я вообще об этом не думала, – объясняла Доминик совсем другому человеку совсем другую вину. И не могла остановиться. Перед глазами мелькали сцены и образы: вот заботливое лицо Марии, на подносе янтарная бутылка и ключи; вот на фоне книг Рыжик с благодарными глазами: «Спасибо, что возвращаетесь! Она так страдает»; а еще Серджио: «Я устал от тебя, Лаура». Бедная Лаура. То есть бедная Аличе!
– Больше никогда, Аличе, – обещала Доминик, но на самом деле клялась самой себе, ибо в этот момент совершенно ясно поняла, что глупый роман с Серджио – закончен. Впрочем, здесь он, конечно, уже и так закончился, однако даже если бы она могла каким-нибудь чудом вернуться назад – все равно закончен.
– Я желаю вам счастья, обоим! Вы – мои самые близкие люди, – сказала правду Доминик. И добавила: – Но ты ближе, конечно.
В глазах стояли слезы. Мир смазался за колышущейся плотиной воды, которая щипала глаза, нос и немного сердце. Когда же плотина рухнула, заливая щеки, стало видно Аличе, утирающую рукавом свое мокрое лицо.
И дальше подруга переключилась на пшеничную блузу Доминик, рисуя неровные пятна.
– Это ты меня прости, Лаура-а-а, – подвывала она, – не хотела я, но сердцу прикажешь разве? Уж как могла противилась, сколько раз себе говорила, что нельзя, что у меня вон сколько мужиков было, а тебя только он за всю жизнь и любил. А пришлось выбирать – я и выбрала его. Прости-и-и…
– Да ладно, что уж там, – махнула рукой Доминик, шокированная количеством «своих» романов. И натолкнувшись на изумленный взгляд Аличе, поправилась: – В смысле, постараюсь. Должно все-таки время пройти. Но мы вместе ждать будем, – успокоила она подругу. И еще больше – себя.
Вместе с Аличе и Зазеркалье не страшно! Однако рассказывать правду о своих вселенских приключениях Доминик все-таки решила погодить. А то так вновь приобретенную подругу и потерять недолго – сочтет еще, что у Лауры крыша поехала, и сдаст, куда не надо. А печенье да извинения сочтет за симптом. Нет уж, пусть пока с Лаурой дружит, а там посмотрим.
Наплакавшись, Аличе развернула нарядный сверток – и чуть не выронила из рук. Доминик специально вложила сюрприз сюда – не хотела, чтобы подруга увидела его раньше. Казалось, так будет эффектнее. И вообще честнее – после важных слов. Хотя насчет честности вопрос спорный. С одной стороны, не очень хорошо за других решать, даже если эти другие – твоя копия, но с другой – копия домой уже не вернется, а ей, Доминик, здесь жить. Так что согласие на развод Доминик дала, считай, на свой.
Аличе принялась рыдать по второму кругу и названивать Серджио. Бывший-будущий муж сетовал, что из-за проклятых предвыборных программ не может прибыть для празднования великого события.
– Для него работа на первом месте, – объяснила Аличе Доминик, вешая трубку. Та понимающе улыбнулась. – Дебаты-фигаты, исполнительный продюсер должен круглосуточно пахать. Слушай, я отпрошусь пораньше, отметим вдвоем вечерком, а?
Доминик захлопала глазами. «Отпрошусь?»
– Сегодня не могу. Иду на прием к сенатору, – покачала она головой.
– О-па… Добилась все-таки приглашения? Поздравляю! Ладно, тогда завтра посидим. Ой, черт, завтра не могу – начальство приезжает, так что у нас образцово-показательный цирк. Давай послезавтра – я наш ресторанчик закажу. А сейчас кофейку. У меня еще целый час есть до смены. – (До смены???). – Господи, хоть немного с тобой поболтать, знаешь, как я соскучилась!
Теперешняя хозяйка квартиры увлекла Доминик на кухню. Плита и шкафчики были идентичны «родным» – видимо, Аличе тоже ремонт не сделала. Но изменения все-таки наличествовали: полосатые шторы вместо жалюзи, раскладывающийся стол и жесткие стулья, привезенные с родины Аличе – Сицилии. С ними Доминик еще по прошлой реальности была знакома.
Под магнитами на гигантском холодильнике проходила выставка фотографий счастливой пары. Однако главное, что отличало аскетичную кухню прошлого мира от этой – неистребимый подругин бардак. Мойка страдала перенаселением, на стульях в несколько слоев громоздились предметы одежды, косметические мелочи равномерно покрывали все горизонтальные пространства. Даже плиту. Видела б это Мария, не чехвостила бы их с Лаурой почем зря!
– А у меня ведь тоже есть подарок, – сообщила Аличе, разливая кофе по фарфоровым чашкам, подаренным Доминик подруге на прошлое (во всех смыслах) Рождество. – Не такой королевский, конечно, как твой, но, надеюсь, порадует.
Она подошла к подоконнику и, порывшись среди исчерканных красным карандашом газет, извлекла прозрачную папку.
– Папашка на своей территории посторонних не жалует, – видимо, апеллируя к содержимому, прокомментировала Аличе, – поэтому идею с горящими сонетами придется забыть. Охранников нет, но зато на ночь выпускают собак – сожрут твоего Ромео за пять секунд, даже первую букву зажечь не успеет. Может, конечно, кровью чего-нибудь написать. «Я из-за вас стал пищей для червей», например.
И засмеялась весело. Доминик тоже улыбнулась, хоть ровным счетом ничего и не понимала.
– Я там тебе на всякий случай расписание всех домашних прикрепила. Кроме Джульеттиного. Девка, кстати, тот еще цветочек. Три привода, представляешь? И все за «хулиганку». Купалась в фонтане, – разогнула большой палец24 Аличе, – это еще по детству, потом в монастырь залезла, – понятное дело, в мужской! А недавно флешмоб устроила в честь Дэниэла Крэйга. Ну помнишь, в феврале тут очередного «007» снимали? Ну вот, можешь себе представить: полночь, абсолютно пустая виа Номентана, двести полицейских обеспечивают тишину и покой, – вещала подруга, тряся растопыренными пальцами. – Один-единственный несется «Астон Мартин», и тут выскакивают эти, с позволения сказать, девушки – все с плакатами «Чао, Джеймс!». Как только машина никуда не врезалась – чудо из чудес. В общем, если хочешь знать мое мнение, лучше пусть твой Цуккерберг в кого-нибудь другого влюбляется. Понормальнее. Кстати, он там с Тайгером Вудсом разобрался? Заявление не поступало еще.
– С кем?
– Ну с этим, как его, который машину на дружеские бабки купил. Которую Дарио должен был на аукционе продать.
– А-а-а-а-а, – излишне медленно протянула Доминик, в то время как шестеренки в голове вертелись, словно сумасшедшие. Вот, значит, как он Лауре с компьютером помогает! Ничего себе! А двойняшка-то хороша! Под статью несовершеннолетнего подводит!
– Нет еще. В смысле, передумала я насчет аукциона. Хочу теперь машину навозом завалить, ну как в «Назад в будущее», помнишь?
Аличе секунду молчала, а потом захлопала в ладоши:
– Ты гений, Лаура! Я это всегда говорила! Навоз – это круто! И руки чистые – пусть потом приходит к нам, толку-то: свидетелей нет, улик тоже, полный ажур! Молодец ты, вот правда, молодец! Святое дело делаешь, подруга!
– Да уж какое святое, – вздохнула Доминик. Папа Римский за такое точно по головке бы не погладил. Если б, конечно, знал.
– А как еще назвать? Это из хорошего сделать хорошее нетрудно, а из плохого поди попробуй! По мне, сокращение зла – самое благородное дело, какое только есть. Я лично по этой причине с тобой и спелась.
– Ну твоя работа тоже зло сокращает, – осторожно заметила Доминик. Не похоже было, что Аличе здесь держит сыщицкое агентство. А чем тогда занимается?
– Это конечно, – согласилась подруга, – поймать преступника – лучше, чем не поймать, но разве наказание причиненное зло сокращает? То-то и оно. Пока мерзавцы в тюрьме сидят, злодеяний не совершают, это, безусловно, плюс, а потом? Многие выходят еще более жестокими, чем заходили.
– Грустно, – кивнула Доминик. Так, вроде бы ситуация проясняется. Аличе до сих пор работает в органах. Надо же, какая в этом мире задержка!
– Еще как грустно. А всего грустней, что всю эту неправильную систему фиг изменишь. Точнее, изменить-то можно, только для этого ох как высоко надо сидеть. А мне в самом смелом сне даже до нач. участка не допрыгнуть, – закручинилась подруга и запихала в рот очередное печенье. – Хотя, с другой стороны, туда и смысла прыгать нет: нач. участка – сошка малая. Для злоупотребления служебным положением никакого простора!
– Да уж, наверное, побольше, чем у тебя, – чтобы не молчать, бросила нейтральную фразу Доминик. Уже стало ясно, что Аличе по рангу ниже.
– Не скажи, – фыркнула подруга. – Кто ж ему сводки на стол кладет, думаешь? Правильно, инспектор Вазари, а копию – себе. Тебе, то есть. Маленькое нарушение, большой результат! Погоди минутку.
И, заговорщицки подмигнув гостье, Аличе удалилась за дверь. Доминик смотрела ей вслед, преглупо хлопая глазами. Начавшая складываться в мозгу головоломка снова разлетелась на отдельные детальки. Зачем ей, – то есть Лауре, конечно, – полицейская сводка? Какое отношение может иметь «Долг» к криминальным новостям? И уж совсем не понравилось про нарушение, которое ведет к результату. Эта тема недавно уже поднималась.
Пальцы сами открыли сумочку и выпотрошили из пачки тонкую сигарету. Там осталась всего одна – со вкусом правильной реальности. Решив оставить ее на черный день, Доминик зажгла предпоследнюю.