Елена Бушаева
Умама Везве
Он щёлкнул включателем, поцокал языком и набрал что-то на панели. Посмотрел на контуженного, покачал головой. Стёр, набрал снова. Посмотрел на Глеба, потом на напряжённую Умаму.
– Поздороваться! – прошипела женщина. – Сказать, что мы не враг!
– Так он и поверил, – хмыкнул Глеб.
– Может, повэрит, – возразил Алдар. – Вряд ли симбыонты умэют врат.
***
Сигнал прилетел из ниоткуда. R-12 вздрогнул и чуть не выронил зародыша.
– Дать мне, – Умама аккуратно освободила его руки. – Не бояться. Мы – брат.
Словно не слыша её, Симба шагнул к источнику вожделённого сигнала. Странного, исковерканного, но всё равно понятного. В глазах у него впервые появилось осмысленное выражение.
– Задёргался, чёрт, – недовольно вставил Глеб, за что получил полный ярости взгляд разведчицы. – Алдар, что ты ему сказал?
– Нычего пока, – связист почесал бровь. – Запрос дал. Не думал, что он отвэтыт. Так…
– А он что, отвечает?! И ты понимаешь?
– Дэ. Говорыт, его зовут R-12. Солдат обычный. Нычего особэнного.
– Сказать, его звать Симба! – недовольно вклинилась Умама, покачивая Лёвку. – Он теперь мы!
Контуженный медленно повернулся к чёрной женщине. И взглянул на неё так, как будто видел впервые. Этот взгляд по-прежнему не выражал никаких эмоций. Но он был осмысленный. Почти… человеческий.
– Давай-ка по порядку, – Глеб оттеснил Умаму, взял солдата за плечо и подвёл ближе к Алдару. – Так, родной. Во-первых, назови свою миссию…
Когда они закончили, над пустыней уже поднялись звёзды. Глеб стоял под ними, закинув голову, и люто хотел курить.
Симбионт действительно не умел врать, и выдал им всё. Как умирал три дня под завалами, боясь пошевелиться. Как тащился с младенцем по пустыне, пытаясь его сберечь. Как хотел пить. И как ему было больно, когда Умама разбила ему лицо. И как страшно, что Лёвка останется без него. Как он тщетно пытался выстроить коммуникацию, но не понимал их сигналы. И как рад, что наконец-то они его слышат. И что его пугают видения, которые приходят по ночам, когда он закрывает глаза, но не происходят на самом деле. И что он очень устал, и вокруг столько шума, света, всего твёрдого, острого, горячего, и боль, боль, боль. Они же вернут его к своим, правда? Умама главная, её надо слушать. Глеба и Микайо – бояться. Майю – избегать, потому что непредсказуема. Алдар – спасибо, спасибо, ты меня слышишь! У него миссия, он должен навести Порядок. И тогда… на вопрос, что тогда, симбионт завис, растерянно моргая. Тогда будет Порядок.
– Тогда не будет ничего, – жёстко ответил ему Глеб. – Вообще ничего.
Машина не была злой. Она делала то, для чего её создали – уничтожала людей. И неважно, что все они давно объединились, что среди них не было больше врагов. Война всё равно шла, и Машина успешно выполняла свою миссию. Человеческий интеллект породил мощь, которую не смог преодолеть, а эта мощь создала причудливый извращённый гибрид – симбионта.
Глеб не считал их за людей. Никто не считал. И они сами себя не считали. Пустые оболочки, биомасса – не более. А оказалось, им может быть больно. Им может быть страшно. Внутри каждого экзоскелета – потерянный ребёнок, такой же, как Лёвка. Такой же, каким был маленький Глебка. Только у Глебки ещё был шанс, а у этих… Глеб в жизни не убивал людей. Уже два поколения люди не убивали людей. То есть, это они так думали.
– Ты чэго, командыр? – подошедший Алдар задрал лицо к небу. Его подобные мысли не одолевали.
– Как он там?
– Спыт. Устал, – связист покачал головой. – Это прорыв. Он – недостающее звэно. Шанс для всэх. Идэальный коммуныкатор.
– Это если под завалами кто-то остался.
– Еслэ нэт, – серьёзно сказал Алдар, – Заслон продолжит всо равно. Сегодня илы завтра.
– Мы или нас.
***
К базе выдвинулись тем же вечером. Зной сменился прохладой. Скоро станет совсем холодно, но не страшно, у рабочей группы были лёгкие тонкие скафандры, больше похожие на термобельё. Остальные грелись в машинах.
Оживший Симба шнырял между людьми, заглядывал в лица, пытался копировать движения. От него отмахивались, но чаще просто с досадой, чем зло. Алдар поколдовал с коммуникатором, и контуженный мгновенно стал понимать самые простые слова и жесты. Сам ещё не говорил, но уже пытался что-то мычать. Лучше всего его понимал Лёвка. И, как ни странно, Умама. От младенца Симба, как и прежде, далеко не отходил, то и дело бегал проверить, как там «братик».
Любопытная Майка, прознавшая, зачем контуженный вздумал хватать её за запрещённые места, сперва возмутилась ещё больше, потом расфыркалась и простила. И даже, кажется, заинтересовалась.
– Ну а что, – поясняла она. – Если у него базовые функции работают, значит, что-то из него может вылезти.
Лукавый Микайо тут же поделился мнением, что конкретно и сколько вылезет из контуженного, если девушка вздумает проверять его базовые функции, но Майя только отмахнулась. Война есть война, и на ней все спешили жить.
Завал стали разбирать сразу же, не пытаясь сканировать: всё равно бесполезно. Защита под землёй была такая, что выдержала бы прямой ядерный удар.
То и дело натыкались на трупы. Останки людей бережно относили в братскую могилу. Симбионтов складывали отдельно. Экзоскелеты, даже сломанные, были ценным ресурсом.
Симба зачарованно заглядывался на слаженную работу людей и машин.
– Чего это он? – неприязненно спросил Глеб Алдара.
Связист задрал рукав, набрал на наручном передатчике вопрос. Передатчик тут же пиликнул, принимая ответ.
– Удывляется. Говорыт, люды умэют много. Многозадачност. Он умэет только быт солдатом.
– Не доверяю я ему. А если он нам врёт? Если это шпион? Мало ли, что там Машина придумала нового.
– Нэт, – связист покачал головой. – Исключэно. Я всё провэрил. Обычный солдат.
– Ты ж говорил, у него в башке процессор. А если Машина с ним свяжется?
– Исключэно. Слышком далеко – это раз. Нужен экзоскэлэт – это два.
– Симба! – гаркнул Глеб. – А ну подошёл сюда быстро!
Контуженный вздрогнул и рысью подбежал к товарищам.
– Командыр, – покачал головой Алдар, но махнул рукой.
– Слышь, шпион, – Глеб грозно уставился в незамутнённые серые глаза симбионта, окружённые ореолом уже начинающего желтеть синяка. – Чтобы стоял возле меня, понял? И никуда не рыпаешься. Алдар, переведи ему.
– Командыр, зачэм…
– Затем. Пусть под присмотром будет. Есть у меня насчёт него одна мысля. Может, поможет в заковыке с Избранным.
– На опыты отдашь? – понимающе кивнул Алдар. – Умаме сказал?
– Ещё чего. На войне всякое бывает. Тем более с симбионтами. Так ведь?
Симба неожиданно кивнул.
Глеб вздрогнул, но контуженный смотрел слишком безмятежно. Просто совпадение.
– Интересно, он сам-то понимает, что мы одной крови?
– Нэа, – беспечно заявил Алдар. – Он сэбя вообще живым нэ считаэт. Нэ понымает.
– А сможет он… ну… в нормальное состояние прийти когда-нибудь?
– Командыр… – Алдар жёстко и в упор посмотрел на Глеба и сделал знакомый резкий жест рукой. – Дождь пэрестаёт – гость уходыт. Ты нэ Умама. А он нужен для дэла.
– И ничего важнее дела, – тяжело согласился Глеб.
– Вот и нэ забывай.
Алдар легко спрыгнул с насыпи и поспешил навстречу возвращающейся с раскопок смене.
Глеб посмотрел на Симбу.
Контуженный стоял, задрав голову вверх, и глядел на звёзды. Несуразный, костлявый, в болтающейся одежде. Губы у него были обветрены, кожа на лице покраснела под палящим солнцем и кое-где потрескалась. Сквозь покрытый струпьями лысый затылок пробивались тёмные мягкие волоски. И глаза… огромные, блестящие. Осмысленные.
Симбионт наконец почувствовал взгляд и сам посмотрел на Глеба. Сделал какое-то странное движение ртом, потом ещё. И пока командир тщетно гадал, что бы это значило, поднял руки, поднёс к уголкам губ и подтянул вверх в неумелой неловкой улыбке.
***
Что их раскопают, никто не сомневался. Когда – не так уж и важно. Самые нужные люди все были здесь, и их, как принято, было немного. Вопрос был в том – кто раскопает. Если свои – работу следовало продолжить. Если выкормыши Машины…
На этот случай существовал протокол мгновенного уничтожения данных. И неважно, что разработка по выращиванию Избранного велась тридцать лет. Он был не единственный Избранный.
Первые наработки появились почти одновременно с симбионтами. В теории всё было просто: запустить вирус в систему, дать ему время распространиться и активировать. Не зря Заслон ещё до техногенного апокалипсиса занимался связью.
Машина, истребляющая всё живое, активно пользовалась моделями поведения различных социальных групп. И связь симбионтов срисовала с муравьёв. Единый организм с единой целью при отсутствии личности. Винтики механизма, подчиняющиеся головному центру. А значит, сигнал можно запустить как в одну, так и в другую сторону.
Вирусы у Заслона тоже выходили отменные. Мощные, смертоносные, незаметные, блестяще проходящие испытания. Но всегда было но. Погрешность даже в три процента грозила разрушить всё. Люди могут ошибаться, Машина – нет.
Только спустя пятнадцать лет нужный вирус был создан.
Спустя ещё два года они поняли, что подселить его извне не выйдет. Нужен был тот, кто уничтожит Машину изнутри.
Они пробовали перебирать экзоскелеты и подсылать смертников. Ни один не вернулся. А война шла, и Машина выигрывала.
И тогда они пошли на отчаянный шаг, далёкий от всякой неуместной этики – создали симбионта сами. А потом, через пять лет, – ещё одного, более совершенного. Воспитывать малышей взялась Умама Везве – хищная разведчица, смертоносная, как чёрная мамба, способная научить и уничтожать, и умирать, если будет нужно.
Машина не была злой и не глумилась над врагами. Она просто делала то, для чего её создали. Но то, в каком виде они потом нашли этих ребят…
Несибинди, младший сын Умамы, успел поместить спящий вирус в процессор одного из многочисленных младенцев в инкубаторах. Никто не знал, что с ним стало. Так было нужно, чтобы Машина тоже ни о чём не подозревала. Пятнадцать лет требовалось, чтобы младенец вырос и вошёл в сеть как полноправная часть. Пятнадцать лет они ждали нужного момента, чтобы активировать его, и молились, чтобы Избранный не погиб.
Нашлись смелые, которые заразили ещё двоих, но до их взросления и входа в основную сеть было ещё далеко. Заслон умел планировать. Умел ждать. Но они были всего лишь людьми. И им хотелось всего и сразу.
Когда на поселение напали, учёные ушли в бункер, готовые взорвать и себя, и свои наработки. И ждали, держа руку на кнопке. Достаточно было одного движения…
А потом земля содрогнулась до основания, и наступила тишина.
***
R-12 откатил очередной камень и посмотрел на свои руки. Ладони кровоточили. С экзоскелетом он бы управился раз в десять быстрее. Бестолковые повстанцы и то были сильнее. Дурацкое занятие: перекладывать камни с места на место.
Их то и дело останавливали, и в дело вступала техника. Потом подбегали люди, что-то кричали, раздавали указания. Снова приходилось оттаскивать куски бывших стен и перекрытий руками.
Умама трудилась рядом, большая и потная, издавая ритмичные звуки. Он уже знал, что это называется «песня». Смысла этих звуков он не понимал, но привык к ним, и они радовали его. Судя по тому, что сказал Алдар, он тоже не понимал этих звуков. И никто не понимал, кроме самой Умамы и таких же чёрных, как она. Прямо как симбионты. Из-за этого R-12 почему-то хотелось находиться с ней рядом как можно больше. Женщина то и дело искала его взглядом, чтобы прервать песню, что-то сказать и поднять уголки губ наверх. Солдат тоже так пробовал. В ответ на его попытки чёрная женщина хваталась за бока или сгибалась пополам. Смеялась. Зародыш тоже смеялся, совсем в другой тональности, но солдат улавливал сходство. Они все так делали, эти повстанцы. Он уже выяснил у Алдара, что этот звук ничего не значит и не конструктивен. Как и «песня». Но отчего-то хотелось, чтобы Умама издавала его как можно чаще.
У них вообще всё было неконструктивно, у этих повстанцев. Взять хоть позывные. Глеб, Алдар, Майя и Микайо были из одной группы, но в позывных это никак не отображалось. То ли дело его группа: R-1, R-2, R-3… И функциональность у повстанцев была бестолковая. По очереди они готовили свою убогую грубую пищу, несли караул, следили за зародышем и за самим солдатом. Даже Глеб, которому следовало бы уходить в гибернацию и не тратить энергию, когда она могла понадобиться для его непосредственных обязанностей командира. Многозадачность – гибель порядка. Неудивительно, что они проиграли войну.
На четвёртый день раскопок Симба так устал, что уже не мог двигаться. Тупая ноющая боль в мышцах поселилась в нём с того самого момента, как чёрная женщина разломала его экзоскелет. Теперь к ней добавилась острая боль в ссаженных ладонях.
Алдар сказал, это пройдёт. Сказал, надо потреблять больше пищи и делать механические повторяющиеся движения, и тогда мышцы адаптируются. Солдат не очень поверил. Даже экзоскелет, который был сильнее и лучше, при повреждениях приходилось чинить. А уж чтобы никчёмная личинка самовосстанавливалась…
А вот Умама ничего не говорила. Под конец дня она садилась возле страдающего R-12 и разминала его конечности, всё так же издавая «песню». Становилось легче. Майя тоже пробовала один раз. На неё организм среагировал как-то странно. Солдат даже не успел ничего понять, как она сменила цвет кожных покровов и убежала.
