Екатерина Вэ
Дед
После похода в санузел доставал Василий Федорович из тумбочки своей прямоугольное зеркало с отколотым углом, старую глубокую чашку, на дне которой лежал обмылок, вафельное полотенце, помазок и бритву. Со всеми этими приспособлениями садился дед на табурет возле подоконника и важно выставлял вертикально свое зеркало. Наливал в глубокую чашку с обмылком из пластмассовой лейки, предназначенной для полива цветов, немного воды и начинал судорожно вспенивать помазком содержимое. От усердия, сам того не замечая, дед высовывал на бок язык. Как только пена получалась густой и в достаточном количестве, начинался самый главный утренний ритуал: глядя в зеркало, Василий Федорович цеплял помазком пену, подносил ее к лицу и важно начинал размазывать по самые уши все то, что напенил; затем брал бритву и с жутким скрежетом пытался выбрить свою старческую щетину. Результатом дед был всегда доволен. Собрав полотенцем остатки пены с лица, с интересом оглядывал он свое отражение в зеркале и заключал: "Ай да молодец! Ай да сноровка!"
Дальше наступало время изучения обстановки за окном. Отодвинув чашку, зеркало, бритву и помазок в сторону, дед закидывал ногу на ногу, подпирал рукой подбородок и принимался разглядывать улицу: вот проехал грузовичок слишком шумно; вот легковушка посигналила в самый неподходящий момент; вот надоедливые вороны каркают без дела; вот тучи сгустились и непременно начнется ливень; вот ливень не начался, но подул дурацкий ветер, поднимая пыль в воздух; и еще много всяких "вот", так сильно раздражавших Василия Федоровича. Но все это сущие пустяки по сравнению с главным утренним самым скверным для старика событием.
Василий Федорович ждал, когда мимо пройдет некий мужчина лет сорока, каждый день выгуливавший свою собаку под окнами известной уже нам хрущевки. Настолько это событие стало важным и привычным для деда, что пропустить его было нельзя, хоть и вызывало оно бурю отвратительных эмоций.
Некий мужчина лет сорока – травматолог местной больницы Алексей Григорьевич Пилипчук. Алексей был роста достаточно высокого, в меру худощавый, на лицо практически неприметен, разве что в глаза бросался ярко-красный румянец, то и дело вспыхивающий на его щеках. Каждое утро Пилипчук выгуливал свою дворнягу. Как назло, пес постоянно тянул хозяина под окна Василия Федоровича. И ладно, если бы пес проходил мимо, но он с особым любопытством вынюхивал газон, давно поросший сорняком, чем вызывал сильнейшее раздражение деда и, как следствие, очередной утренний скандал.
Скандал случился и в этот раз. После утреннего ритуала Василий Федорович открыл настежь окно. Бодрый апрельский ветерок впорхнул в комнату деда.
"Хорошо, что нынче весна ранняя," – подумал пенсионер, прикрыв от удовольствия оба глаза и растянув губы в легкой улыбке. Но тотчас же опомнился, открыл глаза, убрал с лица улыбку и принял самый строгий вид. Усевшись в ожидании на свой табурет, принялся высматривать нарушителя старческого покоя. Вскоре раздался собачий лай и послышался знакомый голос:
– Ну, постой же! Ну, прекрати меня тянуть! Ко мне! Фу! Ко мне!
Алексей Пилипчук вышагивал смешной походкой, держа в руках поводок с пристегнутым псом. Однако картина была любопытная: дворняга, тянущая хозяина изо всех сил, вынюхивающая дорогу так, словно ищет трюфель; хозяин, идущий самым странным образом, так как казалось, что он идет назад, притом что ноги двигались вперед. Алексея понять было можно. Встретиться взглядом с дедом ему совсем не хотелось. В теплое время года старик непременно нес всю брань, какую только мог воспроизвести в открытое окно. Поздней осенью и зимой старик стучал в окно со всей дури, давая знать всей улице о своем недовольстве. А причина недовольства была проста: пес гадил самым наглым образом под окнами Василия Федоровича. И не мог Пилипчук ничего поделать со своей дворнягой. Как ни пытался он утащить пса в другое место, пес не оставлял Алексею ни единого шанса не встретиться взглядом с дедом. Всем героям утренних событий было крайне неприятно происходящее, но это вошло в каждодневную привычку.
