Екатерина Соболь
Дарители: Дар огня. Короли будущего. Игра мудрецов. Земля забытых. Сердце бури

– Я – наследник Сиварда, – невозмутимо, хотя голос подрагивал от торжества, сказал Генри. – Откройся.

Он потянул крышку вверх. Ничего не произошло.

Генри это поразило так, что он сел на землю, тупо глядя на шкатулку. Светляки кружили вокруг, услужливо освещая надпись.

– Я же избранный, открывайся! – упрямо повторил он, дергая крышку.

Ничего. Слова «Скажи, кто ты» тоже никуда не исчезли, и Генри вдруг подумал: «А и правда, хороший вопрос».

– Все мне говорят, что я наследник Сиварда, а я понятия не имею, как такое могло получиться. Он же был благородным героем и жил наверняка в большом городе, а не в лесу, – чувствуя себя ужасно глупо от того, что говорит это вслух, произнес Генри. Но шкатулка будто ждала, и в холодном сиянии надписи было что-то почти осуждающее. – Мне иногда так страшно, я боюсь проиграть и разочаровать всех, и еще я… – Он сглотнул, не хотелось говорить вслух, но это было частью его, как бы он ни старался про это забыть. – Я – разрушитель. И огонь внутри становится сильнее, я чувствую. Срок сделки истекает, и, если я до этого не получу от Сердца добрый дар, мне конец. Барс, наверное, с ума сошел, если выбрал такого, как я. Сивард был героем, он-то наверняка никогда не сомневался, что ему делать, а я…

Генри услышал тихий щелчок и неверяще опустил взгляд. Крышка сама откинулась назад – он к ней даже не прикасался. Внутри лежали исписанные листы бумаги, Генри уже протянул к ним руку и вдруг почувствовал, что карта в кармане нагрелась. Он вытащил ее и развернул: пятый огонек теперь сиял в полную силу, под ним шла надпись: «Принятие себя таким, какой ты есть». Шестой горел к северо-западу, ровно к югу от Башни загадок, в лесу под названием «Эвкалиптовая роща», со всех сторон окруженном Пропастями. Генри кивнул сам себе и не глядя сунул карту в карман. Он был уверен, что в шкатулке окажется какой-то могущественный волшебный предмет, – Пал ведь говорил, что Сивард оставил это для своего наследника, – и Генри рассчитывал на что-то более полезное, чем несколько исписанных мелким почерком листков с неровными чернильными буквами.

Светляки носились вокруг плотным сияющим роем, уютно гудели над ухом, разгоняя тьму. Генри рассеянно, еще не отойдя от разочарования, проглядел первые строчки – и рука у него похолодела так, что он едва не выронил листки.

– Нет. Не может быть, – побелевшими губами пробормотал он, вцепился в листки и начал читать.

Глава 14
Великий Сивард

Если ты читаешь это, значит, все плохо. Я уже давно мертв, Сердце так и не нашли, у тебя тот же дар, что у меня, и ты сейчас на том же самом месте, где я это написал: на вершине меловой скалы с видом на равнину. Я приказал шкатулке, чтобы она открылась только здесь и только тебе.

Уверен: если ты и слышал мою историю, ее приукрасили, сделали доброй и поучительной. Я расскажу тебе, как все было на самом деле. Жил-был король Освальд, и было у него два сына. Старший, Ингвар, был храбрым, добрым, и все его любили. У него был дар лечить прикосновением – отличный дар для будущего короля. И был младший, Сивард. То есть я.

Этот ужасный дар, дар огня, с древних времен появлялся раз в несколько поколений, и тех, кто обладал им, держали взаперти, чтобы они не могли никому навредить. Людям про меня говорили, что принц уродился болезненный и слабый, и никто, кроме отца и брата, – мать умерла, когда я был еще ребенком, – не знал правды о том, почему я никогда не выхожу из своих покоев.

А потом все изменилось. Когда отец загадал себе бессмертие, Сердце потускнело, добрые дары ослабли, теперь Ингвар мог вылечить разве что царапину, а раньше спасал и смертельно раненных. Он рассказал мне, что все королевство в ужасе, а отец доволен: решил, что, если дары исчезнут совсем, все будут подчиняться ему покорно, как рабы. И люди беспомощно ждали, когда он придумает, что бы ему еще загадать. Кто же знал, что последнее желание отец решит потратить на меня.

Тем вечером отец принес мне ларец с Сердцем и сказал: прикоснись к нему и загадай, чтобы твой ужасный дар исчез. И я хотел уже прикоснуться – больше всего на свете я всегда хотел стать нормальным, – но я знал, что тогда дары исчезнут у всех людей раз и навсегда. Так что я выпросил у отца время до утра – подумать. До сих пор не понимаю, почему он согласился. Я позвал Ингвара, и мы вместе решили, что делать: я сбегу из дворца и где-нибудь спрячу Сердце, отец наверняка отправится в погоню, а Ингвар тем временем устроит переворот. Из него выйдет хороший король: он, в отличие от отца, думает не только о собственном величии.

Я тайком выбрался из дома, даже не зная, куда отправиться – я из дворца раньше не выходил, – и тут мне явился волшебник, Тис. Он сказал, что Барс восхищен моей храбростью и укажет мне место, где можно спрятать Сердце так, чтобы отец не нашел. Если люди смогут победить моего отца, Барс выберет того, кто снова отыщет Сердце и вернет людям. А чтобы найти это место, нужно с помощью Тиса пройти семь испытаний.

Тис такому заданию был явно не рад: я видел, как он боится меня. Я кое-как шел от одного испытания к другому, а отец преследовал меня, чтобы отнять Сердце. Он был в ярости из-за моего предательства. От людей я слышал: придворные, посланники и горожане с радостью присягнули на верность моему брату, и отцу больше не было хода во дворец.

И все бы, наверное, закончилось хорошо, если бы не мой дар. Никто, кроме тебя, не поймет, как я ненавижу его. Все бы отдал за то, чтобы его не было.

Я случайно коснулся человека, и после этого ничто уже не было прежним. Тис и так считал, что Барс совершает ошибку, доверяя такому, как я, а теперь и вовсе перестал появляться, как бы я ни звал. Прикоснувшись, забираешь немного сил, но если убиваешь – забираешь себе все, а огонь только этого и жаждет.

Однажды я очнулся на пепелище и понял, что уничтожил деревню. Вместе с людьми. Я бы так хотел забыть это – но не могу.

И знаешь, что хуже всего? Ларец с Сердцем все это время был у меня в сумке. Я знал, что в любую минуту могу просто прикоснуться к нему, загадать желание – и эта ужасная сила пропадет. Но я видел, какими стали люди, когда их дары ослабли. Беспомощными, неуверенными в себе – прямо как я. А я был готов на все, чтобы никто и никогда не чувствовал себя так, как я. Так что я шел дальше, и огонь становился сильнее, и я знаю: даже если выживу, этот кошмар никогда не закончится.

Но я все сделал. Я спрятал Сердце там, где велел Барс.

Времени у меня мало, отец скоро будет здесь, так что перейду к делу: в этих скалах хранится ключ от всех дверей – могущественный древний предмет, который способен открыть все, в чем есть замочная скважина. В его могуществе и беда: в королевстве есть много дверей, которые открывать ни в коем случае нельзя и которые жаждут быть открытыми. Взяв ключ, до конца жизни становишься его хранителем – ключ всегда будет узнавать руку хозяина и подчиняться ему, приводить к закрытым дверям. Таким, как мы с тобой, нельзя брать его ни в коем случае: у этого предмета своя воля, а нам и так есть с чем бороться. Если есть хоть один человек, которому ты доверяешь, будь он хоть на другом конце королевства, вызови его, пусть он возьмет ключ и поможет тебе открыть дверь, за которой хранится Сердце. Я взял ключ сам, и как же я об этом пожалел.

Спрятав Сердце, я вернулся сюда и положил ключ назад. Еле оторвал от него руки: его сила едва не заставила меня сделать кое-что ужасное… Долго рассказывать, а мне уже пора. Я бы так хотел еще раз увидеть Тиса, звал его, пока не охрип. Он не явился, и я его понимаю: такого, как я, можно только ненавидеть.

Но теперь я знаю, что делать. Дар подсказал мне.

Я прошу Барса об одном: чтобы он дал все исправить такому же, как я. Вот что я понял: нет на свете большей храбрости, чем та, что нужна, чтобы победить врага внутри себя. У меня просто не хватило храбрости, но у тебя хватит. Я верю в это и оставляю тебе шкатулку – бедное, жалкое наследство, – просто чтобы ты знал: сколько бы лет ни прошло, кем бы ты ни был – я в тебя верю. Я верю в тебя.

Мне так страшно».

Почерк становился все более путаным, строчки съезжали вниз, последняя обрывалась на середине слова. Генри медленно опустил листы на колени.

Он не знал, сколько просидел так, глядя в одну точку. Когда он очнулся, небо уже посветлело: приближался тяжелый, хмурый рассвет, войска были совсем близко, и он поднялся на ноги.

– Тис, я знаю, ты слышишь. – Ему хотелось кричать, но слова получались едва слышными. – Только посмей не явиться. Я из-под земли тебя достану, ясно?

– Я и его слышал, Генри, – устало сказал за его плечом Тис. Генри обернулся и, тяжело дыша, уставился на него. – Он сидел именно здесь, когда дописал это и закрыл шкатулку. Я пришел к нему. Пытался отговорить от того, что он собрался сделать.

– И что это было? – через силу произнес Генри.

– Он хотел голыми руками убить Освальда. Верил, что его дар сильнее бессмертия отца, – и, увы, оказался прав. Освальд как раз ехал сюда через эту равнину так же, как сейчас, только без армии. Еще не знал, что опоздал и Сердце спрятано. Сивард был уже не в себе. Я пытался ему объяснить: когда разрушитель забирает силу человека, она становится его частью. – Тис говорил, морщась, как от боли. – В Освальде было очень много сил: он вытянул их из Сердца, чтобы стать бессмертным. Но, забрав эту темную силу, Сивард превратился бы в нового Освальда, только гораздо хуже, с его-то даром. Он стал бы бессмертным владыкой такого могущества, что победить его было бы невозможно.

Тис глядел так умоляюще, будто хотел, чтобы Генри сказал: «Да ладно, ничего страшного, что ты не верил в него, что ты бросил его. Я тебя прощаю». Генри прощать не собирался.

– Я решил дать ему шанс, – все тем же оправдывающимся голосом сказал Тис, потирая заросший клочковатой щетиной подбородок. – Как ты знаешь, волшебные предметы можно переплавить. Волшебство, заключенное в них, от огня высвобождается и переходит в ближайший сосуд – в тот, что рядом. Так Освальд делает напиток. А я в тот день собрал все волшебные предметы, что были у меня, расплавил их и в том вареве, которое получилось, закалил меч. Да, Генри, у меня был меч, я не всегда был стариком. Меч напитался такой силой, что теперь смог бы убить кого угодно, даже бессмертного Освальда. И я принес этот меч Сиварду, вот сюда, и сказал: «Хорошо, если хочешь убить отца, убей его этим мечом». И когда он отказался, я понял: это не он, а огонь внутри его хотел забрать силу Освальда. Они встретились у подножия ущелья, там, где сейчас твои друзья. Сивард уже сам не понимал, что делает, он всегда любил отца. Но в тот момент в его глазах была такая убийственная ненависть, что я понял: он победит, и тогда… – Тис захлебнулся воздухом. – Сивард был куда опасней Освальда. Освальд – просто плохой король и хитрец, одержимый жаждой власти и страхом смерти. Но Сердце уже было для него недоступно, трон – тоже, все в столице присягнули Ингвару, какие он мог причинить разрушения? А вот Сивард… Я просто хотел поступить правильно. Уничтожив ту деревню, он получил столько силы, что его было уже не убить обычным мечом.

– Что ты сделал? – онемевшими губами проговорил Генри.

– Я отдал меч Освальду.

Генри судорожно дернул губами, пытаясь вдохнуть. Получилось только с третьей попытки.

– И когда Сивард увидел это… Он даже не боролся. Я его предал, понимаешь? И Освальд, в ярости от того, что лишился власти, подошел и вогнал меч ему в грудь. – Тис сипло вдохнул. – Но когда он умирал, дар оставил его. И мы с Освальдом, мы оба, стояли и смотрели на это. Сиварду было семнадцать. Чуть старше тебя. Почти ребенок. И он задыхался и смотрел на нас, на своих убийц, и я видел – он освободился. Он снова был собой. Это было невыносимо, Генри. И когда он умер, Освальд не мог смотреть на его тело. Вскочил на лошадь и унесся прочь. Он уже раскаялся, он ведь любил своего младшего сына куда больше, чем Ингвара. А я взял тело, перенес туда, где спрятано Сердце, и там похоронил. – Тис сжал пальцами переносицу. – Ты очень похож на него. Я не знаю, как это возможно, но это так. Смотрю на тебя – и вижу его. Худшего наказания Барс для меня и придумать бы не мог.

– Меня тоже убьешь?

– Не будь таким жестоким.

Генри коротко, зло рассмеялся:

– А, так это я жестокий? Ты… Ты старый, трусливый… – Он задохнулся. – Почему никто не знает, что он сделал? Почему все считают, что Сивард и разрушитель – два разных человека?

– Ни я, ни Ингвар не хотели, чтобы имя Сиварда было связано с ужасными вещами, которые он сделал. И мы придумали рассказывать эту историю по-другому. Был Сивард, герой. И был разрушитель, который преследовал его по пятам, как тень. А те слова в конце сказки про то, что «однажды эта игра продолжится» и добрый герой снова сразится со злым, я придумал, чтобы дать жителям королевства надежду, вселить в них мужество. Я считал, что добро – это добро, и оно должно быть совершенным, людям так легче.

Генри с трудом втянул воздух.

– Он мог в любой момент прекратить это, пока шел сюда, – наконец выдавил он, сам ненавидя себя за этот жалкий, трясущийся голос. – Я бы так не смог. Никто бы не смог. Если б ты помогал ему с самого начала… Даже отсюда ты мог забрать его в безопасное место, спрятать, он был сильным, он бы мог держаться. Но легче было от него избавиться, да?

Тис отвел взгляд.

– Когда я понял, что ты такой же, как он… – Он затряс головой по-стариковски беспомощно. – Я слишком стар, чтобы опять через это пройти. Одного мальчика я уже похоронил. Я думал, что в следующий раз Барс выберет более… подходящего героя.

– Лучше бы он выбрал более подходящего наставника, – процедил Генри, подходя ближе. От ярости его трясло, и Тис попятился. – Этот меч еще у тебя?

– Освальд хотел забрать его себе, – пролепетал Тис. – Но я заколдовал меч так, чтобы он вернулся ко мне, как только дело будет сделано. Я хранил его.

Генри нетерпеливо дернул рукой:

– Давай его сюда. Я убью Освальда. Пока он жив, это все не закончится.

– Нет, Генри.

– Дай мне меч.

– Освальд прекрасно дерется. Ты его не победишь. Либо он убьет тебя, либо огонь заставит тебя бросить меч и схватить Освальда голыми руками.

Генри упрямо смотрел на него, и взгляд Тиса вдруг смягчился.

– Я знаю, что нужно сделать. – Старик расправил плечи. – Надо было еще в прошлый раз с этого начать. Я сам возьму меч и вызову Освальда на поединок.

– Ты что, меч держать умеешь? – издевательски спросил Генри.

– Да, конечно. Просто давно этого не делал. И знаешь что? Думаю, есть надежда, что после смерти Освальда со всех его воинов спадет заклятие подчинения… раз подчиняться больше будет некому. – Он глубоко вдохнул, успокаиваясь прямо на глазах, и потер подбородок. – Только надо побриться. Волшебник с бородой – это как-то несерьезно. Мы все исправим, Генри. Я убью Освальда, ты найдешь Сердце, а дальше разберемся.

Тис протянул руки вперед, и Генри попятился – на миг ему показалось, что старик решил сбросить его со скалы, – но тот вдруг притянул его к себе, так что Генри впечатался лицом в мягкую ткань на его груди. Генри попытался оттолкнуть его, но Тис держал крепко.

– Из меня вышел ужасный помощник. Сам не знаю, почему Барс опять меня выбрал, – негромко сказал Тис.

От него пахло печеньем, кошками и старостью, и Генри захотелось разрыдаться – и за себя, и за Сиварда.

– Барс хочет дать шанс тем, от кого никто ничего не ждет, – пробормотал он, невидяще глядя перед собой, и почувствовал, как Тис вздрогнул и за плечи оттянул его от себя, заглядывая в лицо.

– Я все исправлю, я буду с тобой до конца, что бы ни случилось. Ну ладно, мы еще поговорим. Я пошел за мечом, а ты вообще-то должен искать ключ.

И прежде чем Генри успел ответить, он исчез.

* * *

В сером, ничего хорошего не предвещающем свете нового дня спускаться по ущельям было легко. Генри даже не думал, какой дорогой ему идти, ноги словно шли сами. То же ощущение вывело его на вершину, а до этого – к памятнику в лесу. Шкатулка помнила Сиварда – вот в чем было дело. И сейчас, сбегая вниз по осыпающимся камням, Генри знал: именно здесь спускался Сивард в тот день, триста лет назад, спускался, чтобы умереть. От этой мысли Генри опять начал задыхаться.

Лошадей уже не было, сбежали куда-то, испуганные громким топотом солдат. Его спутники по-прежнему спали, и Генри пару минут смотрел на них. Сивард был совсем один. Нет ничего хуже, чем быть одному, подумал он, расталкивая их.

– Мама, – прошептал Сван, протирая глаза и глядя на черное войско: оно подошло уже почти на расстояние полета стрелы, были видны даже равнодушные, спокойные лица воинов.

Агата умоляюще посмотрела на Генри, и он без слов понял ее: «Скажи, что ты знаешь, что нам делать». Все четверо придвинулись поближе к Генри, как будто он мог хоть от чего-то их защитить.

– Объяснять некогда. В этих горах хранится ключ от всех дверей, – отрывисто произнес Генри и кивнул Джетту. – Я назначаю тебя хранителем. Иди и найди его.

– Я? – Тот коротко, неловко рассмеялся. – Да ты что, Генри. Нет, только не я.

– Ключ от всех дверей? Знаменитый сказочный предмет? – взвился Хью. – Да кто владеет им, может любую дверь открыть! И ты хочешь дать его проходимцу, вору, который сбежал из Цитадели? С ума сошел?

– Я должен выбрать того, кому доверяю, – отрезал Генри. – Джетт, найди его и быстро возвращайся сюда.

– Да я даже понятия не имею, как мне… – Джетт облизнул губы и вдруг замер, будто прислушиваясь к чему-то, а потом приложил ладонь к камням и сделал пару шагов, не отнимая руки от скалы. – Под камнями как будто… Как будто что-то теплое течет. И оно ведет куда-то туда.

Хью схватился за те же камни:

– Что ты выдумал? Они холодные.

– Не для меня, – тихо сказал Джетт.

Он хотел добавить что-то еще, но Генри нетерпеливо подтолкнул его, и Джетт пошел куда-то вглубь ущелий, не отнимая руку от камней.

Остальных Генри потянул за широкий выступ скалы, не спуская тяжелого взгляда с Хью: раз он столько сделал, чтобы помочь Освальду, от него можно ждать чего угодно. А Джетт справится и сам.

– Вы двое – держите Хью. Крепко.

– С чего это? Эй, я вам не зверь, чтобы меня держать!

– Это приказ, – негромко произнес Генри.

Агата взялась за руку Хью над локтем, Сван сделал то же самое. Хью едва не задохнулся от возмущения, и Генри почувствовал короткое мстительное удовольствие.

– А ну пусти, мордастый! Кого ты будешь слушать – его или меня?

– Его, – тихо сказал Сван. – Раз он говорит, значит, так надо.

Хью скрипнул зубами и повернулся к Генри:

– Ты что, угробить нас всех решил? Чего мы теперь ждем, умник?

– Не чего, а кого, – нервно сказал Генри.

Старик все не появлялся. Куда он пропал? Как будто взять меч – это так долго! Вдруг струсил и вовсе не придет?

– А вот и я – готов к битве и отлично выгляжу! Привет, мои юные друзья!

Все подскочили: к появлению людей из воздуха привыкаешь не сразу.

– Дедушка, а ты почему в халате? – нерешительно спросил Сван.

– А я-то рассчитывал услышать: «Ура, волшебник пришел нас спасать!» – притворно оскорбился Тис. – Это не халат. Это прекрасный старинный кафтан.

Генри хмуро оглядел гладковыбритого Тиса, и его запоздало кольнуло тревогой.

– У тебя нет доспехов или чего-то такого?

Тис беззаботно отмахнулся. Сейчас Генри поверить не мог, что четверть часа назад старик глядел на него таким убитым, мучительно виноватым взглядом.

– Я тогда все переплавил, чтобы закалить меч. Но он того стоил – красивый, а?

Тис поднял на раскрытых ладонях короткий меч из светлого металла. Меч не сиял, не светился, ничего такого, но Генри чувствовал исходящую от него силу, как будто воздух вокруг меча был плотным, упругим, едва не звенел от волшебства. Генри бездумно потянулся к нему. Он ни разу в жизни не держал в руках меч, и этот показался ему самым прекрасным оружием, какое он только видел.

– Да у Освальда меч в два раза длиннее! – возмущенно прошептал Хью, выглядывая из-за скалы на равнину. – Вы его этой железкой не победите!

– Для хорошего меча длина – не главное. Генри, прошу, убери руки – порежешься, а мне сейчас за кошками бежать некогда, – дружелюбно сказал Тис, и вся злость, какую Генри чувствовал, испарилась окончательно. – И кстати, у меня к вам важный вопрос. – Тис с железным лязгом убрал меч в ножны, полез в карман и вытащил горсть шариков в разноцветной бумаге. – Хотите конфет?

Хью и Сван схватили полные горсти и набили рот, Агата взяла одну, завороженно глядя на Тиса, и положила в рот вместе с бумагой, даже не заметив.

– Вот такой должна быть жизнь волшебника, детки. Все рады тебя видеть и едят конфеты. Никаких злодеев. – Тис прищурился, глядя в темное, тяжело нависшее небо. – Больше конфет не дам, берегите аппетит: когда со всех этих несчастных людей спадет заклятие, соберем большое чаепитие прямо на поле боя. Я позову скриплеров, они все устроят. И будьте любезны: когда я вернусь с победой, крикните мне «ура», сделайте приятное старику. Ну все, я пошел.

И он твердым шагом вышел из расселины и зашагал в сторону Освальда. Ветер трепал его седые волосы и край одежды, которую Сван назвал халатом.

Освальд негромко сказал: «Стоять», и все его войско остановилось, бессмысленно глядя перед собой. Первым рядом шли посланники в кожаных доспехах поверх зеленых курток, и Генри увидел: Олдус Прайд стоит прямо за плечом Освальда.

– Тис! – крикнул Генри, не выдержав. Ему хотелось сказать «спасибо», и «удачи», и «я знаю, что Сивард тебя простил». Но когда Тис остановился, с улыбкой обернувшись к нему, Генри смог выдавить только: – По-моему, с бородой было лучше.

– Тис… Какая неприятная встреча, – натянуто произнес Освальд. – Тебе, случайно, не пора спать или кормить кошек?

– Здесь, на месте гибели Великого Сиварда, я вызываю тебя на поединок, – громко сказал Тис.

Освальд сухо, невесело рассмеялся:

– Серьезно? Ты бы мне еще свой непобедимый меч на золотом блюде принес. Но здесь я с тобой драться не буду, у меня… – Он осекся: впервые на памяти Генри в этом металлическом голосе послышалось какое-то настоящее чувство. – У меня плохие воспоминания об этом месте.

– Такое бывает, когда убиваешь собственного ребенка, – дрогнувшим голосом сказал Тис и поднял меч. Тот тускло блеснул в хмуром утреннем свете.

Освальд рассмеялся наигранным, злым смехом:

– Твое убийство в мои планы не входило. Но раз уж ты настаиваешь… – Он пожал плечами и развернулся в сторону скал. – Генри, я знаю, ты где-то прячешься! Когда я убью старую развалину, это будет твоя вина! Ты позволил ему выйти сражаться за тебя. Не забудь.

И, едва договорив, Освальд вытащил меч и бросился на Тиса. Генри малодушно зажмурился. Но мечи дробно, быстро звенели, предсмертных криков вроде не было. Генри осторожно приоткрыл глаза – и медленно, потрясенно выдохнул.

Трудно было ждать ловкости, скорости или красоты от боя между седым стариком и человеком, с головы до ног закованным в железо, но рот у Генри восхищенно приоткрылся. Всю жизнь он учился драться так, как дерутся звери: прыгать, наскакивать, сбивать с ног, наносить как можно больше ударов, не думая слишком долго. Отец всегда говорил, что природа – лучший учитель. Но в этом бое не было ничего звериного: никаких криков, подножек, ударов локтем в живот. Только шаги, ложные выпады, быстрые взмахи руками, легкие касания меча о меч. Освальд и Тис сходились и расходились, кружили друг вокруг друга, выжидая момент для единственно верного удара. Это был молчаливый разговор. Генри чувствовал: оба просчитывают бой на несколько шагов вперед. Он стоял, вцепившись в белые камни, и думал об одном: когда он станет нормальным, когда огонь утихнет и можно будет не бояться, что во время драки потеряешь контроль и снимешь перчатки, он пойдет и научится вот так сражаться. Он чувствовал, что остальные думают о том же: на их лицах было искреннее восхищение, даже Хью перестал вырываться и во все глаза смотрел на бой.

Тис обманчиво неторопливым движением вскинул меч, а потом коротко, точно ударил вперед, но Освальд успел уйти в сторону и вдруг рукой, свободной от меча, врезал Тису кулаком по лицу. Тот отшатнулся, и Освальд пнул его ногой в колено, а потом ребром ладони ткнул в шею. Посреди сдержанного, полного достоинства боя это казалось грязной звериной дракой. Тис явно был не готов, и в ту пару секунд, пока он растерянно кашлял, Освальд схватился за лезвие его меча, дернул на себя, подбросил, переворачивая, и вонзил Тису в грудь.

Генри почувствовал, что кричит, но сам себя не услышал – уши забивала тишина, будто он внезапно оглох. Тис осел на землю, прижимая руку к груди, и Генри рванулся вперед. Он не сразу понял, почему не двигается с места, сколько бы ни дергался, – кто-то навалился на него сзади, прижимая к скале.

– Нет, нет, не ходи, он тебя убьет, это же нечестно, он дерется нечестно, – бормотал Сван, и Генри бездумно двинул ногой ему в лодыжку.

Сван завопил и разжал руки.

Освальд хотел драку без правил и без мечей? Пусть получит. Генри мчался вперед, и огонь внутри разгорался с каждым шагом. Он сорвет этот проклятый шлем, вцепится в доспехи, убьет голыми руками! Он летел прямо на Освальда, но тот коротким движением выставил вперед меч, и Генри резко остановился, задыхаясь, – острие меча уперлось ему в горло.

– Не стоит, – холодно сказал Освальд. – Лучше попрощайся. Он умирает.

Генри упал на колени. Старик лежал неподвижно, раскинув руки, и Генри сгорбился, сжимая в кулаках мягкие отвороты его кафтана.

– Ты же волшебник, – беспомощно пролепетал он. – Тебя же нельзя убить, да?

– Этим мечом можно убить кого угодно. Он сам его выковал, – сказал Освальд.

Генри почувствовал, как тот нависает над ним, и ближе наклонился к Тису, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Генри… – Старик медленно, через равные промежутки времени моргал, как будто это помогало ему оставаться в сознании, но по тому, как быстро пропитывалась красным его одежда, Генри уже знал: Освальд прав, все кончено. – Твой дар… не исчезнет.

– Что? О чем ты? Лучше молчи, ты не… Все будет в порядке, – на одной ноте бормотал Генри, у него тряслись губы, он сам едва разбирал, что говорит.

– Дар… ваш с Сивардом… Он не от Сердца. Я трус, я не смог… тебе… правду.

Пальцы Генри разжались.

– Даже если я достану Сердце, для меня ничего не изменится, – медленно проговорил он. Понимание накрыло его, как черная тень. – У меня не будет доброго дара.

Тис коротко кивнул и поморщился:

– Прости. – Язык у него заплетался. – Мой дом… твой. Просто… представь его.

Он хрипло втянул воздух, чтобы сказать что-то еще, но взгляд его уже остановился, в нем мутно отражалось серое небо.

Генри видел столько мертвых животных; смерть – это часть жизни, но сейчас это было невыносимо. Он еле чувствовал собственные руки, которые зачем-то продолжали трясти старика за отвороты кафтана. А потом раздался голос Освальда:

– Ты что, правда считал, что твой дар просто возьмет и исчезнет, если ты найдешь Сердце? Бедный мальчик. Я бы на твоем месте так не убивался по старику. Они с Барсом заставили тебя ввязаться в поход, от которого ты ничего не получишь. Какое лицемерие.

Генри на секунду уперся лбом в костлявую неподвижную грудь старика, а потом встал, стянул перчатки и бросил на землю. У него было такое чувство, что дыра в груди у него, а не у Тиса.

Освальд посмотрел на его руки, мертвенно-белые в утреннем свете:

– Как предсказуемо. Ну, попытайся.

Освальд наклонил голову набок. Меч Тиса все еще был у него в одной руке, а собственный, тяжелый и длинный, – в другой, и Освальд предостерегающе приподнял оба. Но Генри все равно протянул руку к его шее. Освальд не двигался, и Генри пару секунд просто смотрел на него поверх собственной напряженной, будто судорогой сведенной руки. А потом дернул этой рукой вправо и коснулся шеи Олдуса Прайда, стоявшего за плечом Освальда. Тот закричал, отшатнулся, хватаясь за ожог на шее, и посмотрел на Генри ясным, перепуганным взглядом.

– Что… Генри? А где… О… – бессвязно забормотал он, увидев Освальда.

Генри медленно нагнулся, поднял перчатки и натянул их. Олдус тем временем пытался докричаться до посланников, которые спокойно глядели вдаль поверх его плеча.

– О, я и не знал, что ты так умеешь, – как ни в чем не бывало кивнул Освальд. – Если хотел показать, что держишь себя в руках, – хотя в твоем случае это звучит, как плохая шутка, – то молодец, получилось. Но тебе это не поможет: у меня много солдат, всех ты не расколдуешь. По первому же моему слову они убьют тебя, так что лучше веди себя вежливо и тихо.

– Если б ты хотел, ты бы уже меня убил. – Генри знал: ужас придет потом, сейчас он чувствовал только невыносимое, холодное спокойствие. – Я тебя не боюсь.

– Ну что ж, тогда давай мирно разойдемся. Дорога к Сердцу идет через это ущелье, а мне уже, признаюсь, не терпится достать его и получить награду за труды.

Генри нахмурился. Судя по его карте, место шестого испытания и правда было в той стороне. Но откуда Освальду это знать?

Освальд понимающе хмыкнул и поглядел куда-то ему за спину. Генри чувствовал: все его спутники уже давно вылезли из-за скалы и замерли в проеме ущелья, и он шагнул чуть в сторону, загораживая их собой от Освальда. Все это время он старался не смотреть вниз, на тело Тиса, а сейчас посмотрел – и вздрогнул. Тела не было: в воздухе вились мелкие искры, не огненные, а полупрозрачные, будто сияющие капли воды.

– От волшебников не остается тел. Они растворяются и становятся частью всего, – невозмутимо пояснил Освальд. – Можешь начинать скорбеть, только вели своим людям посторониться, а то моя армия их затопчет. Такой уж у нее недостаток. Если говоришь: «Вперед», идут, даже если там стена. Стоять! – крикнул он себе за спину. Услышав знакомое слово «Вперед», первые ряды решили, что это он им.

– Ты не найдешь Сердце, даже если будешь на нем стоять, – тяжелым голосом сказал Генри. – Это может сделать только тот, кто прошел испытания. Поэтому ты меня и не убиваешь: надеешься отнять Сердце, когда я его достану. И я его достану, не сомневайся. А потом разберусь с тобой.

– Ты кое-что не учел. Все твои люди прошли испытания, а значит, при наличии ключа дверь откроется любому из вас.

– Ни ключа, ни помощников у тебя нет, – отрезал Генри. – Ты один. И сдохнешь один, когда я убью тебя. Но сейчас мне некогда. Олдус, идите за мной.

Того дважды просить не пришлось, он бегом бросился к скалам, туда, где стояли остальные, даже Джетт уже вернулся. Генри шел неспешно, расправив плечи, – а потом услышал за спиной смех Освальда:

– Лучше уж быть одному. Знаешь, что убило Сиварда? И тебя это тоже убьет. – Генри остановился, не оборачиваясь. – Вера в людей. Вы шли до конца ради того, чтобы люди были счастливы, чтобы у людей были дары. Но люди того не стоят. Джетт, дай мне ключ.