Мария Бэгшоу
По ту сторону октября
– Малыш, – погладил он ее по спине, – проснись, нужно уходить отсюда.
Но Анна не реагировала, только глазные яблоки под тонкими веками быстро двигались и подрагивали пушистые ресницы, отбрасывая синие тени на побледневшую кожу.
– Она не проснется, – раздался скрипучий и безжизненный голос откуда-то сверху.
Дрожа, Дэн медленно повернулся в сторону голоса. Маша, девочка с портрета, сидела на книжной полке и болтала ногами. Он с удивлением отметил, что выглядела она намного лучше, если так можно сказать о призраке, чем когда он увидел ее в первый раз – плотнее и ярче. Серебристый свет заливал уже большую часть комнаты.
– Что это значит?
– Ты не сможешь ее разбудить, – девочка покачала ногой и скинула пару книг с полки. Они упали с грохотом и замерли на полу, раскрыв свои страницы. Анна не пошевелилась.
– Видишь, она не слышит.
Дэн разозлился.
– Что ты с ней сделала?
– Мы просто играем, – улыбнулся призрак пустым ртом. Дэна передернуло от этой улыбки. Он взял Анну на руки и перенес ее на диван. Анна не шевелилась. Он заботливо уложил ее на подушки и накрыл пледом. Призрак девочки спустился с полки и направился к ним.
– Не приближайся, – он выставил руку вперед и почувствовал леденящий холод, когда девочка прошла сквозь нее и уселась на диван возле Анны.
– Она добрая, – призрак Маши погладил неподвижную Анну. – Она играет со мной.
– Сейчас?
Девочка кивнула.
“Я схожу с ума”, – взъерошил волосы Дэн. Серебристый призрак Маши слез с кровати и прошелся по комнате, оставляя влажные следы. Дэн чувствовал запах застоялой воды, казалось, он уже въелся ему в ноздри. Девочка разглядывала вещи в комнате, выдвигала ящики, осматривала и выбрасывала на пол их содержимое.
– Ты что-то ищешь? – догадался Дэн. Он посмотрел на портрет и его осенило: – Ты ищешь своего мишку?
Девочка подлетела к нему с небывалой быстротой и взяла за руку. Дэн вздрогнул, почувствовав ее ледяное прикосновение. Ее лицо было печально и Дэну стало жаль ее.
– Давай попробуем его найти, – предложил он. – Но ты тоже должна кое-что сделать для меня.
Призрак в упор взглянул на Дэна и моргнул пустыми глазницами в знак согласия.
– Ты отпустишь Анну.
– Не могу, она знает много сказок, и мне с ней хорошо, не как с теми туристами. Они скучные и не хотят со мной играть, даже мальчик – он все время со своей сестрой. Они разговаривают только друг с другом! – Маша в ярости топнула ногой и брызги разлетелись по комнате.
– Так это правда про туристов, – пробормотал Дэн себе под нос. – Лесник нам не врал.
– Какой лесник? – в скрипучем голосе появились нотки заинтересованности.
– Дядя Леня.
– А, – протянула девочка, – так он сейчас придет, – и вытащила из нижнего ящика комода какой-то старый альбом. – Сердиться опять будет.
– Откуда ты знаешь?
– Да он из-за этих туристов очень разозлился, сказал, раз отец не может, то он сам меня накажет.
Дэн в недоумении смотрел на девочку, спокойно листавшую альбом, и тут в дверь постучали.
– Дядя Леня! – взвизгнула та и, швырнув альбом, стремглав подлетела к двери.
Дэн вышел в коридор и увидел, как полупрозрачный дядя Леня просочился через дверь и тут же стал обычным человеком, каким они его встретили несколько часов назад. Дэн закатил глаза и стукнул себя по лбу.
– Да вы одна шайка! И Сергей Михайлович с вами заодно!
– Я же вам говорил, уходить надо, а теперь я уже ничего для вас не смогу сделать, – лесник глянул на Дэна своими разноцветными глазами, пожал плечами, взял Машу на руки и закружил ее, улыбаясь. Маша смеялась хриплым металлическим голосом, отчего у Дэна пошли мурашки по всему телу и свело низ живота. Он стоял в полной растерянности, наблюдая за двумя веселящимися призраками, и абсолютно не знал, что ему делать. Была уже глубокая ночь, снегопад за окном буйствовал и швырял горсти снега в окно, залепив его уже до середины, тревожно подвывая в такт далеким волкам. Серебристое свечение заполнило весь дом, холод просочился под одежду, и Дэну казалось, что время остановилось, его глаза слипались и он изо всех сил старался не уснуть.
Он вернулся в комнату и сел рядом с Анной, свесив голову. Ему хотелось закричать или сломать что-то, чтобы встряхнуться, прогнать сон, разбудить Анну и бежать прочь из этого сумасшедшего дома. Он взглянул на ковер – мокрые пятна уже высохли от жара камина. Поленья догорали, он хотел встать и скормить огню новую порцию, чтобы тот не потух, но вместо этого лег рядом с Анной, обнял ее и, сказав «прости», закрыл глаза. Он чувствовал, как призрак девочки забирает и его силы. Он слышал ее странный смех, голос дяди Лени, звон посуды на кухне. “Старый черт доедает торт”, – подумал Дэн и, поцеловав ледяные губы Анны, провалился в темноту.
– Эй, ты! Ты что тут делаешь? – молодая девушка с бледной кожей сидела на поляне у реки и расчесывала волосы похожему на нее мальчику. Тому явно это не нравилось и он крутил головой и всячески пытался вырваться.
– А, это тот болван, который выставил за дверь лесника! – ответила другая девушка и вся троица засмеялась.
Дэн не понял, к кому они обращаются, и огляделся вокруг. Но кроме него никого больше не было и он решил, что «тот болван» – это он, и подошел к ним.
– Откуда вы знаете про лесника? – он сел на траву, потрогал, настоящая ли она, удивленно отметив про себя, что не смотря на зиму и воющую метель за окном, трава была сочная и ароматная.
– Он еще вопросы задает! – засмеялась девушка с расческой в руке и отпустила мальчика поиграть. Тот радостно вскочил и побежал к реке. Скинув ботинки, он по щиколотку зашел в воду и обернулся, сестра погрозила ему пальцем и мальчик, вздохнув, вышел на песок.
– Разве это запрещено? – поинтересовался Дэн внимательно разглядывая девушек.
– Дурачок, это не твой сон и не твой мир, иди отсюда! – вторая девушка поднялась и потянула его за руку.
Дэн почувствовал прикосновение холодных пальцев. Вдруг он увидел Анну, она сидела поодаль и что-то раскладывала на траве. Он выдернул руку и подошел к ней. Она раскладывала васильки в какой-то один ей понятный узор.
– Малыш, что ты тут делаешь? – он наклонился к ней и хотел обнять, но Анна отстранилась, выбирая очередной цветок из охапки. Он сел рядом, попытался заглянуть ей в глаза, но она, опустив голову, тихо сказала:
– Уходи, ты еще можешь нас спасти, дай ей то, что она хочет.
– Я даже не знаю, где мы! – воскликнул Дэн и схватил ее за руку. – Я не оставлю тебя тут, я люблю тебя!
Рука Анны была едва теплой, а кожа казалась просто бледным пятном на фоне залитой солнцем зелени. Безжизненными глазами она взглянула на него и от этого взгляда у Дэна защемило сердце. Она протянула ему василек и прошептала:
– Очень холодно.
– Я сейчас что-нибудь придумаю.
Дэн подбежал к девушкам, но еще не успел ничего спросить, как они заговорили сами.
– Он все еще здесь, – сказала девушка с расческой, обращаясь к подруге. – Никого не слушает, – пожала она плечами.
– Дэн, возвращайся скорее, ваше время на исходе! – вторая девушка вскочила на ноги и с волнением спросила: – Ты ведь не нашел то, что она просила?
– Я даже не знаю, где искать этого мишку! – Дэн хлопнул себя по лбу и вдруг сообразил.– Вы те пропавшие туристы? Десять лет назад в домике в горах, помните?
– Уже десять лет прошло? – девушка с расческой присоединилась к беседе. – Надо же, я и не заметила.
– Помогите нам, – взмолился Дэн.
– Если не найдешь, вам придется остаться с нами! Тогда нам будет веселее! – захлопала в ладоши девушка с расческой и улыбнулась. Дэн почувствовал холод, словно чье-то ледяное дыхание волнами окатило его за спиной. Он развернулся, но позади никого не было.
– Идем, – вторая девушка бросила сердитый взгляд на подругу и та, закатив глаза, сделала вид, что совершенно не при чем. Она взяла Дэна за руку и повела к реке, туда, где на песке сидел мальчик. Он грустно смотрел на маленькие волны, накатывающиеся на песок. Сестра никогда не разрешает ему купаться, а так хочется!
Девушка подошла к нему и что-то шепнула на ухо, мальчик потряс головой, но она снова что-то попросила. Он нехотя встал, подошел к большому синему рюкзаку и засунул туда руку. Дэн молча смотрел на него. Мальчик покопался и вытащил потрепанного плюшевого мишку. Того самого мишку с картины над камином, которого уронила Маша и утонула, пытаясь его достать.
– Немного грязный, я нашел его в песке, – он протянул игрушку Дэну.
– Спасибо, – обрадовался Дэн и попытался обнять мальчика, но тот снова побежал на песок наблюдать за волнами.
– Как мне вернуться? – Дэн с надеждой посмотрел на девушку.
– А как ты сюда попал?
– Кажется, я заснул.
– Тогда тебе надо проснуться.
Дэн зажмурился и открыл глаза. Девушка стояла перед ним. Он обернулся, Анна сидела на том же месте и складывала васильки.
– Так у тебя ничего не получится, – девушка похлопала его по плечу. – Соберись.
– Проснись, проснись, проснись, – бормотал Дэн.
Он снова почувствовал холод за спиной, услышал, как бьется снег в окно и как дребезжат стекла от порывов ветра. Почувствовал, как леденеют его пальцы, и вцепился в мишку, как в самое бесценное сокровище в мире.
– Проснись, Дэн, – женский голос где-то вдалеке кричал ему. Он вздрогнул и открыл глаза.
Он лежал на диване, обняв едва дышащую Анну, а в руке у него был зажат старый потрепанный мишка. Серебряное свечение в комнате усилилось и кое-где вспыхивало искрами, оставляя темные следы на стене и шторах. Пахло паленым. Он поднялся с дивана и прошел в кухню. Как он и предполагал, дядя Леня доедал торт, на коленях у него сидела Маша и что-то рисовала пальцем на столе. Он молча протянул ей игрушку. Она вскочила, засмеялась пустым ртом, прижала к себе мишку и заплакала. Дэн растерялся, но лесник жестом показал ему не мешать, опустился возле девочки на колено и обнял ее. Бросив на Дэна благодарный взгляд, старик ярко засиял и исчез вместе с Машенькой. Серебряный свет вспыхнул, резанул по глазам, и Дэн упал, потеряв сознание.
Очнулся он от шума на улице и ударов в дверь. Солнце сквозь морозное окно пекло его лицо. Он сел и огляделся. Пустая коробка из-под торта, три тарелки с крошками и три чашки с недопитым чаем. Он медленно поднялся. Шатаясь, прошел в коридор и увидел бледную заспанную Анну, пытающуюся справиться с замком. Он крепко обнял ее, прижался всем телом, зарылся в ее волосы лицом и замер.
– Эй, есть кто живой! – барабанил в дверь какой-то незнакомец.
Анна постучала в окно и крикнула:
– Замок заело!
– Ну-ка отойди! – отозвался мужской голос и по двери несколько раз ударили чем-то металлическим. Дверь дернулась и заскрипела. Выбив замок, высокий мужчина в ушанке с красным обветренным лицом ввалился в коридор.
– Вы что не отвечаете? – сняв рукавицу, он протер рукой вспотевший лоб.
– А вы кто? – Анна сонно уставилась на незнакомца.
– Ну здрассте, – засмеялся он и веселые лучики рассыпались по щекам. – Сергей Дмитриевич не смог вам дозвониться, попросил меня сходить проверить вас. Лесник я, Михаил, – представился он и протянул руку изумленной Анне.
– Лесник? – переспросил Дэн и они оба вздрогнули от этого слова.
– Ну да. У вас тут все в порядке? – не разуваясь, Михаил огляделся и прошел в кухню. – А вас разве трое было? – спросил он, взглянув на стол.
– Не совсем, – ответил Дэн.
– Дядя Леня заходил на чай, – перебила его Анна.
– Какой еще дядя Леня? – удивленно переспросил Михаил.
– Лесник, как и вы.
Михаил задумчиво поглядел на Анну.
– Он же умер года два назад. Добрый был человек, царствие ему небесное. Сердце прихватило, не успели до больницы довезти.
Анна открыла рот, хотела что-то уточнить, но Дэн прижал ее к себе и она передумала.
– Какие-то вы бледные, давайте, собирайтесь, я вас отвезу, – Михаил осматривал выбитый замок.
– Куда?
– Как куда? В город. Вы тут уже три дня спите. Серега обзвонился вам, как связь появилась. Ну вы даете! – усмехнулся он. – И чем вы тут занимались?
Дэн с Анной переглянулись и бросились собирать свои вещи, кидая все в сумку, как попало, лишь бы побыстрее убраться отсюда. Михаил ждал их на улице у машины.
– Давайте, пока снова снега не навалило да дорога расчищена! – крикнул он им и завел мотор.
Анна вышла на улицу и яркое зимнее солнце ослепило ее. Она зажмурилась и подняла лицо к небу, наслаждаясь теплыми лучами. Дэн напоследок обернулся. Девочка с портрета с плюшевым мишкой в руках улыбнулась ему. Он кивнул ей и вышел на крыльцо.
Аррет Сим, "За закрытой дверью"
Рита вздохнула и закинула ноги на табурет. В руке старая чашка в красный горох. Потрескавшаяся от времени эмаль покрыта мелкой сеткой.
– Как моя жизнь, – тихо произнесла она, – издали симпатично, а как присмотришься – уродство. Да, Гоша?
Огромный серый зверь сидел на подоконнике. Зелёные глаза с прищуром наблюдали, но хвост, нервно дёргаясь, выдавал раздражение. На вопрос кот ответил шипением.
Рита опрокинула чашку и залпом, выпила остатки бренди. Язык обожгло, она скривилась и схватила с блюдца дольку лимона.
Закурив длинную тонкую сигарету с ментолом, отметила, что табак перебил запах дома – затхлый и сладковатый. Несколько дней Рита пыталась проветрить квартиру, но бесполезно – стоило закрыть форточку и всё становилось, как прежде. Она никак не могла понять, что издаёт этот аромат: засохшие букеты, которые хозяйка просила не выкидывать, или многочисленная антикварная мебель. Девушка устало откинулась на спинку маленького диванчика и обвела взглядом свои хоромы.
Кухня большая – такие часто бывают в коммуналках. Два окна с деревянными рамами. Зелёные крашенные стены и пол из какой-то старинной затёртой плитки жёлтого цвета. Резной буфет. Пузатый холодильник, тарахтящий, как большой грузовик. Массивный дубовый стол накрыт льняной скатертью и поверх – ажурными салфетками, вокруг стайка венских стульев, в углу кухонный гарнитур из пятидесятых, чугунная эмалированная раковина и следом – газовая плита. Всё это сдобрено коллекцией фарфора и репродукциями картин в пластиковых багетах, о подборе оттенков хозяйка явно думала в последнюю очередь.
Тонкий палец постучал по шероховатой папиросной бумаге и пепел упал в блюдце.
Квартира дышала историей, каждая вещь в ней была неспроста – куплена на память, подарена, досталась в наследство. Ну и, конечно, сам дом – старый особняк, в центре города. В нём, наверное, ещё при царях жили. Рите тут было не по себе, она уже несколько дней плохо спала, поэтому сегодня решила немного расслабиться, понадеявшись, что алкоголь поможет уснуть, хотя грех жаловаться – квартира подвернулась в невероятно удачное время.
Она познакомилась с Антониной Семёновной в местном Доме культуры. Бойкая бабушка работала в гардеробе, а Рита торговала журналами в ларьке при входе. Несмотря на большую разницу в возрасте, они сдружились. У старушки не было детей, мужа, и она принимала девушку, как родную, опекала и старалась помочь. Вот и сейчас предложила Рите пожить у себя, присмотреть за квартирой, а сама уехала навестить далёкую родственницу. Это было как нельзя кстати. Чёрная полоса нелепых случайностей преследовала Риту уже несколько месяцев. Карьера дизайнера не задалась, и хотя всё ещё были планы и надежды, пока пришлось наступить на горло своему честолюбию и устроится продавцом в киоск. Зарплаты едва хватало на расходы, а иногда и просто приходилось голодать. Квартиру, которую она снимала, хозяева внезапно решили продать. Её попросили съехать просто в никуда, поэтому предложение Антонины Семёновны стало чудом для отчаявшейся провинциалки.
В далёкой гостиной раздался бой старинных напольных часов. Пора было закругляться – завтра вставать ни свет, ни заря. Она затушила сигарету и, зевнув, подошла к окну. Коту не понравилось такое нарушение личного пространства и он, оскалившись, зашипел.
– Эй, вредина, – нежно промурлыкала Рита, – не дождёшься вкусняшек, будешь на сухпайке.
Но животное не повелось на доброжелательную интонацию. Острые когти молниеносно оставили на руке девушки несколько царапин.
– Ах, ты… – она спихнула его с подоконника, натянув рукав свитера на кисть.
Кот, несмотря на позорное падение, с достоинством продефилировал к миске, понюхал недавно выложенный корм, брезгливо дёрнул хвостом и отправился в комнату.
Было уже за полночь. Рита не стала включать верхний свет, оставила зажжённым только пыльное бра в виде канделябра. На стене тикали часы с золотым циферблатом. Давно она не слышала этого звука. Закурила сигарету, с недовольством отметив, что пачка полупустая. Посмотрела в окно. Тёмный двор с парой фонарей и ни одного прохожего. Луна за плотной серой пеленой, лишь кое-где серебристый свет пробивается сквозь тучи. Со стороны проспекта доносился шум машин. Хорошо, что их подъезд находился с торца, отдельно от остальных, в пристройке, и состоял из двух квартир. Скорее всего, раньше здесь был чёрный ход и комнаты прислуги. Лестница с улицы поднималась на второй жилой этаж, а далее просто вела на чердак.
Спать всё ещё не хотелось, наоборот, алкоголь словно добавил бодрости. Во рту чувствовался неприятный привкус и Рита заварила чай, который расхваливала Антонина Семёновна. Сделала глоток, вкус действительно был превосходный, чувствовалась мята, чабрец и какой-то ещё едва уловимый терпкий аромат. Она пыталась определить, выделить знакомый ингредиент, но никак не могла угадать. В итоге бросила это занятие и наслаждалась вкусом, чувствуя, как приятное тепло опускается внутрь.
Внезапно до слуха Риты донеслось поскрипывание, словно кто-то медленно наступал на старые рассохшиеся половицы. Она прислушалась, пытаясь определить, откуда доносится звук. И чем больше она вслушивалась, тем отчётливей понимала, что это именно то, что ей кажется. Шаги. Не на улице, а где-то рядом, буквально за стеной. Было странно это слышать в огромной пустой квартире. Ходивший словно то приближался, то удалялся. В душе зашевелился давно забытый детский страх, сердце забилось чаще. Она наскоро затушила сигарету и подбежала к выключателю. Яркий свет резанул глаза, но вместе с темнотой отступил ужас.
– Да что я… Глупость какая, – прошептала Рита.
Шаги прекратились, словно невидимка услышал девушку и тоже замер в ожидании, она даже представила это себе. И снова липкий страх стал заполнять душу.
– Бред, – всё так же тихо произнесла Рита. – Наверное, соседи.
И тут же в мыслях сама с собой поспорила, какие соседи? Подъезд примыкает к дому только одной стеной, и это не современный гипсокартон, а полметра кирпичной кладки. Но с другой стороны, это единственное объяснение. Рита уговаривала себя не паниковать. Наверняка свою роль сыграли усталость и выпивка на голодный желудок. Это просто воображение разыгралось. Старинное здание, ветхие перекрытия, там что-то стучит, здесь – дует.
Она поставила чашку и уставилась в чёрный прямоугольник коридора. Страх всё ещё ворочался где-то внутри. Темнота пугала. Рита стремглав бросилась к выключателю в прихожей. Зажглась тусклая лампа, и, хоть она не могла прогнать все тени, стало чуть спокойней. Чувствуя себя сумасшедшей, Рита обежала всю квартиру, из комнаты в комнату, зажигая свет. В итоге неосвещённой осталась только кладовка. Хозяйка упоминала о ней, но не показывала, что внутри. Рита тоже не сильно озадачилась этим помещением, ей были интересны её комната, кухня и ванная. Девушка остановилась у двери и дёрнула круглую ручку, та провернулась, но не до конца – видимо, было закрыто на ключ. Огляделась – во всей квартире было светло как днём. Ну и пусть. Завтра, наверное, ей будет стыдно за свой страх, но сейчас так комфортней. Она вздохнула и отправилась в спальню. Думала, что не заснёт из-за пережитого напряжения, но незаметно её сморило в сон.
В набалдашнике ручки двери яркой звёздочкой отражался свет лампы. Внезапно огонёк дрогнул, круглый металлический шарик медленно повернулся по часовой стрелке…
***
Через тонкую ткань проникал морозный ветер. Зимнее пальто пришлось продать, чтобы купить мёрзлой картошки. Вот и сейчас, сменяв жемчуг на хлеб из сена и манную крупу, она торопилась домой. Высокие ботинки на шнуровке ещё держались, хотя кое-где пропускали воду. Дожить бы до весны, а там, глядишь, вернётся всё на круги своя. Большевистская зараза захлебнётся в своём невежестве и пьянстве.
Она шла по широкой улице, наступая в лужи подтаявшего снега, смешанного с нечистотами. Кругом разруха. Витрины магазинов где заколочены досками, где разбиты вдребезги со следами копоти. Будка постового повалена набок, как и круглая афиша рядом – на ней каким-то чудом сохранился потерявший краски анонс поэтического вечера некой Ольги Фобье. Мелкий шрифт почти не читаем, но большую часть страницы занимает изображение миловидной девушки с густо накрашенными глазами и томным взглядом. Май 1917 – почти полтора года назад, целая вечность, другая эпоха. Интересно, что стало с поэтессой, где она теперь.
Вот и арка. Одна часть кованых ворот исчезла, вторая висит на единственной петле и прислонена к стене. На сером снегу следы от колёс. Вчера приезжала комиссия, её и детей со старой нянькой переселили в пристройку, а в основной дом заехал какой-то сброд. Дикари. Разрубили рояль на дрова и выкинули старинные фарфоровые напольные вазы под забор. Из открытой форточки одного из окон донеслись звуки гармони и нестройного пьяного пения. Быстрей мимо, привыкнуть к этому невозможно, изнутри гложат отчаяние и злость.
Наконец дома. Дверь не запирается – выбьют при обыске, ходят часто, ищут, что бы ещё конфисковать. Но она спрятала остатки драгоценностей в подстилку кота, там, возможно, не найдут, по крайней мере, пока. Фамильяр защищает эти крохи. Она гладит мягкую шёрстку, и животное с благодарностью принимает ласку, глядя умными зелёными глазами на хозяйку.
***
Зачирикал будильник, рассеянные лучи солнца деликатно выглядывали из-за плотной портьеры. Рита поднялась абсолютно разбитая – скорей всего, виновен вчерашний бренди, хотя она выпила немного. Ещё и сон какой-то странный, реалистичный, как будто она путешествовала во времени, очутившись в голодном Петрограде, а ладони до сих пор ощущали тепло, словно только что касались шерсти животного. Она привстала и посмотрела на кровать рядом. Кота не было. Наверное, дом и вся эта атмосфера навеяли необычные фантазии.
Рита встала и медленно побрела в ванную. После сна не чувствовалось бодрости. Она выдавила из тюбика пасту и поднесла щётку ко рту, взглянув в зеркало, и тут же отпрянула в страхе. Ей показалось, что кто-то стоит сзади, какая-то едва уловимая тень. Рита приблизилась к зеркалу и провела рукой по гладкой поверхности, но там по-прежнему было только её бледное лицо и млечный путь засохших брызг. Никаких призраков и духов. Она привела себя в порядок и, словно сомнамбула, пошла на кухню. Насыпала и залила кипятком горький растворимый кофе, кинув пару ложек сахара. Развернулась и собралась было сесть за стол, но тут же встала как вкопанная, едва не выронив чашку.
Посередине кухни были видны подсохшие, грязные следы от обуви, местами смазанные, словно кто-то шёл, скользя по плитке. Как она не увидела сразу…
Рита медленно поставила чашку на стол и пошла в коридор. Дорожка из засохшей грязи вела к закрытой двери кладовки.
Это было какое-то сумасшествие, кто-то ночью ходил по квартире, но зашёл из закрытого маленького помещения, где обычно хранятся старые лыжи и банки с вареньем. Надо открыть дверь и во всём разобраться.
Где может прятать ключ от кладовки пожилая женщина? Рита поискала на зеркале в прихожей, но ничего не найдя, отправилась в комнату к Антонине Семёновне. В ней стоял пыльный полумрак, окна были занавешены, огромная кровать покрыта пледом, полкомнаты занимали старинный шкаф и сервант. Рита посмотрела в хрустальных вазочках, полных всякой мелочёвкой, проверила огромное количество шкатулочек, но ничего не нашла.
Она остановилась посреди комнаты, огляделась и решила заглянуть в прикроватную тумбочку. Там не было ни книг, ни лекарств. На дне ящика лежал только старинный ключ. Длинный, тяжёлый, с вензелем на головке.
Дверь открылась легко, несмотря на массивность и очевидную старость. Рита ожидала увидеть что угодно: вещи, банки с огурцами, сложенные рядами, мебель…
Но реальность оказалась оригинальнее.
За дверью оказался чёрный провал. Рядом с косяком серые каменные стены напитались влагой, где-то была видна плесень. Свет из квартиры позволял заглянуть на пару метров внутрь – там угадывался лестничный пролёт, но дальше была чернильная тьма. Пол покрывал слой вязкой грязи, в которой угадывалось продолжение следов, уходящих в мрак.
Ей не хватило смелости идти проверять, что там, дальше. Звонить в полицию? Но что она скажет? Живёт в чужой квартире на птичьих правах. Она решила связаться с Антониной Семёновной.
В телефоне раздались долгие гудки, но наконец старушка взяла трубку.
– Ааа, с чёрного хода? – бойко начала она. – Совсем забыла тебе сказать. Ключ есть у нашего дворника – Бориса. У него травма была, он немного нездоров, ну… – она замялась, подбирая слова, – психически, но безобиден. Я за ним приглядываю. Он заходит перекусить иногда. Сирота. Раньше с родителями жил в восьмой квартире, а потом, когда те умерли, пристроился работать во дворе. Я его с детства знаю. Наверное видел, как я уехала, решил похозяйничать.
Бабушка всё это рассказывала самозабвенно и с наивной простотой, абсолютно не разделяя волнений Риты.
– Но как же? А если бы я его встретила? Представляете, идёшь ночью в туалет, а тут мужик какой-то. И почему он через подъезд не пошёл?
– Да ему ближе там. Ой, ну прости девонька, я про него в суматохе забыла. Сейчас ему позвоню, скажу, чтобы ни ногой!
– Спасибо, – нервно ответила Рита. Она не могла себе позволить возмущение. Глупо кусать руку, которая тебя кормит. Бабка со склерозом, дворник со сдвигом – бывало и хуже. Она нажала отбой и задумчиво посмотрела в проём. Оттуда веяло холодом. Рита закрыла дверь и на всякий случай придвинула к ней комод, стоявший недалеко. Если уж кому-то взбредёт в голову зайти, то она это услышит.
– Надо искать квартиру, – пробормотала она и побежала собираться на работу.
День прошёл паршиво. Всё не клеилось с утра. А к вечеру вообще заболела голова, поэтому Рите уже были безразличны всякие странности, хотелось лечь и уснуть, не раздеваясь. Но нет, так нельзя. Дашь себе слабину – и пошло-поехало. Рита старалась следить за собой и никогда не пропускала ежедневные процедуры для поддержания красоты. В голове маячил образ матери, рано состарившейся, всеми брошенной. Она сошла с ума.
Когда ушёл отец, у нее случился кризис, перестала следить за собой, потеряла работу. Потом познакомилась с какой-то мошенницей, называющей себя ясновидящей, и в голове окончательно всё смешалось. Она считала, что на ней и дочери сильная порча, пила какие-то отвары и поила Риту, от чего у девочки начались сильный понос и рвота. Ребёнка забрали в больницу, отвезли прямиком из детского сада, а мать положили на принудительное лечение. Рите потом тоже пришлось пройти терапию, так как она уверенно рассказывала взрослым о каких-то существах, живущих в доме – видимо, на фоне интоксикации начались видения. Мама из лечебницы так и не вернулась.
Рита не любила вспоминать детство, это было слишком болезненно. Травмирующие события давали о себе знать и во взрослом возрасте. Когда случались стрессовые ситуации, её накрывала депрессия, слышались голоса или снились странные сны. Обычно она шла к участковому психиатру и выписывала лекарства, после приёма которых жизнь вливалась в прежнее русло. Но сейчас она не дома, поэтому надо вытаскивать себя из эмоционального болота своими силами.
Она забежала в супермаркет и купила коту вкусняшку, решив ещё раз попробовать его приручить. Реклама на упаковке обещала буйство вкуса, курицу в соусе с пастой аля перлини. У Риты заурчало в животе, она и сама б не отказалась перекусить.
В квартире стоял полумрак и Рита сразу же зажгла везде свет. Так было спокойней. Её не покидала тревога после обнаружения потайного хода.
Первым делом она проверила кладовку. Дверь так и осталась закрытой и по-прежнему была заслонена комодом. Ну одной проблемой меньше.
Кот нашёлся спящим на шкафу в прихожей. Лениво поднял морду в ответ на Ритино “кис-кис”, но когда она зашуршала пакетиком с кормом, глаза его зажглись и он торопливо побежал к своей миске на кухню.
– Ты, оказывается, не такой уж и вредина, – она усмехнулась, накладывая в миску коричневое желе, совсем не похожее на аппетитные кусочки с этикетки. Кот ластился, потираясь о ногу и распушив серый хвост.
Рита вышла с кухни и отправилась наводить красоту, затем, не торопясь, выпила чай – вчера он её отлично успокоил. Через некоторое время она уже лежала в кровати с книжкой в руках. Кот больше не игнорировал ее, прилёг на пледе, который был сложен в кресле. Свет всё также горел во всей квартире – Рита пока не могла пересилить свой страх.
Глаза наливались тяжестью. Едва она успела прочитать страницу, книга выпала из пальцев. Рита закрыла глаза и провалилась в беспокойный сон.
***
Сын чертил на полу пентаграмму. Каждую линию сверял по схеме. Он, как и мать, давно увлёкся эзотерикой и магией и, если раньше просто проявлял интерес, то теперь, повзрослев, стал непосредственным участником ритуалов.
Мадам Беро утверждала, что эти чертежи – точная копия из утраченных текстов Соломона. Она купила их, отдав перстень с рубином, и надеялась, что вложение оправдает себя. Сложно сказать, правда это или ложь, но ситуация сложилась критичная, голод подстёгивал и склонял к рискованным решениям.
Она ещё раз пробежала глазами текст – ошибиться нельзя, ритуал должен быть проведён идеально. Ей необходимо вызвать дух мужа и задать вопросы о сбережениях и драгоценностях. Она была уверена, что, убегая из своего имения, он спрятал часть семейных ценностей где-то на территории. Эта информация не должна была попасть к чужим, поэтому тут, в тайной комнате глубоко под домом, собрались только близкие: нянька, которая держала курильницу и следила, чтобы не потух огонь в лампадах, расставленных на лучах пентаграммы, и сын, помогающий с чертежами.
Линии были чёткими, несмотря на неровный каменный пол. Она взяла книгу и сверила каждый штрих. Кивнула сыну, одобряя. Можно приступать. Зачитать обращение к миру мёртвых и призвать нужную душу. На пожелтевшем, мятом листе аккуратной рукой были выведены латинские буквы. Кое-где чернила размыло, но слова угадывались по контексту, эхом разлетаясь о каменные стены.
Заклятие прочитано. Ничего не происходит. В комнате повисла тишина. Слышно только сиплое напряжённое дыхание няньки. Может, что-то пропустила или прочла не так. Ожидание затягивается. Может, стоит прочитать ещё раз? Но только она собирается начать заново, как чувствует, что в комнате нарастает напряжение, волоски на руках становятся дыбом и пахнет грозой. Яркая голубая вспышка прорезает мглу помещения, стирая краски. За ней невидимая ударная волна раскидывает все лампады и взрывается красным фейерверком, достигая несчастной няньки. Та стояла ближе всех. Лишь красные ошмётки летят в разные стороны. Сына, стоящего в проходе, тряпичной куклой отшвыривает во тьму. Она тоже взлетает в воздух, грудь разрывается от боли, но её подхватывает синее свечение и заполняет собой весь мир.
