Картер.
Нас приглашают обратно в зал, когда я уже не могу сидеть. Голова кружится, плечо болит и слабость во всем теле. Но я дождусь конца заседания, ради Оливии.
Судья выходит и говорит, что следующие три дня будет дополнительное расследование, с учетом вскрывшихся фактов. Я думал, что все закончится быстрее, но не вышло. Мы прощаемся с Оливией, она извиняется, что не может приехать ко мне в больницу, но я все понимаю. Электронный браслет, пресса, которая преследует ее всегда и везде. Поэтому она обещает звонить мне каждый день. И уходит через черный ход. Я дожидаюсь, когда все разойдутся и начинаю идти к двери, когда меня догоняет мама, которая, наконец-то соизволила подойти ко мне.
– Картер, я не ожидала от тебя такого. – Говорит она. – Ты пришел защищать ее. Это такой стыд.
– Мам, просто я люблю ее, пойми это, наконец. – Отвечаю я и направляюсь к выходу.
Мама вздыхает и говорит:
– Папа звонил в Калифорнийский. Может тебе стоит перевестись туда. На последний год.
– Нет. – Отвечаю я. – Я не переведусь, я буду доучиваться здесь. На другом конце страны. Чаки не хочет перевестись вместо меня?
– Не хочет. – Резко отвечает она. – Мальчик спас тебе жизнь, отдал свою кровь, а ты говоришь о нем таким тоном.
Теперь вздыхаю я. Все вернулось на свои места, как только я встал с больничной койки. Теперь снова Чаки молодец, вызвал полицию, сдал для меня кровь. Какое счастье. Если бы не он, мне бы влили чужую, я бы не расстроился.
Мы садимся в мою машину, и, когда Чаки заводит мотор, я не выдерживаю.
– Только аккуратнее. Ведь это моя машина.
Оливия.
Одиннадцатое июля.
Три дня пролетели совершенно незаметно, потому что уже на следующее утро пришел адвокат и сказал, что письмо Стейси должны приобщить к делу. А еще сообщения Картера, в которых он грозит убить ее. Показания ее подруги, которая была на мосту и показания ее психиатра, к которому она обратилась весной.
Последние двое могут здорово помочь в оправдании меня, а вот первые два факта навредить. Возможно, Картера тоже будут судить.
Когда он мне рассказал все это, у меня закружилась голова, и я поняла, что не могу выдержать всего.
Родители постоянно рядом, но этого мало. Я не могу есть, не могу спать, не могу не думать о Стейси. О Картере и Стейси.
Как только я закрываю глаза, передо мной стоит она и целится в меня. Что мне было делать? Я не знаю ответ на этот вопрос. Я не чувствую того, что должна была поступить как-то по-другому. Бежать? Тогда она выпустила бы три пули в меня. Только стрелять. Но теперь я убийца. И буду чувствовать себя убийцей всю жизнь.
Мама заходит ко мне с подносом, на котором кусок пирога, кофе и апельсиновый сок.
– Я не могу, меня тошнит. – Говорю я.
– Может, стоит обратиться за помощью? – Спрашивает мама.
– Не знаю. – Я пытаюсь встать с кровати, но в глазах темнеет. – Давай сначала разберемся с судом.
Мама помогает мне одеться, дает выпить кофе, который через пять минут покидает мой желудок. Мама грустно вздыхает.
– Мы обязательно займемся твоим здоровьем сегодня же. – Говорит она. – И никаких нет.
Мы входим в здание суда, а я ищу глазами Картера, но его нет.
Садимся и начинаем ждать заседание.
– Сегодня приобщают последние улики. Потом моя и твоя речь, мы с тобой ее обсуждали, а потом вынесение приговора. Скорее всего завтра. – Говорит Тейлор. – Ты готова. Оливия?
– Да. – Отвечаю я, и заседание начинается.
Нас с Картером снова пытаются сделать теми, кем мы не являемся. Но доктор Стейси говорит, что она была помешана на Картере, что она ни разу не упоминала про рукоприкладство и угрозы с его стороны, и я вздыхаю с облегчением. Подруга Стейси тоже дает показания в нашу пользу. Так же Мистер Эндрюс нашел записи с камер, где виден момент похищения Картера, виден пистолет, который Стейси направила на него, даже не смотря на то, что она была спиной.
Наступает время моей речи. Я собираюсь с мыслями, собираю листы, на которых написана моя речь и встаю. Я смотрю в глаза присяжным, но совсем не чувствую уверенности в себе.
– Я убила человека. – Начинаю я, и в зале поднимается гул. – Возможно, мне нет никаких оправданий, но я не хочу в тюрьму. Я отняла у нее пистолет, она напала на меня днем ранее, поэтому единственный выход для меня был выстрелить в Анастейшу. Может я и не заслужила отправиться в тюрьму, но я уже в тюрьме, ведь я навсегда буду убийцей, которую вижу в зеркале. Я мало знакома со Стейси, но я не считаю ее плохим человеком. Она была больна. Ей помогал врач, но никто не справился. Я даже не могу представить, что происходило в ее душе, раз она решилась на такой шаг. Я хотела бы извиниться перед ее родителями, если они когда-нибудь смогут меня простить и сказать, что я не хотела такого исхода. Я бежала за помощью, но вместо скорой окружающие вызвали полицию и меня арестовали. Я никогда не прощу себя за то, что я сделала, но я не хотела.
Присяжные удаляются для принятия решения, а я, выходя из зала суда на перерыв, падаю в обморок. Прямо в руки Картера.
Картер.
Второй час мы сидим в комнате ожидания вместе с Макс. Оливия потеряла сознание практически в зале суда. Макс сильно переживает, я вижу, как она украдкой вытирает слезы на глазах, пытаясь казаться сильной.
Наконец приходит Эддисон и говорит:
– Она пришла в себя. Ее продержат тут до утра. Можете зайти к ней через час, попрощаться.
– Попрощаться? – Уточняю я.
– Да, Картер. Она уедет на реабилитацию. Там хорошие психологи, ей помогут. Реакция ее организма из-за нервов. Но, я очень прошу тебя, Макс, и вас, молодой человек, ничего не говорить ей про реабилитацию. Я поговорю с ней после того, как будет известен приговор.
Я не понимаю, зачем Оливии реабилитация и почему мы должны прощаться. Я буду приезжать к ней постоянно, поэтому в прощании нет смысла.
Она уходит, а я иду к Оливии в палату, не смотря на то, что Эддисон сказал зайти только через час.
– Как ты? – Спрашиваю я.
– Чувствую слабость. – Отвечает она.
– Ты же понимаешь, что тебе надо есть? И спать?
– Да, я все понимаю. Но я не могу. Я закрываю глаза и вижу Стейси. – Оливия вытирает слезу, стекающую по щеке. Такой бледной я не видел ее никогда. Хоть она и пыталась закрасить свой вид косметикой, но даже через этот слой я вижу впавшие щеки, мешки под глазами и синюшную бледность.
– Забудь об этой психопатке. – Говорю я.
– Не говори так, пожалуйста. – Она смотрит на меня пустым взглядом.
Я сажусь рядом, беру ее за руку и смотрю прямо в глаза. Видимо Эддисон права, ей нужна помощь психиатра, психолога или кто там работает в этих центрах.
– Она чуть не убила меня. Я буду говорить о ней так, как захочу. Я ее предупреждал отвязаться от нас, но она не послушала. Ты не виновата в том, что она ненормальная. Оливия, ты должна думать о себе, а не о мертвой сумасшедшей. – Я заканчиваю речь, и понимаю, что немного переборщил. Поэтому, решаю сгладить углы продолжив. – Хотя, знаешь, я полюбил тебя именно такой.
– Мне до сих пор непривычно слышать эти слова из твоих уст. – Она пытается улыбнуться.
– А мне не привычно говорить это тебе.
– Первый раз ты сказал на грани жизни и смерти. – Она смеется.
– Да, я побоялся, что умру, а ты так и не узнаешь об этом. Но ты же догадывалась? – Я смотрю на Оливию, стараясь уловить ее мысли.
– Нет. Я не догадывалась.
– Ну сначала то я и сам не знал. – Оправдываюсь я. – А потом, в Рождество, когда ты читала мне те самые Сонеты Шекспира, меня осенило.
– В то Рождество, когда мы впервые увидели Стейси возле дверей квартиры. – Ее глаза снова наполняет грусть.
Я вздыхаю, хочу подбодрить и отвлечь ее, но тут заходит взволнованная Эддисон и говорит:
– Присяжные приняли решение. Я и Мистер Эндрюс поехали в зал суда, чтобы выслушать приговор. Приеду сразу после. – Она целует дочь в макушку и уходит.
Макс заходит в палату, с тремя видами желе и говорит:
– Зачем нам ждать Эддисон? Мы включим телевизор и все узнаем. – Она садится на кресло в палате и включает первый попавшийся новостной канал.
Увидев свои фотографии, вперемешку с кадрами с камеры наблюдения из магазина, фото с места преступления, Оливии становится плохо.
– А где Чак? – Спрашивает Макс.
– Повез маму в Аэропорт. – Отвечаю я.
***
Через час мы видим Эддисон и Мистера Эндрюса, выходящих из здания суда, я беру Оливию за руку и жду их слов.
– Сегодня закончилось судебное разбирательство по делу Мисс Оливии Тернер. Хочу сказать, что ее оправдали, ее действия признали как самооборону, а ее отпустили бы в зале суда. К сожалению, Оливия Тернер, очень болезненно восприняла случившееся, поэтому решила отправиться на реабилитацию, где ей помогут специалисты. Очень прошу вас не пытаться взять у нее интервью, не звать на какие-либо телешоу и не беспокоить девушку, которая не заинтересована в публичности. Она не даст никаких комментариев. Спасибо за внимание. – Говорит Тейлор.
– Я возвращаюсь на прежнее место работы, как только помогу дочери восстановиться. – Отвечает Эддисон, на один из вопросов, заданный журналистами.
Я поворачиваюсь на Оливию, которая лежит бледная, словно мел и только шевелит губами.
–Оливия, что ты хочешь мне сказать? – Спрашиваю я.
– Реабилитация. Не хочу. – Шепчет она и теряет сознание.
Оливия.
Двенадцатое июля.
Мама не хочет ничего знать, поэтому, сегодня я уезжаю в центр реабилитации, и буду находиться там ближайший месяц. Доктор Хендерсон, который приходил сегодня утром, убедил меня, что так будет намного лучше, ведь там есть люди, которые помогут мне справиться со всем, что произошло. Я соглашаюсь. Весь вечер я лежала под капельницей, потому что не могу есть, поэтому, сейчас я четко понимаю, что мне нужна помощь.
Мы заходим в палату, или как его называют здесь, номер и мама помогает разложить мне вещи.
Из моей прошлой жизни, мне разрешили взять только томик Шекспира и одежду. Любые визуальные контакты запрещены. Мне нельзя пользоваться телефоном, планшетом и ноутбуком. Всем, с чего я могу выйти в интернет. Так же нельзя смотреть телевизор и читать газеты. Посещения запрещены.
Доктор сказала, что если будет положительная динамика, то я смогу писать письма. Но не сразу. Я вздыхаю, прощаюсь с мамой и ложусь на кровать.
Открываю Шекспира и читаю:
Кто знал в любви, паденья и подъемы,
Тому глубины совести знакомы.11
Заходит психолог и говорит:
– Оливия, жду тебя на первом сеансе групповой терапии, пойдем.
– Хорошо, – отвечаю я.
Встаю и иду в зал.
– Я рада видеть вас всех снова. Сеансы групповой терапии у нас проходят каждый день, меня зовут Доктор Лойз. И я буду проводить их для вас. Сейчас каждый, кто сидит тут, должен представиться и сказать пару слов о себе.
Когда очередь доходит до меня, я понимаю, что все глаза окружающих смотрят на меня и ждут. Я набираюсь смелости и произношу:
– Здравствуйте. Меня зовут Оливия, мне девятнадцать лет. Сегодня у меня День Рождения. И у меня булимия. А еще я убила человека.
Двадцать шестое июля.
– Мы были очень рады видеть вас на сеансе групповой терапии. Завтра увидимся снова. – Говорит Доктор Лойз. – Сегодня очередь Оливии. – Она отводит меня в сторону. – Я очень рада тому, каких успехов ты добиваешься. И я разрешу тебе написать одно письмо. Выбери человека, с которым ты хочешь поговорить, напиши ему, а мы придумаем, как передать его.
Я подпрыгиваю от радости. Целых две недели я думала о Картере, я хотела увидеть его и поговорить с ним, но было нельзя. Теперь, у меня наконец-то есть возможность сделать это. Я уже знаю, что я скажу ему, ведь я думала об этом две недели. И я мечтаю о главном, скорей бы увидеть его и обнять.
Я захожу в палату и сажусь за стол. Достаю тетрадь, ручку и начинаю писать.
« Привет, Картер. Пишу тебе из психиатрической больницы для Хэмптонских снобов, как назвал бы их ты. Здесь не так уж и плохо, маленькими шагами я пытаюсь выбраться из той ямы, в которой была с первого дня моей булимии. У меня два врача, да, целых два. Но это не значит, что твоя девушка сумасшедшая. Одна ведет сеансы групповой терапии, а с другой я общаюсь наедине.
Все, кто лежат здесь, не такие уж и психи. Ну, по крайней мере, большая часть. Я нашла пару друзей. Одна девушка, которая учится в Нью-Йоркском, она пыталась покончить жизнь самоубийством из-за несчастной любви. Второй, парень, борется с наркотической зависимостью. Но я тут самая настоящая звезда, ведь я еще и убийца.
Извини, я стараюсь отпустить эту ситуацию, но пока очень сложно.
Знаешь, о чем я мечтаю? Уснуть в твоих объятиях. Я так скучаю по тебе, Макс и Чаку, что по вечерам накатывают слезы. Но я знаю, что скоро это все закончится. И мы снова будем вместе.
Картер, я надеюсь, что ты ждешь встречи со мной, так же как и я. И надеюсь, ты ответишь мне на письмо. Если же нет, то я пойму. Пойму и больше не потревожу тебя.
Люблю тебя, Оливия.»
Я запечатываю конверт и отношу на ресепшн. Пусть отправят его ему, а я буду ждать ответа. Надеюсь, девушка, которая месяц лежала в психиатрическом отделении, или как его называют тут, центре реабилитации, еще нужна ему.
Двенадцатое августа.
– А теперь попрощаемся с Оливией. – Говорит Доктор Лойз. – Сегодня она покидает нас. Надеемся, что больше никогда ее не увидим.
Вся группа хором говорит:
– Прощай, Оливия.
Я улыбаюсь в ответ. На моих глазах слезы. Я обнимаюсь с каждым, а в конце подхожу к доктору и говорю:
– Спасибо вам. Я очень благодарна за ту помощь, которую, вы оказали мне.
Она обнимает меня и отвечает:
– Удачи тебе, в дальнейшей жизни, Оливия.
Мой чемодан уже собран, и я выхожу из клиники на улицу. Я немного опечалена тем, что Картер так мне и не ответил, но я обещала себе не плакать. Если он не захотел ответить, значит надо отпустить его. Даже не смотря на то, что я его люблю. Сейчас, самое главное вернуться домой. Попросить прощения у всей семьи, за те жертвы, которые они принесли из-за меня. И провести с ними последние несколько недель лета.
Мы сидим в моей комнате вместе с Макс, когда заходит мама.
– Милая, как тебе Нью-Йоркский? – Спрашивает мама.
– Неплохо, но не Йель. – Отвечаю я.
– Кстати, об этом. – Говорит она, и ее взгляд мрачнеет. – Понимаешь, университет не терпит подобных скандалов. Поэтому, они предложили тебе перевестись.
Мой мир рушится.
– Но, ведь это значит, что я не смогу закончить Йель? Ты, папа, Алекс. А я буду выпускницей другого колледжа.
– Да, но это к лучшему. – Говорит мама. – Ты сможешь начать новую жизнь.
– У меня ведь совсем нет выбора. – Отвечаю я и вытираю слезы.
Эпоха учебы в Йеле закончилась.
Картер.
Двадцать третье августа.
Самолет наконец-то приземлился и я снова в Нью-Хейвене. Вижу своего любимого Чаки, в рубашке и брюках.
– Ты, действительно, в брюках и рубашке в такую жару? – Усмехаюсь я.
– У меня вообще-то стажировка. – Отвечает он.
– В Белом Доме? – Я продолжаю смеяться.
Он смотрит на мои руки, в которых связана небольшая стопка книг и говорит:
– Это что?
– Чаки, ты забыл, как выглядят книги? Пока жду Оливию из психушки, решил провести время с пользой. – Отвечаю я.
Мы выходим из здания и идем к парковке. На ходу, я вырываю ключи из рук брата. Больше не позволю ему ездить на моей машине. Сажусь за руль и приглашаю его сесть на пассажирское сиденье.
Мы доезжаем до дома, вытаскиваем вещи и заходим в квартиру. Скоро приедут все, в том числе и Оливия. Я не хочу на нее давить, но поговорить с ней нужно обязательно. Она так и не связывалась со мной, поэтому, я подожду тот момент, когда она приедет.
Джеймс что-то говорил про то, что Макс и Оливия хотят снять квартиру в черте города, поэтому буду узнавать информацию.
Двадцать пятое августа.
Джеймс сидит в моей гостиной, ждет, пока я разберу вещи окончательно.
– Макс приехала сегодня. Они с Чарли сняли квартиру в соседнем квартале. – Говорит он.
– А Оливия? – Спрашиваю я.
– Оливия перевелась в Нью-Йоркский.
Я не понимаю, почему никто не сказал мне об этом. Гнев закипает, но я быстро успокаиваюсь, ведь учусь не видеть заговоры против меня везде.
– Поехали. – Говорю я.
– Куда?
– Узнавать все подробности у твоей девушки.
Мы выходим из дома, направляемся к Макс, потому что я хочу, чтобы хоть кто-нибудь объяснил мне, что происходит. Оливия ничего не сказала мне, никак не связалась, хотя мы договаривались, что я буду ждать столько, сколько надо. А теперь я узнаю, что она перевелась в другой университет. Я хочу знать, что происходит.
– Йель отказался продолжать обучение Оливии, из-за скандала. – Говорит Макс.
Мы стоим возле их нового дома, и пока Джеймс помогает перетаскивать коробки, она разговаривает со мной, попивая молочный коктейль.
– Почему она не сказала мне? – Уточняю я.
– Мне кажется, ты знаешь почему. – Она пронзительно смотрит на меня своими зелеными глазами, словно я должен что-то понять из ее взгляда, но я не понимаю.
– Стоял бы я здесь, если бы понимал?
– Она написала тебе письмо. Сказала, что если ты готов быть с ней, то должен ответить. Твое молчание она воспримет как отказ. Если бы ты ответил, то она поборолась бы за место в университете. А так. Не видела смысла. – Макс рассказывает мне, словно я маленький ребенок.
– Я не получал никакого письма. Я был в Калифорнии. – Оправдываюсь я.
– Насколько я знаю, его доставляют лично в руки. Поэтому либо письмо отдали тебе, либо твоему призраку. – Говорит Макс с сарказмом.
И тут я все понимаю. Я убью Чаки.
Оливия.
Я осматриваю свою новую квартиру, в которой мне придется жить следующие пару лет, и грустно вздыхаю.
Сегодня начинается моя новая жизнь, без Макс, Чарли, Чака и Картера.
Возможно, это к лучшему, ведь в Йелле мне пришлось бы постоянно сталкиваться с ним. Даже на Днях Рождениях, ведь моя лучшая подруга девушка его лучшего друга.
Все, что не происходит – всегда к лучшему. Нужно сосредоточиться на учебе. Мама предлагала переехать в общежитие, но я не хочу. Периодически, ко мне на улице подходят люди и задают неуместные вопросы. До сих пор мне звонят разные журналисты и просят интервью. Я даже поменяла номер телефона, его знают только Чарли и Макс.
Но и это не помогло, мне все равно поступают звонки раз в три дня. Я справлюсь со всем. Но жить в общежитии для меня слишком.
За окном уже темнеет, и я решаю пройтись, в поисках хорошего места, где я смогу поужинать. Это же Нью-Йорк, каждые день там открывается какой-нибудь ресторанчик или бар.
Надеваю черные джинсы, футболку и кроссовки. Не смотря на конец августа, вечером уже прохладно.
Выхожу из дома, когда у меня звонит телефон. На экране вижу имя Макс и беру трубку.
– Привет! Я пришлю все фото новой квартиры, как только расставлю вещи, обещаю. – Говорю я.
– Оливия, – перебивает меня подруга, – Картер и Чак, тут случилось такое.
Она говорит мне то, от чего я роняю телефон прямо на асфальт. Трясущимися руками я поднимаю его и сажусь в машину. Мне срочно нужно в Нью-Хейвен.
Картер.
три часа назад.
Я пытаюсь найти письмо Оливии уже целый час. Во мне уже половина бутылки виски, что замедляет поиски. Если меня не было в городе, то есть лишь один вариант того, кто получил его за меня. Это Чаки. Он не обмолвился ни словом о том, что сделал это, а я как идиот, жду два месяца, пока моя девушка примет решение.
Я открываю каждый ящик, вываливаю содержимое на пол и роюсь во всех документах, но его нет.
Наконец я дохожу до чемодана Чаки, который я запрещаю ему разбирать, потому что скоро он уедет обратно в общежитие.
Начинаю перебирать идеально сложенные рубашки и нахожу его. Письмо от Оливии, которое пришло мне месяц назад.
Оно вскрыто, этот идиот читал то, что она написала мне. Ненавижу его, кто дал ему право лезть в нашу жизнь? Вмешиваться и вносить свои коррективы?
Читаю последнюю строчку и замираю. Я не ответил, она восприняла это как отказ, пообещав больше не беспокоить меня. Перевелась учиться в другой штат и уехала.
Ненавижу его. Всегда он портит мне жизнь, говоря, что это не специально. Сейчас он сделал это намеренно.
Нужно ехать в Хэмптонс, она еще там? Или ехать в Нью-Йорк, но я не знаю куда именно. Нужно набрать ее номер, чтобы поговорить и объясниться.
Я звоню ей, но номер больше не обслуживается. Проклятье, она сменила номер.
Беру ключи от машины, чтобы посоветоваться с Макс, когда в квартиру входит Чак.
– Что здесь происходит? – Спрашивает брат.
– Ты мне ответь. – Говорю я.
– Нас ограбили? – Чак осматривает квартиру беглым взглядом, когда я поднимаю руку с конвертом и показываю ему.
– Перед тем, как я начну тебя убивать, предлагаю объясниться. Я же обещал Оливии меняться. Попробуй убедить меня в том, что я не должен разбить тебе голову. – Говорю я, кладя ключи на столик у дивана, рядом с письмом.
– Если ты меня ударишь, то она никогда тебя не простит. – Отвечает он с насмешкой.
– Чаки, ты слишком осмелел в последнее время. – Произношу я и делаю первый удар в печень.
Брат сгибается и начинает кашлять, я же наслаждаюсь этим зрелищем. После того, что он сделал, он заслуживает большего. Я бью его в живот еще раз и он падает на пол.
– А теперь объясни мне, кто дал тебе право читать письмо? – Говорю я, и бью его по ребрам. – Кто дал тебе право, прятать от меня письмо, которое мне написала моя девушка? – Я бью его по ребрам еще раз.
Чак даже не пытается встать и защититься, но это не первая наша драка, поэтому я прекрасно знаю, что он слабак.
– Вот поэтому ты не достоин ее, Картер. – Говорит он, когда я бью его еще раз.
– Может, достоин ты? – Я наклоняюсь и разбиваю ему нос. Потом бью его еще и еще, пока его лицо не становится сплошным кровавым месивом.
Пелена с глаз падает, и я начинаю осознавать, что натворил. Прямо сейчас я потерял Оливию навсегда.
Я вызываю скорую помощь для брата, который находится без сознания и, дождавшись врачей, выезжаю в больницу вместе с ним. Я так и не научился контролировать свои эмоции.
Звоню Макс, чтобы спросить данные Оливии, она слышит объявление в больнице и говорит, что будет там, через десять минут.
– Что ты здесь делаешь? – Спрашивает она, врываясь в зал ожидания.
– Ничего. Чаки подрался. Его осматривают врачи. – Отвечаю я.
– Подрался? Чак? Не может быть. – Говорит Макс, когда ее взгляд падает на мои разбитые кулаки. – Днем следов не было. Картер?
– Он сам напросился. – Оправдываюсь я. – Он спрятал от меня письмо Оливии. Говорил, что я ее недостоин.
– Он без сознания, Картер. Ты это понимаешь? – Макс переходит на крик.
– Очнется. – Отвечаю я. – А теперь расскажи мне, как мне найти Оливию.
– Нет. – Говорит Макс, чем очень удивляет меня.
– Нет? – Переспрашиваю я.
– Ты все правильно расслышал. Нет. Я не дам тебе телефон Оливии. Тебе надо держаться подальше от моей подруги. Иди домой, проспись.
Я остаюсь на месте, сжимая руку в кулак.
– Я сказала уходи отсюда. Или я позову охрану. – Говорит Макс.
Ничего не остается, кроме того, что развернуться и уйти.
Оливия.
Я вбегаю в приемный покой, ища глазами Макс. Она машет мне и говорит:
– Видела Картера?
– Нет. К счастью, нет. Как там Чак?
– Он в сознании. Можешь зайти к нему.
Я отправляюсь в поисках палаты моего друга. Мне очень стыдно, что с момента моего заключения в психушке, я ни разу не позвонила ему. Я, правда, собиралась это сделать, но хотела набраться смелости. А сейчас он лежит в больничной палате, со сломанными ребрами, гематомами и весь опухший. Его не узнать, на лице нет живого места. Губы разбиты, на щеках ссадины, нос, кажется, сломан, глаза затекли. Хвостик, который он делает себе, пропитан кровью.
– Чак. – Говорю я, садясь рядом.
– Привет. – Говорит он. – Прости меня.
– За что?
– Я не передал письмо Картеру. Я боялся за тебя. Сегодня он нашел его, теперь я здесь. Прости меня, Лив. Я хотел как лучше.
– Чак. Ты не виноват. Картер совсем не изменился. Я бы не смогла быть с ним. А особенно после такого. Ты как? – Я вытираю слезы украдкой, чтобы он не видел, что я плачу.
Я просто не могу смотреть на его состояние, осознавая, что он такой из-за меня. Я больше не хочу видеть Картера, не хочу, чтобы он приближался ко мне. Я не хочу даже разговаривать с ним. Он настоящий монстр. Если он способен так поступить с родным братом. То рядом с ним небезопасно находиться никому.
– Паршиво, Лив. Езжай обратно. Картер где-то здесь и он пьян. – Говорит Чак. – Я переживаю.
– Хорошо. Я поехала. Прости меня тоже. Если бы не я, ты бы не оказался здесь.
Я выхожу из палаты и ищу Макс. Ее нигде нет, поэтому, я выхожу на парковку, чтобы позвонить ей из машины.
И вижу его. Картер сидит на капоте моей машины, держа в руке бутылку виски.
– Привет. – Говорит он.
– Прости, я тороплюсь. – Отвечаю я.
– Я хотел поговорить, Оливия. – Отвечает он, немного пошатываясь. – Отлично выглядишь.
– Спасибо. Но нам не о чем разговаривать. – Отвечаю я.
Он встает с капота, делает шаг ко мне, я автоматически делаю шаг назад и говорю:
– Не подходи.
Меня трясет от страха и обиды, я не ожидала увидеть его. Каждый день я думала о том, какой будет наша встреча. Но даже представить не могла то, что мы встретимся при таких обстоятельствах.
– Чаки сам виноват. Он не отдал мне письмо. Я только сегодня узнал об этом. – Говорит Картер, но остается на месте, больше не предпринимая попыток подойти.
– Никто не давал тебе никакого права поднимать на него руку. – Кричу я. – Ты его видел? Ты видел, что ты с ним сделал?
– Я не раскаиваюсь. Просто дай мне шанс, нам нужно поговорить, я все объясню, Оливия. Я исправляюсь. Я начал исправляться. – Говорит Картер и снова делает шаг ко мне.
– Не подходи. – Резко говорю я. – Не подходи, или мне придется. – Я замолкаю на полуслове.
– Придется что?
– Придется запретить тебе приближаться ко мне официально, Картер. История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса.12 – Говорю я.
По моим щекам текут слезы, но я понимаю, что это единственный вариант. Я не хочу, чтобы рядом со мной был монстр, для которого собственная персона важнее всего. Для которого нет ничего святого, который способен причинить боль даже близким людям, даже родному брату.
– Это Чаки предложил тебе такой вариант? – Ухмыляется Картер. – Ты права, повторяется. Но я не оставлю тебя в покое, Оливия. Я не отстану от тебя, пока мы не поговорим. Я приеду к тебе через пару дней, только приду в себя. – Он делает глоток, ставит бутылку на мой капот, засовывает руки в карманы джинс и уходит.
Я скидываю бутылку, сажусь и блокирую двери в машине. Пытаюсь унять дрожь, через слезы звоню маме и говорю:
– Мам, мне нужен судебный запрет. Я не хочу, чтобы Картер Харрис когда-нибудь приближался ко мне ближе, чем на сто метров. Пожалуйста, помоги мне его оформить.