Екатерина Петровна Шумаева
Грани уязвимости
Глава 28
Оливия.
Хэмптонс, шестое июля.
Мы сидим в кабинете отца, Мистер Эндрюс, родители и я. Они смотрят на меня и ждут рассказа о том, что произошло, но я молчу. Я не знаю, как объяснить им то, как мы дошли до этой ситуации. С одной стороны мне стыдно. Стыдно рассказывать то, что происходило со мной целый год. Но я осознаю, что от моего рассказа зависит мое будущее. Поэтому я собираюсь с силами.
– Оливия, ты же понимаешь, как сложно сейчас нашей семье. – Говорит отец. – Помоги нам разобраться, дай нам шанс помочь тебе.
Я поправляю браслет на ноге и говорю:
– Начинать с того места, где мы остановились?
– Да, – отвечает адвокат. – Что было после того, как мисс Эдвардс угрожала вам?
– Она напала на меня.
– Почему вы не обратились в полицию? – Спрашивает адвокат.
– В этом виновата я. – Говорит мама. – Она сказала мне, и мы собирались обратиться в полицию на следующий день, после дня Независимости. Мы хотели подать иск в Коннектикуте, чтобы запрет о приближении Эдвардс к ней действовал на территории университета.
– При всем уважении, Эддисон, но на суде это будет выглядеть, как попытка выгородить дочь. Вы прекрасно знаете это. Лучше промолчать. Нам нужно выбрать, что говорить. Тем более Картер Харрис еще не в состоянии давать показания. Они могли бы очень помочь нам. – Говорит Тейлор Эндрюс.
– Какая разница как выглядят показания Эддисон, если пресса постоянно закидывает нашу семью своими статьями? – Начинает кричать папа. – Они просто убивают нашу репутацию и вымазывают наше имя в грязи.
– Тебе репутация важнее того, что нашей дочери грозит пожизненное? – Спрашивает мама, потом бросает взгляд в мою сторону и останавливается.
Я встаю, молча удаляюсь в свою комнату для гостей. Этот дом стал тюрьмой для меня, до тех пор, пока я не уеду в настоящую. Я уже не верю в то, что все обойдется, поэтому радуюсь возможности полежать в теплой кровати.
Я ложусь и достаю мой томик Шекспира. Вещи мне передала Макс, которую, ко мне не пускают, чтобы я сосредоточилась на следствии. А я скучаю по ней, по Шарлотте и по Чаку. Я хочу узнать как дела у Картера, но мой телефону в плену родителей.
Не знаю, захочет ли он разговаривать со мной. Сегодня мне снилась Стейси. И, хотя она была официально больна, как рассказал Тейлор, мне ее очень жаль. Я чувствую себя очень паршиво не только внутренне, но и внешне. Организм отторгает всю еду, которой меня пытаются накормить, это реакция на стрессовое состояние. Мне снятся кошмары и на ноге электронный браслет слежения. Я не могу выйти из дома, потому что на пороге дежурят журналисты. Поэтому, Шекспир, единственный кто сейчас рядом.
Уж если ты разлюбишь – так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!9
Я смогу понять, если после всего, что произошло, Картер возненавидит меня. Я сама себя виню. Сейчас, больше всего на свете, я хотела бы его увидеть. Не знаю, как я смогу смотреть ему в глаза, но я отдала бы все, лишь бы сбежать и увидеть его. Но я не могу. От этого становится только хуже. Я слышу, как родители ссорятся идя по лестнице, и пытаюсь сосредоточиться на чтении, но ко мне заходит мама.
– Скоро будем обедать, спустись, пожалуйста, Оливия. – Говорит она.
Я киваю в ответ. Мама уходит к себе, и я продолжаю читать.
***
Мы сидим за столом, а я пытаюсь съесть хоть что-нибудь. Кейти отправили к бабушке, поэтому дома только мы трое: я, вечно занятой папа и мама, которая злится на него. Они практически не разговаривают, когда дело не касается меня.
Я решаю нарушить тишину.
– Можно мне мой телефон? – Спрашиваю я.
– Нет. – Отвечает мама. – Мистер Эндрюс приедет вечером, будем строить линию защиты.
– А посмотреть телевизор? – Я заранее знаю ответ.
– Нет, – продолжает папа. – Потерпи, мы хотим отгородить тебя от прессы.
– Можно увидеться хотя бы с Макс? – Я задаю последний вопрос.
– До первого заседания нельзя. Она наш свидетель. – Говорит мама. – С Чаком и Картером тоже. Ты не можешь общаться с семьей потерпевшего, пока идет следствие, Оливия.
– Потерпевшего? – Удивляюсь я. – Но ведь в него стреляла не я.
– Это будут выяснять в ходе судебного разбирательства. – Отвечает папа, явно поддерживая позицию мамы.
– Когда слушание?
– Завтра утром. Завтра важный день, Оливия.
Картер.
Быть подстреленным ужасно. Я помню, как сказал Оливии, что я люблю ее, сказал ей про кольцо. А еще я помню выстрел. А потом три выстрела в Стейси.
Скорая помощь приехала слишком поздно, Стейси умерла от потери крови, а я не мог пошевелиться и помочь ей. Странно, но находясь на грани жизни и смерти, я пересмотрел всю свою прошлую жизнь. Я больше не виню Стейси, она была больна, но никто этого не знал. Никто из ее подруг не заметил, что с ней что-то не так.
Я не заметил, что что-то не так, ни когда она спала возле моей двери в Рождество, ни когда она пыталась спрыгнуть с моста.
Второй день смотрю, как по телевизору показывают Оливию. Мама, прилетевшая сюда, просто в бешенстве. Она считает ее убийцей, но я знаю, что это не так.
Пуля не задела никакие органы, застряв в плече, но я потерял много крови, началось заражение, и мне делали операцию. И переливали кровь. Как удачно, что в Хэмптонсе оказался мой младший брат, теперь во мне течет его кровь, а я буду обязан ему до конца своих дней. Я так рад этому, что не хочу его видеть.
Он молодец, он достучался до родителей Оливии, и они поехали в полицию. Именно там отследили мой телефон и прислали скорую помощь. Именно это спасло мне жизнь. Еще раз спасибо моему брату, но как ему пришло в голову отпустить Оливию одну на этот завод? А если бы она была ранена? Поправлюсь и поговорю с ним об этом. А пока он ко мне не приходит, наверное, боится моего гнева.
– Картер, хватит смотреть телевизор, тебе нужно отдыхать. – Говорит мама, заходя в палату.
– Когда у меня будут брать показания? – Спрашиваю я.
– Ты только вчера очнулся, сейчас под морфием. Тогда, когда обретешь способность думать. – Отвечает она, садясь в кресло возле кровати.
– Я и сейчас могу думать. – Возмущаюсь я. – Я хочу помочь Оливии.
– Картер, перестань думать о ней. Она убийца. Она убила человека и стреляла в тебя. Пусть отвечает. – Мама повышает голос. – И даже мама прокурор и папа политик ей не помогут.
Я не знаю, как объяснить матери, что в меня стреляла не Оливия, она совершенно не хочет меня слушать. Я говорил ей это вчера, говорил сегодня, несколько раз. Но она стоит на своем. Чтобы не нервничать снова, я выключаю телевизор и говорю:
– Я хочу поспать. Ты будешь сидеть тут?
– Нет, тогда я пойду. – Отвечает она. Целует меня в макушку и выходит из палаты.
Я закрываю глаза. Но перед ними стоит образ Стейси. Пытаюсь отвлечься мыслями о пуле. Я попросил сохранить ее и отдать мне, чтобы я сделал кулон и повесил на шею, но врачи сказали, что это нужно уладить с полицейскими.
Глава 29
Оливия.
Седьмое июля
Чувствую себя кинозвездой, которую преследуют папарацци, но я убийца, а они в поисках сенсации. Сегодня первое заседание, по моему делу. Я думала, что расследование будет длиться дольше и у нас будет больше времени, чтобы подготовиться, но, как говорит Тейлор, это громкое дело, они хотят быстрее наказать меня и расквитаться.
Маму отстранили от работы на время следствия. Она, мягко говоря, не совсем рада этому, но не винит меня ни в чем.
Вчера мы до самой ночи строили линию защиты, и адвокат настоял на том, чтобы мы представили это дело, как самооборону. Несчастным случаем это не назовешь, ведь я выпустила в нее целых три пули. Я даже не помню, как это произошло, потому что в этот момент все мои мысли были о Картере.
Как и всю прошлую ночь. Я до сих пор не знаю как он себя чувствует, но надеюсь, что увижу его сегодня в суде. Мне достаточно только одного взгляда, чтобы понять как он.
У сердца с глазом – тайный договор:
Они друг другу облегчают муки,
Когда тебя напрасно ищет взор
И сердце задыхается в разлуке.10
Я вспоминаю строчки Шекспира, пока выхожу из автомобиля. Сегодня на мне черное платье, волосы собраны в пучок и огромные черные очки, чтобы не ослепнуть от фотовспышек.
Мистер Эндрюс останавливается возле одного из журналистов и говорит:
– Вся информация будет после вынесения судебного решения. А сейчас, я очень прошу вас оставить в покое девушку, которой пришлось пережить многое.
Мы уходим, оставив журналистов с еще большими вопросами, и я радуюсь тому, что в здание их не пускают.
– Обратно будем выходить через черный вход. – Говорит мне мама, держа меня за руку.
Папа не поехал, у него была важная встреча, которая намного важнее, чем заседание, на котором решается дальнейшая жизнь его дочери.
– Ну, это же еще не приговор. Вот на вынесении приговора я обязательно буду. – Пошутил он сегодня утром.
А мне было совершенно не смешно, а очень обидно. В то время как мама терпит лишения, отстранение от работы, папа ведет себя, как ни в чем не бывало.
В коридоре я вижу Макс и Джеймса, которые стоят у входа в зал. Подруга поднимает руку в приветствии, и я вижу испуг в ее глазах, но я ищу глазами не ее.
Затем я вижу Чака и какую-то женщину средних лет, стоящую рядом. Он порывается подойти ко мне, но она одергивает его и что-то шепчет на ухо. Он мгновенно мрачнеет.
Мы заходим в зал и садимся. Заседание начинается.
Прокурор пересказывает, в чем меня обвиняют, а это преднамеренное убийство, похищение, покушение на жизнь моего парня. Этого списка хватит, чтобы я никогда не вышла из тюрьмы.
– Ваша честь, – говорит мой адвокат. – Мы хотели бы выслушать потерпевшего, Мистера Картера Харриса.
– Сейчас он не в состоянии давать показания, но мы вызовем его к следующему заседанию. – Отвечает прокурор.
Начинают вызывать свидетелей. Я жду показаний Макс и Чака, но вызывают какого-то полицейского. Когда он входит, то я узнаю того самого офицера, который смеялся над нами, когда мы приехали в участок.
– Представьтесь, пожалуйста. – Просит его судья. – Вы находитесь под присягой.
– Офицер Кевин Леран, Ваша честь. – Отвечает он.
Прокурор начинает задавать вопросы.
– Когда вы увидели подсудимую, и при каких обстоятельствах?
–Она приехала к нам в участок и пыталась заявить о похищении своего парня. – Отвечает офицер.
– Что именно она говорила, можете вспомнить? – Спрашивает прокурор.
– То, что ее молодой человек уехал вместе со своей бывшей девушкой. – Говорит он. – Ей казалось, что у нее в руке был пистолет.
– Почему вы не отреагировали на заявление? – Спрашивает прокурор.
– Это выглядело так, словно она ревнивая девушка, которой изменил парень, и она хочет ему отомстить. – Отвечает Кевин.
Меня наполняет злость. Что значит отомстить? Я нормально объяснила ему то, что Картер в опасности.
Далее к допросу подключается Тейлор.
– Скажите, пожалуйста, офицер, Мисс Тернер была одна?
– Нет, с ней был молодой человек, но он не участвовал в разговоре. – Говорит офицер.
– В зале суда присутствует этот человек? – Спрашивает мой адвокат.
Офицер оглядывается, но не находит.
– Нет.
– Я хотел бы вызвать Чарльза Харриса, чтобы офицер сказал, он ли это. – Обращается Тейлор к судье.
– Хорошо, задавайте остальные вопросы, а потом мы вызовем Мистера Чарльза Харриса. – Отвечает она.
– У меня последний вопрос, Ваша честь. Мисс Тернер говорила о том, что та, кто похитил ее парня угрожала ей?
– Да. – Отвечает Кевин. – Но она сказала, что не стала заявлять в полицию, поэтому я воспринял это как сцену ревности.
Я слышу удивление присяжных, а Тейлор поворачивается ко мне с довольной улыбкой.
– Теперь я прошу вызвать Мистера Чарльза Харриса. – Говорит он.
Чак заходит в зал и смотрит на меня. Его останавливает адвокат и обращается к полицейскому:
– Оливия Тернер была с этим человеком в полицейском участке?
– Да. – Отвечает он, и его отпускают.
Дальше его место занимает Чак. Он представляется, соглашается с присягой, и прокурор задает ему первый вопрос.
– В каких отношениях вы с подсудимой?
– В дружеских. – Отвечает Чарльз.
Я вздыхаю с облегчением. Он не ненавидит меня, хотя я очень этого боялась.
– Расскажите события, которые произошли четвертого июля. – Говорит обвинитель.
И Чак говорит то, чего я совсем не ожидаю.
– Утром мы с Оливией разработали план, как ей уйти от моего брата без угрозы для жизни. Но он похитил ее и удерживал у себя в квартире. Он отправил мне сообщение от ее имени, о том, что они помирились и приедут вместе, и я выехал сюда на машине Оливии.
Зал снова удивляется. Зачем он говорит об этом? Зачем он подливает масло в огонь, ведь меня обвиняют еще и в покушении на Картера.
Я поворачиваюсь к адвокату, который кивает и сидит дальше совершенно спокойно.
Тем временем Чак продолжает:
– Они приехали днем, но я не видел Оливию, только своего брата. Он хотел отвезти ей ее вещи и отогнать машину. По его словам они помирились. Потом, он рассказал, что Стейси избила Оливию, когда та собирала вещи дома. Я остался в номере, когда приехала Оливия и упала в обморок, прямо на пороге. Я вызвал скорую, а потом мы начали искать Картера. Дальше вы уже знаете.
– То есть потерпевший угрожал Оливии Тернер, удерживал ее насильно какое-то время? И она боялась его, поэтому хотела сбежать тайно? – Уточняет прокурор.
– Можно сказать и так. Но Оливия не стреляла в него. – Говорит он.
– Это только ваши доводы. – Отвечает обвинитель и обращается к судье и присяжным. – Прошу обратить внимание на то, что у Мисс Тернер был мотив стрелять в Мистера Картера Харриса. Она просто хотела ему отомстить, когда увидела его с бывшей девушкой.
Я открываю рот, в прямом смысле слова, а мистер Эндрюс кладет свою руку на мою, тем самым успокаивая.
Но как тут успокоиться? Если сейчас меня выставляют ревнивой истеричкой, которая пыталась пристрелить собственного парня и убила его подружку.
Вызывают Макс, она рассказывает все так, как было на самом деле, но говорит, что ничего не знала про Стейси. Ведь Картер всегда отличался загадочностью и скрытостью.
Затем выходит Джеймс, и я вижу удивление в его глазах, когда прокурор говорит о том, что Аманда подала на него в суд, на запрет приближения к ней.
– Мы всегда называли его Мистером Спокойствие. – Говорит он. – Мы понятия не имели о его прошлом.
Прокурор снова пытается надавить на присяжных тем, что я не невинная жертва, а настоящая преступница. Хладнокровная и отчаянная. Которая просто хотела отомстить.
Судья назначает перерыв до завтра, и мы выходим. Первой ко мне бросается Макс. Она обнимает меня и не может отпустить.
– Как ты держишься, после такого? – Спрашивает она.
– Девочки, поговорите дома. Нам надо ехать. – Отвечает мама. – Макс, ты с нами?
Она утвердительно кивает, прощаясь с Джеймсом. Затем ко мне подходит Чак.
– Нам разве можно разговаривать? – Спрашиваю я.
– Пока мама не видит. – Отвечает он. Значит та женщина их мама. – Прости, я не думал, что обвинитель вывернет мои слова наизнанку.
– Ничего, мы выкрутимся. Как Картер?
– Смотрит на тебя по телевизору. – Он улыбается.
– Надеюсь, скоро я буду смотреть на него перед собой. – Отвечаю я, а в его глазах появляется грусть. Но он быстро сменяет ее улыбкой, прощается и уходит.
Мы выходим и направляемся домой. Я так рада, что Макс разрешили поехать со мной. Теперь мне нужен ее телефон.
– Классный браслет. – Говорит она, сидя в машине. – Очень подходит под туфли лодочки и черное платье.
– Спасибо. – Смеюсь я. – Надеюсь, его скоро снимут.
Картер.
Чак коротко пересказывает мне события, которые произошли в суде.
– Как она себя чувствует? – Спрашиваю я.
– Нормально. Но сильно переживает. – Отвечает брат.
– Я не успел поблагодарить тебя за то, что поделился своей кровью. – Я опускаю глаза. На самом деле, мне стыдно то, что я говорю это только сейчас. – Но как ты мог отпустить ее одну?
– Карт, ты же ее знаешь, ее сложно переубедить. – Отвечает он. – Я поехал к ее родителям, но пока они выслушали меня, пока мы добрались до участка, пока они отследили твой телефон. Оливия как раз прислала сообщение с просьбой перезвонить. Я боялся, что мы приедем слишком поздно.
– Но вы же успели. Это самое главное. – Пытаюсь подбодрить Чаки я.
– Успели? Полиция и скорая нашли тебя в луже крови и без сознания, а Стейси мертвой. Я не считаю, что мы успели.
Тут у меня звонит телефон и я, удивляюсь, увидев номер Макс. Беру трубку и слышу ее голос.
– Привет. Как ты? – Говорит мне Оливия.
– Так, словно в меня стреляли. – Отвечаю я. – А ты?
– Не знаю. Я убила человека. – Вздыхает моя девушка. – Они считают, что в тебя стреляла я. Потому что ты похитил меня и удерживал. Что я решила отомстить.
Она замолкает, и я слышу всхлипы. Гнев нарастает, и я хочу прямо сейчас кого-нибудь убить. Хотя, в свете последних событий, шутить про убийства не по себе.
– Мы со всем справимся вместе. Все будет хорошо. Я люблю тебя. – Говорю в трубку я.
– Я тебя тоже люблю. – Отвечает она. Потом шепчет мне. – Мама идет. Я позвоню еще.
Она отключается, а я поворачиваюсь на младшего брата.
– И когда ты хотел рассказать мне, что Оливию обвиняют и в том, что она стреляла в меня? – Мои кулаки сжимаются.
– Они сделали такие выводы потому, что я рассказал им про то, как ты забрал ее к себе. – Оправдывается Чаки.
– Нельзя было промолчать?? – Я закипаю. Как же ему повезло, что я сейчас не в состоянии и под Морфием.
– Я был под присягой. Это раз. Я сказал, что на нее напала Стейси. Это два. Ее адвокат сказал, что так будет лучше. Это три.
– Ты разговаривал с ее адвокатом? – Удивляюсь я.
– Да, только маме не говори.
Я чувствую усталость, плечо опять начинает болеть, поэтому я говорю брату:
– Мне нужно отдохнуть. Когда следующее слушание?
– Завтра. – Отвечает он, собираясь уходить.
– Тогда до завтра. И принеси мне костюм. Надо заканчивать с этим.
Глава 30
Оливия.
Восьмое июля.
Я снова не смогла уснуть всю ночь. Макс рассказала мне, что про меня пишут в прессе, и я снова подвергаюсь травле. Теперь понятно, почему родители пытаются огородить меня от всего происходящего.
А еще, вчера мы посмотрели пресс-конференцию моего отца. Ту, на которую он поехал вместо судебного заседания. Он сказал, что перестает участвовать в предвыборной гонке, потому что семья ему дороже. Он так и сказал. Работа отнимает у него слишком много времени, а сейчас он нужен своей дочери, которая проходит сложный жизненный период. Политик, что еще сказать.
Нет бы, прямо сказать, что я убийца. Нет, он завуалировал все именно так. Мне очень жалко, ведь он стремился к этому всю Жизнь. Получается, я разрушила карьеры родителей. Маму отстранили, папа ушел сам. А я обвиняюсь в убийстве.
Вчера мы готовили тыквенный пирог, тот, который едим на День Благодарения. Но я не смогла его съесть. После заседания мама вызвала врача, который будет назначать мне лечение.
Главное, что вчера я услышала голос Картера. Он сказал, что любит меня. Мы переживем все вместе и справимся.
– Оливия, пора выходить. – Говорит адвокат, когда мы подъезжаем к черному входу.
Папа и мама идут впереди. А сзади иду я, в черной юбке карандаше и белой рубашке. Мама каждое утро тщательно подбирает мне гардероб, чтобы произвести впечатление на присяжных.
Мы заходим в зал, я вижу Макс и Джеймса, а Чака нигде нет. Расстраиваюсь, ведь я думала, что увижу его. Зато в зале сидит их с Картером мама. Пока есть время, я рассматриваю ее получше.
Русые волосы, собранные в пучок, черный пиджак и кремовое платье. Она выглядит немного старше своих лет, но это можно понять, если твой сын Картер Харрис.
Представляю, сколько нервов он вытрепал ей раньше. У нее тоже зеленые глаза. Такого же красивого цвета как у Картера. Вспомнив о своем парне, я начинаю невольно улыбаться, когда ее взгляд встречается с моим. Она смотрит на меня с тоской, недовольством и злобой. Да, я точно это знаю, ведь я видела такой взгляд у ее старшего сына. Я отворачиваюсь и жду начала. Входит судья и снова начинается этот кошмар.
Сегодня допрашивают меня, и я встаю за трибуну. Даю клятву, и прокурор задает свой первый вопрос:
– Мисс Тернер, когда вы были в больнице, у вас на теле обнаружили синяки. Откуда они?
– На меня напала Стейси. – Говорю я. – Анастейша Эдвардс.
– Вы хотите сказать, что когда вы собирали вещи, она пришла и избила вас? – Уточняет прокурор.
– Да. Все верно.
– Я думаю, что вы говорите так, чтобы оправдать себя. А на самом деле вас избил ваш парень. В которого вы в последствии стреляли. – Говорит обвинитель, обращаясь ко мне.
– Он не удерживал меня насильно. Мы поговорили и решили ехать на следующий день. У нас было все хорошо. – Отвечаю я, не понимая, к чему она ведет.
– А вы знали о прошлом Картера Харриса?
– О случае с Амандой? Да, я знала об этом. Прошло три года, судебный запрет уже снят. – Отвечаю я.
– Может вы решили, что судебный запрет вам не поможет, и хотели застрелить его, и свалить на покойную Эдвардс?
– Нет, я не хотела свалить на покойную Эдвардс. Я не стреляла в Картера. Она стреляла в нас, а потом я отняла у нее пистолет, чтобы защитить нас с Картером. Он уже был ранен. – Отвечаю я.
– Прошу обратить внимание на то, что у покойной Анастейши Эдвардс нашли следы пороха на руках. А так же, при осмотре Картера Харриса было установлено, что он был опоен и связан. – Говорит мой адвокат.
– У меня последний вопрос. Оливия, вы знали, что Анастейша пыталась покончить с собой? Она написала прощальное письмо, в котором говорила, что Картер Харрис даже был арестован при попытке избить ее.
Присяжные вздыхают. Прокурор продолжает.
– Получается, вы уже третья девушка, которая пострадала от побоев Мистера Харриса. Но вы пошли дальше всех.
– Я знала, что Стейси хотела покончить с собой. – Отвечаю я, как можно спокойнее. Но земля уходит из под ног. Мне ни за что не выкрутиться, я не смогу выйти сухой из воды. – Еще раз повторяю, Картер Харрис не бил и не удерживал меня силой. В него стреляла Стейси.
Я сажусь на место, когда мой адвокат шепчет моей маме еле слышное: «вот стерва, вцепилась мертвой хваткой» и мама кивает головой.
Судья говорит, что пора переходить к заключительной речи, когда в зал входит Картер, вместе с Чаком. Я оборачиваюсь и вижу его. Я наконец-то вижу его. Хочу встать и броситься к нему на шею, и даже начинаю вставать, но мама резко одергивает меня на место.
Картер.
Чак приносит мне пиджак и рубашку. Я одеваюсь очень долго, но брат помогает мне как может. Он ждал, пока мама уедет в суд, потом приехал за мной. Я поторапливаю и его.
– Можно быстрее? Мою девушку судят. – Говорю я.
– Я никогда не думал, что мне придется застегивать пуговицы на мужской рубашке. – Отвечает он. – На чужой рубашке.
Немного пошатываясь от лекарств, я выхожу на парковку, где нас уже ждет Адам. Он сидит за рулем моей машины с заведенным двигателем.
– Ну что, готовы? – Спрашивает он., когда мы садимся.
Я киваю в ответ, и мы выезжаем.
***
Захожу в зал суда и вижу ее и мою удивленную маму. Она смотрит на меня, Чаки и Оливию и я понимаю, что она не рада моему приезду.
Оливия поднимается с места, но Эддисон, сидящая рядом резко одергивает ее и сажает обратно.
– Ваша Честь. – Говорю я. – Можно мне дать показания? Я Картер Харрис.
Вижу удивление судьи, довольную ухмылку адвоката Оливии и презрение прокурора.
– Мне сказали, что вы в больнице и не в состоянии давать показания. – Говорит судья.
– Я в полном здравии. Мой мозг не под действием лекарств. Я даже отказался от обезболивающего, чтобы приехать сюда. – Говорю я.
Судья кивает и показывает на трибуну. Я дохожу, встаю и начинаю говорить.
– Здравствуйте, уважаемые присяжные. Я хотел бы сказать самое главное. В меня стреляла Эдвардс. А Оливия защищалась. Во время драки я сказал ей выстрелить в Стейси, и она выстрелила. Это я виноват. У Оливии была самооборона. Но если бы я не поехал со Стейси. С Анастейшей тогда, ничего бы не случилось. Оливия спасла мне жизнь.
В зале начинается гул.
– Протестую, Ваша Честь. – Говорит обвинитель. – В словах Мистера Харриса есть умысел. Он не хочет скандала из-за того, что он избивал своих возлюбленных.
Гул становится еще громче.
– Тишина в зале. – Просит судья. – Объявляю перерыв. Два часа. А вы. – Она показывает на прокурора и адвоката. – Ко мне в кабинет, быстро.
Мы выходим из зала, и первое, что я делаю, это подхожу к Оливии и обнимаю ее. Я закрываю глаза и вдыхаю аромат ее волос.
Она прижимается ко мне в ответ. Слишком сильно и я морщусь от боли.
– Прости. – Говорит она. – Как ты? Тебе же больно.
– Я выпью обезболивающее, как только выйду из здания суда. – Пытаюсь улыбнуться я. – Они обязаны отдать мне пулю.
– С ума сошел? – Она смотрит на меня голубыми глазами. Полными слез.
– Нет, повешу ее на шею и буду носить. Как память о том дне, когда я признался тебе в любви. – Я смеюсь.
– Если бы тебе не было больно, то я бы тебя ударила. – Говорит Оливия.
– Вчера читал Шекспира. С кровью Чаки мне перелили любовь к чтению. – Произношу я, когда подходит Эддисон.
– Хватит обниматься. – Говорит она. – На вас смотрят люди.
– Мне плевать. – Отвечает Оливия.
Но я отпускаю ее и отхожу. Ищу глазами маму и брата, но их нигде нет. Поворачиваюсь к Эддисон и спрашиваю:
– Почему они ушли на совещание?
– Они будут переквалифицировать обвинения, учитывая новые обстоятельства. – Отвечает она. – Спасибо.
– Простите, что так вышло. – Говорю я.
