Екатерина Мортус
Траурницы
Сердце замерло, когда Леонид услышал эти слова, и учащенно забилось, когда выяснилось, что речь шла о Вадиме. Мальчика, ресницы которого покрылись инеем, а тело посинело и покрылось прочной коркой льда, нашли в заброшенной сторожке лесника. Прогнивший пол, куда провалился Вадим, стал для него ловушкой: мальчик сломал обе ноги и не смог выбраться. Там, в считаные минуты, он замерз. В широко раскрытые глаза впилась хвоя, а из приоткрытого рта торчали высушенные насекомые.
– Я не знаю, как так получилось.
На кухне сидели взрослые, включая родителей Лёни. Они обсуждали увиденное, пересказывая все тем, кто в тот ужасный момент не присутствовал.
– Его тело уже начали есть всякие жучки, а потом они все покрылись льдом, как глазурью. Я никогда не видел такого. Будто Вадим провел там несколько недель, прежде чем мы его нашли, – рассказывал отец, пока Леонид прятался на лестнице.
– А его родители?
– Говорят, что сын домой так и не вернулся. Но я сказал ему…А теперь они меня обвиняют.
– Да лгут они! Выгнали сына, вот он и пытался найти убежище тут.
– Если бы я знал, что все так, то, конечно, позволил бы ему остаться. Но он ничего не сказал.
– Дети глупые. Сам себя вспомни в их возрасте.
– Да, ты прав. Это поколение еще глупее.
Лёне стало неуютно от этих слов. Словно кто-то опрокинул на него ведро с мусором, от которого воняло сгнившими фруктами и прокисшим молоком. Этот запах впивался в кожу, поглощался каждой клеточкой и оставался там навсегда. Его нельзя было смыть и очень сложно игнорировать. Ложь родителей оставляла в памяти грубые складки, которые не разгладятся даже за множество лет. И Леонид в тот момент понял – отец, даже если бы Вадим действительно остался бездомным, не позволил бы ему остаться. Родителей волновало только благополучие собственной семьи.
Прошел очередной бесполезный день. На кухне пахло корицей. Мама, монотонно помешивая воду, помутневшую из-за молотых специй, мурлыкала себе под нос колыбельную. Отец ушел спать. Ему нужны были силы, чтобы сменить очередную группу, которая безрезультатно разыскивала пропавшего ребенка.
Лёня поморщился, когда нос защекотал неприятный запах.
– Почему хмуришься? – улыбаясь, спросила мама. – Сейчас сварю тебе согревающий напиток. На улице холодно, очень холодно. Вадим замерз, пока играл с братом. Теперь сидит дома. Ты ведь не хочешь замерзнуть? – Женщина не стала дожидаться ответа. – Сейчас добавим вишневый сок и апельсин. Может, даже яблоко. Полина любит яблоки.
Леониду было больно смотреть, как мама сходит с ума. Словно незаметно пролетело полгода. То, что она пыталась в очередной раз сварить странное варево из всего, что находила дома, не шло в сравнение с тем, дома появился запрет – нельзя выходить на улицу. Не сказать, что Лёня пытался сбежать и попытаться найти сестру. Без Вадима было страшно. В теории он знал, что надо делать. Друг подробно рассказал куда идти, что делать и как себя вести, если встретишь старуху. Этого оказалось мало, чтобы побороть страх. И достаточно для того, чтобы неокрепший детский мозг понимал то, что не могли принять родители – Поли больше нет. Ее можно вернуть, но только в каком виде? Вадиму понадобилось пять дней, и Никита вернулся странно оболочкой, в которой словно поселился безумный дух.
Мальчик встрепенулся.
– Может быть их души заперты там, в лесу? – прошептал он.
– Что ты сказал? – Мама склонила голову на бок. – Какие души?
Лёня попятился в сторону лестницы.
– Быть может, груши? Да? – Мама задумалась. – Нет, никаких груш. А вот лимон можно. И мёд. – Женщина с шумом выдохнула. – Но у нас ничего такого нет. Сахар. Белый. – Сухие пальцы открывали шкафчики, выдвигали ящики в поисках недостающих ингредиентов. – Есть тростниковый сахар. А мёда нет. Придется за ним идти.
Леонид знал, что мед есть. Заляпанная банка спрятана в холодильнике, только родители про нее всегда забывали.
– А ты пока помешивай, хорошо? Как только начнет закипать – выключи. Понял?
Мальчик послушно кивнул.
– Замечательно. – Мама поцеловала сына в лоб, накинула на плечи плащ и выскочила на улицу в ботинках мужа.
Взрослые претворяются, что они не дети. Возможно, взрослых на самом деле не существуют. Просто кто-то должен взять на себя эту роль, чтобы человечество не сошло с ума и знало, за кем им следовать. Каждый выбирает своего взрослого и чему-то у него учится. В то же время дети не осознают, что с ними может произойти все, что угодно. Нет такого, что все неприятности коснутся кого-то иного: друга, соседа, одноклассника. Нет, беда не выбирает любимчиков. А, если они у нее есть, то она вдвойне жестока.
Лёня дождался, когда мама скроется за поворотом, для надежности подождал еще пару минут и бесшумным шагом дошел до комнаты. Там его ждал заранее подготовленный рюкзак, зимняя куртка, шапка и перчатки. Сейчас или никогда. Леонид решил, что другого шанса не будет.
Мальчик выключил плиту, на которой варилось мамино непонятно что, и выскочил из дома. Было утро. Холодное утро, которое уже предвещало зимние холода и длинные ночи. В запасе достаточно времени. Все надо решить одним днем. Только он благосклонно относится к незваным гостям. Вечер скалит зубы, а ночь запечатывает в своих объятьях. Если доживешь до утра, то она отпустит, только шансов было мало.
Вадим пытался вернуться в лес, пройти через незримый барьер и оказаться в логове… старух? Ведьм? Монстров? Лёня не знал, что за существа живут по соседству с ними и сколько их. Но Вадим не вернулся. Он говорил, что взрослые не могут увидеть то, что скрыто. Наверное, все дело в вере.
Даже десятки пледов не могли согреть детское тело. Казалось, что его скорее раздавит вес искусственного материала, прежде чем оно успеет согреться. Лёня продолжал верить Вадиму: немного подождать и станет так жарко, что захочется снять куртку и даже свитер, который беспощадно колол горло. Дрожащие руки приподняли шарф, нос уткнулся в ткань, а рот выпуска облачко, которое каплями оседало на разноцветном узоре. Леонид верил, что у него все получится, верил, что Поля ждет его – запертая с другими детьми в заржавевшей клетке, пока бурлит котел с пюреобразным месивом. Старуха подкидывает туда корешки бордового цвета, квадратные овощи и ароматные специи. Полина не станет их ужином. Никогда.
Кожа стала покрываться тонким слоем льда. Чувствовалось только покалывание. Со стороны казалось, что невидимая рука валиком закрашивает тело для какого-то карнавала. Лёня надел перчатку и потер ладони – это не помогло. Червячок сомнения нашептывал разные небылицы, которые заставляли ненадолго поверить, что Никита – ребенок, родившийся с отклонениями, а Вадим – подросток, запутавшийся в собственных словах. Но эта мысль ускользнула, как рыбка, сверкнув на прощание чешуйчатой спинкой. Лёня сам видел старуху. Даже двух. И полчища существ, которые прятались за забором и ждали приказа, чтобы атаковать.
Временное тепло согрело тело, когда в мозг хлынули приятные воспоминания: старые друзья, новый год, когда находишь под елкой подарки и, обмотанный гирляндой, сидишь и светишься во всех смыслах, поедая вкусные конфеты. То ли сон, то ли реальность, она едва не поглотила решающий момент: окружение обросло пленкой. Плотный на ощупь, как плавательный пузырь. Вадим говорил, что взрослые не могут проделать в нем брешь, видимо, друг тоже не смог или у него получилось, только появление постороннего быстро раскрыли старухи. Найденное тело оказалось подвержено разложению и черви успели насытиться пиршеством. Друг говорил, что, по ту сторону плотной пленки, время течет иначе. Опередить как, он так и не смог. Даже если пройдет десятки лет и родители состарятся, Лёне было все равно. Пусть это и означало, что от прежнего разума матери останутся крохи, которые поддерживают жизнь в обмякшем теле. Любые риски оправданы, если получится вернуть Полину.
Пузырь лопнул, осев на руки липкой пленкой. Должно быть, это неприятные ощущения, но дутая куртка приняла на себя весь удар. Лёня сжался. Ему впервые стало жалко себя: маленького мальчика, который опьянен собственной верой в неуязвимость, и переполненный желанием поговорить, прокричать все, что скопилось на душе, и выплюнуть, как сгусток мокроты. Пьянящее чувство вскружило голову, сделало невесомым и отрешенным от событий реального мира, и только после этого пузырь снова дал трещину. Неожиданно вспомнился родной дед, который потерпел крах в карьере и заглушал ее тем, что попадалось под руку: бессмысленные фильмы, упреки в сторону внуков и потеря себя в Интернете. Дед не пил алкоголь, считал, что тот способен плести ложную и сладкую мечту. Ошибка заключалась в одном: потерять себя можно в элементарных вещах, достаточно опустить руки и пальцами вцепиться в то, что приносит забвение.
Страшные мысли протачивали ходы в детский мозг. Они быстро рассеялись, как только тело оказалось на опушке среди цветов. Вадим был прав: стоило пережить холод, как тут же стало жарко. Но нельзя снимать куртку: вдруг Поле холодно, а любой кусок ткани пригодится, чтобы ее согреть. В этом мире Вадим провел пять дней. Или шесть? Лёня не мог вспомнить. Он всегда с жадность слушал друга, пытаясь запомнить каждое слово, но сейчас все уплывало, как проточная вода.
