Екатерина Мортус
Траурницы
Лёня видел его буйство собственными глазами. И иногда ему снятся кошмары, как Никита, вывернув ноги в обратную сторону, словно кузнечик, сидит у него на стене и рывками наклоняет голову в разные стороны.
– Спать не пора? – Уставший отец заглянул в комнату. – Завтра в школу.
– Угу, – буркнула Поля, выключая компьютер. Постояв на месте, она смотрела в черный экран монитора, пытаясь разглядеть собственное отражение. – Маша умерла, да?
Такой прямой вопрос смахнул остатки сна. Лёня рывком сел и тут же сильно натянул одеяло, будто оно могло спасти его от гнева отца. Вместо предполагаемой реакции, папа тихо вздохнул.
– Мы не знаем, – солгал он. – Ее никто не нашел. Но мы продолжаем поиски. Завтра последний день.
– А потом что? – Поля повернулась к нему лицом.
– Ничего. – Сухая ладонь взлохматила детские волосы, еще больше запутав мелкие кудряшки.
Лёня знал, что взрослым придется признать Машу мертвой.
В этот день занятия в школе отменили. День на то, чтобы распустить добровольцев, участвующих в поисках, неделя на принятие того, что пора прощаться и вся жизнь на осознание самого страшного события в жизни.
Крохотное платье, тщательно выстиранное, впитало в себя материнские слезы, пока женщина, превратившуюся в тень былой себя, разглаживала бантики и рюшечки, не давая и шанса даже мизерной складке. Кожаные ботиночки, такие маленькие, словно кукольные, тщательно отполированные, стояли в деревянном ящике, сколоченном умелыми руками. Тяжелый гроб, аляповатый, как и большинство, что предлагало похоронное бюро, стоял на краю ямы, которая должна была стать местом упокоения Маши.
«Не должны родители хоронить своих детей». – Кто-то в толпе произнес эту фразу, теперь она острым жалом впилась в мозг, вырезая кровавые буквы в памяти. Наверное, убитая горем мать, тоже видела эти слова, поэтому она всхлипывала, затихала и снова заливалась слезами, протягивая дрожащие руки к платью и ботинкам – бездушным вещам, которые остались от ребенка.
Весь класс, посчитав взрослыми, отправили на кладбище – место, заросшее высокой травой, в которой прятались забытые надгробия и памятники. На облысевших деревьях собирались вороны, кося черными глазами в сторону толпы людей. Перепрыгивая с ветки на ветку, птицы чего-то ждали.
Лёня не мог смотреть на яму и сырую землю, но Вадим не сводил взгляда с безутешных родителей Маши. Держась стороной, друг натянул капюшон до бровей и поднял воротник куртки, что была ему велика. Взрослые перешептывались, разнося слова соболезнования, как трубку мира, пока они не сделают круг и не начнут свой путь снова, подпитанные новыми фразами о жестокости мира.
Лёня оторвался от общей массы и, наступая на хрупкие листья, подошел к однокласснику. Молчание получилось хуже нависшего над шеей топора.
– Я им сказал, как ее найти, – прошипел Вадим. – Они сказали, что сами разберутся. Конечно, они ничего не нашли и ругались, что я только отнял их время. Тогда я пошел сам. – Друг поднял голову. Его лицо, воскового цвета, отражало замешательство. – Я не смог войти. – Пальцы вцепились в плечи Лёни, а в нос ударило несвежее дыхание. – Мне четырнадцать, а, значит, я им неинтересен. Береги сестру. Потом ты не сможешь ее вытащить.
Поля сидела на втором этаже и смотрела в окно. Кукла с разным цветом глаз – один достался пластиковой «подруге» от предшественницы, когда родной глаз был утерян – уютно сидела на подоконнике, иногда наклоняясь на бок. Ажурная юбка, покрытая пятнами от завтраков и обедов, утратила приятный мятный цвет, превратившись в «палитру» из повседневных приключений Полины.
Лёня, вяло перебирая ногами, шёл, уставившись в землю. Осознав, что на него кто-то смотрит, мальчик поднял голову. Сестра приветливо помахала рукой, и кукла, воспользовавшись моментом, наклонилась и камнем полетела вниз. Поля прижала ладошки ко рту. На ее лице отразилось разочарование, которое тут же сменило удивление, а после прозвучал звонкий смех.
Лёня поднял куклу, бережно отряхнул от налипших листьев и снова поднял голову – Полины не было, но чувство, что кто-то на тебя смотрит, не ушло.
Яблоко с земляным привкусом, небрежно очищенное от кожуры и разрезанное на несколько частей, лежало на тарелке. Оно окислилось и в таком виде Поле нравилось гораздо больше. Девочка потеряла интерес к кукле, уставившись в телевизор. Леня был рад, что сестра моментально нашла новое занятие, отвечать на вопросы, касающиеся Маши, мальчик не хотел. Ведь он сам ничего не знал.
Сон пришел резко, как только голова коснулась подушки, и так же резко отступил. Кошмары продолжали тревожить разум, только в этот раз они растворились под взмахом ресниц. В памяти остались очертания глаз, и Никита, который спрятался под кроватью и дрожал. В этот раз он что-то говорил – четко, не заикаясь, как было до несчастного случая, только Леня больше не мог вспомнить те слова.
Жажда заставила мальчика встать с кровати и, растирая докрасна веки, медленно побрести на кухню. Тарелка с яблоками так и осталась стоять, а забытая кукла валялась на полу. По ногам прошелся сквозняк, пытаясь взбодрить сонное тело. Мурашки пробежали по спине, словно Леня резко вспомнил о чем-то важном.
– Поле снова было жарко. – Заботливый брат поднял куклу и усадил ее на подоконник. Пальцы потянулись к ручке и тут же замерли. За окном плотная ночь поглотила день. – Как же долго я спал.
Соседский пес истошно выл. Мальчик прижался лбом к стеклу, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть. Отец рассказывал, что собаки воют, когда видят волков. Сглотнув, Леня одновременно боялся и в то же время хотел увидеть хищников вне клетки в зоопарке. Встреча с ними пугала, но сейчас мальчик под защитой собственного дома. Сквозняк продолжал щекотать босые ступни, а жажда продолжала о себе напоминать. Все это показалось пустым и чем-то отдаленным, когда уличный фонарь, работающий от движения, резко включился. Хрупкая Полина, казавшаяся на фоне уродливой старухи еще меньше, стояла спиной к окну и руками цеплялась за платье ночной гостьи, у которой, как бусы, висела гирлянда из грибов и костей, а в грязных волосах покачивались ленты и черепа грызунов и кошек. Из горбатой спины торчала золотая клетка, с копошащимися внутри мотыльками разных цветов. Их было мало, но в этой тюрьме им было тесно. Из берда торчала клетка поменьше, в которой было множество других насекомых. Они толкались, кусали и с жадностью поглощали друг друга, оставляя лапки и головы. Части тел, хитина и усиков усыпали золотое дно, будто ковер.
Забор, покосившись от времени, торчал из земли, как гнилые зубы – местами доски почернели и рассыпались, оставляя огромные дыры. Из этих отверстий уставились глаза, которые светились, как маленькие фонари. Цепкие лапы существ хватали мотыльков, которые умудрялись протиснуться сквозь прутья клетки. Крючковатые пальцы отправляли добычу в рот, а зубы, похожие на пеньки, с жадностью перемалывали насекомых. Старуха не обращала внимания на то, что творилось вокруг. Она взяла Полю за руку и потянула за собой. Девочка послушно шла следом. Пушистые домашние тапочки, увязнув в луже, слетели один за другим. Ступни в тонких носках должны были замерзнуть, как и тело, которое едва согревала застиранная пижама.
От этой картины к горлу подкралась тошнота. Леня скинул с себя оцепенение и бросился на улицу. Ноги отказывались слушаться, будто угодили в желе. Переборов себя, мальчик выскочил на улицу, не обратив внимания, что дверь уже была открыта. Рот раскрылся в беззвучном крике. Царапая горло ногтями, Леня пытался позвать сестру. Поля не обращала внимания. Только старуха заинтересовалась посторонним человеком. Зашипев, как кошка, она оскалилась, обнажив кривые зубы. Словно по щелчку те, кто прятался за забором, стал перелазить, перепрыгивать и просачиваться сквозь дыры в досках. Существа, отдаленно напоминающие людей, скалились, кривили морды и открывали пасти, из которых капала густая жидкость, похожая своей вязкостью на мед. Крылья, сложенные за спинами, расправились. Прозрачные, расчерченные золотистыми жилами, они поднимали тела в воздух. Усики на гладких черепах, шевелились. Тонкие лапы, заканчивающиеся острыми крюками, тянулись к Лёне. Монстр, размером с кошку, приземлился на руку. Мальчик прыгал на месте, пытаясь скинуть его. Существо вцепилось в рукав и повисло. Леня бил его об землю, пока он не ослабил хватку. Вращая близко посаженными глазами, монстр встал на четвереньки и попятился. На хитиновом панцире образовалась вмятина. Стрекочущий звук, вперемешку с четкими гласными, какофонией заполонил ночной воздух. Мальчик, спотыкаясь, ворвался в дом и захлопнул дверь. В спину что-то ударилось. Глаза сами собой закрылись, а губы беззвучно шевелились, пока монстры царапали стены и стекло. Мерзкий звук заставил закрыть уши и сжаться в комок.
Когда Лёня открыл глаза, то обнаружил, что находится у себя в кровати. Скомканное одеяло валялось на полу вместе с подушкой. Жадно вдохнув воздух, мальчик побежал к Полине. Сестры не было. Словно продолжение плохого сна, затяжной кошмар решил, что родители тоже исчезли.
