Екатерина Леонидовна Кирасирова
Возьми карандаши
Дыхание города
Обращали ли вы внимание, как переходит дорогу на светофоре большинство людей? Сначала собираются в стайки и ждут, изредка и как бы нехотя, но все чаще поглядывая друг на друга: кто во что одет? Сколько человек рядом знакомы между собой? Даже людям, в ушах которых вставлены затычки с любимой музыкой, начинают интересоваться кем-то кроме себя. И чем больше народу собралось у перекрёстка, тем интереснее проводить время в ожидании «своего» сигнала. Стоять и думать, что не ты один чего-то ждешь приятнее. Человек на переходе не чувствует себя одиноким. Даже если других пешеходов нет, то есть те, кто регулируют переключение светофора. И вы идёте. Это очень важно – куда-то идти. Хорошо, когда есть цель, но и без нее очень нужно не останавливаться. Только на несколько мгновений, в ожидании зелёного огонька.
И вот, наконец, загорается жёлтый огонёк в середине параллельного светофора, для наземного транспорта. Каждый, кто следит за этой тасовкой сигналов, внутренне собирается, слегка приподнимает подбородок в предвкушении: «сейчас мне разрешат идти». Человек забывает, что рядом есть другие пешеходы, у него включается инстинкт соревнования. Он ждёт, отсчитывая десятые доли секунды. Дыхание становится неглубоким и замедляется. В голове проносятся планы на будущее длинной почти на всю жизнь, равную нескольким сотым часа.
Загорается зелёный сигнал. Большинство людей в этот момент делают вдох и выставляют вперёд ногу, выдыхая при этом с облегчением. Замершая на мгновение жизнь снова течёт себе дальше. Запланированные встречи становятся ближе, подарки, летящие рядом в пакете, дороже и приятнее. Жизнь продолжается. Инстинкт соревнования выключается и, лавируя в толпе пешеходов, мы включаем древний как мир инстинкт выживания.
А люди, прозевавшие переключение огоньков с жёлтого на зелёный, наоборот выдыхают и опускают голову. Они не хотят показать другим не только то, что «ворон считали», но и то, что совсем не дорожат своим временем, не ценят движение жизни. Они пропустили коллективный вздох. Почти проиграли. Им теперь придётся ждать до следующего светофора. Мысли не становятся радостнее и легче, потому что где-то в сознании маленькими лапками чёрненький паучок сарказма нацарапывает фразу: я опоздал. Такие люди обычно проходят после дорожного перехода ещё не меньше пяти метров с опущенной головой. Может они замечтались. Может кто-то вообще не думал об этом переключении сигналов..? Тогда люди слегка удивляются, но тоже выдыхают и идут себе дальше, немного обескураженные в любом случае.
Город живёт. Город дышит: сотни тысяч машин, тысячи улиц, построенных людьми для людей. Спроектированных, обдуманных, заложенных и построенных. Колоссальная работа, на которую никто не обращает внимания. Улицы, которые засоряются людьми и люди, засорённые видом грязных улиц. А город продолжает дышать и жить. И расширяться. Люди строят, люди живут и переходят дороги. Все идут по своим делам, не задумываясь о том, что на зелёном сигнале большинство из нас вздыхает.
Все выше написанное отчасти, конечно, является гротеском. Но хоть раз проследите свои действия в этом месте как сторонний наблюдатель. Тогда представьте, что в Москве приблизительно две тысячи пятьсот светофоров. И на каждый зелёный сигнал пешеходы делают коллективный вздох и шаг вперёд. Почувствуйте себя живой равноправной единицей этого красивого города. Ведь не важно, сколько у нас машин или денег в кармане. Дышим мы все равно одинаково.
2016 г.
Идеальная
Я сидела в парке на скамейке и думала о том, что произошло утром. Мы ругались с матерью. В который раз. "Так надоело!.." Она назвала меня безответственной и легкомысленной. "Неужели так трудно понять, что я уже не маленькая, чтобы быть у неё на побегушках! Ну, посуду не помыла, ну, в магазин не сходила… Не устраивать же скандал!" Я, конечно, тоже ей нагрубила и теперь мне было стыдно. Не все из того, что было сказано мной я действительно думала. Просто мне обидно, что она обижает меня и мне тоже хотелось обидеть её.
Я не пошла сегодня на работу. Мама, конечно, будет ругаться, "если узнает". Но мне (так странно) очень бы хотелось, чтобы она тоже решила не идти на работу. Пошла бы в сквер, прогуляться, увидела бы меня и сказала, что взяла выходной. Я бы тоже соврала про выходной. Она бы обняла меня, и мы поболтали, как подруги. Мне очень хотелось, чтобы мы были подругами. Только так не получается почему-то. " Потому что она не принимает мою самостоятельность и то, что я давно не маленькая!"
– Кто тебя не принимает? – Послышалось над моей головой.
Я подняла глаза. Передо мной стояла вполне приличная симпатичная девушка со слегка растрёпанными каштановыми волосами. Джинсы, кожанка и белая рубашка под серые кроссовки. Смотрелось все довольно сносно.
– Ты часто разговариваешь сама с собой? – Насмешливо спросила она и, открыто улыбаясь, протянула мне руку. – Меня зовут Варвара.
– Почему Варвара, – зачем-то спросила я её.
– Вар, вар! Разве не похоже на то, как каркает ворона?
Она рассмеялась. Я улыбнулась из вежливости, потому что мне было совсем не весело. А она смотрела на меня лукаво и продолжала хохотать.
– Смех иногда больше похож на карканье. – Я решила уколоть её, но она ничуть не смутилась:
– Пусть лучше смех, чем слёзы. Ну так кто тебя не принимает? – Она присела рядом. – Идеальных людей вообще не бывает. Но есть почти идеальные.
– Почти? – Я подняла бровь. Девушка молчала. – Тебе пофилософствовать не с кем больше?
Мы сидели на лавочке, смотря на прохожих.
– Ты ждёшь кого-то? – Подала голос Варвара.
– Мама должна подойти, – машинально ответила я и тут же себя одёрнула: – Какая тебе разница?
– В общем-то никакой, – пожала плечами моя собеседница. – Кстати, "почти идеально", это когда тебя устраивает, что человека нет рядом. Тогда все почему-то начинают сожалеть о сказанных обидных словах и о том, что нужно было сказать, но все слова были потрачены не на то, чего действительно хочется. Образы в голове светлеют, и мы начинаем ругать себя.
– Ты, смотрю, умная! – Вспылила я. – Книжек начиталась и теперь строишь из себя гуру.
– Нет, – Варвара скривила рот, – я почти идеальная. И я даю людям то, что они хотят. А они хотят светлых воспоминаний, поэтому я ухожу.
– Ага, твоей философией солнце затмишь! – Посмеялась я.
– Пока. – Девушка не обратила внимания на обидную фразу.
С этим она поднялась с лавки.
– Неужели все хотят, чтобы ты ушла? – Попыталась смягчить грубость я.
– Нет, – Варвара откинула назад волну своих, честно говоря, шикарных волос, – все хотят кого-нибудь идеализировать.
Она развернулась и ушла, а я сидела и смотрела, как она удалялась. А что мне оставалось – я не пойду за ней, даже если мне и стало чуть больше одиноко от своей грубости и от того, что у меня не было хорошей подруги. "Может, и моя мать хочет, чтобы я ушла?", подумала я с грустью. Мне снова стало противно от мысли, что я должна куда-то уйти, чтобы меня, наконец, уважала самая близкая женщина. " Люби меня, когда я рядом! Я же тебя люблю".
Неожиданно для себя я зло пнула лавку и подпрыгнула от этой неожиданности.
Надев на лицо одно из непроницаемых выражений, я потопала по аллейке в сторону торгового центра, чтобы отвлечься от всего этого незадавшегося утра, глазея в витрины. И ещё потому, что мне захотелось домой, а идти туда, значило прокричать с крыши дома для всех соседей, что я прогульщица. "Прямо как в школе".
Под ногами стелился ковёр из жёлто-красных кленовых листьев. Я шуршала по ним ногами и мне становилось лучше. Поднялся холодный ветерок, стал накрапывать осенний дождик и листья, падающие с деревьев, были похожи на мокрые взрывы конфетти в замедленной съемке. Я остановилась, подняла голову, засмотревшись на монументальность свинцовых туч, а мне на лицо падали крупные капли. Асфальт блестел, быстро темнея и прохожие спешили укрыться от непогоды на остановках и в подъездах. Люди убегали, и я совсем не идеализировала их, как утверждала Варя. Скорее сравнивала с муравьями. Или крысами. В крайнем случае.
Я достаточно времени шаталась по магазинам, пялясь в витрины, чтобы понять: меня совершенно не занимало их количество и содержимое всего этого разнообразия цветов, фактур и оттенков.
Напротив торговых рядов шло строительство парка развлечений. "Очередной обдираловки. И почему люди тратят на это жизнь, вместо того чтобы…", мне тоже очень хотелось покататься на аттракционах. Я вздохнула.
За стройкой было поле, а дальше река. Я не знаю, как она называется, но она красивая. Я отправилась туда, потому что я и так намокла. "Логично, блин!"
Я шла по полю, раскинув руки в стороны и проводя пальцами по высоким стеблям, склонившимся под тяжестью дождевых капель. Ветра не было. Поле тихо пело от непогоды шорохами и мне вдруг захотелось побежать, проваливаясь кроссовками в лужи и вопить во все горло, но я сдержала себя. "Что я, маленькая, что ли?" Трава не расступалась передо мной, а я не просила её об этом. Джинсы на мне насквозь отсырели, свитер повис, а из глаз сами собой покатились слёзы. А потом я рванулась и побежала. Я летела как ветер к реке, оставляя позади одиночество и неудачи. "Я так устала разочаровывать тебя, мама!.." Добежав до воды, я села и разревелась. Вокруг не было ни души, и я плакала в голос, от того, что мне казалось, что я совершенно одна в этом огромном неприютном мире. Маленькая былинка в бескрайнем поле, возле единственной на земле реки.
Река же неторопливо несла мимо свои волны, казавшиеся мне тяжёлыми. "А ведь река не устаёт", – завистливо подумала я и отчаянно захотела стать рекой. Потом посмотрела на свои руки, ноги, уже не новые кроссовки, тёмный, потёртый местами, мокрый свитер. " Что делает человека человеком? Не одежда ведь? Не образование? " Вспомнила про школу, про то, что в институт я так и не поступила, точнее не закончила его. Подумала, как все вокруг гордятся "вышкой"…
Мысли, такие же тяжёлые, как тёмные воды реки, с грохотом подводных камней растворяли меня в самоуничижении. Я смотрела на воду не видя её. Небо темнело, приближалась ночь, а я сидела, слушая шум воды сверху и снизу и размазывая по лицу слезы. "Почему? – думалось мне, – Даже с незнакомым человеком и то веду себя резко".
Постепенно мысли ушли как-то сами собой и стало спокойнее. Я обратилась в зрение и слух, почти слившись со всеми окружавшими меня сейчас звуками непогоды и не двигаясь, обхватив руками колени. Пролетел ворон. Каркнул, и я, вздрогнув, вспомнила про Варю, про то, что она говорила, про работу и дом, и вообще про всё сразу. " Блин! Меня повесят!", досадно решила я, встала со, с таким гостеприимством подвернувшегося, бревна и поплелась домой. Через те же мокрые высокие стебли, но только в обратную сторону. Вода в обуви хлюпала, с волос текли ручьи, но я была не сильно расстроена: во-первых, скоро я приду в тепло, а во-вторых, мне удалось обрести немного покоя. И я надеялась, что надолго.
Один раз я оглянулась на реку, но вокруг стемнело настолько, что я уже не увидела её. Впереди ярче засияли огни торговых рядов, по которым я ходила днём. Магазины были уже закрыты, но свет во тьме всегда даёт надежду. Особенно когда ты насквозь промокшая и почти замёрзшая, одиноко бредущая через поле, девушка. "Жизнь продолжается, – сказала я себе. – Выше нос, красавица!"
Домой я пришла в одиннадцать.
– Смотри, – холодно усмехнувшись, произнесла Варвара, – у тебя так никогда не выходило, верно?
Мы стояли рядом с ней у нас на кухне. Мама готовила что-то, повернувшись спиной и не видела меня. Варвара подошла к ней, ласково тронув за плечо. Мама обернулась, радостно улыбнувшись.
– Доченька, ты вернулась, – произнесла она. – А я вот котлеты жарю. Твои любимые, из индейки. – И, обняв её, моя мать снова занялась едой.
Я в шоке смотрела на всё это.
– Мама! Ты специально меня разыгрываешь?!
Но она даже не повернулась.
– Мама! – Громко позвала я. – Мам!
Варвара повернулась ко мне с нехорошей улыбкой:
– Я идеальна, милая, поэтому меня и любят.
– Ты мерзавка! – Крикнула я в ответ. – Мама, посмотри на меня! Я твоя дочь, а не она!
Варвара расхохоталась и мне страшно захотелось схватить её за волосы и хорошенько приложить головой об пол.
– А хочешь, я сделаю идеальной и твою маму?
– Что? – Прошептала я, почти утратив способность говорить. – Что ты сделаешь?
– Обними меня, мама, – обратилась к ней девушка и моя мама, вытерев руки о полотенце, прильнула к Варе. А потом, вдруг, она обмякла и перестала дышать. Просто перестала дышать!
– Мама, – робко позвала я, – мамочка… – Но мама не двигалась.
Варвара бережно опустилась тело на пол и выпрямилась.
– Теперь у тебя идеальная мать. Ты же об этом мечтала. – Варвара холодно смотрела на меня. – Только не дышит – вот беда!
Не помня себя, я закричала от горя и ужаса… и проснулась.
Подушка была заплакана. Я мгновенно вскочила с постели и ещё толком не придя в себя кинулась на кухню, потом в комнату мамы.
– Мама, – испуганно и недоверчиво звала я её, – мам!.. Но повсюду было тихо.
Растирая по щекам слёзы, я отправилась на кухню ставить чайник.
В раковине стояла пара тарелок и чашка. Я помыла посуду, все ещё всхлипывая. Налила кофе, поставила его на стол, обернулась за тарелкой и заметила на холодильнике маленькую жёлтую "самоклейку". Судорожно втянув воздух, я почти на цыпочках подошла к дверце.
"В холодильнике котлеты, дорогая. Вчера ты пришла поздно, и я не стала тебя тревожить, но нам стоит поговорить. Помой посуду".
Я сорвала записку с дверцы и, скомкав, бросила в ведро. " Ну начинается! И что я тебе скажу, мама? Что я себя ненавижу? Что мне стыдно, что я вообще родилась?"
– Не нужны мне твои котлеты, – пробормотала я, но послушно открыла холодильник и взяла одну. На контейнере с едой тоже была "самоклейка", на этот раз салатовая: " приятного аппетита".
– Спасибо.
Я отрезала себе хлеба и сделала сэндвич с котлетой. Мама частенько называла все виды фаст–фуда "заморщиной" от выражения "заморить червячка" и мы вместе смеялись на этим. Вспомнив об этом, я снова вздохнула.
Выпила почти залпом кофе, съела "сэндвич" и помыла посуду, чудом удержав тарелку, почти выскользнувшую из рук. "Может ты поймёшь, когда-нибудь, что не всё так безнадёжно и перестанешь меня упрекать", – вяло понадеялась я, расставляя посуду в шкаф.
Быстро оделась, причесалась, завязала кроссовки, застегнула куртку и отправилась отвоёвывать своё место под солнцем, а точнее умолять, чтобы меня не увольняли.
Мы снова встретились с Варей. Теперь на лавке сидела она, а я проходила мимо, уже порядком приевшейся, но не потерявшей привлекательности, дорогой.
– Привет! – Первой поздоровалась я. – Как ты? – Я присела рядом. – Я на минутку.
Варвара сидела, опустив голову.
– Ты мне приснилась, – зачем-то произнесла я.
– Надеюсь сон был хороший, – ответила она без эмоций.
– Хорошим стало пробуждение. – Я улыбнулась.
– Значит и в чужом сне я умудрилась напортачить.
– Да я и не помню сон, – соврала я, не моргнув глазом. – Просто мне нравится просыпаться. Особенно, если за окном ясно. Как сегодня.
– Как ты думаешь, – произнесла девушка, – глядя перед собой, – можно ли быть идеальной для всех?
Я усмехнулась. Приснившееся воспринималось уже не так мрачно, но помнилось прекрасно.
– Не думаю, что кто-нибудь станет от этого счастливее, – ответила я. – И потом, зачем тебе это? Достаточно даже одного человека, который принимает тебя и заботится. Ведь тогда это и называют дружбой, разве не так?
Она посмотрела на меня:
– Вот теперь и ты становишься философом. Смотри, так и до докторской недалеко. – Варвара улыбнулась, и я улыбнулась в ответ.
– Куда ты шла? – Спросила она.
– Воевать за кусок хлеба.
– На работу?
– На работу. Мы ещё встретимся? – Спросила я, поднимаясь.
– Если хочешь, – пожав плечами, посмотрела на меня Варя. – Обычно об этом не спрашивают.
– Хочу, – улыбнулась я снова и протянула ей руку. – Сегодня или завтра.
– Я живу во втором подъезде, в десятой квартире. Дом через дорогу отсюда. Заходи как-нибудь вечером. Если захочешь.
– Хорошо! Обязательно! – Я развернулась, махнув ей рукой, и побежала на работу.
На душе, как и в небе, ярко светило солнце: у меня появилась подруга.
2017 г.
