Екатерина Константиновна Гликен
Морок
– Что? – передразнила его старуха.
– Ну что значит, бабушка? Сама-то неужели не понимаешь?
– Отчего ж, милый, понимаю. Дурак ты, клеймо на тебе ставить негде. Дурак и есть, – обиделась старуха.
– Нет, ты неправильно поняла, это значит, что ты колдунья. Как это может быть, – изумлялся Иннокентий. – Ты выглядишь, как гриб сморчок, а я дурак? Нет, вот ведь женщины, ничего не понимают.
Что-то попало в глаз Иннокентия. Потом еще и еще раз.
Старуха стояла, уперев руки в боки, и радостно плевалась в молодого человека. Раз за разом метко попадала ему в лицо и даже притоптывала ногой от восторга.
– Бабушка, ты чего? – удивился Иннокентий.
Бабка молчала. Молчала и плевалась.
Иннокентий решил, что нужно бежать.
Ноги не слушались, заплетаясь и путаясь при каждом шаге, больше всего он пытался не упасть, шагая большими шагами, низко наклонившись к земле. Мелкий ивняк хлестал по щекам. Но смех старухи замолкал и отдалялся, от этого становилось легче. Иннокентий, совершенно обессилевший, рухнул на землю ничком. Отлежавшись, повернулся на спину и открыл глаза. Сверху на него смотрели злые горящие глаза плюющейся бабушки.
– Ты так совсем выдохнешься, милый, – покачала она головой, притворно сожалея ему.
Иннокентий застонал.
– А теперь говорить буду я, ты будешь молчать и слушать.
Иннокентий кивнул.
– Ты был совсем малыш, когда тебя забрали у матери. Твой отец, черный колдун, перед тем, как отдать тебя тем людям, что вырастили моего внука, запечатал твой дар на несколько ближайших лет, предчувствуя беды. Мать твоя, которую ты помнишь тоже была колдуньей, псы королевы прознали о ее колдовстве и привезли к корчмарю. Ей, можно сказать, повезло. Тем корчмарем был твой дед, мой черноглазый Будияр. Он тайно сберегал магию в Краю, но, что скрывать, простых людей пускал в расход, отчет-то ему тоже надо было перед королевой держать. Погоди-ка, родной, ты продрог весь. Дай-ка я палок в костерок насую, горяченького попьем и там продолжим.
Иннокентий действительно дрожал частой дрожью, временами от холода и любопытства казалось, будто неведомая сила подбрасывала его вверх.
Старушка замельтешила по полянке, которая приютила их среди болот, и вскоре взметнулся вверх совсем не детский, а весьма уверенный костер, находиться рядом с которым было удивительно приятно. Он не обжигал, как это бывает обычно. Хотелось придвинуться к нему ближе. И спина не мерзла, находясь в тени от огня. Он согревал все тело, а не только повернутую к нему сторону. Скоро в невесть откуда-то взявшемся серебряном чайничке зашипела ароматная жидкость.
Старушка села рядом с Иннокентием, обняла его, как маленького, и стала из ложечки поить своим колдовским зельем. Нельзя сказать, чтобы снадобье было вкусным или невкусным, но такое приятное тепло растекалось по всем закоулкам тела от него, и тепло это будило в памяти самые приятные моменты жизни.
Иннокентий как будто и захмелел от добра, тепла и ласки. Захорошело на душе от того, что вот он нашел свою семью, и рядом с ним его бабка. Долго он скитался с Казимиром, давно манила его жизнь, полная странствий и приключений, а вот тут, под бабьим подолом, раскис он и размяк. И никуда ему больше не хотелось. Хотелось только слушать старухины сказки.
– Спи, милый. Силы восстанови. Я тебе все попозже доскажу.
Засыпая, Иннокентий увидел только черные крылья совы, распластанные над ним, утыканные частыми звездами.
***
Казимир кряхтя прошлепал по узкому темному коридору и толкнул железную дверь перед собой.
Она со скрипом поддалась его натиску, пропустив в широкую душную комнату. Остановившись и переждав немного, когда перестанет кружится голова от сладкого запаха крови, ударившего в нос, старик прислушался и тихим голосом позвал:
– Иннокентий! Кеша! Эй!
В углу в темноте что-то заерзало и Казимир медленно и бесшумно заскользил на звук. Однако, звук переместился и слышался уже позади.
– Тьфу ты, крысы! Иннокентий! – громче позвал Казимир.
– С.ка, сам ты крыса! – отозвались в углу.
Казимир задумался, пригнулся и на всякий случай прикрыл засаднивший снова затылок рукой.
– Ты не Иннокентий, – сказал он уверенно через несколько минут.
– Логично, – процедил сквозь зубы его собеседник.
– А Иннокентий где?
– Сам-то догадаешься?
– Не ссы, малец, я тебя выведу отсюда, только Иннокентия найду.
– Ты совсем, Казимир? Ты его отсюда каждые три дня выводить будешь? У тебя какое-то специальное задание теперь? Ты скажи, я пойму, не дурак ведь. Давай хоть каждый день его отсюда выводить, можешь даже бабу мою с баяном под это дело подрядить. Ты выводишь, она на баяне жарит, я, так и быть, в бубен постучу.
– Георгий?! Ты?! – растерянно спросил Казимир.
– Пока болтаю, значит я, а не труп мой холодный, – съязвил корчмарь. – Но если меня так и дальше каждый по башке тюкать будет, то мне тут с вами недолго осталось.
– Дела-а, – протянул Казимир.
– Развязывай, придурок, потом каркать будешь, – скомандовал его приятель. – Ты мне еще за стёкла выбитые ответишь, гад.
– Слушай, а стекла и правда побил? – больше и больше удивлялся Казимир. – Я-то думал, что сон мне приснился, будто я их камнем сносил. Дела-а.
– Ты сюда «делакать» пришел?
– Не-не, я по делу, только сам не помню, по какому. Я, вроде, мальца вызволить хотел, а вроде и злой на него, почему только, не помню. Георгий, ты меня прости за стекла, неудобно вышло-то как, – растерянно лепетал Казимир. – Ведь как так вышло-то, мы ж с тобой стекла вместе ставили, я сам их и прилаживал, да всегда любовался, когда мимо проходил. Ты уж меня прости, что-то неладное со мной было, что-нибудь съел да выпил не то, прости, друг. Пойду я, Георгий.
И Казимир спешно зашлепал наверх к двери, ведущей из погреба в гостиные.
– Ка-зи-миррр! – гневным визгом разразился из своего угла корчмарь. – Развяжи меня, сволочь!
– А кто ж тебя связал-то? Это ж твой подвал ведь, Георгий. Дела-а
– Я убью тебя сейчас, сволочь, только развяжи!
Через несколько минут возни в темноте подвала и взаимной ругани, приятели сидели на верху в корчме, прихлебывая горячие щи. Оба были изрядно побиты и помяты, оба были не выспавшимися, грязными и вонючими. Но оба уже вовсю хохотали, рассказывая друг другу истории последних дней.
– Погоди, значит после того, как я выбил тебе стекла, я еще и улепетывал от тебя, как мальчишка, – смеялся Казимир, поражаясь собственной прыти.
– Да, бежал так, только пятки сверкали, я сзади еле поспевал, а потом – за корягу и полетел ты. Я за грудки хватаю, за что, говорю, ты стекла-то бил, придурок, а ты лежишь улыбаешься. По щекам слезы текут, мамку зовешь, жалобно так, я тебя пнул с досады да по своим делам пошел. Нет, сначала пытался тащить за собой. Страшновато как-то было, не по себе, лежит мужик с бородой, плачет. Так за руку тебя рванул да потащил, только у тебя рука хрустнула…
– Я, видать, башкой сильно треснулся тогда, – заключил Казимир. – До сих пор затылок саднит.
– Э-э нет, приятель, затылок у тебя не от того болит. Затылок это я тебе выровнял. Ты ж мало того, что стекла побил. Ты потом сюда пришел в подвал дверь ломать. Освободитель чертов. Ты ж людей из подвала пришел освобождать. Как тать прокрался. Хорошо, что я в подвале на тот момент оказался. Смотрю: дела чудные творятся. Ходит этак Казимир по погребу впотьмах, да не просто ноги ставит, а кабыть с доски на доску или с камня на камень перепрыгивает. Перепрыгнет и оглядывается. «Ну, дела-а…» – думаю. А сам в оба смотрю. А ты скачешь, скачешь, а потом замер да как ляпнешь: «– Ну раз ничего, так и бояться нечего. Что это я вдруг? Когда насколько глаз хватает, кроме меня никого нет, кого ж мне бояться-то?» Я это очень хорошо запомнил, мне как-то не по себе в тот момент стало. Чегой-то никого нет. А я, а маги рядом, которых ты освобождать-то прискакал, король лягушачий? Подошел я тихонько и тюкнул тебя. Не со зла. Просто, чтоб ты отдохнул.
Казимир напряженно слушал рассказ корчмаря, что-то время от времени вспоминалось ему. Корчмарь рассказывал, как приятель его ходил по подвалу, а старик вспоминал, что был уверен в тот момент, будто пробирается он по болотам.
– А потом?
– А что потом, на воздух потом, отволок в колодец. Думаю, отоспишься, придешь, поговорим.
– Так ты-то почему оказался привязан в углу, и где все те, которых я пришел отпустить? Неужели освободил?
– А вот тут я сам понять не могу, что случилось, – признался корчмарь.
– Дела-а, – промямлил Казимир.
***
Дверь в корчму отворилась и на пороге показалась белокурая девушка. Непривычно было видеть столь юных барышень, путешествующих в одиночку, однако ж, корчмарь привычно предложил ей занять место за соседним столом, не выказывая беспокойства по поводу ее появления.
– Чего изволите?
– Воды! – она подняла на него свои огромные серые глаза и тут же отвернулась, уткнувшись в капюшон дорожного плаща.
– Ну а что, кроме воды?
– А нужно что-то еще? – растерянно спросила гостья.
– Ну, конечно, нужно. Если вы не хотите вызвать внимание и подозрения со стороны окружающих, – корчмарь раскусил молодую особу вмиг, понимая, что больше всего она хотела бы остаться незаметной, а значит он мог рекомендовать ей сотни своих самых дорогих блюд, которые она обязательно закажет и оплатит, лишь бы не выделяться из толпы.
Если бы девушка не была так юна и напугана, она бы вероятно просто осмотрелась по сторонам, чтобы оценить тех самых окружающих, ради которых она готова была заказать годовую норму едока. В этом случае она бы увидела, что в корчме кроме нее, корчмаря и еще одного седого мужчины никого нет.
Но ни юность, ни испуг не позволили ей этого сделать.
– Так что? Щей с грибами, каплуна, конечно же, баранью лопатку непременно тоже стоит подать, – завладел ситуацией корчмарь. – Лопатку мятой обложить? Для свежести дыхания?
– Пожалуйста, просто принесите все это мне, не спрашивая! – взмолилась девушка.
Корчмарь, удовлетворенный возможностью собрать перекус на свое усмотрение, щелкнул пальцами и развернулся.
– И воды! – выкрикнула девушка. – Воды, пожалуйста.
– Сию минуту, сударыня.
На дворе послышался заливистый лай нескольких собак и веселая ругань мужских голосов.
Девушка за столом побелела и дернулась выходу. Однако в тот же момент дверь распахнулась, и в нее с шумом и хохотом стали просачиваться королевские стражи.
Казимир, видевший все это, быстро вскочил со своего места и перекрыл путь военным.
– Закрыто, судари мои, – мягко улыбнулся он им.
– Да что ж такое! – воскликнул королевский сержант и развернулся в обратном направлении.
Он поднял руку, давая знак своим сослуживцам, чтобы они возвращались.
Военные с тем же веселым гомоном удалились. Понемногу стихли их голоса за окном и лай собачьей своры.
– Черт знает что, проходной двор устроили, не так ли, сударыня? – подсел Казимир к барышне.
Девушка подняла на него полные слез глаза, в них было столько благодарности и преданности к старому Казимиру, что тот невольно и сам почувствовал, что в горле его першит.
– Я не вправе спрашивать вас, что случилось…
– Нет-нет, благодарю вас, вы спасли мне жизнь! – быстро прошептала юная собеседница. – Я все-все вам расскажу. Вы праве знать обо всем.
«Какая пошлость», – думал корчмарь, из-за стойки наблюдая, как старый черт охмуряет юное создание.
– Знаете ли вы, сударь, о том, что в Краю преследуют магов?
Казимир уверенно кивнул: ему ли не знать?
– Эти мерзкие, жалкие ублюдки, прозванные в народе псами, гоняются за людьми, в Краю по их милости и протекции организованы бойни, на которых, увы, изводят людей. Но знайте, сударь, скоро царству их придет конец! Да-да!
Казимир не сдержался, усмешка поползла по его лицу. Но девушка не замечала этого, она была увлечена своим рассказом и не видела, что творится вокруг.
– Удачный день сегодня. Как зовут тебя, дитя мое? – почти с отеческой нежностью выговорил Казимир.
– Лея, сударь. А вас?
– А меня зовут Казимир, и мне очень, очень интересен твой рассказ! Ты даже себе не представляешь, кому ты его рассказываешь. Поверь, нас свела сама судьба!
Лея довольно улыбнулась. Наконец-то она была не одна. О горестях и страхах можно было забыть и двигаться дальше быстрее, ведь с таким сильным и уверенным напарником многие беды, с которыми она сталкивалась раньше, покажутся жалкими и мелкими неудобствами, вроде мозоли на мизинце.
Казимир смотрел на Лею с каким-то животным обожанием, так смотрит цирковой медведь на своего хозяина, облизываясь и не смея приступить к трапезе немедленно.
– Ну так слушайте, – задыхаясь от волнения, выпалила скороговоркой Лея, заговорщически пригнувшись над столом. – Слушайте. Я вижу, вы хороший человек и не одобряете того, что происходит. Говоря начистоту, совсем недавно я просто жила и ни о чем таком не думала. До тех пор, пока моего жениха не украли королевские псы. Но обо всем по порядку.
Казимир не столько слушал девушку, сколько наслаждался своей удачной находкой. Больше же он думал о том, как станет подтрунивать над Георгием, которому, чтобы что-то узнать, нужно мучать людей в застенках. А он, Казимир, раз и все узнал.
Корчмарь тем временем внимательнее и внимательнее вглядывался в собеседников за столом. Чутье его редко подводило. Доверившись ему, корчмарь неприметно заложил входную дверь на тяжелый засов.
– Так вот, у меня был жених. Мы собирались играть свадьбу. Однако матушка его хотела услать моего суженого в ополчение для защиты Края. У него меч был. Ни у кого не было, а у моего Иннокентия – был. Это все Настаська, я уверена, вот с места не сойти. Она давно на моего Кешу глаз положила, она на него и натравила псов.
Казимир нахмурился. Он уже был знаком с одним Иннокентием, в невестах которого числилась Лея. И что-то это знакомство ничего хорошего не принесло ему, кроме разбитого затылка и исчезновения из памяти пусть небольшого, но все же куска его жизни. Казимир заерзал, пытаясь отгородиться от неприятных дум, сменивших радостное предвкушение от поимки ведьмы.
Лея заметила его движение:
– Вот-вот, я так же, как и вы, ненавижу этих псов. Вы так заерзали, я тоже о них говорить не могу без того, чтобы или не плюнуть, или не разразиться грязными ругательствами! – вдохновленная вниманием старика, Лея не на шутку расхрабрилась, и сама уже понимала, что несет чушь, но и остановиться не могла. – Так вот, я вам скажу, встречу этих псов, мимо просто так не пройду, обязательно или плюну в них или что-нибудь такое им скажу, что на всю жизнь проклятьем станет для этих подлых тварей.
Лицо Казимира при этих словах вытянулось, глаза округлились. Как будто маленький мышонок сидел перед носом толстого кота и грозился навалять ему тумаков. Это было так смешно, что старик не выдержал и разразился заразительным смехом.
Лея рассмеялась вместе с ним.
– Дочка, – отсмеявшись, сказал Казимир. – Знавал я одного парнишку, такой же был. Сильно ты мне его напоминаешь. Такой же задира.
Лея вспыхнула и залилась краской, решив, что ее храбрость похвалили, и с еще большим жаром и увлечением продолжила свою историю:
– Так вот, Настаська та за моим Кешей глядела. Да только он в ее сторону даже не смотрел. Я уже и с мамой его подолы вышивала, и работу по дому ей помогала делать. Не до Настаськи этой. Так вот она, подлая тварь, псам королевским Иннокентия и сдала. Только она не знала, что Кеша мой, – Лея стала говорить совсем тихо, и чем тише становился ее голос, тем шире казались глаза. – Так вот, мой Кеша из старинного рода магов.
Девушка сделала паузу и выжидающе посмотрела на Казимира. Поняв, чего ожидает она от него, старик спохватился, присвистнул и протянул:
– Да ну-у-у…
– Да-а! – И Лея набрала в грудь побольше воздуха, чтобы его хватило до конца фразы, которую она собиралась сказать. – Этого Настаська не знала, и я этого не знала, и никто об этом не знал! Да только прихожу я однажды к матушке его, а она плачет, прям горько так, жалко ее. Я ей то да се, Марьянушка, мол, давай подмету или за водицей сбегаю. Тут-то она мне все и рассказала. Иннокентий мой из старинного рода магов и рожден он был в королевском дворце, а Марьяна ему и не мать вовсе, она просто Кешу прятала, пока во дворце магов гоняли. Мать его настоящую и отца убили там. Так его бабка в тряпках из дворца привезла. И строго-настрого Марьяне приказали беречь как себя. Марьяна и берегла. Пока Наська, чувырла, не наговорила псам на него. Она-то от ревности приврала, а оказалось вон что. Ты только, дядя, теперь язык за зубами держи. И никому об том не сказывай, что узнал. Я и сама никому, только Настаське рассказала, пусть знает, кого сдала, вернется Кеша, ее дуру проклянет. Ну и бабке в крайнем доме, чтобы не лезла меня поучать все время. А больше никому, ни-ни!
– А здесь-то ты как оказалась? До твоей деревни отсюда двести верст.
– Ой, дядь, я уже и во дворце побывала, и обратно уже иду!
– А во дворце-то ты что делала?
– Бабку Кешину нашла, передала ей весточку от Марьяны, что внука ее поймали псы.
– Кто ж тебя одну в такую даль-то отпустил?
– Никто, дяденька, я сама! Погоди-ка, дяденька… – задумчиво протянула Лея. – Что-то я тебя не припомню. Не видала я таких в моей деревне, не оттуда ты…
– Не оттуда, дочка, местный я…
– Откуда ж ты знаешь, сколько верст до моей деревни? – Лея смотрела на Казимира немигающим взглядом. Казалось, она застыла наподобие каменного изваяния.
Корчмарь почувствовал неладное, и, в который раз, похвалил себя, что доверился собственному чутью: судя по всему, оно его не подвело и в этот раз.
Казимир развел руки пошире, блокируя девушке любое движение в сторону. Но она, кажется, и не собиралась убегать. Она просто смотрела на собеседника неподвижным взглядом и часто-часто дышала.
Казимир сидел перед ней не двигаясь, с широко расставленными руками, плотоядно улыбаясь, как вдруг она неожиданно пнула его ногой под столом.
Попадание было точным, потому что в следующую минуту руки старика сжались в плотное кольцо на промежности.
Корчмарь, издалека наблюдавший сцену диалога, не смог понять, что именно произошло. Со стороны он только заметил, что его приятель низко нагнулся над столом, как бы изображая что-то, на что Лея смотрела с нескрываемым отвращением.
– Эть, старый черт!
Лея резко метнулась в сторону разбитого окна, в надежде добежать до него. Однако Казимир со всей силой навалился на тяжелый деревянный стол и придвинул девушку вплотную к стене.
– Георгий! – позвал Казимир.
Корчмарь не замедлил явиться на зов.
– Неси-ка, брат, скорее ужин, барышня проголодалась!
– Что-то еще? – удивился его приятель и даже подмигнул старику, намекая, что он все понимает.
– Да! И еще, – усмехнулся старик. – Принеси нам вина!
***
Евтельмина очнулась на высоких подушках собственной постели. Рядом никого не было. Все прожитое показалось каким-то удивительным сном. Но стонущий локоть говорил о том, что все же какая-то часть была правдой.
Королева постаралась снова уснуть. Если бы она сейчас поднялась, ей пришлось бы решать новые возникшие за несколько дней странные вопросы. А этого не хотелось. Самым простым выходом был сон. Она накрылась одеялом с головой и принялась считать до ста.
В животе было неприятное чувство нарастающей тревоги. Мысли убегали куда-то в будущее, в голове метался вопрос: что же теперь делать, с чего начать.
Ситуация случилась невиданная до сих пор и спросить совета по решению ее было не у кого. Да и не только не у кого, а и вообще говорить о ней было опасно.
Кровь прилила к лицу, королева перевернулась на другой бок и начала считать снова.
Она ненавидела себя и жалела, лицо, отраженное на серебре, было ее собственным лицом. Непонятно как, но именно она и была магом в королевстве, где на магию наложен строжайший запрет. Один неверный шаг и ее сожгут. Непонятно, что именно остановило толпу в обеденной зале, но не было никакой гарантии, что этот фокус удастся проделать еще раз.
Как сдерживать свое магическое проявление, чтобы не возбудить гнев людей, тоже было непонятно. Никаких трактатов о развитии удивительных сил не осталось, все они были сожжены или растащены по подвалам охотников за изумрудами и рубинами, так как каждый фолиант был богато усыпан драгоценными каменьями.
То, что Евтельмина так ждала, так жадно искала в этом полусгнившем, полузаспанном королевстве, она наконец-то нашла. Сколько раз представляла себе, как это будет, воображая собственную радость от встречи с магическим. И вот оно, оно наступило это будущее, которое она так звала и ждала.
– Хоть бы никогда не просыпаться, – стонала королева. – Как было бы хорошо, если бы человек мог временно умереть. Ну вот, к примеру, мор пришел в Край, и есть стало нечего, хлоп – и умер человек. Лет через двадцать ожил, повертел головой вокруг, посмотрел, как дела и снова хлоп или не хлоп.
Королева ни за что не хотела подыматься с постели, предпочитая лежать и размазывать обиду за несправедливость на все вокруг, на весь этот несовершенный мир.
Через некоторое время она тоскливо посмотрела на окно, несколько секунд воображая себе, как распластанный холодный труп ее с вывернутыми ногами и руками лежит на мостовой у замка…
– Бррр… – передернула Евтельмина плечами и решила наряжаться к ужину.
Усевшись удобнее перед зеркалом, королева позвонила в колокольчик, и тут же ее спальню заполонила щебечущая прислуга.
Евтельмина внимательно вслушивалась в разговоры девушек, не скажут ли они что-то, что может прояснить ситуацию. Однако, все было привычно, так же ругали за важность церемониймейстера, так же восхищались оркестрантами и все так же обсуждали первую и вторую перемены блюд.
На душе королевы стало легче, и она даже слегка повеселела. В конце концов, мало ли что бывает в стенах королевства, показалось, и не такое бывает. Евтельмина направилась к выходу в совершенно бодром расположении духа и даже с разыгравшимся аппетитом.
Что-то мешало в туфле, королева оперлась о стену и постаралась притянуть правую ногу к себе. Это было не так-то просто: кринолинная юбка почти не позволяла согнуться. Немного приблизившись к туфле, вытянув руки, насколько это было возможно, и задрав правую ногу, Евтельмина пыталась расшнуровать туфельку.
Она почти дотянулась до кончика шнурка, и тут широкий круглый подол платья вывернулся наружу, затянув королеву в плотное кольцо, наподобие того, как чашечка цветка схватывает зазевавшуюся пчелу.
Звать кого-нибудь на помощь в таком положении было неуместно и стыдно. Немолодая королева в нарядных панталонах под задранным кринолином смотрелась бы крайне нелепо для прислуги.
Королева слегка подпрыгнула, нажимая изнутри на юбку, иногда это помогало. Она представила, как выглядит со стороны и засмеялась, это было нелепо. И Евтельмина повторила легкий прыжок еще и еще раз. Однако юбка не поддавалась. Евтельмина начинала злиться. Теперь она прыгала выше и уверенней. Легкий смешок сменился злобным рычанием и одышкой.
Королева разбежалась и ударила кринолин о ночной столик:
– Вот тебе, мерзкая юбка! Вот тебе!
Юбка не отреагировала. Ничего не оставалось делать, кроме как позвать девушек:
– Эй там! – крикнула королева, стараясь сделать это тоном наиболее пренебрежительным. – Подите сюда, кто-нибудь. Кто-нибудь одна!
На зов тут же вбежала девушка. И быстро затараторила:
– Моя королева! Нашли ли вы то, что я сунула в вашу туфельку. Ах, ну что же я спрашиваю, конечно же нашли. Что вы велите передать. Какие могут быть у вас распоряжения?
«Убью», – подумала королева, но воспитание позволило вслух произнести только:
– Отчего же, милая, ты сунула записку в туфлю? Почему же нельзя было передать мне её лично?
– Ну даже не знаю. Мне казалось вам так будет удобнее прочесть…
«Точно убью,» – окончательно решила Евтельмина.
– Милая, помоги мне разогнуть юбку, а после мы поговорим о записке.
– Но дорогая королева, ведь это никак нельзя отложить, я прошла к вам столько верст, прячась от псов, рыскающих по дорогам, спасаясь от разбойников на дорогах…
– Юбку! – взвизгнула королева.
Через мгновение она услышала рыдания и удаляющиеся шаги…
Наконец избавившись от зажавшего ее наряда, королева кинулась расшнуровывать туфли. Найдя записку, которая намяла ей пятку до мозоли, она судорожно кинулась разворачивать ее.
«Он тот, кого вы так долго искали, Ваше Величество».
– Догнать! Догнать девушку! – выкрикнула королева.
В эту ночь во дворце не сомкнули глаз. Вся королевская стража по объявлению о поиске неоднократно выстраивалась кольцо во внутреннем дворе, вытягивалась во фрунт, красиво и ритмично приветствовала высшее начальство, в общем, выполняла все те обряды, которые могут демонстрировать служивые люди, пока не понятно, чем им предстоит заняться.
Наконец, гвардейцам были озвучены приметы, и армейские отряды рассыпались по дорогам Края.
***
– Но как, я не понимаю, как я оказался здесь и ты оказалась здесь. Я просто вообще больше ничего не понимаю, – Иннокентий явно злился.
Старуха терпеливо начала снова:
– Поймешь ты или нет, это не так важно. Единственное, что ты должен сделать, это прибыть во дворец. На это и было все рассчитано. Я ждала тебя там. Сколько сил было потрачено на это, сколько лет я рассказывала королеве всевозможные истории, чтобы она, наконец, была бы готова принять тебя и доверить тебе возрождение магии в Краю.
– Какая королева, что ты несешь? Ты моя бабка, это я понял. Что я делаю здесь? Вот сейчас!
Старуха плюнула с досады:
– Я не знаю, что ты делаешь здесь, родной, не знаю, что-то пошло не так, и я не знаю, что именно. Я могу сказать, почему я оказалась здесь. Меня сюда притянуло заклятием. Я должна дать тебе последнее напутствие.
– Да почему последнее-то? Я что? Умру?
– Умру я. Поэтому… Молчи, сынок, времени у нас немного.
– Хорошо, – после небольшой паузы продолжил Иннокентий. – Я понял, что у тебя нет ответа на вопрос, почему я здесь. Ну, пускай, здесь и здесь, это лучше, чем в том винном погребе…
– Каком винном погребе, – встрепенулась его собеседница.
– Да ничего особенного, просто какой-то странный подвал. Мы ехали с товарищем, остановились перекусить, я спустился за вином и что-то случилось, последнее, что я помню, – это удар по голове. После этого я очнулся здесь, мой товарищ пропал. Наверное, он меня ищет, нужно поспешить выбираться отсюда…
Бабка от души рассмеялась.
– Так ты сбежал от корчмаря?
– От корчмаря? – удивился Иннокентий. – Не может быть!
– А ты как думал, ты сын и внук известнейших магов, тебя друг приводит в винный погреб, в котором ты получаешь удар по голове. Это значит только одно: кто-то знает о тебе, надо поторопиться. По моему замыслу ты должен был уже сегодня быть во дворце, куда тебя должен был доставить мой верный человек. Запомни одно, мой мальчик, ты должен добраться до дворца и обязательно говорить с королевой, говорить с ней наедине, и должен ей во всем признаться…
– Да в чем признаться, бабуль, я ж ничего не совершил…
– Признаться в том, что ты маг, что ты единственный внук Будияра, мужа Рогнеды, матери Светозары, что ты можешь восстановить …
– Но ведь я даже не знаю, кто такая Светозара, а что касается магов, так я даже веснушки свести не могу у себя…
– Я должна была тебя всему научить. Но мы не встретимся. Это ничего. Есть книга, там все. Ты должен найти книгу, в ней все, – голос старухи становился тише.
– Бабуль, подожди, какая книга, где мне ее искать?
– Придешь к королеве, скажи, что ты внук Рогнеды… И книгу, найди книгу…
Не только голос старушки звучал тише, но и сама она как будто становилась прозрачнее, буквально таяла на глазах…
– Бабуль, ну поживи еще, поговори со мной…
Рогнеда улыбнулась:
– Поживи еще… Я уже мертва, сынок, то, что ты видишь – это мое последнее напутствие тебе…
Скукоженная ладошка старухи растаяла в руке Иннокентия. Он повертел своей рукой, как если бы все еще пытался отыскать руку собеседницы.
– Бабушка-а, – позвал Иннокентий.
Он позвал еще и еще раз, отчаянно вертя головой по сторонам, слезы застилали ему глаза. Однако, это не помешало заметить небольшой столб дыма за деревьями.
Наскоро разметав костерок, Иннокентий, прыгая по стареньким гнилым лавицам, направился к соснам. За соснами открывалась небольшая поляна, посреди которой высился старый дом, удивительно точной формы, формы квадрата, без выступов и пристроек.
Сложен он был добротно из толстых бревен, домишка приподнимался над топью на вынесенных сваях. Весь поросший мхом и окутанный толстым слоем плесени, дом скорее отталкивал от себя, нежели звал войти внутрь и расположиться там.
Дурманящий запах прелых корней вызывал тошноту. Иннокентий мялся на пороге, раздумывая, входить или нет.
– А, да ладно! – выпалил Иннокентий и, чтобы отогнать страх, шутливо постучал.
После нескольких ударов, дом, казалось ожил, темно-зеленый мох и белая седая плесень слились в красивый переплетающийся узор. Да и сама поляна наполнилась светом. Деревья обступили Иннокентия, помимо сосен тут уже был целый дендрарий.
Ближе к дому подошла рябина, ива, напротив, издалека заглядывала на пришедшего. Кусты азалии, удивительным способом оказавшиеся тут, нагло уставились на происходящее.
Березка трусливо выглядывала из-за угла дома, тихо шелестя и нашептывая тем деревьям, которые оказались поодаль, сюжет разворачивающихся событий.
Душица приветствовала собравшихся знойным едким ароматом, камелия стыдливо клонила свои яркие цветы.
Мир вокруг оказался удивительно чудесным, в нем не было никакой опасности, неоткуда стало ожидать напастей.
На душе у Иннокентий повеселело, и он постучал снова, в этот раз сильнее.
***
Лея, сто раз проклиная себя за опрометчивое желание бросить эту самодовольную королеву в ее напыщенном дворце, напуганная любыми шорохами ночи, пробиралась вдоль тракта к своей деревне.
Вслушиваясь и вглядываясь в темноту, к утру она различила явные звуки погони…
Корчмарь слушал всю эту невероятную историю, пытаясь понять, что именно он чувствует. С одной стороны, в его бухту приплыла весьма вкусная и крупная рыба, за которую можно получить хороший барыш. А с другой стороны, за такую рыбу можно лишиться головы. Если девчонка не врет, и королева действительно ищет ее, нужно было понять, зачем она ее ищет.
Одно было понятно точно, крестьянка что-то знала, и это что-то хотела знать и королева. Ничего не мешало корчмарю воспользоваться инструментами в подвале для дознания истины и принести ее на блюде в уже готовом виде высокому начальству. Можно было бы этого и не делать, но вдруг информация нужна не только Ее Величеству, и ее можно продать сразу нескольким людям. Но что, если королеве нужна была сама крестьянка? Живая и здоровая? Тогда ее ни в коем случае нельзя было трогать.
Он посмотрел на Казимира, тот медленно кивнул ему. Старые приятели, видимо, думали об одном и том же.
