Екатерина Константиновна Гликен
Семейное дело
Величие отцов толкает детей на преступления. Не в силах превзойти отца в добре, сын опередит его в дурной славе. Будьте неудачниками для детей, пусть мир отдохнет от ненужных побед…
Его отец был важным человеком. Под стать дедам и прадедам. Не посрамил фамилии, что и сказать. Дело семейное продолжил, сына воспитал.
Вот его тяжелый подбородок в двойной дубовой раме. Маленькие черные глаза из-под узкой полоски лба будто подсвечены металлическим блеском, глядят с вышины портрета так, словно гвозди в крышку гроба забивают.
Слева и справа от отцовского по периметру кабинета – на стенах портреты родни по мужской линии. Деды, дядья, кузены… За несколько веков род их, вышедший из скромной лачуги крестьянина на земле средней руки купца, разветвился, окреп и теперь снова обернулся в усыхающий. И все из-за него, из-за Демьяна.
Лица у всех были разными: встречались на портретах и шатены, и жгучие брюнеты, и статные мужи в париках, и лысые круглые и даже тощие длинноносые. Но всех их объединяло одно – со своих высот, из-под золоченых рам все они смотрели вперед, туда, за горизонт, словно у этих теней мертвецов было будущее! Ха! У них, у умерших давно, у когда-то знатных и известных, да даже не у них самих (ведь от самих-то и праха от некоторых давно не осталось), у их безжизненных, никогда не существовавших и ничего не сделавших подобий, у портретов, в жизни не вобравших в грудь даже толики воздуха и ни разу не имевших живого сердца, даже у них! даже у них было это право – смотреть вперед! В будущее!
Глупая ирония – у куска картона словно бы есть будущее, а у живого человека – нет.
Хотя, что мешает написать портрет и с него, с Демьяна, и устремить взгляд портрета в горние дали? Можно ведь, и лет через сто какой-нибудь новый Демьян будет глядеть на торжественную галерею предков и мучаться вопросом: «Отчего в роду все такие героя, а я всех подвел?»
