Е. Гитман
Победа в лабораторных условиях
Глава шестая, в которой празднуют Конец года и спорят
Марика ещё раз посмотрела на смешное отражение в ростовом зеркале, протянула руку леди Ор и послушно шагнула в портал. Она обещала сегодня вести себя безупречно, даже при том, что пышная юбка платья мешалась, а причёску горничная затянула слишком уж тугую. Леди Ор в ответ на все жалобы отрезала: «Традиции!» – и спорить с ней не было никакого смысла.
В прошлом году Марика предвкушала, как попадёт на праздник Конца года во Дворец Совета. Она издёргала леди Ор, две недели ложилась спать точно по часам и съедала суп до последней ложки, боясь, как бы за плохое поведение её не оставили дома. Но праздник оказался отчаянно скучным: сначала пришлось долго стоять, пока члены Совета и Ковена говорили поздравительные речи и принимали дары, потом сидеть на скамеечке и смотреть, как взрослые танцуют. Только после этого разрешили пойти в детскую комнату и поесть под надзором строгих женщин в ярких бархатных платьях.
Зато Марика разговорилась со сверстницей, Эльзой из семьи Кэнт, и они даже немного повеселились, обсуждая, как смешно женщины и мужчины держатся за руки.
Дворец Совета, впрочем, Марике понравился и в прошлый раз. А в этот, пройдя через портал, она восхищённо принялась крутить головой, разглядывая удивительные чары. Огромный зал выхода порталов превратился в настоящий лес, тонкие стволы деревьев устремлялись вверх, их кроны переплетались, и сквозь шевелящиеся на ветру листья бил яркий солнечный свет. Под ногами росла настоящая трава, от цветков к цветкам перелетали бабочки.
Марика понимала, что где-то в зале обязательно должны были находиться стены, но не видела их – лес казался бесконечным. Наклонившись под строгим взглядом леди Ор, она погладила мягкую, чуть влажную от росы траву и, отважившись, сорвала цветок. Он остался у неё в руке, с розовыми лепестками, нежный, пахнущий сладкой свежестью. И вдруг – растаял. Опустив глаза, Марика увидела, что он вырос снова на том же месте.
– Пойдёмте, леди, нечего здесь тратить время, – скомандовала леди Ор, и Марика подчинилась, но всё же не удержалась, протянула ладонь и представила, как рядом с тем цветком распускается ещё один.
Он получился – голубой, как платье Марики, и тоже настоящий.
– Ох, леди, – вздохнула гувернантка, – откуда вы знаете, что можно так вмешиваться в чужие чары?
– Не ругайте юную леди, – послышался приятный голос, и из-за деревьев вышла молодая женщина, как показалось Марике, очень красивая, с блестящими чёрными волосами, которые свободными локонами спадали до пояса и оттеняли простое белое платье. – Наши чары не сломать так просто.
– Мэм, – тут же присела в глубоком реверансе леди Ор, и Марика повторила движение за ней.
Она никогда не видела верховную ведьму, но узнала её сразу. Где-то в груди разлилось тепло. Стало свободно, радостно.
– Поднимитесь, – произнесла верховная ведьма. – Ты ведь дочь лорда Дойла, не так ли?
– Да, леди Эск, – Марика не сдержала широкой счастливой улыбки.
– Пойдём со мной. Не бойтесь, – она подмигнула леди Ор, от чего Марика чуть не рассмеялась в голос, – не потеряю вашу подопечную, – и протянула Марике руку.
Они сделали несколько шагов вперёд, и леди Ор пропала. Марика охнула, а верховная ведьма приподняла идеальную бровь:
– Угадаешь, как здесь всё устроено?
Марика восторженно закивала:
– На самом деле здесь вокруг множество людей, но мы не видим и не можем наткнуться на них, а они не могут найти нас, да?
– Правильно. А как это получилось?
– Не знаю. Я понимаю, что главное – желание и комфорт каждого гостя, но… Леди Эск, а если кто-то пожелает, наоборот, кому-нибудь докучать?
– Обоюдное желание встретиться, – поправила её леди Эск. – Я нашла вас только благодаря своему статусу. Некоторые привилегии, видишь ли, – она усмехнулась и тряхнула головой. – Твой батюшка мог бы нас найти, ведь мне нравится лорд Дойл, а ты наверняка будешь ему рада. А вот лорд Риверс может часами бродить в поисках, но со мной не пересечётся. Он в меня влюблён, но свет ещё не видел такого невыносимого болвана.
– Я поняла! Раз вы его терпеть не можете, он вас не отыщет.
– Умница! – похвалила леди Эск. – Что ж, лорд Дойл не просто хвастался, ты действительно очень умная девочка. Мне понравился твой цветок. Справишься с деревом?
Было не совсем понятно, просто это интерес или какой-то экзамен, но Марика кивнула, указала рукой на свободное место и представила, как в земле зарождается семечко, как оно раскрывается, пускает корни, проклёвывается и устремляется ввысь, превращаясь в крепкое молодое дерево – почти такое же, как остальные деревья, разве что с чуть более тёмной корой.
Верховная ведьма рассмеялась и ласково погладила Марику по голове:
– Замечательно! Но, кажется, твои педагоги слишком много времени тратят на визуализацию. Конечно, если бы мы были в настоящем лесу и нам требовалось настоящее дерево, которое останется навсегда, мы сначала положили бы в землю настоящее семечко, а потом растили бы его. Но здесь всё иллюзия, смотри! – она щёлкнула пальцами, и рядом возникло ещё одно дерево. – У него даже нет корней, но они и не нужны. Завтра всё это исчезнет.
Нахмурив лоб, Марика щёлкнула пальцами – и улыбнулась, любуясь результатом.
– Отлично! Сколько тебе лет?
– Десять.
– И ещё не было первой крови? Поговорю с лордом Дойлом, пусть не затягивает и года через четыре отправляет тебя в Магистериум. Домашнее обучение хорошо только на первых порах. О, вот и твоя гувернантка!
Действительно, из-за деревьев вышла леди Ор. Верховная ведьма ласково коснулась пальцем щеки Марики и добавила:
– Будь умницей и учись хорошо. И, – она понизила голос, – обязательно попробуй земляничные пирожные. Обещаешь?
– Обещаю! – улыбнулась Марика, и верховная ведьма, шагнув назад, исчезла.
***
Земляничные пирожные и правда оказались замечательными.
– Потребую, пусть наш повар тоже такие готовит! – выдохнула Марика, доедая третье.
– И я! – поддержала её Эльза Кэнт, и они захихикали.
Как и в прошлом году, взрослый праздник оказался очень скучным. Сколько можно было, в конце концов, разговаривать и танцевать?
– Мама говорит, я пойму это, когда придёт черёд моего первого бала, – заметила Эльза.
– И моя!
Вместе с ещё двадцатью детьми они собрались в просторном зале, вдоль стен которого парили подносы с пирожными, маленькими бутербродиками и фруктами. В центре лежали подушки и стояли пуфики. У дверей замерли строгие ведьмы, одна в жёлтом бархатном платье, другая в сиреневом. При них никто, даже мальчишки, не решался бегать или кричать, так что все расселись и болтали кто о чём. Марика с Эльзой устроились рядом, набрали в тарелку пирожных и всего остального и теперь обсуждали праздник, балы и магию.
– Тебе хорошо, – вздохнула Эльза, когда они закончили говорить про бал, – ты уже колдуешь свободно. А я… – она протянула руку и с заметным усилием заставила яблоко подняться над тарелкой, подержала несколько секунд и отпустила, явно устав.
– Всё придёт, – утешила её Марика, – как будет первая кровь, так проснётся сила…
– Знаю. Поскорее бы! Я бы хотела уже… А какое самое сильное заклинание ты творила?
– Портал! – без сомнений ответила Марика, вызвав у Эльзы восхищённый вздох.
– Портал? Ты не могла творить порталы, ты маленькая! – тут же заметила незнакомая высокая девочка в бирюзовом платье.
– Я не с вами говорила, леди, – холодно отрезала Марика. – И вообще, мы не представлены друг другу.
Девочка смутилась, но тут же вскинула подбородок и велела:
– Эльза, представь меня!
– Это Лисса из рода Кэнт, – с недовольным лицом пробубнила Эльза, – моя кузина. Лисса, это Марика, наследница рода Дойл.
Лисса тут же посмотрела добрее и вежливее.
– Что, ты правда открывала порталы?
Щёлкнув пальцами, Марика создала рядом небольшое окошко, сунула туда яблоко – и оно выкатилось на середине комнаты. Марика приманила его обратно, очистила и откусила кусочек. Это привлекло всеобщее внимание, и спустя пару минут ей уже представились все остальные.
Не считая Марики, только три девочки уже колдовали достаточно свободно, а вот мальчишки, конечно, начали хвастаться. Начали вспоминать заклинания и чары. Кто-то наколдовал фонтанчик, ойкнул, забрызгав всех вокруг, – ведьма в жёлтом одним движением устранила последствия и попросила быть осторожнее.
– А я была в Нижнем городе! – неожиданно похвасталась Марика, и все затихли.
– Врёшь! – протянул грубый и шумный Лиам Гай.
– Станет наследница Дойл врать, – вступилась Эльза. – Что там?
Сама не зная зачем, Марика понизила голос и таинственно сообщила:
– Он весь серый! Дома, одежда людей. На улицах пыльно и грязно. Запах такой странный, противный.
Под вопросы «и что?», «а как?», «правда, что?..» Марика рассказывала о своих двух прогулках. Умолчала только о папином кулоне, а ещё – о мальчике по имени Генрих. Казалось неправильным про него болтать.
***
Марика шла по коридору, гадая: будут её хвалить или ругать. Матушка редко вызывала её к себе, раз уж это произошло – должна быть существенная причина. Но на ум ничего не приходило. На празднике Конца года она вела себя хорошо, даже леди Ор так считала. В уроках пока не было ни заметных успехов, ни провалов.
Перед покоями матушки Марика замерла, расправила платье и только потом постучала.
Дверь распахнулась, и оказалось, что в просторных светлых покоях матушка не одна – рядом с ней за чайным столиком сидел папа в домашнем костюме, в руках у него было печенье.
Матушка обернулась и воскликнула:
– Наконец-то!
Хотя, вообще-то, Марика собралась быстро и пришла сразу.
Леди Дойл, впрочем, часто казалось, что все вокруг двигаются очень медленно, приходят с опозданием и ничего не успевают. Неудивительно: она сама обладала настолько кипучей энергией, что все прочие в её глазах были медлительными сонными черепахами. Леди Дойл слыла одной из красивейших женщин Шеана. Вся она была тонкая, лёгкая, подвижная, с талией как у юной девушки, с белокурыми локонами, с большими зелёными глазами. Представляя Марику подругам, она обычно дожидалась, пока дочь отойдёт в сторону, и немного смущённо добавляла к хвалебным эпитетам: «Уверена, она вырастет и исправится. Знаете, как это бывает у детей. Зато какая сила!»
Марика сделала книксен обоим родителям и замерла в ожидании, а матушка неожиданно обернулась к папе и спросила негромко:
– И о чём же, возлюбленный мой супруг, вы думали, позвольте узнать?
Лорд Дойл откусил печенье, положил его на край блюдца, отряхнул крошки с пальцев и проговорил медленно, с ленцой:
– Я, моя дорогая леди, от природы наделён большим умом. Совет, как вам известно, возложил на меня обязанность неустанно беспокоиться о благе всех стенийских граждан, кроме того, я интересуюсь историей и социальными науками. Таким образом, – Марика прикусила губу изнутри, потому что видела, что папа просто дразнит матушку, – я вынужден думать о множестве разных вещей. Что именно из моих мыслей вас заинтересовало?
– Остроумно, мой лорд, – матушка поджала губы, – но я имею в виду прогулки этой юной леди в Нижний Шеан!
Марика запаниковала, представила, что ей запретят покидать дворец, отберут кулон и…
И ещё всякие ужасы в голову полезли.
Но она успокоилась легко: папа разрешил ей. А его решения никто и никогда не оспаривал.
– Ах, это, – протянул тот задумчиво. – Что ж, полагаю, вы согласны со мной, леди Дойл, мы с вами растим не юный тепличный цветок, а будущего члена Ковена. Как минимум.
– Она девочка, – отрезала матушка. – Невинная девочка, в будущем – невеста и жена. Как… – она встала и расправила юбку блестящего изумрудного платья, – как, во имя Всевышнего, нам выдавать её замуж? Кто возьмёт её, узнав, где она… гуляла, – матушка явно хотела выбрать другое слово, но осеклась, – пока была ребёнком?
Марика покраснела, на языке вертелось: «Пусть и не берут, больно нужны!» – но она промолчала. Она верила в папину защиту.
– Подозреваю, – улыбнулся он, – вздумай я сообщить, что рассматриваю претендентов на руку дочери, завтра здесь выстроится очередь до самого Дворца Совета и немного дальше. Марика – сильная ведьма и моя наследница. А также и ваша, спешу напомнить.
– Я бы не хотела выходить замуж за того, кому нужны только деньги. И кто не понимает, почему мне интересно бывать в Нижнем городе, – осторожно произнесла Марика, поймав папин взгляд.
Этот взгляд был хорошо ей знаком и означал: «Теперь твоя очередь действовать».
– Позволено ли мне узнать, – матушка вскинула голову, – почему именно вам интересно бывать в Нижнем городе?
И снова папа послал Марике взгляд, который как бы говорил, что пришло время отвечать самостоятельно.
– Лорд Дойл много говорит мне о простых людях и о том, сколько маги делают для них. Я думаю… Я уверена, что членам Совета и Ковена необходимо хорошо понимать этих людей, видеть их проблемы и нужды, чтобы принимать справедливые законы. Для этого недостаточно просто… читать книги или изредка выезжать в город. Я думаю, недостаточно.
– И вы это поощряете, – всплеснула руками матушка, а папа ободряюще улыбнулся Марике, хотя, конечно, она знала, что учитель ораторского искусства был бы ею недоволен.
Глава седьмая, в которой постоянно идёт дождь, но потом светят звёзды
В Шеане лил дождь. Смывая грязь, прибивая пыль и ослабляя рыбную вонь, он делал город чище, свежее и красивее. Для Генриха же дождь означал, что его водопровод снова заработал как следует. По совету дядьки Ратмира он переделал в нём фильтры – добавил больше угля, сделал слой опилок и подложил ткань, и теперь из трубы текла чистая прозрачная вода. Совершенно случайно Генрих придумал, как доделать ту штуку для стирки – под ноги на улице ему попалась пустая целая бочка, и он, пока никто не видел, утащил её домой. Там почистил как следует, просмолил и три дня возился с винтом, который перемешивал бы бельё. Пришлось пожертвовать почти полным кристаллом, но дело того стоило.
Дядька Ратмир, которого Генрих зазвал посмотреть на стиральную бочку, пока мамы не было дома, ходил вокруг неё долго, а потом полюбопытствовал:
– А грязную воду куда?
– Я уже думал, – отозвался Генрих, – надо бы отвод – и вторую трубу с крыши, чтобы вёдра не носить.
– Что мешает? А? Не подумал?
В этот день дядька Ратмир был трезвый, а потому особенно ворчливый и злой. Но Генрих уже знал об этом его свойстве и не пугался.
– Для отвода воды, – ответил он уверенно, – нужно, во-первых, делать заслонку, а во-вторых, вырезать в корпусе отверстие.
Вообще-то, он чуть было не сказал «дырку», но опомнился – почему-то дядька Ратмир за это давал по шее, несильно, но обидно.
– Ясное дело, что надо.
– Но у меня не получится добиться, – он запнулся на сложном термине, который узнал совсем недавно, – герметичности. Бочка протекать будет.
– Протекать, – задумчиво протянул дядька Ратмир. – Да, малец, бочка будет протекать, а вещества, которое этому помешало бы, у тебя нет. Не судьба.
За это «у тебя нет» Генрих уцепился.
– А у кого есть?
– У кого надо, – отрезал дядька Ратмир.
Но Генрих знал: если бы и правда не желал отвечать, он бы сразу задал ему задачку или длинный сложный пример, чтобы не лез с дурацкими вопросами. А раз молчит – значит, ждёт, что Генрих проявит настойчивость.
– Что это за вещество? – зашёл он с другой стороны, между тем начиная наполнять бочку водой, чтобы не стоять без дела.
– Называется резина. Но у тебя его всё равно нет, и купить его нельзя.
Генрих закусил кончик языка, отчаянно соображая. Значит, его нет и купить нельзя. Нельзя купить, но можно – что?
– А сделать? Из чего оно? – рискнул он и не прогадал.
В тёмных глубоких глазах дядьки Ратмира заблестело что-то довольное и слегка пугающее.
– Какими свойствами оно должно обладать, а?
А вот этот вопрос оказался потруднее. Генрих прикинул: а каким должен выйти заслон? Допустим, если вставлять каждый раз пробку – что выйдет? Это он знал: будут протечки. Или пробку надо забивать в дырку (отверстие!) изо всех сил, но тогда мама не сможет её каждый раз вытаскивать. Да и сам он – тоже. То есть нужно, чтобы пробка как бы немного сжималась, чтобы её было легко вставлять, а потом распрямлялась и закрывала все щели.
– Оно должно быть упругим, – решил Генрих. – Но при этом твёрдым и плотным. И чтобы в воде не растворялось. И не застывало, как глина.
Рассмеявшись, но совершенно не весело, дядька Ратмир потрепал Генриха по волосам, похлопал себя по карманам в поисках бутылки, не нашёл и побрёл к выходу, по-стариковски шаркая ногами. А Генрих закрыл кран с водой, включил небольшой нагреватель, запитанный от кристалла, и задумался: так можно сделать это вещество или нет?
***
Смелости поговорить с мастером Генрих набирался долго. Мама полностью поправилась, дядька Ратмир снял ей швы, а он всё оттягивал момент. Но наконец решился, подошёл после боя вечернего колокола, прощаясь с возможностью проскочить мимо затора, и спросил, может ли он выполнять более тяжёлую работу, чтобы получать зарплату выше.
Мастер был невысокий, жилистый и с кривыми серо-чёрными усами. Он носил всегда одинаковые серые рубахи и один засаленный стёганый жилет. Генрих выпалил свою просьбу и тут же стушевался под строгим недовольным взглядом.
– А ты потянешь? Хлипкий, – произнёс мастер и эффектным движением языка перекинул чёрную табачную жвачку на другую сторону рта.
– Потяну, – с уверенностью ответил Генрих, – и не такой уж я и хлипкий.
– У меня-то другой работы для мальчишек нет. Но в красильном цеху постоянно недобор. Только, – мастер дёрнул щекой, – сдохнешь ты там быстро, чахотку подцепишь – и до свидания. Но платят почти что две тыщи в неделю рабочему. Тебе, считай, восемьсот кредитов положат.
Считал Генрих быстро: в месяц выйдет три тысячи двести, без малого будет хватать на оплату их с мамой квартиры. Остальное она заработает стиркой и штопкой – и никаких больше гостей.
– Что, пойдёшь?
– Пойду, – отозвался Генрих и пообещал завтра сразу после занятий в школе прийти в цех, чтобы мастер отвёл его куда нужно.
Слов про чахотку он не испугался. Все знали, что на красильне у людей с лёгкими беда, но Генрих не собирался работать там вечно. Чуть-чуть времени пройдёт, он вырастет, изобретёт что-нибудь стоящее – и уйдёт с фабрики, забудет её, будто её и не было. Или наоборот, придёт туда старшим мастером, придумает, как сделать красильню безопасной, все будут благодарить его.
В мечтах о том, как благодарные рабочие поднимают его, взрослого, с усами, в чёрном блестящем сюртуке, на руки и несут, выкрикивая благодарности, Генрих легко пережил толкучку у выхода. Выбравшись на воздух, он тут же заскочил под ближайший козырёк, но всё равно вымок под проливным дождём – и задумался. Дядька Ратмир его сегодня к себе не звал. Уроков было немного. Идти к школьному фонтану и надеяться увидеть там Марику тоже было без толку – не станет она портить красивое платье и пачкать беленькие туфельки.
Впрочем, было дело, для которого чем хуже погода – тем сподручнее. Пошарив в карманах, Генрих отыскал пять разряженных пустых кристаллов и моток медной проволоки. Глянул на темнеющее небо, с которого по-прежнему лило стеной, спрятал всё самое нужное поглубже в карманы штанов, завернулся в куртку и припустил бегом к стенам Верхнего города.
Анклав Верхнего Шеана окружал надёжный защитный купол. Даже погода там, внутри, была не как в Нижнем Шеане, а как магам захочется. Через этот купол никто посторонний пройти не мог – но Генрих и пробовать не собирался. В анклав ему было не нужно, интерес представлял сам купол.
Любой мальчишка в городе знал: ткнёшь в купол палкой – сверкнёт искра, палка задымится. Ткнёшь пальцем – обожжёшься. Это была известная игра: чья палка дольше выдержит, кто рискнёт коснуться купола всей ладонью, кто быстрее отдёрнет руку. В каждом классе каждой школы половина учеников ходили с характерными отметинами на руках.
Но те, кто постарше и поумнее, знали ещё кое-что. Если осторожно коснуться купола медной или серебряной проволокой, то от купола в сторону потечёт ручеёк искрящейся, пахнущей грозовой свежестью магии.
Увидев это впервые, Генрих залюбовался, так красиво бежали голубоватые живые молнии. Но тут же вскрикнул и выпустил проволоку – на пальцах остались ожоги. С тех пор прошло немало времени, и Генрих научился не засматриваться на красоту, а применять магию с пользой.
Когда он подошёл к куполу, стемнело окончательно. Дома закончились резко, улица оборвалась, и Генрих вышел на заваленный мусором пустырь – вплотную к анклаву никто в своём уме дома ставить не стал бы. Сквозь полупрозрачную пелену невозможно было разглядеть как следует Верхний город – только смутные очертания каменных стен, шпилей и башен.
Людей вокруг не было – Генрих осмотрелся и только после этого вытащил проволоку и кристаллы и быстро подготовил всё что нужно: закрепил каждый кристалл в небольшом мотке проволоки, оставляя длинные хвосты, которые потом сплёл в один толстый жгут. Огляделся в поисках подходящей палки с ветками и сучьями, нашёл и уложил проволоку с кристаллами сверху.
Каждый раз было немного страшно, но Генрих пересилил волнение и быстро толкнул палку в купол. С шипением проволока заискрилась, и Генрих принялся считать вслух, стараясь не жмуриться. Кристаллы наполнялись силой, напитывались. На счёт «пятьдесят» он пнул ветку в сторону. Молнии исчезли, и Генрих поднял с земли чуть тёплые, но заполненные до конца кристаллы и спрятал их вместе с проволокой обратно в карманы.
Конечно, это было запрещено. Но почему-то даже Жёлтый патруль редко за такое наказывал, а городская милиция и вовсе обычно отбирала кристаллы и говорила проваливать. Куда опаснее было наткнуться на взрослых воров энергии – они могли и руки поломать, чтобы кто попало не портил им бизнес. Но в такой дождь ни воры, ни стражи порядка не пошли бы к куполу, поэтому Генрих легко получил свою добычу и пошёл домой, уже не пытаясь прятаться под крышами, всё равно промок до нитки.
Оттого, что в кармане болталось пять полных кристаллов, даже вода не казалась такой ледяной, слишком уж приятно было думать, куда он может их вставить, на какие нужды они пойдут и сколько денег помогут сэкономить.
***
На чердаке было тихо: у Ливов уже пятый день царила благодать – сударыня Лив пекла тонкие хрустящие лепёшки, её муж пахучей побелкой покрасил дверь, дети ходили умытые и причёсанные. Старая Зави, наоборот, пребывала в плохом состоянии – из-под её двери тянуло сладкой вонью, она курила странные листочки в длинной костяной трубке, подолгу смотрела в потолок, и слюна текла у неё изо рта по чёрной морщинистой коже. Генрих заглядывал к ней утром, проверил, принёс стакан воды, но сейчас заходить не стал. У Зави был нюх на магические штуки, с неё бы сталось учуять кристаллы и попытаться отобрать, так что Генрих сразу прошёл к своей двери, прижался ухом – и тут же отшатнулся, закусывая губу до боли.
Он услышал мужской голос. Услышал стон. Услышал знакомый, слишком знакомый скрип кровати.
Не раздумывая, он повернулся и понёсся обратно на улицу, в дождь, и дальше куда-то вперёд, не разбирая дороги.
Ноги принесли его к школе. Он сел на мокрый скользкий бортик фонтанной чаши, опустил голову и глупо, по-детски заплакал, радуясь, что всё равно никто его не увидит, а если увидит, то в таком дожде не поймёт, что он тут разревелся как маленький.
Становилось жутко холодно, до стука зубов. Он сидел, дрожал и плакал, зажмурившись. В желудке резало от голода, и становилось ещё горше.
Вдруг он почувствовал тепло. Оно окутало его, пронзило насквозь, до внутренностей. Сделалось сухо, словно он не сидел под проливным дождём. Распахнув глаза, он совсем близко увидел встревоженное лицо Марики, охнул, шарахнулся назад, но девочка тут же схватила его за руку крепкими пальцами и потянула на себя:
– Ты куда! Опять намокнешь!
Только тут Генрих огляделся и понял, что Марика окружила их небольшим волшебным пузырём, по внешним стенкам которого стекала вода. Ощупав себя, Генрих обнаружил, что вся одежда высохла. И волосы. И вообще, он чувствовал себя так, словно долго грелся у очага.
– Что ты тут делаешь? – наконец заговорил он.
– А ты? – воскликнула Марика. – Так и заболеть можно!
– Вот ещё, – буркнул Генрих, отлично понимая, что она права. И добавил, увидев, что она недовольно свела к переносице светлые брови: – Спасибо. Извини.
– Я не сержусь, – великодушно сообщила Марика. – Но, правда, почему ты не дома?
– А ты?
– А я от скуки играла с порталами, смотрела на Нижний город. Открыла портал сюда – и увидела тебя. И… – она вдруг растеряла высокомерный поучающий вид, улыбнулась и развела руками.
Генрих ответил на её улыбку, но с трудом.
– А я просто сидел, – опустил глаза он.
Неожиданно Марика протянула руку, сжала его ладонь.
– Тебе грустно. Это нестрашно, ты можешь мне не рассказывать почему. Я пойму.
И именно из-за этого Генриху захотелось ей рассказать. Он быстро затараторил:
– Домой пришёл, кристаллы притащил, пять штук. Заряженные. Знаешь, сколько денег они бы стоили? На фабрике договорился, завтра в другом цехе работать начну. Пришёл, а у неё там…
Он опустил голову и принялся ковырять свежую занозу на левой руке. Марика коснулась занозы пальцем. Запахло грозой, и кожа затянулась, выталкивая деревянную щепку.
– Это на фабрике ты так ранишься?
– Да, там все такие ходят. У кого кожа погрубее, тем лучше.
– Ты пришёл домой, да? Что там было? Из-за чего ты убежал сюда?
Сначала Генрих хотел ответить резко – зачем дурацкие вопросы задавать? А потом подумал: Марика может и не знать. Вернее, конечно, не знает, с чего бы ей быть в курсе сплетен из трущоб Нижнего города? А следом пришла мысль: Марика же из благородных. Ей про такое и слышать-то не положено. Он точно знал.
– Это из-за её работы, – обтекаемо ответил Генрих. – К ней приходят гости. И когда они там, мне домой нельзя.
– Мне тоже нельзя заходить к родителям, когда у них гости, – заметила Марика и уточнила: – Но почему ты на улице, а не?..
– У нас одна комната, – Генрих дёрнул плечом.
Не хотелось ему об этом говорить. Зато в голову пришла отличная идея. Улыбнувшись, он заглянул в её светлые глаза:
– Хочешь, покажу одно место?
– Конечно! – заверила его Марика и вскочила с сухого бортика.
– Я там бывал, маленьким.
Уже привычно взяв Марику за руку, Генрих повёл её за собой.
***
Генриху было шесть, когда он нашёл Башню. На самом деле, это была просто заброшенная голубятня на крыше. Дом, где она стояла, пришёл в негодность после пожара, говорили, там опасно находиться, потому что перекрытия в любой момент могли упасть на голову. Но, конечно, это не мешало бездомным иногда прятаться там от непогоды. Зато голубятня, грязная и дырявая, никого не привлекала. А Генрих ловко взбирался по длинной пожарной лестнице на крышу, открывал ржавый замок и попадал в собственное, пусть и не слишком уютное убежище. Он слегка почистил его, освободил большой угол от перьев и помёта, расстелил там старое заплесневелое одеяло и, если не было дождя, мог часами сидеть, глядя в щель на небо и думая о том, кто он теперь, почему всё это случилось именно с ним и как бы так сделать, чтобы папа простил его и забрал домой.
Глупости всякие, в общем.
К семи годам он поумнел и проводил время в Башне с большим толком – именно в ней он придумал, чем заменить переставший работать водопровод, как сделать очаг удобнее для мамы и ещё много всякого другого. Здесь же он читал библиотечные книжки, резал деревянные игрушки и делал уроки. Но повзрослев и начав работать на фабрике, Генрих забыл про Башню – не до неё было.
За два года его отсутствия внутри ничего не изменилось, только одеяло совсем пришло в негодность и пованивало, да дождь залил всё.
Марика, которая вместо того, чтобы карабкаться по лестнице, ловко взлетела на крышу, заглянула в голубятню и пробормотала:
– Фу, какой запах!
Повеяло грозой, и вонь исчезла вместе с одеялом. Генрих вошёл первым, покинул спасительный тёплый пузырь и, достав один кристалл, вставил его в маленький желтоватый светильник. Он зажёгся, разгоняя полумрак. Марика щёлкнула пальцами, и дождь прекратился – пузырь растянулся на всю голубятню, в ней стало сухо и уютно.
Генриху сделалось стыдно.
Марика привыкла к дворцам, большим комнатам, коврам, всяким диванчикам, живым бабочкам. А он притащил её в старую засранную голубятню.
Но Марика осматривалась с любопытством, прошлась по периметру, выглядывая через щели между досками на улицу, потом спросила:
– А что это там?
– Маяк на реке. Там русло широкое, корабли подходят часто…
– Красивый. Такой… одинокий светится. Здесь очень темно, во всём Нижнем городе.
Да, оказавшись здесь, Генрих тоже часто об этом думал. В Верхнем Шеане всегда горят огни, парят магические звёзды, сияют цветы, даже от стен домов исходит слабый свет.
– Так дешевле, – объяснил он. – Кристаллы дорогие, газ есть не у всех.
Марика обхватила себя руками за плечи, как будто замёрзла, и загрустила. Генрих судорожно начал думать, чем бы поднять ей настроение, сообразил быстро и сказал:
– Покажу фокус. Сейчас!
Он подошёл к светильнику, достал кристалл. Голубятня погрузилась во тьму, но Генрих быстро ощупью отыскал другое отверстие, поместил кристалл в него, и на потолке расцвели мигающие, подслеповатые звёзды. Там были маленькие лампочки, множество. Генрих сам их прикручивал и объединял в сеть. Забыл об этом уже. А они горели.
Марика ахнула, запрокинула голову и рассмеялась.
– Без магии? Как это у тебя вышло?
Генрих не стал отвечать, а Марика всё разглядывала потолок, и мигающие огоньки прятались в её пушистых белых волосах, похожих на одуванчиковый пух. Генрих залюбовался девочкой, даже позабыл про дом и непрошеного гостя. И про пустой живот. Вообще про всё.