Е. Гитман
Победа в лабораторных условиях
Глава вторая, в которой Марика знакомится с Нижним Шеаном
Марика Дойл, единственная дочь второго заместителя главы Совета магов, наследница земель Дойл и надежда современной магической общественности, уже полчаса сидела над щавелевым супом. Гувернантка, длинная, прямая как палка леди Ор, своим сухим скрипучим голосом рассказывала о пользе витаминов для юного организма, а Марика прикидывала – насколько незаметно она может открыть портал внутри тарелки и куда именно стоит переправить полезный суп, чтобы остаться не пойманной. Выходило, что работа требовалась тончайшая – диаметр портала не должен был превышать сантиметра, а точка выхода – располагаться не ближе километра, обязательно за пределами дворца.
– О чём вы задумались, леди Марика? – спросила леди Ор с нажимом.
– О порталах, – честно отозвалась Марика, сдержав хихиканье, – и их использовании в домашних условиях.
– Никаких порталов, юная леди! Как вы помните, ваш отец категорически…
Марика закатила глаза и, пока леди Ор напоминала, что закатывать глаза неприлично, всё же переправила половину тарелки супа куда-то подальше от себя. С остатками пришлось справляться самостоятельно.
Это была матушкина идея – кормить ребёнка полезными продуктами. К счастью, папа считал, что лучше нет витаминов, чем хороший кусок окорока, и на ужин Марике подавали нормальную еду. Но обед под надзором леди Ор превратился в форменное мучение.
– Вот, видите, – заметила леди Ор, когда Марика положила ложку в пустую тарелку, – всё не так страшно. Вы получили дозу витаминов и железа, как говорит ваша уважаемая матушка. А теперь не желаете ли пирожок с яблоком?
– Вот за это я вас и люблю, леди Ор, – рассмеялась Марика, – вы точно угадываете мои желания.
Городская резиденция лорда Дойла располагалась на Золотой улице в Верхнем Шеане, одном из крупнейших магических анклавов на материке. Это был небольшой по меркам прошлых веков, но утончённый дворец в новоэмирском стиле, с просторными галереями, драпированными кабинетами и полупрозрачными мерцающими стенами. Со стороны казалось, что дворец выточен целиком из гигантского бриллианта.
Марике и её свите были отведены комнаты в северном крыле – и, на взгляд девочки, это была самая скучная часть дворца. Только классы, танцевальные комнаты и студии живописи. Или, что ещё хуже, музыки. Если с танцами и рисованием Марика смирилась, то музыку ненавидела – а главное, не видела в ней никакого смысла. Может, менее способным ведьмам и магам нужно было играть, чтобы представить результат колдовства, но Марика справлялась с этим только силой воображения.
– Немного скрипки, дорогая? – спросила леди Ор, и Марика застонала от отчаяния. Сколько уже можно!
***
После полдника леди Ор ушла, и её сменил бородатый низенький лорд Трил. Его Марика уважала – раньше он входил в Малый совет, объездил всю Стению и лично, как говорили, обновил программу школ для немагов.
– Ну-с, – как всегда, произнёс лорд Трил, вкатываясь в классную комнату, – ну-с.
Он одевался в тёмно-зелёный бархат и подвязывал бороду пышным жёлтым бантом. Марика, оглядев лорда с ног до головы, сделала книксен и сказала:
– Очень изящная трость, лорд Трил, не видела её у вас раньше.
Лорд улыбнулся:
– Новинка, эскентское стеклянное дерево, – и ловко покрутил чёрную блестящую тросточку в пальцах. – Ну-с, что у нас с вами, леди Марика?
Они разбирали историю и стенийские законы. Матушка твердила, что это слишком сложная тема для ребёнка, но папа считал, что она в самый раз подходит для будущего политика. И Марика была с ним согласна. Как на её вкус, история была куда интереснее скрипки.
– Мы обсудили положение церкви Всевышнего в Стении и за её пределами, – произнесла Марика, садясь за парту.
Лорд Трил примостился в кресло напротив, рядом с большим глобусом, который Марика обожала рассматривать в свободное время, и сложил руки на животе.
– И что вы имеете сказать о положении церкви Всевышнего?
В целом, достаточно много. Марика, выпрямив спину, пересказала, как запомнила, главный принцип почитания магии, которого придерживалась церковь, описала церковные инициативы по работе с немагами и даже вспомнила, что глава церкви традиционно имеет право голоса в Совете магов.
– Недурно, недурно, – покивал головой лорд Трил, – и, возможно, вы теперь предположите тему сегодняшнего занятия?
Марика прикусила губу. Это была их частая игра с лордом Трилом. Он твердил, что в истории, политике и государственности всё взаимосвязано и задача умного человека – видеть эти связи. А потом то и дело он предлагал Марике найти, к чему приводит их ниточка рассуждений.
– Я говорила о голосовании церкви в Совете магов, – медленно сказала Марика, – но вряд ли мы сейчас вернёмся к полномочиям Совета. А разбирать законотворческую деятельность и судебные решения, вы предупреждали, мы станем не раньше, чем через три года. Ещё я говорила о влиянии церкви на жизнь немагов… Ох, – она возбуждённо хлопнула в ладоши, – мы будем говорить о немагах!
Лорд Трил добродушно рассмеялся. Марика села ровнее и оперлась ладонями о крышку стола, готовая слушать.
– Что ж, – кашлянув, начал лорд Трил, – как вы знаете, леди, от природы Всевышний наделил нас всех разными качествами и определил каждому из нас своё место в мире. Ваш уважаемый отец получил от Всевышнего большой магический дар и острый ум, судьба даровала ему место в Совете магов, что справедливо и разумно. Ваш покорный слуга может только восхищаться величием лорда Дойла.
– Зато папа не знает историю так, как вы, лорд Трил, – с улыбкой заметила Марика, и лорд довольно рассмеялся:
– Что ж, очевидно, самим Всевышним определено моё место в числе ваших педагогов. Нам всем, однако, даны магические силы, которые отделяют нас от немагов. Они слабее нас, они лишены способности…
– …Даже камень поднять без помощи рук, – продолжила фразу Марика. – Я знаю про немагов, лорд Трил, основы знаю.
– Конечно. Конечно. Но мне важно повторить это, чтобы снять вопросы, которые могут возникнуть в вашей умной головке, леди. Вопросы о том, почему мы правим немагами, почему мы вынуждены создавать законы, которые позволят защитить их от самих себя. Я слишком много читал лекций в Магистериуме, чтобы не предвидеть этого. Немаги слабы, беззащитны перед нами и недостаточно разумны. Они плодятся бесконтрольно, многие из них предпочитают жить в грязи, даже если предложить им воду для омовения. Они жестоки. Ради забавы они причиняют вред друг другу и даже… – лорд Трил понизил голос, – лишают друг друга жизни. Для потехи, по злобе и глупости. Когда мы с вами сейчас углубимся в законы, направленные на немагов и регулирующие их жизнь, я прошу вас ни на минуту не забывать о том, что я сказал.
– Я поняла, лорд Трил, – тихо отозвалась Марика и повела плечами, как от озноба.
А лорд Трил между тем щёлкнул пальцами, и посреди классной комнаты воспарила знакомая Марике призрачная модель Верхнего города. Без труда можно было узнать и Дворец Совета, и Ориум, место собрания Ковена, и Золотую улицу, и Звенящую рощу. Найдя собственный дом, Марика улыбнулась. Лорд Трил кивнул и снова щёлкнул пальцами – вокруг Верхнего города вырос Нижний. Он был серым, приземистым и очень большим.
– Нижний Шеан, – проговорил лорд строго, – окружает наш анклав плотным кольцом. Это богатый по меркам немагов город, именно он поставляет нам ткани, золото и серебро, которое, кстати, добывается на рудниках вашего дяди лорда Риверса. Вот… – лорд Трил показал на небольшой дом с плоской крышей на севере Нижнего города, – это пункт приёма, точка выхода промышленного портала. Его охраняют, помимо стандартных защитных артефактов, выделенные отряды Жёлтого патруля, как и все важные ресурсные объекты. Объясните мне почему.
Марика прикусила губу, намотала на палец кончик косы и ответила:
– Потому что анклав уязвим, если окажется отрезан от ресурсов.
– Умница.
– Нижний Шеан, как любое поселение немагов, находится в двойном управлении. С одной стороны, всеми местными делами ведает мэр города. С другой – городской суд и Жёлтый патруль. Зачем это сделано?
Вспоминая всё, что слышала раньше про Жёлтый патруль, Марика сказала:
– Мэр лучше знает потребности горожан, а суд, представленный магами, и наш патруль обеспечивают соблюдение законов.
И снова получила похвалу.
Занятие продолжалось ещё полтора часа, пока, наконец, лорд Трил не объявил, что на сегодня достаточно. Чувствуя, что от обилия знаний у неё вот-вот лопнет голова, Марика распрощалась с лордом и отправилась в постель. Гувернантка укрыла её лёгким одеялом и пообещала прийти через час, одеть к ужину.
***
Образованием Марики не зря занимались лучшие педагоги Стении – ей прочили видную политическую карьеру, а её магическая сила находилась на потрясающе высоком для ребёнка её лет уровне. Правда, завистники семьи Дойл часто говорили, что девочка хоть и сильная, но уж больно неинтересная, если не сказать – страшненькая. Даже леди Дойл иногда вздыхала и с надеждой говорила, что девочки вырастают и меняются. На самом деле, Марика была просто невзрачной. Ей достались светлые с лёгкой рыжиной волосы, сухие и излишне пушистые, несмотря на тщательный уход. У неё были слишком светлые брови и такие же ресницы, совершенно незаметные. На курносом носу и щеках то и дело вылезали веснушки. Едва ли она смогла бы повторить триумф своей матери на первом балу.
Но, как рассуждал лорд Дойл, если ведьма такой силы захочет изменить внешность – она сделает это по щелчку пальцев. А вот магический дар не скрыть и не нарастить, коли его нет. Поэтому, запретив жене и нянькам забивать девочке голову ерундой, он нанимал для неё учителей по всем предметам и часто мечтал о том, как однажды она засияет на политическом небосводе Стении, если не всего мира.
Сама Марика едва ли задумывалась обо всём этом. Её мало интересовал вопрос внешности, а вопрос карьеры казался ей заранее решённым и определённым.
Лёжа в постели, она всё никак не могла уснуть, несмотря на усталость после занятия. Она размышляла о словах лорда Трила. Его рассказ о законах, защищающих немагов, хорошо накладывался на нянькины сказки, на рассуждения матушки, на болтовню в Ориуме на праздниках. И пробуждал любопытство. Она хотела бы взглянуть на немагов хоть одним глазком, хотела бы прогуляться по Нижнему Шеану. Её и раньше посещали такие фантазии, но теперь они окрепли.
Сев на постели, Марика прикинула расстояние. Лорд Трил всегда давал подробные географические и топографические справки, так что она могла рассуждать достаточно точно. Верхний Шеан – десять километров в диаметре, если считать линейно, игнорируя подпространства и многослойные карманы. От папиного дома до ближайшей границы, опять же если считать линейно, всего шесть километров. Конечно, придётся постараться, чтобы преодолеть защитные барьеры, но Марика мало в себе сомневалась – она была очень сильной и занималась с отличными учителями. Уж шесть, восемь, десять километров (смотреть на стену, пусть и по другую сторону, скучно) она точно одолеет.
«Я не пойду туда, – твёрдо пообещала себе Марика, – просто посмотрю».
В конце концов, от этого точно вреда не будет. Она посмотрит через портал на жизнь немагов, утолит любопытство, а на следующем занятии с лордом Трилом блеснёт знаниями. Заперев дверь спальни, она прикусила губу и сосредоточилась. Щёлкнула пальцами, помогая жестом визуализировать цель, ойкнула и тут же свернула окошко портала – попала в какую-то прачечную, прямо между простынями.
Сидя такую задачу было не одолеть, поэтому Марика встала, снова прикусила губу. Конечно, леди Ор будет в ужасе! Но это Марику не остановило, и она щёлкнула пальцами снова. В этот раз она специально думала про улицы, но попала в какую-то глухую темень – не разберёшь. Ничего не видно!
Следующая попытка оказалась не сильно удачнее: Марика увидела, как компания грязных мужчин в серой одежде, волосатых и даже на вид вонючих, о чём-то спорила. Наморщив нос, Марика щёлкнула пальцами снова – и прижала ладонь ко рту.
На её глазах целая толпа грязных оборванцев-мальчишек догнала ещё одного. Тот отважно попытался сопротивляться, но его повалили на землю и принялись пинать ногами. Звери! Чисто – звери! Хотя никогда Марика не видела, чтобы щенки так вели себя.
Она не знала, что делать. Вспомнились слова лорда Трила про то, что немаги ради забавы отнимают жизни друг у друга, и ей стало чуть ли не до слёз жалко того мальчишку.
Но ведь не может же она вмешаться?
Она расширила область действия портала, чтобы слышать, что происходит, и тут один из нападавших крикнул ужасное: «Ща я его обоссу!»
У него был резкий грубый акцент, но даже с ним Марика поняла суть фразы. На мгновение она подумала, что это шутка, но отвратительный мальчишка начал расстёгивать штаны, и Марика решилась. Она шагнула в портал, захлопнула его за собой и без колебаний обездвижила всю компанию, потом наклонилась к тому, кого пинали и оскорбляли, и позвала:
– Мальчик! Мальчик, ты жив?
Он повернул к ней лицо, всё залитое кровью, посмотрел в глаза, удивительно тепло улыбнулся и сказал счастливым тоном:
– Всё в порядке.
***
Крепко держась за руку нового знакомого, Марика шла по грязной тёмной улице Нижнего Шеана, морщила нос от странных резких запахов и крутила головой по сторонам.
– Крыса! – вдруг взвизгнула Марика.
Генрих обернулся, посмотрел на огромную жирную крысу, усевшуюся под фонарём, и пояснил:
– Их тут много. Боишься?
Марика прикусила губу. Признаться, что и правда побаивается, было стыдно, и она покачала головой.
Генрих махнул рукой:
– Иди с другой стороны от меня на всякий случай.
Нижний Шеан выглядел удивительно. В темноте, которую разгоняли только жёлтые тусклые фонари, конечно, было видно не всё. Но и так становилось ясно, что дома в городе низкие, этажа на три, иногда на пять, все серые или кирпичные. Улицы были грязными, их словно нарочно засыпали сухой пылью. Кое-где встречались нечистоты и кучи мусора.
Немного пройдя, они вывернули на площадь, и Генрих сказал:
– Наша ратуша. Тут сидит…
– Мэр, я знаю! – подхватила Марика.
Площадь была крошечная, с малый бальный зал. Ратуша возвышалась над домами за счёт шпиля. Казалось, что ребёнок решил из грубого кирпича сложить замок времён королей Эйрихов.
Перед ратушей стоял фонтан, из которого били бесцветные струи воды.
Марика первой подошла к фонтану, а Генрих присел на бортик чаши, опустил руку в грязную воду и поболтал пальцами.
– Тёплая, – сказал он. – Нагрелась за день. У нас тут жара.
Марика коснулась воды, преодолевая брезгливость, и с удивлением поняла – действительно, тёплая.
– Почему те мальчишки хотели тебя побить? – спросила она.
Генрих пожал плечами:
– Мы учимся вместе. Не очень любим друг друга. Я был один, их много… Знаешь, – он улыбнулся, – не бери это в голову. Достаточно, что ты меня спасла. Я бы хотел тебя как-то отблагодарить, но в этой дыре даже показывать нечего. Ничего у нас нет красивого, что сравнилось бы с твоим городом.
Марика хотела было ответить: «Как будто ты знаешь, как выглядит мой город», – но поняла, что это грубо, и помолчала. А Генрих вдруг улыбнулся, сунул руку в карман штанов, пошарил и смущённо попросил:
– Подожди-ка, сейчас.
Он отвернулся, и пару минут Марика разглядывала его тощую спину в серой рубашке с заплатками. Когда он обернулся, у него в руках был небольшой, с ладонь высотой деревянный человечек. Одну руку он поднял, другую опустил, как будто собрался танцевать. Только Марика хотела спросить, что это такое, как Генрих что-то повернул на спине человечка, и тот сменил руки, подражая балетному па. И ногами зашевелил. И ещё, и быстрее – как будто плясал.
Марика сначала тихонько хихикнула, а потом засмеялась во весь голос, такой человечек оказался смешной.
– Как он это делает без магии?
– Простая механика, – пояснил Генрих. – Видишь, здесь ручка?
Он повернул человечка, и на спине у него и правда обнаружилась деревянная ручка.
– Я делал для соседских детей, они мелкие ещё, и…
– Он замечательный! – искренне сказала Марика.
Генрих протянул ей человека:
– Бери. Тебе.
– Мне неловко, это же…
– Им я ещё сделаю. Это легко. И деревянных обрезков, щепок и досочек у меня куча. Бери. Это чудо, что он вообще не сломался в драке.
Марика взяла игрушку, и на лице Генриха появилась широкая счастливая улыбка.
– Спасибо!
Генрих пожал плечами. Резче запахло озоном, и Марика поняла – это поисковые чары. Она встала с бортика, протянула руку Генриху и произнесла:
– Меня скоро заберут. Я рада знакомству с тобой, Генрих.
Мальчик вскочил на ноги, сжал её ладонь и спросил:
– Я тебя ещё увижу?
Она знала, что нет. Но он смотрел с такой надеждой, так внимательно, что она ответила:
– Если получится.
Она разжала пальцы, повернулась и пошла навстречу магии. Открылся портал, и Марика, не оглядываясь, шагнула внутрь, чтобы оказаться в кабинете отца. Кажется, её ждал суровый разнос, но она не жалела о своём поступке. В конце концов, она этим вечером спасла хорошего мальчика по имени Генрих.
Глава третья, в которой Генрих встречает удивительного человека
На утреннем построении Рик был в центре внимания – по двадцатому разу он рассказывал, как попал под действие чар самой-настоящей-всамделишной ведьмы. От восторга он даже забыл о Генрихе – во всяком случае, увидев его, просто показал кулак и отвернулся, снова пересказывая всем желающим свою историю.
Народ слушал, открыв рот, – и про запах грозы, и про холод, и про то, как потом болело всё тело. Шепотки: «отпад», «вот так повезло» и прочее – летали по школьному двору.
Генрих молчал. Он не желал ни с кем делиться воспоминаниями о встрече с чудом по имени Марика.
Он думал о девочке весь вечер и всю ночь, даже ел через силу.
Она ведьма. Это кололо болезненно, обидно. Генрих магию не любил, иногда даже ненавидел. Он не играл с остальными в великих магов и не обсуждал маршрут Жёлтого патруля. Он предпочёл бы, чтобы магии не было вовсе.
Но стоило вспомнить лицо Марики, её смешные пушистые волосы, как хотелось улыбаться.
– Мортон! – вырвал его оклик из воспоминаний. – Тебя тоже ведьма заколдовала?
– Простите, господин учитель, нет, – отозвался Генрих смиренным тоном, и учитель кивнул, продолжая перекличку.
Когда все восемьдесят учеников школы Благодетельной Магарет подтвердили присутствие, старший учитель объявил о начале молитвы. Генрих послушно сложил руки перед грудью, закрыл глаза и даже начал повторять слова, накрепко вбитые ещё с первых дней учёбы. Во Всевышнего он не верил. В конце концов, как возможно, чтобы одноглазый мужик жил тысячи лет, создал всё живое да ещё и управлял всеми на свете? Генриху это казалось глупостью. И если даже допустить, что Всевышний где-то есть, он уж точно не прислушается к дурацким молитвам учеников какой-то школы, других забот хватает.
В общем, большую часть молитвы Генрих потратил на воспоминания о Марике. Ему было и неловко, и приятно от того, что она взяла его нелепый подарок. Если бы он знал, он подготовился бы получше. Сделал бы что-то более аккуратное, отшлифовал бы края, покрасил бы как следует. Но она искренне смеялась, глядя, как человечек пляшет, – значит, ей понравилось, так? И выходит, что подарок не так уж и плох. Или плох, но всё равно ей понравился? Запутанно и непонятно.
Эти мысли вылетели из его головы только с началом занятий.
Учеников школы Благодетельной Магарет делили на пять классов – по возрасту и способностям. Генрих был в третьем, но был убеждён, что это из-за вредности господина директора – тот считал, что раз его сын сидит в третьем, так значит, его сверстники и те, кто моложе, не должны его обгонять.
В классе Генриха было тридцать шесть человек – только мальчики. Девочки учились отдельно, в своих школах. Эди, у которого было три сестры, говорил, что их там учат тому же, но они уж очень бестолковые.
Предметов было четыре: Слово Всевышнего, история, стенийский язык и математика, и только в пятом последнем классе добавлялся ещё один, новый – география. Из всех предметов именно математику Генрих любил всем сердцем – соединение цифр и чисел его завораживало, задачи про скорость, вес, инерцию и силу тяжести заставляли как следует поломать голову, а с помощью расчётов потом удавалось придумывать полезные штуки. Но до математики было ещё далеко. Пока они снова, уже в который раз твердили про Тёмные времена.
– Ложный король Родон Слепой возгордился, – бубнил старший учитель, седой и дёрганый, – и пошёл войной против самой магии. И маги прокляли Родона и род его, отвернулись от нас, и начались истинно Тёмные времена. Мортон, почему мы называем так эту эпоху?
– Потому что мы сами лишили себя покровительства магии, и страна погрузилась во тьму, – точно по учебнику ответил Генрих, заслужив покровительственную улыбку.
– Кто из королей первым отринул заблуждения и призвал Ковен для помощи и справедливого правления? Талер?
Генрих бросил быстрый взгляд и не без удовольствия понаблюдал за тем, как Рик морщит лоб, пыхтит и кряхтит, стараясь выдавить хоть одно имя.
– Ну?
Мелькнула идея: подкинуть ему через увальня Сэма бумажку с ложной подсказкой, но Генрих понял, что никак не успеет – учитель не будет ждать вечно.
– Ну? – повторился вопрос.
– Родон… Пятый? – выдавил из себя Рик.
Генрих прыснул в кулак, да и другие засмеялись.
– Талер! Ты чем слушал вчера?
Что ж, даже без помощи Рик нарвался на наказание. Генрих дал правильный ответ – Эйрих Первый при помощи своего брата Тордена, – а Рику велели остаться после уроков и написать имя короля сто раз.
***
День складывался удачно. На математике Генрих заслужил похвалу, а Рик и двое его подпевал самостоятельно заработали ещё одно наказание. Работа на фабрике выдалась лёгкой, под шумок Генрих утащил полные карманы деревянных обрезков, а толстую дубовую доску в метр длиной получил совершенно легально. Мастер отдал её, потому что обнаружил брак.
Генрих возвращался домой, предвкушая горячий суп и прикидывая, на что бы пустить доску. Дверь укрепить, что ли? Нарезать на брусочки, прибить крестами, всё лучше будет, чем сейчас. Или подлатать оконную раму? Это пока жара, а зимой дуть будет. Доска на плече даже не казалась тяжёлой – Генрих с удовольствием унёс бы ещё пяток таких.
Поднявшись по лестнице на чердак, он привычно прислушался.
Орали у Ливов – похоже, муж опять напился и колотит жену. Если бы не драгоценная доска, Генрих заглянул бы к ним и попытался бы выманить мелких. Нечего им под горячую руку попадаться. Но Лив вполне мог позариться на добычу и отобрать доску, а так рисковать Генрих не был готов.
Пройдя мимо, Генрих прижался ухом к своей двери, но с облегчением понял, что внутри тихо. Войдя в комнату, он с порога начал было:
– Мам, смотри, что я при…
Договорить не сумел.
Вся комната была перевёрнута вверх дном. Скудную мебель поломали, ширмы подрали и опрокинули. Обе постели разворошили. У большой кровати в странной позе сидела мама. Она была одета только частично, её единственное платье было порвано до непристойного.
– Мам… – тихо позвал Генрих, чувствуя, что не может заставить себя сделать лишний шаг. – Мам?
Она не отзывалась. Прислонив доску к стене, Генрих затворил дверь, осторожно подошёл к маме, опустился на колени на пол и увидел, что волосы у неё тёмные и мокрые. От крови. Лицо разбито.
– Мам! – борясь с паникой, повторил он.
Она шевельнулась, приоткрыла один глаз – второй заплыл синим. Прохрипела:
– Сынок… – и бессильно свесила голову на голую грудь.
У Генриха по лицу потекли слёзы, но он даже не тратил времени, чтобы вытереть их рукавом. Подняв отощавшую подушку, он положил её поближе и осторожно опустил маму на пол, прикрыл одеялом, прошептал:
– Я сейчас! – и вылетел из квартиры.
Если бы Ливы были тихие и трезвые, он кинулся бы к ним – старший Лив немного понимал в лекарском деле, но только не когда гонялся за бестиями. К старой Зави даже стучаться не было смысла – она верила только в свои заговоры и наложение рук.
Генрих выбежал из дома, сначала заметался у входа, а потом припустил к лекарю. Тот жил через шесть домов, в конце улицы, на втором этаже.
Генриху он открыл, смерил его недовольным взглядом, зло процедил:
– Шлюхе – шлюхина смерть.
Тяжёлая дверь захлопнулась.
Мамаша Эльза из седьмого дома горестно повздыхала: никак не может заглянуть – дела. Сунула двадцать кредитов и краюху хлеба.
Генрих глотал слёзы, глядя на очередную захлопнувшуюся дверь, и тут услышал издалека:
– Ты что тут шаришься, малец?
Он перевёл взгляд и увидел высокого мужчину очень грозного вида. У него были всклокоченные чёрные волосы, жёсткая чёрная с проседью борода, колючие глаза. Из карманов кожаной жилетки, наброшенной поверх серой рубахи, торчали какие-то отвёртки, плоскогубцы, щипцы и бутылка водки. Штаны были заляпаны краской.
Встретившись с мужчиной взглядом, Генрих промямлил:
– У меня маме голову разбили. Ей плохо. Лекарь не хочет идти… – он задохнулся, закашлялся, но взял себя в руки.
Мужчина нахмурил брови и велел:
– Ну, веди, малец. Живо, живо! Сейчас, погоди-ка… – он вернулся к себе в комнату, но сразу вышел с большой потрёпанной сумкой.
За всю дорогу он не проронил ни слова, но шагал быстро, поднялся, проигнорировал разгром и опустился на колени рядом с мамой.
Генрих, от волнения закусив костяшки пальцев, замер в стороне.
– Эка тебя, – пробормотал мужчина. – Эй, девочка, ты здесь ещё?
С облегчением Генрих расслышал слабое: «Кто вы? Где мой сын?»
– Тут твой сын. Ну, давай посмотрим, что у тебя стряслось…
Широкая спина заслоняла Генриху обзор, но он увидел, что мужчина открыл свою сумку, в которой оказались лекарские инструменты. Запахло водкой – это он очистил руки, догадался Генрих.
– Вот что, малец, – заговорил мужчина через пару минут, – не пыхти над ухом, мешаешь. Тут шить надо. Деньги какие есть? Сбегай, купи яиц хоть пяток. Ей на пользу пойдёт.
Денег у Генриха было – сорок кредитов своих да двадцать от соседки. Мало. Но на яйца хватит.
– Я мигом, – вскинулся он и помчался в лавку.
***
За дверью было тихо.
Генрих осторожно зашёл внутрь и увидел, что разгром уменьшился. Мама с закрытыми глазами лежала на большой кровати, её голова была перевязана белым чистым бинтом. Пахло супом и водкой.
Удивительный добрый мужчина со страшными глазами обнаружился у таза с водой. Помыв руки, он обернулся.
– Это кто у вас такое соорудил? – и кивнул на трубу.
– Я… сударь, – ответил Генрих и добавил, сам не зная зачем: – Извините.
– Толково. Фильтрация отвратительная, конечно, но толково. Иди к мамке, поцелуй её, но не буди. Ей спать надо.
Мужчина обработал все ссадины и синяки у неё на лице. Выглядело по-прежнему плохо, но уже не так пугающе. Генрих осторожно поцеловал маму в лоб, наклонился, поднял порванную ширму и установил на место.
– Хорошо, – одобрительно кивнул мужчина. – Что, принёс яйца? Клади в воду. Проснётся – съест одно.
Сделав, как он велел, Генрих снова посмотрел на мужчину, и его голос дрогнул:
– Спасибо вам, господин. Не знаю, как мы с мамой сможем вас отблагодарить.
– Отблагодарить, больно надо такого счастья, – проворчал мужчина. – Скажи лучше, кто её так отделал? А, ладно, молчи. Ясно всё. Как тебя звать, малец?
– Генрих Мортон.
– Генрих Мортон, – повторил мужчина, достал из кармана жилетки бутылку, в которой осталось жидкости на донышке, и допил одним глотком. – Не нужна мне твоя благодарность, Генрих Мортон, – вздохнул он.
Генрих принялся подбирать оставшиеся обломки, раскладывать их кучками: из этой придётся восстанавливать стол, из этой – табурет.
– Это чьё? – раздался голос мужчины через несколько минут.
Генрих обернулся и увидел, что тот держит в руках помятый грязный чертёж.
– Моё. – Он подошёл поближе, заглянул и пояснил: – Это для стирки, чтобы проще было. А то мама всё руками… Я подумал, от кристалла запитаю – и хорошо выйдет. Только барабан никак не добуду.
– Где подсмотрел?
– Нигде, – несколько обиженно ответил Генрих и вернулся к работе.
Мужчина прервал его ещё минут через десять, на этот раз он нашёл смешное – проект летательного купола. Генрих пока не определился точно с материалом, но был уверен – при прыжке с большой высоты, допустим с горы, такой купол должен замедлить падение и создать ощущение полёта. Только, в отличие от аппарата для стирки, это было совершенно бесполезно.
– Это всё глупости, – пояснил Генрих, – кому нужно летать с гор?
– Ты бы удивился, малец, – ответил мужчина непонятно. – Вот что, зови меня дядькой Ратмиром.
«Чудное имя», – подумал Генрих, а вслух согласился:
– Ладно.
– Иди-ка сюда, – он поманил его поближе к очагу, – отвечай. В школу ходишь?
– Хожу… дядька Ратмир.
– И как? Что прогуливаешь?
– Я не прогуливаю. Мне не очень нравится Слово Всевышнего, но я даже его не пропускаю.
Дальше были вопросы об отметках и успехах, а потом, выключив очаг, дядька Ратмир принялся спрашивать про математику. И не просто так, а с ходу задавать задачи. Генрих не знал, зачем этот экзамен, но он увлёк его – он отвечал охотно. Ему нравилось считать, нравилось искать решения – это было лучше всякой игры.
Если он чего-то не знал, дядька Ратмир махал рукой и задавал следующий вопрос. Потом опомнился, что в комнате всё ещё бардак, и Генрих взялся за ремонт мебели, продолжая в уме решать примеры и задачи.
Ещё через час дядька Ратмир произнёс:
– Как проснётся – дай ей бульона и одно яйцо. Пусть лежит, много пьёт, но никакого алкоголя. До нужника пройтись можно, но не дальше, понял? А ты завтра после школы…
– После школы я работаю на фабрике.
– После фабрики придёшь ко мне, где живу – знаешь. Подумаем, какой из тебя может быть толк.
***
Дядька Ратмир давно ушёл. Мама проснулась только к ночи, застонала – и Генрих тут же подсел к ней, включил газовый рожок.
– Генрих, – прошептала мама слабо, – как ты, маленький? Так голова болит.
– Дядька Ратмир велел лежать и отдыхать, – сообщил Генрих, сжав её горячую, всю в шрамиках от игл ладонь, – и поесть. Будешь?
Мама медленно, с заметным трудом справилась с чашкой бульона и одним яйцом, снова откинулась на подушку и обессиленно выдохнула:
– Кто меня лечил? Что за человек?
– Сосед. Мам, кто с тобой это сделал?
Мама отвела взгляд. Правду сказал дядька Ратмир: «И так всё ясно». У Генриха руки в кулаки сжимались. Будь он хоть немного старше…
– Не зови их больше, – попросил Генрих твёрдо, – мы с тобой проживём. Я завтра с мастером поговорю, пусть даст мне ещё какую работу. Квартиру можем подешевле найти. Что нам надо?
Генрих осёкся – мама плакала, спрятав лицо в ладони, плечи у неё мелко дрожали.
– Мам, – протянул он, – всё хорошо. Мама?
Она привлекла его к себе, обняла тесно, крепко, и Генрих осторожно погладил её по спине. Он не сразу понял, что она повторяет: