– Он тоже любил ее, – хрипло проговорил Макс. Может быть, этими словами он предавал свою мать, но не мог промолчать. Теперь становились ясными все те недомолвки, что бывали между родителями, не предназначенные ни для чьих ушей слова мамы в адрес отца «Я готова была пойти за тобой на край света, если бы ты позвал, вот только ты не звал». – Мы говорили с ним как-то летом, несколько лет назад, и он вспоминал ее. Он говорил твоими словами, что Марина была похожа на звезду старого французского кино, и у него при этом был такой отсутствующий взгляд. Я не узнавал своего отца, – Макс замолчал, с ужасом представляя ситуацию, при которой он через двадцать лет вспоминает свои отношения с Дашей и грустит о том, что могло бы быть, но чего не произошло. – Он видел ее перед смертью?
– Нет, – Даша покачала головой. – Я рассказала тете о тебе, о нас, заставила ее улыбнуться, говоря о том, как ты похож на отца. Она все просила меня с тобой помириться. Потом я спросила, не хочет, ли она увидеть своего Дениса, тетя сказала, что не хочет остаться в его памяти высохшей старухой. За три дня до Нового года ее не стало, и я, вопреки тетиным словам, позвонила твоему отцу. Сначала он не мог осознать то, что я говорю, а потом попросил разрешения прийти на похороны. Ее мужа не было, а тот, кого она любила, был. Я плакала и не знала, из-за чего больше, из-за потери тети или из-за ее такой нелепой, несложившейся жизни.
Максим снова молчал, он, видимо, был обречен молчать в трудные минуты. Его отец и Дашина тетя, его папа и мама – счастливая, почти образцовая семья: деньги, успех, положение, печальные глаза отца, грустные и одновременные злые глаза его мамы. Несчастная женщина где-то далеко, которая оказалась слишком не такой по меркам любимого мужчины и его семьи, чтобы быть счастливой. Даша и он – ведь они не повторят эту печальную судьбу? Ведь им ничего не мешает быть вместе.
– Наверное, я не должна была тебе говорить о твоем папе? – спросила Даша, целуя Максима, не жадно, а бескорыстно и нежно. Она и так пощадила его, не сказав, что Денис Петрович принес на похороны венок с цитатой из Пастернака «От того, кто попал в неисправный вагон, на который все время сыпались несчастья».
– Должна была. Я рад, что я это знаю, – выдохнул Макс, отвечая на поцелуй. – А этот, ее муж, он хоть как-то заплатил за это?
– Да, – кивнула Даша, не могла же она сказать наивному Максу, что дядя Витя лишился всей своей недвижимости, записанной на Дашу еще несколько лет назад, чтобы скрыть его не соответствующие должности доходы.
2008 год
Время бежит так быстро, стремительно. Ей совсем скоро уезжать: Ростов – Москва – Нью-Йорк – Уортон. Оставить все или даже бросить? Дом, в который незаметно превратилась прежде безликая квартира, работу с ее бесконечным цейтнотом, Макса, крепко обнимающего ее во сне каждую ночь. Открывать глаза и видеть любимое лицо, чувствовать прикосновение его небритой щеки, знать, что вечером встретишься с ним. Глупые, жалкие привязанности, которые держат на одном месте, впереди еще много времени завести свой дом, свою кружку на рабочем столе и мужчину в своей постели, – убеждала себя Даша, – а сейчас нужно идти вперед и ни о чем не думать. Ни о чем не думать становилось все сложнее, отношения с Максом словно привязывали ее к Ростову, а этого Даша себе позволить не могла, вот только, увы, не могла позволить себе и другого – порвать с Максом или хотя бы рассказать ему, что в ее планах ничего не изменилось – еще пара месяцев и пора уезжать в США. Первые недели Даша честно искала нужный момент, чтобы сказать Максиму о предстоящем отъезде, но так его и не нашла, а потом решила трусливо отдаться на волю случая – в кои-то веки жить одним моментом, наслаждаться близостью с любимым человеком и не загадывать слишком далеко, даже на два месяца вперед.
Они словно вернулись в студенческие годы – клубы, рестораны, прогулки до утра. Даша достала из дальнего угла гардеробной джинсы и облегающие платья, она снова была юной и хотела показать это всем. В ночном клубе они с Максимом громко подпевали группе «Виагра»: «Emancipation, завтра будет первый день моей свободы!». Свободе Макса Даша готова была радоваться бесконечно долго. Удивительно, но мажорный настрой портил старый друг Звенигородцева – Дима. Прежде разболтанный хам, он вдруг стал примерным семьянином, женившись на милой девушке из маленького городка. Свежеприобретенная супруга работала в крупной аудиторской фирме, рисовала пейзажи и варила Димке борщи. Просто образец для подражания, – морщила губы Даша, когда Дима приводил свою Наташу на их веселые тусовки. Даша обнимала Макса и позволяла ему целовать себя при всех, не забывая подпевать про «первый день твоей свободы». Димино сокровище хмурилось и тянуло мужа домой, Макс огорчался, а потом говорил, что он такой тоски в семейной жизни не потерпит. Дашу ранила сама эта фраза «семейная жизнь» – жизнь, которую Макс планировал строить с другой, ездил с ней в Париж и обменивался кольцами.
– Макс, а давай с тобой поедем в Париж, – Даша чертила пальчиком круги на голой груди непроснувшегося Максима.
– Да, что я этот Париж не видел, – буркнул парень, пряча лицо в подушку.
– Ты не видел Париж со мной, а это будет совсем другой город, – Даша выхватила у него подушку и отбросила ее.
– Хорошо, Париж, так Париж, – обреченно вздохнул Макс.
***
Оказалось, он и, правда, не видел Дашин Париж – тот город, в котором Макс был с «женой», как день от ночи отличался от увиденного с девушкой, каждый вздох которой дарил радость. Домик алхимика, букинистические лавки, камни Бастилии, подъем на колокольню Нотр-Дама, пробежки по магазинам на Rue Rivoli и основательный штурм Printemps – все было окрашено Дашиным смехом, освещено блеском ее глаз и наполнено странным внутренним смыслом.
– Представляешь, вот за этими стенами ждала своей казни Мария-Антуанетта, – говорила Даша, указывая на мрачное здание на острове Ситэ. – Консьержери была самой суровой тюрьмой во времена террора.
– Наверное, это глупо, но название «Дом инвалидов» никак не ассоциируется у меня с этим зданием, – рассуждала Даша, стоя на мосту Александра III. – Все-таки странно, давать такое имя подобному сооружению.
– Я понимаю, в сад Тюильри нормальные люди ходят при хорошей погоде, но я так люблю его пруды и как Эйфелева башня стыдливо выглядывает из-за деревьев. Пойдем? – Он был готов идти с ней, куда угодно.
– Мне жизненно необходима новая сумка Celine, а еще пальто и ботильоны, ты же не расстроишься, если мы пойдем по магазинам? – Конечно, нет, Макс ведь всегда считал, что походы по магазинам – это лучшее, что есть на свете.
Он и не знал, что удовольствие может доставлять, просто смотреть, как Даша медленно откусывает круассан и маленькими глотками пьет кофе, как она щурится от удовольствия, смакуя фуа-гра, как краснеют ее щеки, когда одну за одной поглощает мидии из большого закопченного котелка. Его Даша, которую он чуть не потерял. Даша, которая так рвется получить этот свой MBA и уехать куда-то далеко строить совсем другую жизнь.
***
Время совсем не линейно, оно то бежит, норовя опередить скорость света, то еле тянется, словно соперничает со старой черепахой. Дашино время бежало неумолимо. Пять волшебных дней в Париже, дней, когда Макс, словно на заказ, был таким, каким она мечтала видеть его всегда. Даша чувствовала, между ними возникало что-то другое, большее, чем простая влюбленность, интерес и феерический секс. Максим как будто начинал понимать ее, не придуманный образ, а настоящую Дашу, ранимую и заносчивую, целеустремленную и домашнюю, мягкую и сильную одновременно. Он смотрел на нее совсем по-другому, иначе говорил с ней, касался не так, как прежде, как будто решался на что-то, а утром накануне отъезда просто убил ее.
Даша медленно просыпалась, ощущая легкий аромат кофе и круассанов. Хотелось нежиться под одеялом еще долго, бесконечно долго, чувствовать шелк простыней, легкое напряжение мышц после ночи с Максимом. Даша медленно потянулась, не открывая глаза, позволила помечтать себе, что она и Макс – не просто влюбленная парочка, сбежавшая ото всех, а муж и жена, мама и папа маленького чуда, которое вот-вот прибежит в родительскую спальню, рассказывая свой сон или требуя хлопьев на завтрак, Макс возьмет его на руки и пойдет на кухню, шепнув Даше: «Понежься тут еще немножко». Когда-нибудь это, может быть, и станет правдой. В конце концов, ее поездка в Уортон не на всю жизнь.
– Дашка, ты спишь? – не выдержал Макс.
Она лениво приоткрыла глаза, парень в напряженной позе сидел возле стола и яростно помешивал свой кофе.
– Не сплю уже, – выдохнула Даша с мечтательной улыбкой на губах и снова закрыла глаза.
– А вставать будешь?
– А надо?
– Ну вроде надо.
– Ну тогда встану, – Даша опустила ноги с кровати, накинула на голое тело золотистый пеньюар – вчерашняя добыча из Agent Provocateur. Макс бросил на нее голодный взгляд, но быстро отвел глаза.
– Дашь мне чашку кофе?
– Да, на, возьми, – как-то уж очень нервно проговорил Максим.
– Спасибо, – медленно сказала Даша, делая первый глоток.
– Даша, тут такое дело. Я вот подумал. Я тебе кое-что отдать хочу, – Макс сегодня бил все рекорды красноречия. Как тогда в Универе, когда говорил, что хочет встречаться с ней, подумала Даша.
– Давай, – все также медленно отозвалась она. Редкий случай, когда торопиться совсем не хотелось.
– Вот, держи, – Макс сунул ей в руки бирюзовую бархатную коробочку. Даша испуганно вздохнула, он же, наоборот, задержал дыхание.
Девушка, как завороженная, смотрела на подарок. Tiffany, прекрасно, пусть это будут серьги, браслет, что угодно, только не кольцо, ведь Макс даже не успел развестись. Смешно, спать с ним этот факт Даше не мешал.
– Открой, – хрипло сказал он и сделал большой глоток кофе из чашки, закашлялся и неловким движением смахнул со стола тарелку с булочками.
Пальцы вдруг стали непослушными и как будто чужими. Зачем, зачем он это придумал? Еще вчера все было так хорошо.
Конечно, кольцо. Большой бриллиант в тонких лапках – ничего лишнего. Кольцо, которое ей сейчас совсем, совсем не нужно. Кольцо, которое она была бы счастлива получить года через два. Ну почему он всегда так спешит?
Максим смотрел на девушку напряженным испуганным взглядом. Откажется? Скажет, что придумал глупость? Радостно улыбнется и поцелует его?
– Это тебе, – невпопад сказал парень.
Даша едва заставила себя проглотить ядовитую реплику: «А я думала, кому-то другому».
– Спасибо. Оно потрясающее, – искренне ответила девушка. Кольцо и правда было чудесным, элегантным, сдержанным и очень дорогим.
– Как ты, – просто ответил Макс. – Надень.
– Надень мне сам, – Даша протянула левую руку и почувствовала, как прохладный металл медленно скользнул на ее палец.
Он ничего не предлагал, ничего не говорил, просто смотрел таким странным и теплым взглядом, как Даша медленно мажет булочку маслом, как поправляет упавшие на глаза волосы, как бриллиант пускает солнечные зайчики. Что он мог ей сказать? Выходи за меня замуж. Немного глупо, для начала стоило закончить с предыдущей женой. Просить ее о чем-то. О чем? Максим, как обычно, спрятал голову в песок, на Дашином пальце его кольцо и она рядом с ним, а до ее отъезда еще довольно далеко, да и, главное, она не отказалась от подарка, значит, сознательно дала ему какой никакой аванс.
***
Город заливало холодным, почти зимним дождем. Елисейские поля казались хмурыми и безлюдными, и даже манекены в дорогих витринах сияли не так радостно, как обычно. Эйфелева башня была окутана туманной дымкой; туман – прерогатива Лондона, но сегодня он царил над Парижем. Туман был и в Дашиной голове, туман, застилавший все разумные мысли, заставивший безвольно принять от Максима кольцо и даже любоваться его сиянием на пальце. Конечно, ей следовало отказаться, захлопнуть коробочку и вернуть ее Максу, но он смотрел такими жалкими глазами, просто смотрел и ничего не говорил, не предлагал ничего, и Даша приняла подарок. В конце концов, кольцо – это не штамп в паспорте, не обязательство длиной в целую жизнь, всего лишь драгоценность, приятная вещь.
Они стояли на смотровой площадке Триумфальной арки, город лежал вокруг мокрый и прекрасный, наверное, самый романтичный город на свете. В крови бродило Божоле и пенилось пузырьками счастье.
– О, Боже, Максим, скажи мне еще раз, когда ты получишь развод, – прошептала Даша, чуть отстраняясь от своего спутника, – скажи здесь, sous le ciel de Paris, как у Пиаф.
Конечно, Даша знала, когда Макс, наконец, станет официально свободен, когда закончится этот фарс с деревенской девицей, но ей хотелось слышать это снова и снова.
– Семнадцатого ноября, через два дня после приезда, – ответил ей парень и продолжил свой почти яростный поцелуй, – Черт, я уже промок до нитки, пойдем куда-нибудь под крышу.
– Обещай, что больше никогда не сделаешь такую глупость, как этот брак, – продолжала Даша, прижимаясь к Максиму еще теснее, ее холодные пальчики пробрались под его свитер, и по телу парня пробежала легкая дрожь.
– Обещаю, тем более, это совсем не трудно. Я чуть с ума не сошел от этой своей жены, она все делала не так. Потому, что она – это не ты.
Даша слышала то, что хотела слышать, она словно парила над землей, радостная и невесомая, с того самого момента, как позволила себе принять кольцо, как, выпив пару бокалов шампанского, а затем Божоле, уверила себя, что Макс легко подождет ее два года. Она закончит Уортон и вернется в Ростов, ну и черт с ней, с этой идеей поработать в США или в Европе, найдет себе отличное применение и дома. Первоначальные планы, конечно, были хороши, но ведь на то она и разумный человек, чтобы уметь эти планы корректировать.
Еще через пару часов они сидели счастливые и сытые в небольшом ресторанчике в Латинском квартале, над залом царил полумрак и за соседними столиками шумели компании студентов.
– Дашка, я думаю, ты первый человек, который явился сюда с пакетами Gucci, – улыбнулся Максим.
– Вполне возможно, – проговорила довольная Даша, – Но ты же знаешь, я считаю, от жизни нужно брать абсолютно всё, а в Париже всё – это и Gucci, и такие вот колоритные места.
– А я вхожу в твое «всё»? – спросил ее Максим, беря за руку, на которой вспыхивало разноцветными огоньками кольцо Tiffany.
– Входишь, конечно, – ответила Даша, любуясь кольцом. – Представляешь, лет через 7, когда нам будет уже за тридцать, мы будем с тобой вспоминать этот день в Париже, когда ты сделал мне предложение. – Эти слова сорвались, словно сами собой, Даша отлично помнила, что никакого предложения ей Макс не делал, он сделал лишь подарок, но ведь такой подарок был символичен сам по себе.
– Представляю. Надеюсь, к этому времени уже быть чьим-нибудь папой.
– Думаю, быть чьим-нибудь папой тебе пойдет, – ласково прошептала Даша.
***
Вот так бывает, ты плывешь по волнам чудесного яркого сна, а потом вдруг – словно резкий хлопок, и уже реальность рядом с тобой потирает свои ладошки. Так было и с Дашей, радость и наслаждение близостью с Максимом, вполне осознанное желание скорректировать свои планы, чтобы вернуться к нему, не ранить его, а потом – фото от Грега в электронной почте. Ее первый мужчина, ее лучший друг, сияющий на приеме по случаю окончания Уортона, с заветным дипломом в руках, а ниже приписка о том, что через неделю он выходит на работу в банк J.P. Morgan. То, к чему стремилась Даша, то, от чего она была готова если не отказаться, то пойти на компромисс, и ради чего? – ради жизни с Максимом. И как-то сразу все стало немного раздражать, и Макс, и его влюбленные взгляды, и вечная нерешительность, снова захотелось бежать на работу и не спешить домой. Что мог ей предложить Звенигородцев, что мог предложить ей город, в котором Даша выросла? – на данном этапе не так уж и много. Семья, работа, красивая квартира, деньги, не свои – родителей, гламур местечкового масштаба. Слишком мало!
Максим отчего-то был уверен, что теперь после их возвращения из Парижа, его развода и согласия Даши носить подаренное кольцо все будет иначе. Увы, он, как обычно, ошибался.
Даша постепенно приводила в порядок свои дела, завершала проекты на работе, готовила вещи к отъезду, вот только никак не могла сделать самое главное – сказать, наконец, Максиму, что ничего не изменилось, еще несколько недель, и она улетит на долгие два года. Иногда Даша ловила себя на мысли: а зачем о чем-то говорить, ведь она не скрывала своих планов насчет MBA, а поводов передумать ей никто не давал. Ведь Макс не сделал ничего, чтобы Дашу остановить, не сказал, не предложил, но потом здравый смысл побеждал и мамиными словами твердил ей: «Ты дала парню надежду и не имеешь права уходить от разговора», но Даша уходила, наверное, с переездом из маминой квартиры здравому смыслу стало не так-то просто до нее достучаться.
И снова все было так словно им обоим по девятнадцать: кино, рестораны, вечеринки, смех и объятия. Хотя… зря она так, сейчас все было куда ярче, чем в девятнадцать – жаркое ощущение друг друга, безумный всепоглощающий секс. И как-то странно в один день все оборвалось, Даша, наконец-то осознала – она уедет через две недели и Макс должен это понять.
Раннее утро, пять сорок, жалкий огрызок луны выглядывает из-за рваных облаков, спать Даша не хотела, лежать в кровати рядом с Максимом тоже. Она тихо-тихо встала, прошла в ванную: душ-укладка-макияж. В семь уже можно сражаться со всем миром, с миром, который вновь, пусть и ненадолго, едва не сжался до одного человека. Даша оделась, сварила кофе, пожарила омлет, Макс все еще спал. Неожиданно оказалось мучительно, остро необходимым сказать ему все сегодня, прямо сейчас. Она вошла в спальню, раздвинула шторы – за окнами было темно и грустно.
– Макс, Макс, вставай, – Даша легко потрясла парня за плечо.
– Дашка, отстань, – он перевернулся на живот, зарывшись лицом в подушку.
– Вставай Максим, – строго сказала Даша. – Нам надо поговорить.
– Встаю, – пробормотал Звенигородцев, подумав, что Дашин голос до дрожи похож на мамин.
– Жду тебя на кухне, – бросила Даша и вышла из комнаты.
Кофе был уже пятнадцатый раз тщательно размешан, омлет сиротливо остывал на тарелке.
– Ну что такое у тебя? – лениво протянул Максим, появляясь на кухне, немного помятое лицо, всклокоченные волосы, футболка, надетая задом наперед, прежде Дашу его вид умилял, сегодня все раздражало.
– Я уезжаю, – тихо сказала Даша. Макс поднял на него удивленные и непонимающие глаза. – Я уезжаю в Америку, третьего января, – повторила она.
– Но ты же вернешься? – также тихо спросил Звенигородцев.
– Через два года.
– Я приеду к тебе летом, а на следующий Новый год ты приедешь сюда, – Максим немного повеселел.
– После окончания я не планирую возвращаться в Ростов. Думаю, на этом этапе мне здесь нечего делать, – едва начав говорить, Даша уже не могла остановиться. – Я вернусь позже, года через четыре.
Слова были фатальны, будучи произнесенными, они словно отрезали Дашу от Максима, она как маленькая льдинка оторвалась от большой льдины и дрейфовала по неспокойному морю.
– Нечего делать, – повторил Максим. Даша кивнула, в какой-то момент пропали силы говорить, дышать, думать. – Неплохо хоть со мной развлеклась, а? – подумав несколько секунд, спросил парень.
– Неплохо, – механическим голосом ответила Даша.
– Ну и хорошо, – сказал Звенигородцев. – Потренировалась на мне.
– Спасибо, Максим. Я всегда хотела потренироваться именно на тебе, – удивительно, но говоря все эти странные вещи, Даша словно наблюдала за собой со стороны, будто какая-то ее часть отделилась и парила под потолком. – Я ухожу, ключи оставишь у консьержа, – она вышла в коридор и начала одеваться: шарф, шуба, перчатки – вещь за вещью, чтобы не сбиться с понятного ритма.
– Ну ты и сука, Даша – иду к своей цели напролом, – Макс с грохотом бросил фарфоровую чашку в раковину.
Даша вышла в холл и заплакала – Максим разбил последнюю чашку из сервиза, подаренного тетей.
Казалось, она плакала все следующие две недели, в машине по дороге на работу, в офисном туалете в обеденный перерыв, сжавшись в комочек около мамы пятничным вечером, когда весь город отмечал приближающийся Новый год, а небе озаряли вспышки фейерверков. Даша плакала в новогоднюю ночь и жалко всхлипывала утром первого января, а седьмого, прямо на Рождество, села в самолет и посмотрела вокруг с улыбкой: она сделала то, что хотела.