Ещё одна ночь пролетела, как одно мгновение. Никогда ещё я так не жалела о времени, утекающем сквозь пальцы. Счастье всегда хочется удержать, особенно предчувствуя, что оно скоро закончится. Но пока петля только затягивалась на моей шее, и её прикосновение было ещё сладким и не тревожным.
О своём долге я не забывала даже в эти минуты. Я целовала его глаза и знала, что когда-нибудь буду вспоминать об этом с тоской и отчаянием, но даже эти мысли не могли остановить неизбежность…
– Ты помнишь, Петя? Для моих родителей ты просто водитель!
– Ты повторяешь это уже третий раз! – он стоял, прислонившись к дверному косяку, и смотрел, как я надеваю платье. Мама любит видеть меня в натуральной женской одежде, а мне очень хочется её порадовать.
– Я просто волнуюсь.
– С чего это вдруг?
– Не спрашивай, я сама не знаю.
– А может, всему виной наш будущий попутчик?
– Ну при чём тут он? – я посмотрела в его лицо. – Пётр, не ревнуй!
– У меня внутри всё холодеет, когда я думаю, что ты могла бы быть с ним… или с кем-то ещё…
– Прекрати! Я с тобой и поставим на этом точку! Иди лучше помоги мне с застёжкой.
– Лечу, моя королева!
С Нежинским мы договорились встретиться прямо в Жаворонках. Вот папа удивится гостю! Я редко привожу кого-нибудь к ним. Пожалуй, на моей памяти это было всего один раз… Да, точно. Приятельница Ромы, известная журналистка, уж очень упрашивала позволить ей взять у отца интервью. Она оказалась очень мила, эта дама, и даже не сильно привирала в напечатанной статье. Среди журналистов встречается и такое…
– Добрый день, Елена Марковна! – Нежинский вышел из своего автомобиля, чтобы поприветствовать меня.
– Здравствуйте, Эдуард Васильевич. Давно ждёте? Мы попали в небольшую пробку…
– Ничего страшного! Я приехал буквально за десять минут до вас.
– Отлично! Тогда следуйте за нами! От станции ехать не очень далеко.
Я очень любила свой посёлок. Когда был жив дед, мы с мамой приезжали сюда каждое лето и оставались почти до самого сентября, а папа кайфовал один на один со своей очередной книгой в нашей московской квартире. Все были довольны.
Деда я обожала. Он был совсем не таким, как мой папа, но их объединяло одно качество, очень важное для меня – безоглядная любовь ко мне. Дед знал все мои детские тайны, и его единственного я познакомила со своей огромной любовью – соседским мальчиком Мишей. Мише было семь лет, а мне пять, в тот сентябрь он собирался пойти в школу, и я жутко уважала его за это! Конечно, не только за это. Ещё у мальчика Миши была большая рогатка с красной тонюсенькой резинкой и целый карман монеток. Монетки я подбрасывала высоко в воздух, а мальчик Миша метал в них из рогатки скрепки и даже частенько попадал. Вообще мальчик Миша был очень умным и развитым мужчиной. Сложить, например, десять и десять было для него плёвым делом. Моему деду мальчик Миша тоже пришёлся по душе, он мне сам об этом сказал. И даже разрешил выйти за него замуж лет через двадцать.
Я не знаю, как сложилась жизнь мальчика Миши. Возможно, он бы и взял меня в жёны, и дед бы порадовался за нас на небесах…
– Алёнка, ты о чём задумалась? Что-то хорошее вспомнила?
– Да, Миша… ой, Петя. Прости, пожалуйста, – я улыбнулась. – Вспомнила о своей первой большой любви. Кстати, справа дом его родственников, видишь, вон тот, за синей калиткой?
– У тебя с ним что-то было? – грозно спросил Пётр.
– Было. Однажды он купил мне мороженое на станции и сказал, что никогда меня не забудет.
– У тебя была бурная личная жизнь.
– Приехали, Петь. Вот наш дом. Моя мама на крылечке стоит… Ты всё помнишь, о чём мы договаривались?
– Конечно! Я приехал свататься…
– Петя!!
– Не переживай, любимая, я ничего не забыл! Сделай серьёзное лицо, твоя мама смотрит в нашу сторону.
– Выходим. И я тебя прошу – оставь шуточки всяк сюда входящий, ладно?
– О, а вот и папа появился! Вылитая ты, только в брюках!
Пока я обнимала родителей, Петя с Нежинским стояли чуть позади. Папа сразу просёк, что гости по его душу, но отнимать меня от своей широкой груди не спешил. Ну, гости, держитесь, представление начинается!
– Матушка, ты только посмотри, как выросла наша любезная дочь! Ай, хороша стала, румяна и пригожа!
– Батюшка, дай же и мне на неё налюбоваться! – Мама сначала прижала меня к себе, потом отодвинула на вытянутую руку и опять обняла. Папа в это время утирал скупую мужскую слезу со своей щеки.
– А наряд-то какой у неё тонкий, аки шёлк, да в каменьях, да в самоцветах! – Мама с самым серьёзным выражением лица провела рукой по моему платью.
– Дочка, а что же ты, не одна к нам пожаловала? – папа как будто только что заметил моих спутников. – Неужто гостей заморских, купцов заезжих в глухомань нашу заманила?
– Батюшка, матушка, так вы меня заговорили, что я и запамятовала. – Я обернулась на притихших гостей заморских. – Подите сюда, добры молодцы! Да не бойтесь вы родителей моих, не пугайтеся, поклонитеся им в ножки, почествуйте.
– Ой вы гой еси, матушка с батюшкой, бьём челом о землю вашу русскую, благословенную! – И Петя трижды поклонился с вытянутой наверх рукой. Нежинский же, кажется, растерялся. Папа с уважением посмотрел на Петра.
– А ты кто ж такой будешь, молодец? Из каких краёв, из чьего рода-племени? Не видал ли я тебя, молодец, раньше подле дочки моей, Елены Прекрасной?
– А зовусь я Петруша, батюшка, сам я из сторонки дальней, но славной, Московия кличется, аль слыхал?
– Отчего ж не слыхать, слыхал, юноша! – усмехнулся папа.
– Родители мои простые пахари, а сам я дочке вашей, Елене Прекрасной, служу-прислуживаю, да красотой ея любуюся.
– Добры речи гутаришь, масляные. Уста у тебя сахарные… А другу-товарищу твоему али нечего нам сказати да поведати?
– Мой товарищ-друг оробел слегка, больно грозны вы, батюшка, да знатны!
– Грозность моя лишь зеркало, отрок, кто каким лицом глядит, тот то и примечает. А знатность и вовсе пустое дело. Ну, поди ж, расцелую тебя за слова милые!
И папа трижды облобызал Петю, после чего повернулся к Нежинскому.
– Папуль, это Эдуард Васильевич Нежинский, он очень хотел с тобой познакомиться! – пришла я на помощь гостю.
– Здравствуйте, Марк Захарович! – Нежинский, наконец-то, почувствовал себя в своей тарелке. – Вы уж извините нас за столь неожиданный визит…
– Это вы нас извините за небольшой спектакль, Эдуард Васильевич! – папа крепко пожал гостю руку и вновь повернулся к Пете.
– А ты молодец, отрок, не растерялся! Как, говоришь, кличут тебя?
– Пётр Кудрявцев, Марк Захарович!
– Да какой я тебе Захарович! Просто Марк и всё! Ну что ж, проходите в дом, гости дорогие! Мать, ты чего стоишь? Иди на стол накрывай!
А моя мама всё никак не могла глаз отвести от Пети. Я дёрнула её за руку.
– Пойдём, мамуль, я тебе помогу. Пап, ты уж не обижай моих друзей, хорошо?
– Да разве я зверь? Иди, пузырёк, и ни о чём не беспокойся.
Я быстро взглянула на Петю. У него дрогнули губы, но вслух он ничего не сказал, умница мальчик.
– Дочка, это кто?
– Эдуард Васильевич – мой новый клиент, очень крупный бизнесмен и, кажется, неплохой человек.
– А другой, рыженький?
– Петя мой дизайнер, но он возит меня, пока Виктор Ефимович болеет.
– Хороший мальчик.
Больше она ничего не сказала, но я видела, что в глазах её плещется какой-то вопрос. Понятно, будет теперь что-то придумывать себе, мучиться, переживать. Не волнуйся, мамочка, скоро это закончится, и канет прекрасная история в Лету…
– Иди мужиков зови, всё готово! Да, и попроси отца, пусть воды принесёт, всю израсходовали!
– Зачем отца, мамуль, я Петю попрошу.
– Ну смотри.
Я подхватила ведро и легко сбежала по ступенькам. Сколько раз я бегала тут вниз-вверх, не сосчитать!
– Папа, Эдуард Васильевич, праздничный обед готов! Прошу к столу! А вас, Пётр, я попрошу остаться!
– Вот и правильно, дочка! – папа понимающе взглянул на ведро. – Ну а мы, старики, пойдём. Идёмте, Эдуард, я вам сейчас ещё одну штуку расскажу…
Они зашли в дом.
– Петя, поможешь мне?
– Конечно, Елена Марковна! Давайте своё коромысло! – и он, задержав на секунду свою ладонь на моих пальцах, перехватил дужку ведра и пошёл по тропинке вверх. Я засеменила за ним.
– Из окон всё хорошо видно, не забывай, Петя, – тихо сказала я.
– Я понял! – он улыбнулся. – Моя Елена Прекрасная!
– Ты обещал!
– Всё, молчу! А вы знаете, Елена Марковна, я никогда не набирал воду из колодца.
– Ты серьёзно?
– Ага. В книжках только читал, да на картинках видел. А вживую – нет. У вас тут прямо пастораль какая-то.
– Родители упрямятся, никак не хотят проводить водопровод в дом. Любят они эти старые брёвна! – я похлопала рукой по выцветшим брусьям колодца. – Ему лет сто, наверное, а может и того больше.
– Я бы тоже упрямился. Разве можно красоту такую…
– А Никита их до сих пор уговаривает цивилизацию в дом пустить. Не любит он этого…
– А я люблю! – Петя таким счастливым взглядом на меня посмотрел, что я сразу поняла, о чём он говорит.
– Пригаси глаза, мама сразу догадается, что дело нечисто. Ну, открывай дверцу!
– Глубоко! – Он заглянул вниз, а потом посмотрел на меня восторженными глазами подростка. Я засмеялась.
– Что, испугался?
– Наоборот! Восхитился! Когда у нас с тобой будет свой дом, я сам выкопаю колодец во дворе, зуб даю!
– Смотри, без зубов останешься, мечтатель! Давай, крути баранку, шофёр!
Он несколько раз опускал и поднимал пустое ведро, визжа от счастья, как мальчишка, а я только качала головой. Наконец, ведро, полное холодной прозрачной воды, было поднято наверх, и Петя с довольным видом поставил его у своих ног. И замер. Так мы и стояли напротив друг друга, разделённые лишь плескающейся гладью, но соединённые чем-то невидимым, что не требовало слов и определений и что покоем лежало на наших сердцах.
Первой очнулась я.
– Ещё минута, и нас будут искать.
– Значит, у нас есть ещё минута?
– Пойдём, Петя, ты не знаешь моих родителей! У них чуйка, как у лисы.
– Ладно, идём. – Он вздохнул и нагнулся за ведром.
И мы пошли: сначала Петя, а сзади него – я. Он был в одной рубашке – свой свитер он оставил в машине, – и мне, глядя на его ладную фигуру, вдруг так захотелось к нему прижаться, до темноты в глазах! Вот что делает с человеком насыщенная сексуальная жизнь, подумала я. Конечно же, у меня к этому мальчику только женская тяга и ничего больше! А всё почему? – рассуждала я, – потому что не надо было так долго ждать. Если бы ты, Алёна, не была такой недотрогой всю свою жизнь, то сейчас бы, накушавшись до отвала, совершенно спокойно реагировала на новые блюда…
Нежинский собрался сразу после обеда, у него ещё были дела. Кажется, он был очарован хозяином дома, да и папа был ему рад. Они нашли общий язык, эти двое, и я даже думаю, что ещё не раз президент крупной компании побывает в наших местах.
Я проводила его до машины. Мне показалось, что он всё порывался мне что-то сказать наедине, и я предоставила ему такой шанс. Как оказалось, я не ошиблась.
– Елена Марковна, во-первых, позвольте мне выразить вам свою признательность за сегодняшний день, один из самых счастливых дней моей жизни! Я предчувствую, что ещё долго буду вспоминать его с восторгом и, боюсь, ностальгией.
– Мне приятно, что я смогла вам угодить, Эдуард Васильевич! – улыбнулась я. – А что во-вторых?
– А во-вторых… – он слегка замялся. – Я не знаю, как вы посмотрите на моё предложение, но не сделать вам я его не могу. Я всё это время наблюдал за вами, вы, наверное, это заметили, и вот к какому выводу я пришёл: лучшей женщины для серьёзных отношений мне не найти. Вы умна, красива, образованна, у вас прекрасная счастливая семья, но главное даже не в этом – в ваших глазах светится такой яркий жизненный огонь, какой я давно не встречал в людях. А я, как мотылёк, с жадностью и любопытством потянулся на этот свет… И вот что я вам предлагаю, Елена Марковна: позвольте мне за вами ухаживать. Я человек прямой, юлить и хитрить не люблю и не умею, и сразу вам говорю, что, если вы дадите мне шанс, я смогу завоевать ваше сердце!
– Неожиданно, Эдуард Васильевич! – я слегка оторопела от его горячей речи.
– Я понимаю, Елена Марковна. Я сам пока не до конца пришёл в себя. Вы поразили меня ещё при первой нашей встрече, сегодня же все мои сомнения были окончательно разбиты в пух и прах!
– Какие сомнения, Эдуард Васильевич? – Что-то в его тоне меня насторожило.
– Позвольте мне не отвечать на ваш вопрос, дорогая Елена Марковна!
– Вы хотя бы намекните, с чем они связаны? – я тоже была упряма.
– Прошу вас, Елена, они совсем не стоят вашего внимания! – кажется, сдаваться он не собирался. – Итак, что вы ответите на моё предложение?
– Во-первых, – улыбнулась я, – я благодарю вас за откровенность, столь не частую в наше время. А во-вторых…
– А во-вторых? – повторил он.
– Я не готова пока дать вам ответ, Эдуард! – твёрдо сказала я. – А когда я смогу это сделать – решит судьба.
– Вы не говорите «нет», значит, у меня есть шанс. Пока этого достаточно. Завтра я позвоню вам, Елена, по нашим рабочим вопросам. Надеюсь, наша договорённость остаётся в силе?
– Я никогда не смешиваю работу с личной жизнью, Эдуард Васильевич! – сказала, а сама похолодела от своих слов. Петя, мой милый Петя!
– Я на это и надеялся! – что-то неуловимое сверкнуло в его глазах, отчего меня опять бросило в дрожь. – Тогда до завтра, Елена Марковна!
– До завтра! – эхом отозвалась я.
И только когда его автомобиль скрылся за поворотом, я заметила маленькую женскую фигурку в чём-то зелёном, которая на секунду сверкнула в лучах заходящего солнца и растворилась, словно мираж. Я дёрнулась было к соседскому забору, за которым мне и почудилось наваждение, но будто неведомая сила остановила меня и прошептала в ухо: «Не ходи-и-и!»… Я и не пошла, а развернулась и почти бегом направилась к дому.
– Проводила? – усмехнулся папа. – Что-то долго вы с ним разговаривали, я уж беспокоиться начал!
– Мы говорили о работе, папочка! – я прильнула к отцу. – А куда делись остальные?
– Пётр помогает матери посуду мыть.
– О, у него это прекрасно получается! – ляпнула я, не подумав.
– Да? – папа поднял голову.
– Ну да, он очень любит мыть посуду. В офисе всю перемыл, – небрежно ответила я. – Ну что, папуль, где обещанное чтиво? У меня уже руки чешутся! Ты распечатал?
– Да, в кабинете лежит. – Отец не признавал электронные книжки, и свои новые произведения, до того, как они издавались в типографии, печатал на домашнем принтере. Ему и править так было гораздо удобнее, чем с компьютера. – Сейчас принесу. А ты пока парня смени, что ли, не мужское это дело – по хозяйству помогать!
– Много ты понимаешь, папочка! Если ты никогда в своей жизни не мыл посуду, это ещё не значит, что все мужчины должны делать, как ты!
– Поговори у меня! – он ущипнул меня за бок и направился к лестнице.
Я же забралась в его кресло с ногами и задумалась. Что-то непонятное в моей жизни стало вдруг происходить, и изменилось всё в тот день, когда я встретила ту старуху в метро. Моя жизнь всегда была ясной и разумно устроенной, в какие-то безумства меня никогда не тянуло, даже в юности. Жанка правильно заметила, что я холодная и расчётливая баба, эмоции мои всегда на коротком поводке. Да и были ли у меня эти эмоции, если вспомнить? Какие глупости я совершала, кроме, конечно, детских шалостей? Не припомню что-то. И вдруг в один день всё начало рушиться. Правильно, всему виной та бабулька из метро! Зачем она следит за мной? Зачем она к Никитке являлась? К чему эти таинственные визиты и столь же таинственные исчезновения? Кто сможет ответить на эти вопросы? Кстати, есть же письмо от тёти Лизы, как я забыла о нём!
– Мамуль! – я ворвалась на кухню. – А ты письмо нашла?
– О, явилась наша краса к самому концу праздника! – мама улыбнулась.
– А зачем тебе я, если у тебя вон какой помощник! – парировала я. – Петечка, ты же не устал?
– Не беспокойтесь, Елена Марковна, – усмехнулся Петя, стоящий у раковины с полотенцем в руках. Посуду он уже всю перемыл и теперь вытирал тарелки одну за другой, аккуратно складывая в стопку. – Я готов ещё что-нибудь сделать. Мне это только в радость.
– Вот видишь, мам!
– А ты и рада, Алёнушка!
– Конечно! Достойная смена растёт!
– Ох! – она вручила мне второе полотенце. – Пойду за письмом, а ты присоединяйся, лентяйка!
– А может быть, лучше чечевицу от гороха отделить? – я с детства ненавидела вытирать посуду.
– Поговори у меня! – совсем как отец, ответила мама и с достоинством удалилась.
– Вот так всегда! – воскликнула я.
– Что он тебе говорил? – Петя, убрав улыбку с лица, посмотрел на меня.
– Кто, папа?
– Ты всё прекрасно понимаешь, Алёна! – он кивнул на окно. Я прикусила губу. Как я могла забыть о том, что из кухонного окна открывается прекрасный вид на улицу!
– Он благодарил меня за отлично проведённый вечер.
– И всё?
– Ещё он сказал, что будет вспоминать его с ностальгией. Я не понимаю, Пётр, к чему этот допрос!
– Я задал тебе вопрос. Ты можешь нормально на него ответить?
– А я как отвечаю? – Я сознательно тянула время, мне ой как не хотелось рассказывать ему правду! Обманывать его я тоже не могла, вот и крутилась, как уж на сковородке. – И вообще, я же тебя просила в доме моих родителей…
За дверью послышались спасительные шаги. Я тут же замолчала. Настроение моё было испорчено, у Пети, кажется, тоже.
– В машине поговорим, – тихо, но твёрдо сказал он.
– Ну что, молодёжь, закончили? Тогда айда в комнату!
– Идём, папуль! – я бросила полотенце на стол и первая вышла из кухни.
– Чей-то телефон звонит… – папа навострил уши.
– Мой! – я кинулась к сумочке. Жанна, наверное. Я сказала ей вчера, что в воскресенье мы едем к родителям, и теперь ей, видно, не терпелось узнать последние новости. Но я ошиблась, номер оказался Никиткин. – Никита? Привет. Что-то случилось?
– Привет, Лен, – голос его был непривычно слабым. – Случилось.
– Что?! – На звук моего голоса обернулись все.
– Я попал в аварию.
– О, господи! Ты живой?
– Логичный вопрос! – усмехнулся он. – Как слышишь, да. Так, поломало немного, но в целом, как говорится…
– Что значит – поломало?
– В разных местах. Добрые люди в белых халатах уверяют меня, что мои травмы совместимы с жизнью, так что я не унываю.
– В какой ты больнице, Никит? Я сейчас приеду!
– Да, приезжай, Лен. Мне поговорить с тобой надо, – загадочно добавил он и отключился.
– Что случилось, дочка?
– Никита попал в аварию. Я еду к нему. Не волнуйтесь, родители, он жив и будет жить дальше. Мам, давай письмо, а то забуду. Петя, возьми у папы книгу и поехали.
– Это точно не смертельно, Алёна?
– Голос у него бодрый, мамуль, так что не переживай!
– Будьте осторожны, ребятки! Петя, сильно не гони, видишь, какие дела на дорогах творятся?
– Я очень опытный водитель, не беспокойтесь, Александра Яковлевна. До свидания! Счастлив был познакомиться с вами!
– И мы тоже, детка! – мама обняла Петю и перекрестила. – Береги нашу Алёнушку!
– Мама!!
– Идите, идите! – она махнула на нас рукой. – Никитке от нас приветы! Позвони потом, Алёнка, не забудь!
– Обязательно!
В дороге мы почти не разговаривали. Петя понял, что с расспросами сейчас ко мне лучше не приставать, и молча вёл машину, время от времени заглядывая на меня в зеркальце. Я скользила взглядом по пролетающим за окном пейзажам, мне было о чём подумать.
Дороги, на наше счастье, были пусты, и нам повезло даже со свободным местом у подъезда в больницу.
– Петя… – я взяла его за руку. – Спасибо тебе. Ты всё понимаешь.
– Что бы ни случилось, к каким бы выводам в своих размышлениях ты ни пришла, всегда помни о том, что я тебя люблю. – Он порывисто обнял меня и долго не отпускал. Он был очень горячим и таким родным. – А теперь иди! Я буду ждать тебя здесь.
– Думаю, я недолго, ты не успеешь соскучиться!
Перед тем, как зайти к Никите в палату, я нашла его врача. Это было довольно трудно сделать, в больницах я редко бывала, чувствовала себя здесь неуверенно, но всё-таки отыскала по указке девушки из приёмного покоя доктора Звягинцева.
– Я супруга Князева Никиты! – без предисловий начала я. – Вы можете мне сказать, что с ним случилось?
Довольно молодой симпатичный парень, сидевший передо мной за столом, удивлённо вскинул брови.
– Как, ещё одна?
– Что значит, ещё одна? – не поняла я.
– Одна супруга у него уже побывала. Минут пятнадцать назад.
– Самозванка, – заявила я. – Можете мне верить. И вообще, мы не о том говорим, доктор. Что с моим мужем? Что произошло?
– У него несколько переломов, с десяток синяков и одно испорченное настроение. Кажется, он спешил на свидание, насколько мне известно, а тут такая беда.
– На свидание?
– Видимо, с вами, э…
– Елена Марковна.
– Елена Марковна. Но вы можете у него сами всё узнать.
– О свидании?
– И о свидании тоже. А также о переломах, синяках и плохом настроении.
– А вы юморист, доктор!
– Работа у меня такая. – Он вдруг улыбнулся такой замечательной доброй улыбкой, что я тут же поняла, что пациенты, наверное, от него без ума. Особенно особы женского пола.
– Доктор, а давайте переведём моего мужа в отдельную палату? Он у меня, знаете, любит покой и одиночество. Сколько необходимо, я заплачу.
– И вы тоже? – опять усмехнулся он.
– А что, меня уже опередили?
– Да. Но если вам очень хочется потратить свои деньги, мы можем что-нибудь придумать…
– Давайте придумаем, доктор! – я ласково заглянула в его глаза. – Мне очень хочется, чтобы к моему мужу здесь отнеслись с заботой и пониманием!
– И где таких заботливых жён люди берут? – он вздохнул.
– Я уверена, вам тоже повезёт. Так что, доктор, что мы придумаем по нашему с вами вопросу?
– По какому, Елена Марковна?
– Вы издеваетесь, да?
– Ни в коем случае!
– Евгений Евгеньевич!
– Ну ладно, – он сжалился. – Простите меня, Елена Марковна, у меня просто был очень трудный день, а с вами я вдруг расслабился. Всё, что нужно, у вашего мужа уже есть, а если что-то понадобится ещё, я вам сообщу, договорились?
– Договорились! – просияла я и встала. – Вы очень хороший человек, доктор!
– А вы очень красивая женщина!
– Слушайте… – я опять села. – У меня вопрос не по теме…
– Да?
– Как вы относитесь к неравному браку? Ну, если бы вдруг у вас, молодого человека, была жена старше вас лет, скажем, на десять?
– Ерунда какая! – усмехнулся он. – Но вы же говорили, что он ваш муж?
– Доктор, я не вас и себя имею в виду! – кажется, я покраснела.
– А я уж понадеялся…
– Вы опять издеваетесь?
– Есть немного. А по вашему вопросу я вот что скажу: разница в возрасте – это чепуха, на которую не стоит обращать внимания. Вот я, например, не обращаю.
– Вы?
– Да, я. Моей жене сорок лет, и ничего, как видите, не умер…
– А вам? – пролепетала я.
– А мне тридцать три.
– Я бы вам не дала…
– А я вас и не прошу, – ухмыльнулся он.
– Ох, доктор! – я рассмеялась.
– Так что спите спокойно, Елена Марковна, с кем хотите, и не морочьте сами себе голову. Я ответил на ваш вопрос?
– Вполне! Спасибо вам за всё, Евгений Евгеньевич!
– Кстати, меня зовут Иван Сергеевич, но это так, вам на будущее…
– А как же… мне сказали… и на двери табличка…
– Да ерунда какая! – он встал. – Привет супругу!
– Вообще-то он мне бывший…
– Я почему-то так и понял!
Выйдя из кабинета, я ещё раз внимательно прочитала табличку на двери. Ну конечно, тут какой-то Евгений Евгеньевич Разуваев, как я сразу фамилию не увидела? Всё торопишься, мать, спешишь, бежишь куда-то…
– Петя, ты куда побежал?
Я вздрогнула и обернулась. В мою сторону мчался мальчишка лет трёх, за которым, пыхтя и отдуваясь, семенила толстая тётушка в белом халате. Мальчик был рыженький и весь в конопушках, точь-в-точь как Антошка из мультика.
– Стой, говорят тебе!
Я села на корточки. Не снижая скорости, на полном ходу он врезался в меня, и я еле успела подхватить его на руки, не свалившись при этом на пол. Он крепко прижался ко мне и затрясся. Плачет, что ли, испугалась я.
– Ты что, тебе больно? Ударился?
Ребёнок поднял голову. Весёлые пузырьки смеха наполняли всё его существо.
– Ты меня напугал, малыш! Ты откуда такой взялся, а?
Он быстро-быстро помотал головой из стороны в сторону, продолжая брызгать смехом.
– Ох, Петя! – к нам, наконец, добрела толстушка. – Спасибо вам! Сладу с ним нет совсем!
– Хороший мальчик, – улыбнулась я и опустила малыша на пол. Он тут же ринулся дальше, но не тут-то было – тётушка крепко держала его за руку, шансов у него не было никаких.
Я пошла дальше, всё время оглядываясь. Тепло ребёнка до сих пор грело моё сердце.
Палата у моего бывшего мужа оказалась одноместной. Как заказывали…
– О, Алёнка!
– Привет, Никки! Лежишь?
– Лежу…
Выглядел он вполне себе неплохо, правда лицо бледноватое, тёмные круги под глазами и гипс на левой ноге. Всё остальное скрывало одеяло в разноцветном пододеяльнике. Ага, чувствуется женская рука.
– Как же это тебя угораздило, а?
– Не поверишь. Благодаря одному нашему общему знакомому.
– Какому??
– Помнишь старушку с цацками?
– Старушку? – я почувствовала, как ноги мои превратились в какую-то вибрирующую жижу, и, если бы рядом не стоял стул, мне пришлось бы повалиться на кровать, рядом с Никитой.
– А что ты так испугалась, мать?
– Она что, перебегала дорогу на красный свет?
– Нет! – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Она не перебегала дорогу.
– Что это значит, Ник?
– То и значит! Она стояла на дороге, блин, прямо посередине, и мне пришлось срочно с этим что-то делать!
– И что ты сделал?
– Ну а что я мог сделать, Алён? Что бы ты сама сделала на моём месте, если бы перед тобой, едущей на полной скорости, вдруг появился человек? Естественно, я изо всех моих недюжинных сил крутанул руль. Мне повезло, на встречке в этот момент никого не было! Меня унесло в какой-то овраг, в котором росло одно единственное дерево. Как ты думаешь, везение продолжало меня преследовать?
– Ты врезался в это дерево?
– Нет, блин, оно врезалось в меня!
– Никит, а как ты понял, что это именно она? Ты ведь её в лицо не видел!
– Зато я хорошо рассмотрел двух наглых ухмыляющихся змеюк на её поясе! – мрачно сказал он. – Этого мне хватило.
– Во сколько это было?
– Примерно в три часа дня. На забытой богом дороге у Химок. Я звонил тебе из машины скорой помощи.
– А сколько ты ждал «скорую»?
– Да они как-то быстро приехали, я даже удивился.
– Этого не может быть, Никит.
– Я же говорю, сам удивился. Обычно ждёшь их, ждёшь…
– Да нет, я не об этом! Это не могла быть та старушка, понимаешь?
– Если только по Москве разгуливают две одинаковые старушки с двумя одинаковыми поясками. Это точно была она, отвечаю!
– Примерно за полчаса до твоего звонка эта старушка была в Жаворонках.
– Гонишь!
– Уверена.
– Значит, их точно две, близнецы. Они специально вырядились в твои вещички, чтобы нас попугать. Слушай, а чем мы им насолили, а?
– Тебе бы всё шутить, Князев!
– Да уж дошутился, кажется. Теперь проваляюсь тут, как минимум, неделю, а у меня там заказ… – он затосковал.
– Придумаешь что-нибудь, ты же у нас сообразительный.
– Ага.
Он замолчал. Я пыталась размышлять, но всё время сбивалась с мысли. Обстановка, что ли, на меня так действует?
– А что говорят врачи?
– По поводу бабули?
– Никита!
– Ну что они могут сказать, Алён? Жить буду и все дела, – он зевнул.
– Спать хочешь? Слушай, ну я тогда пойду?
– Иди, Гордеева, – он махнул рукой. – Я всё тебе рассказал, думай теперь. Мне какую-то хрень вкололи, от неё в глазах пятна прыгают.
– Это твои мысли скачут, милый…
Я поцеловала его в щёку и встала. Он захрапел. Мой бывший муж всегда засыпал очень быстро. Крепкий мужской организм, говорила про него моя мама.
Я вышла из палаты и подошла к окну. Вечерело, на Москву надвигались сумерки. В коридоре никого, кроме меня, не было. Надо возвращаться, но что-то удерживало меня здесь, какое-то незавершённое дело. О чём я подумала мимолётно, когда сидела у Никиты? Что-то он такое сказал… Я наморщила лоб. Вспомнила! Близнецы! У нас в роду появление на свет близнецов было частым явлением, причём с обеих сторон – и в папином семействе, и в мамином. Наверняка на перекрёстке этих ветвей – то есть на мне – это выльется в очень серьёзную историю, но сейчас не об этом. Письмо от тёти Лизы лежит у меня в сумочке, а сумочка – на плече, и в холле дальше по коридору есть удобные кресла…
Я пристроилась на белом дермантине и вытащила из конверта исписанный листик, сложенный вдвое. Так, что тут у нас? Почерк у тёти Лизы мелкий, но внятный, похожий характером на свою хозяйку. Ага. Я внимательно вчитывалась в фамилии и имена, путалась, возвращалась обратно, опять забывала и, наконец, нашла то, что искала. В начале двадцатого века у моего прапрадеда Егора родились внебрачные дети, близнецы. Так, правильно. Их записали под другой фамилией, материнской, и больше никакого отношения они к нашему роду, по воле прадеда, не имели. И никаких долей в никаких наследствах тоже. В чём тогда дело? Если предположить, что та бабуля – потомок Марии или Анны Печориных, и каким-то образом из поколения в поколение этих девочек передавалось чувство несправедливого к ним отношения, может быть даже мести, значит именно это чувство сейчас движет старухой, и она начала исполнять своё мерзкое желание на первом члене моей семьи! Пусть даже Никитка не кровный мой родственник, но он имеет отношение ко мне, я его когда-то любила, и озорная бабуля решила начать с него. Первый блин, так сказать. А кто будет второй?
Я вскочила. То, что бурлило сейчас во мне, заставило мчаться меня сломя голову по коридору, пока я, ничего не видя перед собой, не наткнулась на какого-то человека.
– Что, вид вашего мужа вас так напугал?
– Доктор! Евгений Евгеньевич!
– Иван Сергеевич, но это не важно. Что с вами? Вам нужна помощь?
– Нужна! Нет, не нужна!
– А если подумать? – он положил руку на моё плечо. Не знаю, что такого было в его жесте, но я сразу же успокоилась.
– Спасибо, Иван Сергеевич, кажется, мне уже легче.
– Вы уверены? – он внимательно всмотрелся в мои глаза. – Смотрите, перед вами самый лучший человек, которого только можно найти в это время, чтобы получить помощь. Не теряйте такой шанс.
– Вы мне уже помогли, доктор, – я улыбнулась. – У вас удивительные руки.
– Ну вот и хорошо. Улыбка вам очень идёт, Елена Марковна.
– Ну, я пойду?
– Идите!
Я оглянулась только раз. Он по-прежнему стоял в коридоре и смотрел на меня. О чём он думал, я не знала.
Пока я спускалась по лестнице с третьего этажа хирургии, в моей голове крутились и сталкивались друг с другом идеи, одна другой безумнее. То мне хотелось мчаться обратно, в Жаворонки, и сидеть подле родителей, не сходя с места, оберегая их от таинственных бед, то меня тянуло к Никитке, мысль о незавершённости старухиного замысла терзала меня. О себе я не думала совсем. А если эта мнимая родственница захочет и подруг моих осчастливить своей местью? А ведь у Аськи с Ромкой всё только начинается, да и Жанна ещё не пристроена…