Екатерина Береславцева
Мишка и волшебный цветок
– Я! – радостно откликнулись оттуда. – Анька, это ты, что ли? Позовёшь кого-нибудь, чтобы вытащили меня отсюда?
– Ну конечно! Уже бегу! У тебя там всё в порядке?
– Уже да, и даже не горячо, – загадочно ответила Лена, и Аня, старательно обойдя подтаявшую снежную лужу, бросилась наверх.
Глава 18. Тайна заброшенного дома Колдуна
– Вы представляете, я больше двух часов просидела в этом дурацком лифте!
Лена сидела за столом, уплетая бабушкины пироги с тыквой, и поглядывала на сидевших вокруг родственников.
– Безобразие! – возмущался папа. – Завтра же пойду к вашему главврачу! Что за порядки у вас там такие? Как это так – человек застрял в лифте, и никто даже пальцем не пошевельнул, чтобы вытащить его оттуда?!
– Папочка, я сама виновата, не ругайся! Если бы я предупредила хотя бы ту же Анечку, что спускаюсь вниз, ничего бы не случилось.
– А если бы ты до утра там просидела? – взволнованная Марина не спускала тревожных глаз со старшей дочери.
– Не, мам, – с набитым ртом произнесла Лена, – Петька вечером уж точно бы стал меня искать. Ну что вы так на меня смотрите! Я жива и здорова, всё закончилось хорошо…
Чтобы ещё больше не тревожить родителей, Лена умолчала об одном неприятном моменте. Подошва её ног до сих пор болела, как от ожога. Странное дело, в какой-то момент ей показалось, что за пределами лифта пошёл снег, и она совсем не хотела теперь об этом никому говорить, боясь насмешек. «Я слишком долгое время провела в темноте, вот и причудилось», – подумала девушка, проглотила последний кусочек пирога и встала из-за стола.
– Всё, я иду спать. Какое счастье, что завтра выходной!
Мишка внимательно наблюдал за поднимающейся по деревянной лестнице сестрой. «Спокойной ночи, Лена!» – мысленно произнёс он, не спуская глаз с девушки.
– Спокойной, Мишка! – не оборачиваясь, ответила та.
– Чего это она? Сама с собой разговаривает? – спросила Шурка недоумённо.
– От усталости, наверное, – ответила бабушка Соня. Она подозрительно смотрела на внука, который как ни в чём ни бывало отхлёбывал чай из кружки. Кроткий вид мальчугана мог провести кого угодно, но только не Соню!
С трудом дождавшись, когда можно будет пожелать спокойной ночи внуку, бабушка Соня поднялась в его комнату и плотно прикрыла за собой дверь.
– Рассказывай, внучек, что у вас приключилось сегодня? И не сиди с таким таинственным видом, я уже поняла, что у тебя обнаружились новые таланты!
– Да, бабуль, я теперь умею посылать свои мысли на далёкие расстояния! А ещё, кажется, стал слышать кошек… – Мишка вспомнил того ленивого кота, которого он напугал по дороге в больницу, и довольно ухмыльнулся.
– Ну-ка, рассказывай всё по порядку!
И Мишка выложил всё: и про Лизу, которая приезжала сегодня в школу, и про бабу Маню, оказавшуюся из рода Тапкиных, и про Лену, так неудачно застрявшую в лифте. Лишь об одном умолчал Мишка. Ему почему-то совсем не хотелось рассказывать о заветных словах, которыми поделился с ним Волк. «Ничего страшного не будет, если бабушка не узнает об этом. Вдруг она запретит мне часто приходить к Василисе в гости?» – думал он, рассказывая в этот момент про снег, который обнаружила в подвале медсестра Анечка.
– Вот она удивилась, ба! Знаешь, я как будто сам почувствовал холод на ноге, когда она наступила на подтаявший снег! До сих пор помню это неожиданное прикосновение! Ой, привет, пра!
Мишка почувствовал знакомый запах сирени и оглянулся на сгустившийся воздух у балконной двери.
– Ох, и намаялась я сегодня, мои дорогие! Давно я так не уставала! – Прасковья Матвеевна поправила платье, сбившееся при быстром полёте, и зависла в середине комнаты с каким-то смущённым видом. – Вы уж простите меня, что допустила я это безобразие с лифтом, обвела меня Бледная Склянка вокруг пальца, словно сопливую девчонку.
– Да ладно, мам, невозможно уследить сразу за всеми! Я тоже хороша, упустила внучку из виду! – сокрушённо развела руками бабушка Соня.
– И ведь какая зараза, – не унималась прабабка, – как она усыпила мою бдительность! Представляете, как начала эта мерзавка корчиться от запаха валерьянки, которую случайно опрокинула какая-то тётка прямо на пороге школы. А я ведь по старой памяти знаю, что у Склянки какая-то странная реакция на этот едкий запах, ну и решила, что в ближайший час уж точно могу расслабиться. Старая дура!
Прасковья удручённо вздохнула. У Мишки ёкнуло где-то глубоко внутри.
– Не переживай, бабуль, ведь всё закончилось хорошо! И осталось совсем немного потерпеть, скоро уж Брестянка взойдёт! – он умоляюще посмотрел на старушку. – А потом Лиза вылечится, и ничего уже Альберт нам сделать не сможет, правда? За это время у меня ещё какие-нибудь способности появятся, и директору придётся убраться восвояси!
Бабушка Соня обняла внука и поцеловала в пушистую макушку. Она взглянула поверх его головы на поникшую призрачную фигуру и невесело улыбнулась.
– Ну конечно, Мишенька, потерпим ещё немного. Не переживай, мой мальчик, всё будет хорошо!
Мишка с особой тщательностью готовился ко сну. Он аккуратно повесил домашние вещи на спинку стула, долго и нещадно тёр зубы щёткой, помыл уши, яростно намылив их ароматным мылом и, наконец, забрался в постель, предвкушая сладкий миг встречи с Василисой. Закрыв глаза, он мысленно досчитал до десяти, глубоко вздохнул и тихо прошептал:
Природа-матушка, прислушайся ко мне,
Как роду раньше, помоги и мне во сне.
Ты к Василисе перекинь невидимый мосток,
Пусть время повторит свой прошлый завиток.
Несколько минут спустя он уже стоял у заветной калитки и махал рукой девочке.
– Привет, Василиса!
– Привет, Мишенька, как рада я тебя видеть! – она подбежала к гостю и крепко к себе прижала. – А я на речку собиралась, пойдёшь со мной?
– Ещё спрашиваешь! – восторженно воскликнул Мишка и даже подпрыгнул от радости.
– Тогда побежали?
Василиса схватила его за руку и потянула вперёд, с каждым шагом убыстряя бег. Всё слилось у Мишки перед глазами. Узкая тропинка, такая мягкая и шелковистая, пролегала прямой нитью у них под ногами, уводя всё дальше и дальше от старого дома. Лишь через несколько долгих минут, когда у мальчишки уже начала кружиться голова, Василиса замедлила шаг и остановилась на крутом обрыве, своими высоченными стенами уходящим вниз, к блестевшей на ярком солнце воде.
– Вот она, наша Атель! – с гордостью сказала она.
– Даже красивее, чем Чёрное море! – восхищённо присвистнул Мишка.
– Пойдём, – потянула вниз Василиса, и они осторожно спустились, не разжимая рук. Лишь за несколько метров до берега отпустила Василиса Мишкину руку и первая подошла к сияющей реке.
– Здравствуй, родная! – наклонилась в поклоне девушка, став босыми ногами прямо в воду. Полы её длинного белого платья поплыли, словно лебеди, мягко приподнимаясь на лёгких волнах.
– Здравствуй, Василиса! – услышал тихий шёпот мальчик, раздающийся, казалось, со всех сторон.
Василиса обернулась и поманила Мишку к себе. Сняв с себя тапочки, мальчуган сделал несколько шагов и ступил в воду, оказавшуюся такой тёплой и нежной, что дух захватило.
– Привет, Атель! – звонко крикнул он, привстав на цыпочки, и изо всех сил замахал руками.
– Здравствуй, Миша, – прошептали набежавшие волны, ударяясь о босые мальчишеские ноги.
Мишка нагнулся и поболтал руками в воде.
– Офигеть, какая тёплая! – вырвалось у него. – А прозрачная какая! Смотри, все чешуйки можно пересчитать!
Он показал на стайку проворных пескарей, которые, совершенно не страшась людей, юрко кружили вокруг ног.
– Надо же, и не боятся нас совсем!
Мишка попытался поймать одного из пескариков, но тот ловко увернулся и уплыл, обиженно взмахнув маленьким хвостом.
– Подумаешь! – не расстроился Мишка.
Он ещё поболтал рукой в воде, а затем не удержался и, зачерпнув в сложенные ладошки воду, брызнул себе на лицо. Как будто тысячи маленьких фейерверков звонко разорвались на его щеках и скатились по шее весёлыми ручейками.
– Ого-го! – восторженно воскликнул Мишка.
Он похлопал пальцами по своим щекам.
– Мне кажется, – важно сказал он, – я стал моложе лет на десять! А если облить меня полностью – то помолодею вообще на пятьдесят! Как царь из сказки!
– И что тогда от тебя останется? – усмехнулась Василиса.
– Вот и проверим! – Мишка умоляюще взглянул на девочку. – Можно?
– Нет, Мишенька, – покачала головой девушка, – ты ведь не за этим к нам пришёл?
– Ну всего разочек! – не отставал мальчик. – Ну пожалуйста!
– Ладно, Бог с тобою, окунись разочек! Но недолго! – совсем как мама, строго произнесла девушка. Она приподняла полы платья, насквозь уже промокшие, и двинулась к берегу.
– Ура! – тихо прошептал Мишка.
Оказавшись на берегу раньше девушки, он в две секунды стянул с себя футболку и шорты, бросил их прямо в траву и с весёлым гиканьем влетел в воду.
– Далеко не заплывай! – крикнула откуда-то уже издалека Василиса. Впрочем, она тут же махнула рукой, осознав бесполезность своих слов. Разве можно остановить мальчишку в такой момент? А Мишка, вырвавшись на свободу, даже не смотрел по сторонам, наслаждаясь быстрым течением. Атель будто несла его сама, поддерживая надёжными руками, как когда-то отец, который учил Мишку плавать.
– Вода сама тебя будет держать, – объяснял Рудик сыну, – ты только не мешай ей своими страхами.
Мишка тогда и вправду очень боялся потерять опору под ногами. Даже обиженно визжал, когда папа потихоньку пытался убрать свои руки. «Вот балда!» – думал теперь мальчик, лихо пересекая пространство, словно длинными стёжками вышивая сложный рисунок на воде. Иногда он нырял с головой и рассматривал удивительный разноцветный мир, проплывающий под ним в глубине.
– Эх, сюда бы подводную маску с трубкой! – размечтался Мишка, выныривая на поверхность, чтобы отдышаться. И, сделав всего несколько глубоких вздохов, опять погрузился вниз, до жжения в глазах всматриваясь в растения невероятной красоты, опутывавшие речное дно.
Лишь когда воздух полностью ушёл из его лёгких, Мишка пулей вылетел наверх, навстречу яркому летнему солнцу. Отдышавшись, он перевернулся на спину и, блаженно раскинув в стороны руки и ноги, стал уютно покачиваться на волнах. Он даже прикрыл глаза, полностью доверившись реке. Атель же как будто только этого и ждала.
– Пора… – тихо прошептала она, и Мишка почувствовал, как река, устроив мальчика на мягком ложе, понесла его назад, к далёкому берегу.
– Уже!.. – разочарованно воскликнул Мишка.
– Василиса ждёт тебя, – раздалось со всех сторон, и мальчик с сожалением вздохнул и открыл глаза.
Высоко-высоко в небе маленькой чёрной точкой на голубом листке выводила узорные надписи какая-то птица.
– Привет! – помахал ей рукой Мишка.
– Фьюить, – ответили ему сверху.
– Быстрого полёта тебе!
– Ух-ух-ух… – донеслось в ответ.
Берег был уже совсем близко. Добрые руки Атели бережно донесли мальчика до самой земли и там, разжав объятия, отпустили. Мишка не торопился вставать. Он счастливо улыбался, всё ещё чувствуя на своей коже ласковое прикосновение воды, и жалел о том, что никто из его родных не мог сейчас быть вместе с ним.
«Вот бы Шурка обрадовалась, если бы увидела этот рай! Наверное, вообще бы из воды не вылезала! Жаль, что я не могу привести её сюда…»
– Ну что, Миша, понравилось тебе? – спокойный голос Василисы вывел мальчика из задумчивости.
– Ещё бы! – Мишка приподнялся на локтях и устремил восторженный взгляд на девушку. – А ты смотрела, как я нырял? Там на дне столько всего интересного!
– Да, Атель наша замечательная! Одно плохо – я ведь даже полотенца с собой не захватила, и вытереть тебя нечем!
– Не переживай, Василиса, я буду сохнуть, как наш Бонька после купания.
И Мишка, недолго думая, вскочил и стал прыгать, тряся руками в разные стороны и выделывая такие немыслимые па ногами, что девушка расхохоталась. А через секунду она и сама поддалась соблазну и пустилась в пляс, кружась вокруг мальчика и лихо отбивая ритм ногами. Щёки её раскраснелись, волосы выбились из косы и весело подпрыгивали вместе с ней.
– Ура-а-а! – вопил Мишка, не переставая носиться по поляне. – Я самый счастли-и-ивый мальчик на све-е-ете! И уже са-а-а-мый сухо-о-ой!
– И самый смешно-о-ой! – вторила ему Василиса.
Первой выбилась из сил девушка. Она в изнеможении упала на траву и устало раскинула руки. Мишка рухнул рядом. Он был совершенно счастлив.
– Ой, смотри, какое необычное облако! – показала рукой Василиса на белое пятно, проплывающее над ними.
– Оно похоже на кучерявого слонёнка!
– Скорее, на мишку.
– На меня? – удивился мальчик.
– Нет, – рассмеялась Василиса, – на косолапого мишку, который живёт в нашем лесу.
– Его же ветер унёс в другой лес? – вспомнил Мишка.
– Ты знаешь, Мишенька, мне так его жалко стало, что я попросила своего друга принести зверя обратно. Ведь ничего плохого нам с батюшкой он не сделал.
– Вот это да… – удивлённо протянул мальчик.
Как всё-таки это странно. Сказочно. Но из уст Василисы звучит совершенно правдоподобно.
Они замолчали, думая каждый о своём. В высоком летнем небе, пронзительно голубом, величественно проплывали полупрозрачные облака, меняя ежесекундно свои причудливые очертания. Яркий жёлтый диск полыхал жаром, устремляя сквозь белые облачные клочья ослепительные лучи. Безмолвная тишина замерла в воздухе, и лишь плеск волн, подбегающих к зелёному берегу, еле слышным шёпотом доносился до ребят.
– Василиса… – боясь нарушить чудесное состояние, вполголоса произнёс мальчик. – Я хотел у тебя спросить…
– О чём, Миша?
– Как тебе удалось победить Колдуна? – осторожно спросил Мишка.
Василиса не сразу ответила. Она лежала на спине, устремив отрешённый взор в небо, и по лицу её пробегали изменчивые тени. О чём думала девушка? Мишка скосил на неё глаза, но тут же отвёл взгляд, страшась даже малейшим шорохом потревожить её мысли.
– Победить… – задумчиво повторила девушка. – Я ведь не одна была, Мишенька. Самой бы мне ни за что не справиться! Ты правда хочешь знать?
– Очень! – горячо кивнул Миша.
– Ну, тогда слушай.
Тот день был таким же ясным и безветренным, как сегодняшний. Матушка чуть свет убежала к захворавшей тётке подсобить ей в хозяйстве, и слава богу! Она не видала, как мы с отцом собирались в путь и как перед дорожкой он повесил мне на шею старинный, ещё его прабабки, тяжёлый кованый оберег, вложив в круглую коробочку маленький синий цветок…
– Неужели тот самый? – чуть не вскрикнул Мишка, но сдержался.
– Ты знаешь, Мишенька, мне ведь было очень страшно, хоть я и старалась не показывать виду. Но батюшка не должен был заметить этого. Иначе не взял бы он меня с собой, а разве справился бы он один? – Василиса приподнялась и села, прислонившись спиной к стволу берёзы.
– Длинная дорожка уводила нас всё дальше и дальше от родного дома. Я чувствовала рядом с собой спокойную уверенность моего батюшки. Чем ближе мы приближались к речке, тем спокойнее становилась и я. Страх покинул моё сердце, и думала я в тот миг только о Федьке-убогом, тётке Агафье да о других моих односельчанах, не ведающих, какое зло может принести в их дом злой Морокун.
Дорога, показавшаяся мне неимоверно долгой, окончилась. Мы с батюшкой остановились на крутом холме и всмотрелись в противоположный берег – не шевельнётся ли ветка в густой гряде. Но нет, ни одного движения в темноте, лишь лёгкий ветерок гнал еле заметную в утренней пелене рябь вдоль берега.
«Ещё не поздно повернуть назад, доченька! – сжал мою руку отец. – Ступай домой, не дело юной девушке вступать в бой с колдуном. Я пойду один».
«Нет, батюшка! – решительно ответила я. – Как я в глаза людям буду смотреть, если сейчас испугаюсь?»
«Хорошо, пусть будет так!» – он первым шагнул на тропинку, ведущую вниз к реке. Атель встретила нас приветливым плеском и подбежала к ногам, ласково касаясь своими тихими волнами.
«Смотри-ка, вон и дружок твой», – вполголоса молвил отец, показав на прибрежные кусты, в которых серой тенью мелькнула мохнатая шкура. Подбежав к нам, волк склонил голову перед отцом.
«Здравствуй, Серый! – без тени улыбки вгляделся в суровые глаза батюшка. – Благодарю тебя, что такой воин, как ты, готов помочь нам!»
«Он ответил, батюшка, что будет до последнего клочка шкуры драться за нашу землю!»
Кивнул отец, будто и не ждал он другого ответа, и шагнул вперёд. Небольшая старенькая лодка, мерно покачиваясь на лёгких волнах, ждала нас у берега в камышах. Батюшка зашёл в воду, подтянул судёнышко к земле, и мы по одному забрались внутрь, не проронив больше ни слова. Хотел было отец взять в руки вёсла, да остановила я его и показала на воду – Атель сама подхватила нас и понесла вперёд, всё дальше и дальше уводя от берега. Подивился батюшка, но ничего не сказал.
Долго плыли мы, слушая тишину и радуясь попутному ветерку да плеску воды, расходящейся острым клином перед лодкой. Широко раскинулась Атель, не так просто добраться до другого берега! Уже Волк в нетерпении стал крутить головой, посматривая на приближающуюся землю, да и мне хотелось поскорее выбраться из тесного судёнышка.
Но вот и закончилось наше беспечное плавание. Совсем близко прибила лодку Атель к чужому берегу и убежала назад, открыв нашему взору чёрную влажную землю. Помог батюшка выйти мне из лодки, а сам подтащил её поближе к кряжистому дереву да оставил тут, скрыв от людских глаз.
Обернулась я, Мишенька, к родным местам и ахнула, настолько далёкими и маленькими показались мне наши домики. Я ведь прежде никогда не бывала на этом берегу. Да и доведётся ли ещё побывать?
«Пойдём, Василисушка», – тронул меня за плечо отец, и мы, стараясь не шуметь, начали подниматься к высокому лесу, тёмной грядой нависающему над берегом. Волк кинулся вперёд и пропал, растворился в густой зелени.
Пройдя сквозь молчаливый строй мрачных деревьев, вскоре мы вышли на какую-то поляну.
«Смотри-ка, батюшка! – прошептала я. Впереди, в просвете между редкими елями, словно иголки ежа, торчали из земли какие-то острые пики. – Что это может быть?»
«Не ведаю, доченька. Подойдём-ка поближе».
Мы прошли ещё дальше и в изумлении остановились, подняв головы вверх. Тонкие длинные палки, непонятно из чего сделанные, уходили высоко-высоко в небо и заканчивались узкими наконечниками.
«Странная штуковина, – пробормотал батюшка, обойдя одну из спиц вокруг. Он осторожно прикоснулся к ней пальцем, отчего та неприятно зазвенела. – Не понимаю, для чего сие приспособление нужно. Давай лучше уйдём с этого места!»
Отец потянул меня за собой, ускоряя шаг. Но недолго пришлось нам идти, через несколько десятков шагов упёрлись мы в каменную плиту, торчком стоящую прямо на дорожке.
«А это что ещё такое? – приподнял брови батюшка. – Могильник?»
«Ой!» – вскрикнула я и зажала рот рукою. Но, увидев какие-то надписи на сером камне, помотала головой.
«Нет, батюшка, не может быть. Глянь-ка, тут что-то написано!»
Мы приблизились почти вплотную к выбитым буквицам, еле заметным в коричневом мху, и попытались разобрать слова.
«Ве…й … ор…н – нет, не понятно! – досадливо произнёс отец. – Вроде и русские буквы, а никак не складываются они в слова. Смотри, там ещё одна плита, и ещё!»
Он показал рукой вправо, и я увидела ещё несколько камней, расставленных по кругу. Их угловатые края, почерневшие от сырости, хищно выступали над тёмной травой, а сами они будто светились изнутри каким-то зеленоватым светом.
«Пожалуй, ты права, дочка. Не могильник это. Скорее, место для колдовских обрядов. Вот видишь, земля почернела посередине? – он вошёл в самую серёдку круга и, присев на корточки, провёл рукой по земле. Пальцы его сразу же стали серыми. – Это зола. Несколько ночей назад здесь разводили костёр».
Мне тоже захотелось войти в круг, но я так и не смогла сделать ни одного шага.
«Батюшка! – воскликнула я. – Меня как будто что-то не пускает. Не могу оторвать ноги от земли!»
«Силы небесные!» – Отец подбежал ко мне и попытался помочь, но я так и не смогла переставить ногу.
«Словно приросла к земле!» – в ужасе прошептала я.
«Обхвати-ка меня руками, дочка!» – отец с трудом приподнял меня на руки и, тяжело дыша, отнёс на несколько шагов в сторону.
«А здесь получается!» – обрадовалась я, когда легко смогла сделать шаг. Я даже несколько раз подпрыгнула, желая убедиться, что земля, как и прежде, отпускает меня. Но стоило мне только сделать два шага по направлению к кругу, как ноги опять увязли, и я в растерянности посмотрела на отца.
«Наверное, тебе туда нельзя, – пыхтел батюшка, перенося меня опять в безопасное место, – потому что ты обладаешь даром, который страшен этому капищу. Ох, и тяжёлая ты стала, дочка! Что за сила чудная, что притягивает тебя к земле?»
«Может быть, не в моём даре дело?»
Я знала, что род колдовской передаётся только по мужской линии, и лишь для продолжения этого рода, ровно на один год, в доме появляется одинокая женщина. Возможно, и сюда, к безмолвным камням, может приближаться только мужчина?
«Не знаю, Василисушка, в чём причина сего странного притяжения, но не нравится мне это место, давай-ка выбираться отсюда. Сможешь ли ты идти дальше?»
«Да, в ту сторону идти я могу. И пойдём побыстрее, батюшка, такая тоска на меня нашла, что нет более сил терпеть».
Я шмыгнула носом. Жгучие шарики слёз вдруг полились из моих глаз, к безмерному изумлению моего отца.
«Не понимаю, что происходит», – вытерла я рукой мокрые щёки, но влага не спешила уходить из моих глаз. Какая-то мутная пелена встала перед очами, закрыв собой весь мир, и, наверное, я бы упала, если бы батюшка не подхватил меня на руки и не отнёс подальше от этого жуткого места.
«Ну как ты, доченька?» – заботливо всмотрелся он в моё лицо, посадив на высохшее трухлявое дерево, лежащее поперёк влажной просеки.
«Всё прошло, будто и не было ничего! – удивлённо пощупала я свои сухие глаза. – Странное место, загадочное…»
«Да, не хотел бы я жить рядом. Да и можно ли тут жить? – он огляделся. – Заметила ли ты, что ни одна пичужка не провожала нас своим пением? Да и шустрых белок не видать, будто попрятались они или совсем ушли из этого леса».
«Даже деревья стоят печальные, плохо им тут. Холодно. Как же можно было так напугать лесных жителей, что покинули они свой дом? Мне кажется, даже солнце не хочет заходить в это унылое место! Видишь, как серо и мрачно вокруг?»
«Ты права, дочка. Спасать надо лес. Пойдём, милая».
И мы опять, выбирая чистые места и стараясь не наступать на корявые, торчащие из бурой земли корешки, пошли вперёд, вглядываясь в дорогу. Лес редел. Деревья расступались перед нами, покачивая оголёнными ветками. В глухой тишине, потревоженной лишь нашими осторожными шагами, вышли мы из чащи и остановились. Отсюда было ясно видно, что вдали, окутанный сизой дымкой, на пригорке торчал серый дом, окружённый высоким частоколом. Мрачные окна его, как чёрные дыры, зияли угрюмо под самой крышей.
«И ни одного человека вокруг! – прошептала я. – Наверное, это оно, жилище Колдуна. Странно как…»
«Что странного, дочка?»
«Я представляла его себе совсем другим. Не таким обычным».
«Чем же может он отличаться от наших-то?» – пожал плечами батюшка.
«Тётка Маланья рассказывала мне когда-то про страшный ведьминский дом, с медвежьими черепами на кольях да с огромными зубьями, вставленными в ворота».
«Нашла кого слушать, дочка! Маланья известная пустомеля, набрешет так, что и заснуть не сможешь! – досадливо крякнул отец. – Ты лучше посмотри, как пустынно вокруг. Неужели ни одного человека не осталось в деревне? А домов-то немало, но есть ли кто-нибудь внутри?»
«Есть, батюшка, вон там, видишь? Вроде свет лучины мелькает. А вон ещё!»
Далеко-далеко, на другом краю деревни стояли потемневшие домики с грязными крышами. Они будто боялись подходить близко к дому на горе и остановились, спрятавшись от его мрачного взора. Вот из этих окон и пробивались дрожащие лучи.
«Не все, значит, ушли, – вздохнул облегчённо отец. – Пойдём дальше, дочка, не терпится мне в глаза посмотреть этому Колдуну».
Я сделала несколько шагов по размокшей дороге и вскрикнула. Моя нога чуть не провалилась в чёрную яму, зияющую страшной пастью в грязной жиже. Если бы не батюшка, утащило бы меня вниз, но он вовремя выдернул меня из этого места и перенёс на сухое.
«Что это было, батюшка?» – дрожащим голосом спросила я.
«Ловушка для непрошеных гостей. Гляди-ка, она тут не одна. И как искусно спрятаны, так сразу и не заметить! Ну-ка, давай руку, дочка, тут надобно идти очень внимательно».
Маленькими шажками мы двинулись вперёд, всматриваясь под ноги.
А если ночью сюда попасть? С ужасом представила я, как затягивают эти страшные дыры в себя лесных жителей, и мурашки побежали по моей коже.
«На обратном пути надо будет засыпать их, – отец не выпускал мою руку из своей, и шаг его становился всё более широким. – Кажись, вышли».
Мы подошли к какому-то забору, нудно тянущемуся вдоль размытой тропинки. Его полусгнившие дощечки низко накренились над землёй, а в некоторых местах и вовсе упали. Высокие кусты по ту сторону забора скрывали за собой заброшенные холмики с покосившимися крестами.
«Кладбище!» – в испуге отпрянула я от ограды.
«Давно здесь никто не бывал, заросло всё. Ну что ты испугалась, глупенькая? Бояться не мёртвых надо, они уж вреда никому не причинят».
Он перекрестился.
«Спите спокойно, люди добрые, не потревожим мы вас. Пойдём, дочка».
Мы опять побрели по извилистой тропинке, всё дальше уводящей нас от старого кладбища. Солнце стояло уже совсем высоко, только нерадостно было под его лучами, совсем не грели они. И чем ближе подходили мы к холму, тем тревожнее становилось у меня на душе.
«Не по себе мне что-то, батюшка, давай, постоим чуток!» – взмолилась я, когда до лихого дома осталось совсем немного.
«Боюсь, не сможем мы уже отдохнуть. Взгляни-ка туда!»
Я перевела взгляд на вершину холма и ахнула – перед высоким забором вокруг всего дома, начинаясь прямо из чёрной земли и поднимаясь до самой крыши, пылал огонь. Даже крошечного просвета не было видно в бушующем пламени, весь дом взял под защиту грозный страж.
«Вот оно, значит, как, – прищурился батюшка и остановился. – Ну-ка, Василиса, подсоби мне».
Он достал из-за пазухи небольшую бутыль с зелёной жидкостью, извлёк берестяную затычку из горлышка и отдал мне. Затем опустился на землю, расстелил у себя на коленях холщовую ткань, вытащенную из заплечного мешка, и взял маленькую деревянную палочку с заострённым концом.
Обмакнув палочку в изумрудную влагу, он старательно начал выводить на холсте густую линию. Краска, словно заговорённая, ровно ложилась на ткань, и через некоторое время с полотна на нас смотрела удивительная зелёная птица с изящными крыльями.
«Твоя очередь!» – кивнул мне батюшка. Он поднялся на ноги и, развернув холст на вытянутых руках, повернулся лицом к солнцу.
Заря-заряница,
Волшебная птица,
Оживи на диво,
Усмири огниво! –
произнесла я и трижды хлопнула в ладоши.
Тотчас же яркий солнечный луч коснулся белой ткани, и вспыхнул рисунок ослепляющим светом. Как будто маленькое солнце поднялось над зелёными линиями, заслонив их от наших глаз. У батюшки чуть дрогнули руки, наверное, жар передался и ему, но он продолжал стоять, не шелохнувшись. Недолго горел луч, всего несколько мгновений, а когда погас солнечный шарик, увидели мы, что на полотне-то и нет ничего! Чистое нетронутое поле, без единой линии в белых нитках.
«Фьюить!» – донеслось сверху.
Над нашими головами кружилась чудесная маленькая птичка с большим зелёным хвостом и с забавным изумрудным хохолком, весело подпрыгивающим от взмахов крыльев. Описав три больших круга над нами, она опустилась на мою раскрытую ладонь.
«Фьюить!» – прощебетала она ещё раз, поглядывая на меня блестящими круглыми глазками.
«Помоги нам, Заряница! – попросила я её и подняла руку вверх. – Усмири огонь!»
Подхваченная порывом ветра, взмыла Заряница ввысь и понеслась к вершине горы. Мы с батюшкой с волнением следили за её полётом. Трижды облетела птичка негостеприимный дом, и трижды пламя пыталось дотянуться до её нежных пёрышек. На исходе последнего круга зависла Заряница прямо над крышей, неустанно взмахивая крыльями, и вдруг запела звонким голоском дивную песню. Дрогнули огненные язычки, зашипели неспокойно, заволновались, а птичка всё продолжала свою заливистую мелодию.
С каждой новой трелью всё ниже опускалось пламя. Но не хотело оно сдаваться, злобно шипело на маленькую птичку, пока оставались ещё огненные силы. В последний раз прощебетала Заряница и усмирила, успокоила дикого зверя. Погасли красные язычки, оставив после себя опалённый круг, пепельной дорожкой охватывающий весь дом.
«Фьюить!» – пропела птичка победно, ещё раз облетела дом и понеслась к нам, радостно помахивая зелёным хохолком.
«Спасибо тебе!» – с благодарностью погладил маленькую зелёную головку батюшка.
Птичка присела к нему на плечо, потёрлась блестящими пёрышками о щетинистую кожу и перелетела на расстеленную ткань. Миг спустя застывшие линии украшали холст, и отец свернул белое полотно и положил его в мешок.
Тишина застыла над холмом. Ни звука не доносилось из серого дома, замер он, всматриваясь в нас чёрными окнами.
«Пойдём, батюшка?» – неуверенно потянула я отца к пригорку.
Но не успела и шага сделать, как вдруг какой-то чёрный дым повалил из печной трубы, и такой зловонный запах потянулся в воздух, что у нас с батюшкой заслезились глаза. А дом всё продолжал исторгать из глубины своей мрачные клубы дыма. Всё дальше и дальше летели они, всё чернее и чернее становилось небо.
– Поторопись, Василиса, иначе вся деревня задохнётся! – крикнул мне отец.
– Да-да, сейчас, батюшка! – я вытерла рукавом красные глаза и подняла голову вверх, призывая Северный Ветер на помощь.
Наверное, очень удивился Колдун, когда дым стал возвращаться домой, с гулким свистом влетая обратно в трубу. Ураган пронёсся над холмом, собирая чёрные клочки в одно место. Ни одно пятнышко не ушло от свирепого ветра, со всех сторон он очистил небо. В полном молчании следили мы с батюшкой, как самый последний клочок вернулся в печную трубу, и дом будто ещё глубже вдавился в землю, заскрипев тяжело.
«Спасибо!» – крикнула я своему воздушному другу, помахав рукой на прощание.
Постояли мы ещё с батюшкой, вглядываясь в чёрные окна. Но молча стоял дом. Притихли стены.
«Кажется, испугался Колдун. Пойдём, дочка».
Батюшка взял меня за руку, и мы не спеша стали подниматься в гору. Идти оставалось совсем немного. Внезапно дрогнула рука отца, и остановился он, как вкопанный, и прижал меня к себе крепко.
Неимоверная тяжесть легла на моё сердце, Мишенька, когда увидела я у ворот колдовского дома огромную собаку. Чёрная, как ночь, с могучими страшными лапами и тяжёлым взглядом из-под низкого лба, она внушала такой ужас, что мы с батюшкой попятились.
