bannerbannerbanner
полная версияКогда уходит печаль

Екатерина Береславцева
Когда уходит печаль

Глава 19

А следующий день она провела в номере у Залины, обедая вместе с ней, болтая обо всём на свете и изо всех сил уговаривая не принимать участия в вечернем выступлении. Однако наездница была просто кремень. Самое главное, чего она страшилась, – подвести своих зрителей и своих коллег. А потому ровно в четыре часа вечера она собралась, с ещё бо́льшим трудом, чем вчера, оделась и вышла вместе с Казбеком из номера, опираясь на его крепкую руку. Любе в усадьбу ехать не позволила категорически.

– Если ты и сегодня из-за меня не увидишь своего Глеба, я себе этого не прощу! Беги к нему, а вечером обо всём мне расскажешь! Если, конечно, не останешься у него…

Вот так и получилось, что уже через полчаса после расставания с новыми друзьями Люба шла по знакомой улочке с надеждой на встречу и с радостью подставляя лицо осеннему дождю, который она всегда любила. О, если бы знала она, какой эта встреча будет, то бежала бы теперь со всех ног без оглядки!

Ещё издали приметила девушка, что калитка, обычно крепко закрытая, сейчас была распахнута настежь. Вспыхнуло её сердце от радости, а ноги сами собой побежали быстрее. Остановилась она только перед самыми воротами, чтобы перевести дух. Это и помогло ей увидеть истину.

Глеб стоял на крылечке своего дома. Красивый, желанный, точно такой, каким она его запомнила. Люба во все глаза глядела на него, наглядеться не могла, и именно поэтому не сразу увидела то, что должна была заметить в первую очередь. Он был не один. Под раскрытым чёрным зонтом, который он держал в руке, стояла девушка. Беременная, как успела понять Люба, для которой с этого мгновения время полетело с быстротой молнии. Сомнений в отцовстве быть не могло – не смотрят так друг на друга посторонние люди, как смотрели они. Счастьем были переполнены их глаза, и это счастье выливалось на всё вокруг – пролилось оно и на Любу, и обожгло, и опалило, и разбило сердце. «Вы разбили мне сердце», – сказал он ей полгода назад. И теперь вернул ей свои слова в стократной мере. Вот о чём предупреждал её Город своей первой скульптурой, а она не поняла, не почувствовала!

– Ты разбил мне сердце, Глеб, – в беспамятстве прошептала Люба, хватаясь рукой за калитку. Кованая решётка скрипнула, и счастливая пара обернулась. Когда лицо Глеба озарила вспышка узнавания, Любы на месте уже не было. Она неслась по улице во весь опор, не видя перед собой ничего – только зонтик, руку в руке и округлый живот счастливой разлучницы.

– Люба!! – кричал ей вслед Глеб, но ни слова уже не долетало до неё, ни звука.

Как она вбежала в отель, она не помнила. В памяти остался только удивлённый взгляд Анны Михайловны и длинная синяя дорожка в коридоре, которая никак не желала заканчиваться.

Её комната приняла постоялицу в свой тихий кокон, и закрыла, и защитила от всех бед внешнего мира…

Глава 20

– Мы уже дома, Люба! – ворвался свежим ветром голос Залины в трубку. – А ты где? У него?

– Я? – Люба не сразу сообразила, что отвечать. Где она сейчас была? И какой вообще смысл – быть?

– О, слышу по голосу, что у тебя есть новости! – возликовала Залина. – Так ты у него или в гостинице?

– В гостинице…

– Тогда мы идём к вам!

Они пришли ровно через пять минут. Уставшие, но полные желания осчастливить всех вокруг. Именно то, что требовалось сейчас хозяйке этой комнаты.

– Люба! – Залина остановилась на пороге, теряя улыбку. – Господи, Люба, что произошло?!

– Всё хорошо, Зайка, – смогла сказать Любаша и не заплакать при этом. – Лучше про себя расскажи. Как ты себя чувствуешь?

– Похоже, я сейчас себя чувствую гораздо лучше, чем ты…

Залина обняла подругу и заглянула ей в глаза.

– Ты его видела?

– Да…

– Он… тебя не узнал?

– Я его узнала. Очень хорошо узнала. И рассмотрела со всех сторон. Зайка, не будем больше об этом говорить. Никогда. Ладно?

– Ох, Люба, бедная моя Любочка…

– Люба, чем я могу тебе помочь? – спросил тихо Казбек.

Они и забыли про его присутствие. Он всё ещё стоял на пороге, как будто превратился в камень, сочувствуя беде Любы.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Принеси нам… шампанского, Казик.

– Вот это по-нашему! – воскликнула Залина. – Тащи, Казик! А ещё еды и побольше. Любаша, ты ведь не ужинала, правда? Ну вот, и мы после спектакля проголодались. Мы хотели тебя в ресторан затащить, но раз такое дело…

– Ресторан – это отличная идея! Тащите меня в ресторан!

– Ты уверена, Любаш?

– Да, Зайка! Казик, ну что ты стоишь, мы идём в ресторан, предложи дамам руки!

– Легко!

И он подхватил их обеих и понёс, будто крылья им свои одолжил. И не было сейчас более безопасного места, чем рядом с этим сильным, надёжным человеком.

Вот когда Люба поняла смысл выражения «оторваться на всю катушку». Она отрывалась, да ещё как! Шампанское не успевали подносить к их столику. Ноги не успевали за своей хозяйкой, сжигающей свою беду в танце. Весь ресторан замирал в немом восторге, когда Люба выходила на танцпол. Даже в окна заглядывали любопытные прохожие, дивясь тому, что происходило внутри. Казбек ни на шаг не отходил от Любы. Она танцевала – и он пускался в пляс. Она пила – и он поднимал руку с бокалом. Даже в туалет он сопровождал её, боясь, что по дороге кто-нибудь её обидит. Впервые Люба испытывала себя на алкогольную прочность, и эксперимент проходил удачно – такой ясной головы она ещё никогда не чувствовала. Жаль только, цель не была достигнута. Острая боль никак не желала сдаваться, и потому Люба с ещё большей энергией закручивалась в танце, который уже перестал походить на танец, – это было что-то необузданное, первобытное, исходящее из самой земли и питающееся самим ветром.

Зайка и восхищалась своей подругой, и в то же время страшно боялась за неё. Танцевать она, конечно, не могла, но могла вытирать пот с Любиного лица и сжимать горячие пальцы в дружеской поддержке. Всё остальное делал Казбек. Она страшилась завтрашнего утра. Ночью-то Любаша будет спать, как убитая, но завтра! Человек, способный на такую страсть, и в горе может зайти далеко.

Только ближе к полуночи Люба начала чувствовать, что больше не может. Не может танцевать, не может улыбаться зрителям, не может даже встать…

– Всё, Казик, отбой, – шепнула другу Залина.

Возвращались наверх они в том же составе, но теперь мужчина нёс обессиленную девушку на руках, а Залина шла сзади, посматривая на всех зевак грозными глазами.

Они положили Любу, которая заснула по дороге, на кровать, затем Казик, быстро обсудив ситуацию с администратором, притащил в Любин номер ещё одну койку и ушёл, оставив подруг одних. Зайка долго не ложилась, всё сидела тихонько около Любы и гладила её по волосам, когда уж очень горько та плакала во сне. А потом русоволосая девушка затихла, и черноглазая тоже улеглась, и вскоре спала, тяжело вздыхая во сне и прижимая руки к ключице.

Первой проснулась Люба. Она открыла глаза и долго-долго смотрела в потолок, пока не услышала шорох рядом.

– Залина! – вскрикнула она, увидев просыпающуюся подругу. – Ты что здесь делаешь?

– Сплю. А, нет, уже не сплю! – весело отозвалась Залина. – Как ты себя чувствуешь?

– Хуже не бывает.

– Бывает! Но только желаю тебе этого никогда не узнать!

– Я плохо помню, как мы вернулись. Точнее, не помню совсем. Я была совсем нехороша, да? – Люба приподнялась на локтях и тут же упала обратно. – Голова такая тяжелая, не хочет держаться, – пожаловалась она.

– Ничего, Любаш, пройдёт!

Залина поднялась с кровати и зашлёпала босыми ногами к столу, на котором заботливым Казбеком вчера была оставлена бутылка с минералкой и два чистых стакана. Налив воду в оба, она подошла к Любе.

– Пей!

Жадно Любаша опорожнила один стакан, потом второй и улыбнулась.

– Легче?

– Заметно!

– У тебя здоровый организм, я и не сомневалась! После вчерашнего не каждый бы мужик так быстро в себя пришёл!

– Да уж, зажгли мы вчера… – покраснела Люба.

– Ты теперь знаменитость, подружка! И если бы не Казик, то сегодня утром можно было бы ждать кучу предложений к замужеству!

– Не надо мне кучу, Зайка…

– Я знаю, – Залина посерьёзнела. – Любаш, всё проходит, пройдёт и это. Это правда! Уж поверь мне, как более опытному товарищу.

– Более опытный товарищ решил, что я могу что-нибудь с собой сделать, и потому остался со мной ночевать?

– А ты умная! – хмыкнула Залина. – Откуда только берутся такие?

– Из поезда!

– Ну, раз ты не собираешься пока выходить на конечной станции, может, перекусим чего-нибудь, а? Я страшно есть хочу!

– Только сначала в душ!

– Тогда бегу к себе, потому что бывшие проводницы, наверное, любят поплескаться в воде, а я не люблю долго стоять в очереди!

– Встречаемся в ресторане?

– Как обычно! – усмехнулась Залина и вышмыгнула из номера.

Глава 21

Люба смывала с себя весь вчерашний день и последние полгода. С остервенением. Со злостью на себя и свои надежды. С тоской, которая не поддавалась очищению. Она закрывала глаза и видела перед собой большой чёрный зонт и две ладони, вложенные друг в друга, на фоне этой черноты. Слёзы смешивались с водой и стекали вниз, по телу, которое отвергли, по душе, которую растоптали, по сердцу, которое разорвали на кусочки. «Всё проходит, пройдёт и это», – твердила она как заклинание, но оно пока не действовало. «Зачем я сюда приехала?» – спрашивала она себя, вызывая новые потоки слёз, которые горечью оставались на языке. А говорят, что слёзы солёные! «Куда мне теперь идти?» – а этот вопрос уже требовал каких-то решений, которые нужно принимать прямо сейчас.

– Зайка, – сказала она в трубку, – не могу сейчас вниз спускаться. Завтракайте без меня, ладно?

– Мы сейчас придём! – и, не дожидаясь возражений, Залина бросила трубку.

 

Шведский стол переместился в номер. Видимо, Казбек обладал не только силой тела, но и силой убеждения. Ему позволили забрать с собой столько, сколько он мог унести. А он мог унести много! Два огромных подноса, с которыми он вплыл в номер к Любе, были уставлены ёмкостями с едой.

– Похоже, тебя тут все полюбили, – улыбнулась Залина Любе. – Сколько останавливаюсь в гостиницах, такое вижу в первый раз. Ты их явно покорила, Люба!

– Скорее, их покорил Казбек. Своей трепетной заботой…

– Налетайте, девочки, пока не остыло, – расплылся в улыбке польщённый Казбек.

Они ели молча, даже Залина притихла, понимая, что Любе сейчас не до разговоров. О чём-то думала её подруга, и мысли эти были явно не радостными. И к концу завтрака она их озвучила с твёрдой решительностью, присущей очень сильным людям.

– Я сегодня уеду.

– Куда?! – вскинулась Залина, бросив взгляд на Казика. Тот замер с чашкой в руке, лицо его побледнело.

– В Мариинск.

– Это что такое? – не поняла брюнетка. – Это в Питере?

– Это в Сибири. Город такой. Там мамин дом… был.

– Был? А если его уже нет?!

– Люба… – тихо, но с такой страстью сказал Казик, что Залина сразу прикусила язычок, а Любаша вздрогнула. – Люба, я предлагаю тебе поехать со мной. Со мной в мой дом. Я сделаю всё для того, чтобы ты почувствовала его и своим тоже!

– Спасибо, Казик, – через долгую, очень долгую паузу произнесла Люба и посмотрела на мужчину глазами, полными такой тоски, такой печали, что он сразу увидел в них ответ, ещё до того, как услышал. – Спасибо тебе… Но я не смогу. Я приеду к вам обоим в гости, но только потом. Потом, когда решу, как дальше жить. Не обижайтесь на меня, пожалуйста!

– Ну что ты, какие обиды! – Залина порывисто обняла свою подругу. – Но мы будем скучать по тебе…

– И будем ждать! – твёрдо сказал Казбек.

– Спасибо вам, дорогие мои, самые лучшие друзья на свете!

Они помогли ей взять билет на самолёт, правда с двумя пересадками, но это лучше, чем ехать в поезде, о котором Люба даже думать теперь не могла. Возможно, когда-нибудь ей и захочется вернуться в проводники и даже, быть может, её вынудят к этому обстоятельства, но не сейчас! Сейчас она должна была использовать тот шанс, который у неё появился благодаря… Нет-нет, ни слова об этом человеке, она пока не способна думать о нём без отчаянных слёз.

Сборы её были недолгими. В последний раз она окинула взглядом комнату, которая за эти четыре дня стала свидетельницей её счастья и её печали, и вышла. Ключ был передан из рук в руки без малейших сомнений, а в ответ на искреннее сожаление Анны Михайловны Люба смогла даже улыбнуться.

– Так внезапно! Но раз надо, так надо, что ж поделать… Приезжайте к нам снова, будем рады видеть вас!

– Спасибо!

– Вы знаете, сегодня о вас спрашивали, и я сказала, что…

– Извините, я очень спешу!

Она выбежала из отеля, не оборачиваясь. У выхода её уже ждало такси, а около машины топтались Залина с Казбеком.

– Любаша, позвони сразу же, как прилетишь! Как жаль, что мы не можем тебя проводить!

– Я позвоню, Зайка! Удачи вам на сегодня! Люблю вас!

– И мы тебя, Люба! – это уже произнёс Казбек, с тяжёлым сердцем пожимая ей руку. – Я буду ждать тебя всю жизнь…

– Прости меня! – Любаша порывисто обняла его и поцеловала в щёку. – И до свидания!

– До свидания, Люба!

Они махали ей вслед, пока машина не скрылась за углом. А потом, обменявшись печальными взглядами, взялись за руки и пошли вдоль по улице, всё убыстряя шаг. И уже не видели, как из отеля, сдёргивая на ходу поварской колпак, выскочил мужчина. Вид его был страшен. Как будто только что он потерял самого близкого человека на свете. А может быть, так и было?..

– Артём Петрович, это Люба! Нет-нет, у меня всё хорошо… Что? Я вас очень плохо слышу… Нет, я не в Арбузове, я в Москве, в аэропорту… Лечу домой… Алло, не слышу вас, алло!..

– Что она сказала, что?? – круглолицая женщина нетерпеливо дёрнула мужчину за руку.

– Домой летит, – растерянно сказал он. – А куда домой? Я ничего не понял. У неё нет дома, Ира!

– Есть! Дай мне скорее трубку!

Глава 22

Раньше она никогда здесь не была. Хотя нет, конечно была, только в таком возрасте, когда воспоминания ещё не остаются в памяти.

– Простите, я правильно иду? Мне нужен Петровский переулок.

– Правильно! – ответила ей прохожая, небольшого росточка бабуля. – Сейчас иди прямо, вон за тем бугром направо сворачивай, а там до Петровского пара шагов. А тебе кто там надобен, детка? Я всех оттудова знаю.

– Мне нужен дом Прасковьи Назаровой, она тут жила много лет назад…

– Парашки-то? – воскликнула бабулька. – Так и сейчас живёт, что ей сделается?

– Что?! – Люба будто налетела на стену с разбегу. – Что вы сказали?!!

– А что такого я сказала, детка? – старушка даже испугалась немного.

– Как живёт? Разве она не умерла?

– Кто, Парашка?

– Прасковья Ивановна Назарова!

– Чего ей помирать-то, детка? Она ведь младше меня на цельных пять лет! Ну да, что ты на меня вылупилась? Это я выгляжу, может, молодухой, а так-то мне уж девяносто годков!

– Господи боже мой…

– А ты кто будешь Парашке-то? Не внучка ли, случаем?

– Внучка…

– Долгонько же ты к нам собиралась!

– Нам сказали, что бабушка умерла…

– Охохонюшки, ох и злые ж языки бывают у людей!

– Вы меня проведёте к ней, бабушка? – отчего-то Люба испугалась, даже ноги у неё ослабели, будто кисельные стали.

– А чего не провести? Проведу, конечно. Идём, детка. А ты мне пока про мамку свою расскажешь.

– Мама умерла четыре года назад…

– Это мы знаем, голубушка. Уж как горевала Парашка, как горевала! Места себе не находила. Хотя сама виновата, конечно. Однако… – бабуля повернула к Любе светлое лицо, – у каждого человека должен быть шанс, чтобы ошибки свои осознать и исправить. Иначе не по-божески это получается, не по-христиански, понимаешь?

– Понимаю.

– Ну вот. А раз ты приехала, значит у Прасковьи теперь этот шанс появился. Страшно одной-то, голуба. Невозможно одной. Ты, пока молодая, вряд ли это поймёшь, а вот меня послушай. Человек с человеком должен жить. Только так можно на земле нашей матушке, и никак иначе. По-другому не жизнь это, детка, а навроде смерти.

– Человек с человеком не всегда может… – тихо, почти про себя прошептала Люба.

– А вон и дом Парашкин. О, глядите-ка! И сама стоит, как почувствовала… Ну, иди, детка, иди, теперича я тебе не нужна…

Она стояла, высокая, прямая, у калитки, держась рукой за изгородь. Вечернее солнце серебрило её длинные волосы, скрученные в густую косу, и отражалось в светлых, почти прозрачных глазах. Её лицо и весь её облик были устремлены на ту, которой когда-то не позволили остаться здесь. А на этом лице – предчувствие, и боль, и острая радость, и раскаянье вперемешку с обещанием, и самые горячие слова о том, что прошлого уже не вернуть, но есть надежда, что настоящее окажется совсем другим, полным смысла и добра, и задушевных разговоров, и нежных поцелуев на ночь, и горячего парного молока, и крепкого дома, наполненного детским смехом, и неба, отражающегося в этих глазах – бабушки и внучки, – так похожих друг на друга. И они сделали первый шаг навстречу друг другу, потому что человек должен быть рядом с другим человеком и делить с ним радость, и горе, и надежду. И прощать…

– Бабушка!

– Любашка!

Тепло, такое знакомое и родное, исходило от бабушки, и Люба вдыхала его – и оживала на глазах, как птица феникс, возрождаясь из пепла.

– Простишь меня, внучка?

– Мне не за что тебя прощать, бабушка!.. – Люба с любовью вглядывалась в лицо, так похожее на мамино. Боже мой, ведь она могла никогда не приехать сюда, не увидеть! – Но откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Разведка донесла, – усмехнулась старуха и оглянулась назад.

Люба замерла, не веря собственным глазам. Из высокого бревенчатого дома выходил человек, который никак не мог и не должен был тут находиться! Он направлялся к ней, к ним обеим, и Люба схватилась за руку бабушки, чтобы не упасть.

– Здравствуй, Люба.

– Здравствуй, Глеб…

– Я приехал, чтобы всё тебе объяснить.

– Зачем? – Она вскинула упрямо голову, но тут вдруг почувствовала крепкое пожатие своих пальцев и услышала тихий шёпот:

– Не повторяй моих ошибок, внучка…

– Это была Юля, Любаш. Жена моего брата. Они оставались у нас, чтобы отпраздновать Юлин день рождения. В тот момент, когда ты… увидела нас, я помогал ей спускаться с крыльца, потому что у неё закружилась голова. Такое бывает у беременных.

– Бывает, – тихо прошелестела рядом старушка.

– Вы выглядели, как… как влюблённые!

– Потому что мы действительно искренне любим друг друга. Как родственники! Люба, я потом всю ночь искал тебя, весь город обежал! Но даже представить себе не мог, что ты остановилась в том же отеле, где работаю я!

– Ты работаешь в «Звезде»? – поразилась девушка.

– Да, су-шефом.

– Это кто такой?

– Я тебе потом объясню. О том, что ты живёшь у нас, я понял, когда мне рассказали про отчаянную девушку, которая сжигала себя в танце минувшей ночью… Я сразу догадался, что это ты, и в ту же секунду кинулся к тебе, но уже не застал. Ты уехала, исчезла, бросила меня, так и не дав мне возможности всё объяснить! Я думал, что с ума сойду от горя! Но потом мне позвонила мама…

– Мама… – прошептала Люба.

– Да, моя мама. Когда ты звонила из аэропорта своему Артёму, она стояла рядом. И сразу поняла, куда ты полетела.

– Почему она стояла рядом?

– Об этом я тебе тоже потом расскажу, – он улыбнулся, и в сердце Любы распустился цветок от этой его улыбки. – Я тут же помчался в аэропорт и силой заставил продать мне билет на прямой рейс. И вот я здесь… Прасковья Ивановна меня приютила и всё от меня узнала. О тебе и о нас… Люба, Любочка… Скажи, у меня есть ещё надежда?

Солнце брызнуло сверху ярким лучом и зажгло, и расцветило землю сентябрьским золотом. С громким курлыканьем птицы летели на юг, следуя зову природы, а душа Её, согласно тем же законам, потянулась к Его душе.

– Ну что ты застыла, глупая? Беги к нему!

И она побежала. И прижалась изо всех своих сил к тому, кто занял в её сердце столько места, что не осталось в нём больше пустоты. А вместе с этой пустотой ушла печаль…

Источник изображения, использованного на обложке: pixabay.com (бесплатно для коммерческого использования, указание авторства не требуется).

Рейтинг@Mail.ru