Екатерина Александровна Балабан
Лесные байки
Шатающийся мост, например, мог пропустить туда и спокойно провалиться обратно, но женщины проигнорировали такую «чудесную» возможность. За мостом, обманчиво ровная грунтовка стала периодически прерываться глубокими грязевыми озерами. Автомобили уходили по самые дверцы в черную жижу, черпали носом воду, с трудом выпрыгивали на поверхность. Потом пришлось оттаскивать в сторону деревья, перепрыгивать бревнышки поменьше, продираться сквозь кусты. Километра через два с половиной после продвижения таким необыкновенным способом, машины, как три разноцветных котенка из сказки Сутеева, побывавшие в саже, в муке и в пруду, вылезли на очередной пригорок одинаково леопардового цвета с оттенком побежалости.
С отчаянием взирая на недавно отмытого «Китайца» Миша отказался ехать дальше. На сей раз – о чудо – с ним согласились абсолютно все. Впереди поджидала даже не очередная лужа, а настоящее бескрайнее море, форсировать которое никому не хотелось.
Миша подумал, что теперь-то точно – назад, но не тут-то было.
-Пешком, по бережку! – заявила Племянница, уверенно хлопнула дверцей маминого «Ветерана», вставила руки в карманы и первой пошла вперед по грязной колее в черные, густые тени, ощутимо пульсирующие под вековыми елями и в глубоких оврагах.
За племянницей резво побежали Дочери-школьницы, весело щебеча о мертвецах и гробах. Сестры и Жена, полные сладкого предвкушения, перед необыкновенным приключением, затарились чайком и печеньками, чтобы приключение прошло вкуснее, и поспешили следом за девочками, пачкая белые кросы в липкой глине. Грустный Шпиц потрусил по травке, опасливо оглядываясь на хозяев и обреченно пофыркивая.
-«А по краям дороги мертвые с косами стоят. И тишина!» – прокомментировал происходящее Муж старшей Сестры цитатой из старого фильма, аккуратненько перебираясь туда, где травка была посуше и поплотнее.
Миша опять попытался остановить уходящих. Его все сильнее пугали мрачные тени, и тягучая неприятная атмосфера, наполненная ледяным ветром опасности. Он изо всех сил стал призывать вернуться, пугая реальными призраками, которые, ему показалось, вдруг явственно встали перед ним из темных низин, сверкая пустыми глазницами. Но разве можно напугать призраками тех, кто именно за ними сюда и приехал?
Тропа вилась по старой, размытой дождями и недавним разливом колее, под сенью низко нависших, колючих ветвей, по сырым, болотистым луговинам. Приходилось выбирать места посуше, прыгать с кочки на кочку, обходить канавки, лежащие стволы и колючки. По пути встретились следы жизнедеятельности кабана, свежие промятины от копыт лося в глинистой земле и, наконец, огромный след мохнатой медвежьей лапы.
-Пустяки, – и на этот раз отмахнулись Сестры от Мишиных страшилок, – Собаки прошли!
Если бы собаки!
Чистый ручей с каменистым дном, а за ним широкая речка перегородили дорогу, но опять никого не остановили. Племянница просто сняла ботинки, закатала штаны и, невзирая на майский холод, перешла обе преграды вброд. Муж старшей сестры обреченно вздохнул, философски взирая на неизбежность, и вообще не разуваясь переместился на другую сторону с таким видом, словно и не по воде шел, а посуху. Остальные кое-как попрыгали через ручей, реку преодолели по бревну, перекинутому давним ураганом. Вскоре на пригорке показалась деревня – несколько черных домов, разрушенных временем и ветрами. Проваленные крыши, покосившиеся сараи без дверей, приземистые, замшелые баньки. Чуть в стороне от единственной улицы возвышались порталом в никуда, покосившиеся воротца, наверное, когда-то приветливо распахивающие двери гостям, а сейчас одинокие и никчемные.
Миша притормозил перед речкой невольно залюбовавшись, забывшись. Достал телефон и принялся фотографировать все подряд. Пейзажи с пригорка неожиданно открылись потрясающие. Старые яблони и черемухи буйно цвели, купая ветви в прозрачной воде. Желтые одуванчики убегали в тенистые березовые рощи. Древние липы и ели величественно возвышались в окружении молодняка на крутом овражистом берегу. Старые дома выглядели живописно в буйном зеленом царстве и цветущих черемухах.
Родственники уходили все дальше от Миши, аукаясь, подшучивая друг над другом. Их разноцветные спины какое-то время мелькали на фоне погнивших заборов и стен, между стволами деревьев и кустарниками, а потом пропали из виду насовсем. Радостные голоса стихли, поглощенные расстоянием и тайной.
Это был последний раз, когда Миша видел своих. Сестры растворились в сизом облаке, выползшем из старого, заросшего сада; лицо Жены мелькнуло между цветными, хорошо сохранившимися ставнями, провалившегося посередине дома и скрылось; Дочери убежали догонять собачку под горку и не вернулись. Племянница села на гранитный валун передохнуть. Миша только на миг отвлекся, а когда обернулся, с валуна взлетела большая серая птица, похожая на сову. Муж сестры прислонился к сосне и слился с нею, став неотличимым от ствола.
Потом, по прошествии времени, Миша корил себя за то, что сразу не бросился следом за всеми, за то, что долго впечатлялся красотами и позабыл об осторожности. Когда он бросил телефон в карман и двинулся туда, где последний раз слышался женский смех, ему еще казалось, что ничего не поменялось, что он быстро нагонит своих и снова примется по привычке ворчать, звать назад и получать отказы, но не тут-то было. Как ни быстро он шел, как ни внимательно смотрел, он никого больше не видел и не слышал. Нигде!
Он нашел синий рюкзак одной из Сестер на поломанной табуретке у провалившейся в землю избушке. Немного подальше, у того самого камня, с которого взлетала птица, валялся огненный шарф Племянницы. Зеленая шлейка Шпица висела на ветке распускающейся липы, кожаная куртка Жены валялась рядом на траве, а чуть подальше, ровным рядком стояли ботиночки Дочек.
Мишу эти ботиночки особенно впечатлили. Потерять шарф, рюкзак, куртку и даже шлейку – еще куда ни шло, но ботиночки надо специально снимать и выстраивать в ряд. Зачем?
Неужели его просто пугают любимые родственнички?
Думать так было спокойнее, но сколько Миша ни звал, ни искал, никто не отзывался и не находился. Пытался звонить, но телефон не ловил. Ни сети, ни Интернета. А время шло! Миша обежал всю деревню несколько раз. Сунулся в лес, в рощу, прочесал запущенные сады, полные белого цветения, подвалы и чердаки разрушенных домов, даже на маленькое деревенское кладбище сходил. Бесполезно. Рискнул вернуться к машинам, брошенным за два километра от деревни. Машины стояли на пригорке пустые и равнодушные к Мишиным поискам и к его отчаянию.
Вечерело. Миша прислонился к грязному «Китайцу» размышляя что же теперь делать. Ему стало по-настоящему страшно. Просто ждать? Может побалуются и вернутся? А если никто не балуется и что-то на самом деле случилось? Если видения, которые он наблюдал и принял за игру воображения, были не видениями вовсе?
На пригорок въехала старенькая черная «Шнива», остановилась в непосредственной близости от Миши и от бескрайнего моря-лужи. Высокий, стройный молодой человек выбрался наружу, вытащил зачехленную камеру и фотоаппарат. Черные взлохмаченные волосы лезли ему в лицо, он откидывал их и хмурился.
Заметив Мишу возле «Китайца», молодой человек подошел, поздоровался. Его черные глаза, смотрели внимательно и печально.
-Вася, – представился он приятным баритоном.
Миша тоже представился и неожиданно, без всякого перехода, рассказал этому совершенно чужому, но необыкновенно располагающему человеку о пропавших родственниках и своих бесполезных поисках.
Вася слушал, не перебивая. Его явно не просто заинтересовала ситуация, он проникся настолько, что несколько раз просил повторить некоторые детали. Особенно внимательно отнесся к взлетающей с камня птице и воротам без дверей.
-Зайца не было? – зачем-то спросил он.
-Нет, не было зайца, – удивился Миша.
-А грязного мальчишки, тоже не было?
-Нет! И мальчишку не видел, – Миша недоумевал, – Вы знаете что-то?
Вася вздохнул, тряхнул волосами.
-Они не вернутся, – печально изрек он, – Они никогда не вернуться. Но можно хотя бы попытаться понять, что произошло, чтобы такого не повторилось с другими.
